К  сожалению,  мой прогноз оказался правильным, моим  друзьям  в
ИСЭПе  не  поздоровилось.  А я проработал  в  ленинградской  части
Института  этнографии  десять довольно счастливых  и  плодотворных
лет.   В  Москву  я  переехал  только  в  1985  г.,  спасаясь   от
ненавистного   ленинградского  обкома,  который   блокировал   мои
заграничные поездки и вообще отравлял жизнь. Эта история  подробно
рассказана в моей автобиографической статье, поэтому не  стоит  ее
повторять. Возможно, следовало уехать не в Москву, а в Калифорнию,
но этого я почему-то не сделал.
  Вопрос:  Если вы пытались способствовать развитию духа  научного
поиска во второй половине 1980-х годов, во времена перестройки, то
что удалось и что не удалось осуществить?
  Ответ:  Как  и  все мои друзья и коллеги, я был рад  открывшимся
новым  возможностям  и пытался их использовать.  Но  вместо  того,
чтобы  "перестраиваться",  я продолжал  ранее  начатую  работу  по
этнографии  детства и теории сексуальности, дополнив ее некоторыми
новыми  социально-политическими сюжетами,  воплотившимися  в  ряде
статей.  Кроме того, я пытался организовать публикацию  нескольких
тематических   сборников   переводных   работ   междисциплинарного
характера  по  основным проблемам человековедения.  На  реализацию
этого  замысла ушло несколько лет жизни, но ничего не  получилось.
Сначала  было трудно преодолеть консервативную инерцию  издателей,
потом  - получить копирайты, потом в стране не стало денег и  всем
все  стало  до лампочки. В конце концов, я понял, что  моя  работа
никому не нужна и можно рассчитывать только на собственные силы.
  Вопрос:   Для   специалиста  в  сфере  социальных   наук   важна
методологическая  позиция и пристрастия. Каково Ваше  отношение  к
современным социологическим теориям и подходам?
  Ответ:   Поскольку  я  не  преподаю,  то  читаю  литературу   не
"дисциплинарно",  а тематически, в зависимости  от  своих  научных
интересов. В последние годы это в основном то, что связано с полом
и сексуальностью. Общие социологические теории в круг моего чтения
не  входят.  Однако  я  сохраняю  привязанность  к  символическому
интеракционизму.
  Вопрос:  Насколько  влияли  на характер  и  интенсивность  вашей
деятельности   в   университете  политические   и   идеологические
требования со стороны партийно-государственных органов?
  Ответ:  Иногда. Например, мой интерес к социологии молодежи  был
прямо связан с социальным заказом. Но делал я все по-своему и ни в
какие  идеологические  обоймы не входил. Отчасти  потому,  что  не
люблю  аппаратных  игр, а отчасти потому, что со мной  жульничали.
Мои   коллеги,  сотрудничавшие  с  ЦК  ВЛКСМ,  получали   за   это
заграничные командировки и тому подобное, а меня использовали  "за
так".  Ждать  лояльности  от  человека,  которого  дискриминируют,
нелепо.
  Вопрос:  Во  всяком  случае, предыдущий вопрос  тесно  связан  с
проблемой  мотивации  преподавательского  и  научного  труда,  его
продуктивности.  Можете ли вы назвать наиболее значимые,  с  вашей
точки  зрения,  собственные  научные и педагогические  достижения,
которые  являются  этапными  в вашем творчестве?  Что,  по  вашему