В коросте – желанный,
С погоста – желанный:
Будь гостем! – лишь зубы да кости – желанный!
…Речетативом – тоски протяжней:
– Хилый! чуть-живый! сквозной! бумажный!
[3. T.2. C.340]
Вот именно таким и предстаёт царевич-гусляр в «Царь-
Девице»: «снеговее скатерти, Мертвец – весь сказ…»
[3. T.3. C. 197]. Будто мачехина жажда поглощения пасынка уже
вытянула из него все соки.
Ужасающий аспект материнства, отторгнутый от понятия
«мать» нашим культурным сознанием, явлен в собирательном
образе мачехи-Федры. Явлен, но, видимо, не вполне осознан
Цветаевой, раз из смертных грехов кровосмешения, «вампиризма»
и некрофилии разве что в первом робко осмелимся мы
заподозрить какую-либо из её «отвергнутых страдалиц» (с
дозволения автора), раз только жалостью к убитому
(стихотворение «Пожалей…») автор объясняет порыв своей
лирической героини:
Дай-кось я с ним рядом ляжу…
Зако-ла-чи-вай! [3. T.1. C.575]
«Соединение автономного комплекса с сознанием вовсе не
означает, что он ассимилируется последним, он лишь
воспринимается им, оставаясь недоступным сознательному
контролю», – комментирует подобные явления Юнг [8. C.329].
Посмотрим теперь, какая фигура стоит в оппозиции к
образу мачехи. Начнём опять с поэмы «Царь-Девица».
Вожделеющая, готовая поглотить царевича «мать» – с одной
стороны, с другой – Дева-Царь, хохотнувшая при первом взгляде
на гусляра:
Не думала я себе младенчика
От взгляду одного нажить! [3. T.3. C.208]
Тоже «мать»? Возможно. Но облик её необычен,
традиционный положительный аспект материнства не суждено нам
разглядеть и тут. Рассмотрим подробнее вторую составляющую
архетипа анимуса в аналитической психологии.
Дабы воплотить в сыне собственное мужское начало, мать
должна сделаться отцом собственному ребёнку. Скажем мягче,
+dsunbmni матерью», активировав в себе, по выражению
Э. Нойманна, «уроборический» аспект архетипа матери: «В
случае с ребёнком, сосущим материнскую грудь, мать всегда