дискурсе, что это такое? Что остается после отбрасывания того, что я
рассматриваю как покушение на мою свободу? Моя непредсказуемая
эксцентричность? Нелепое и неизвестно чем мотивированное желание?
Что такое, в конце концов, эта остающаяся в осадке после всех разобла-
чений, растворяющих властный проект, свобода? Да и есть ли этот оста-
ток действительная свобода? И тогда надо спросить себя, а хочу ли я, по
большому счету, такой свободы? Предположим, что мы заключили в
скобки все то доминационное содержание, которое имеется в языке,
культуре, во всех дискурсах, в том числе и в моих собственных. Тогда на
дне, в осадке может оказаться (опять-таки!) не что иное, как самый
устойчивый, но вполне партикулярный миф западного человека - все та
же власть и могущество, воля к нему, представленная в индивиде и его
рациональности в ее земной, слишком земной генеалогии. Далеко ли мы
уйдем в этом случае от Ницше? От волевых и силовых утверждений
сущего, лишенного и тени бытия? Здесь мы принимаем хайдеггеровское
различение бытия и сущего.

Школа подозрения есть прежде всего школа редукционизма по от-
ношению к смыслу, к автономии его сферы, к духовной реальности как
таковой. Структуру мысли в общем виде можно представить как сочета-
ние ее внешних условий (условий ее генезиса и воспроизводства) и ее
внутреннего смысла или содержания. Существуют социально-материаль-
ные "ячейки", очаги мыслегенеза - наподобие колб Дьюара, в которых
химик хранит жидкий азот. Но эти внешние условия позволяют светиться
в их глубинах смыслу, предметному значению мысли, представляющему
другой полюс ее структуры. Зазор между этими двумя сторонами откры-
вает поле возможных толкований мысли и саму возможность процесса и
диалога в понимании мышления и интеллектуальной истории. Вопрос,
который здесь существен, состоит в определении связи этих сторон.
Например, сводится ли смысл к этим внешним готовностям или диспози-
циям (прежде всего социально-материального или психофизиологическо-
го плана) или же нет? Установка на подозрение состоит в том, чтобы
такое сведение провести, легитимизировав его в философском дискурсе.

В. П. BuJruH.nocTCrpykTypaMUCTCkM методология истории            55

Эту тенденцию школы подозрения можно обозначить как релятивизм,
психологизм, историцизм, биологизм, экономический материализм...
Установка эта имеет много вариантов. Ей противостоит установка, заяв-
ленная Гуссерлем, восстановившим в правах платонистское доверие к
автономным смыслам, к сфере содержания мысли, независимого от
материальных условий и от ее осуществлений.

Метафизику подозрения как познавательную ориентацию Ницше ре-
зюмирует в таком онтологическом суждении: "Мир, в котором мы живем,
не божествен, неморален, "бесчеловечен"" ^. Из такой метафизики вы-
текает и соответствующая, снижающая объект рассмотрения герменевти-
ка, ярким примером которой служит следующая фраза: "Немецкое недо-
вольство жизнью, - говорит философ, имея в виду прежде всего шопен-
гауэровский пессимизм, - есть, в сущности, зимняя хворь, с учетом