средствами. В принципе, в течение фильма он и так успевает заработать пару
пожизненных сроков и смертных казней, но этого неутомимому гуманисту мало,
и к списку  должностных  преступлений  он  добавляет  угон  боевой  машины
(истребителя) и самосуд.
     Зубодробительные  и  слезовышибательные  сцены   драк   с   пиратами,
восстания  дракониан-рабов  и  финальной  Битвы  За   Замисса,   вкупе   с
примирением враждующих сторон, описывать  не  стоит.  Все  равно  в  более
жестоком и честном произведении Лонгиера ничего этого  нет,  а  есть  куда
более   правдивое   изображение   бьющегося   об   стену   стереотипов   и
предрассудков, изнемогающего в попытках  повернуть  обладающую  гигантской
инерцией  военно-административную   машину   человека.   Поражает   только
легкость, с которой сцена с пересчитыванием пальцев перенесена  из  одного
контекста в другой.
     О  последних  кадрах  фильма  уже  просто  нечего  сказать.  Даже   в
лихорадочном бреду Дэвидж из рассказа не доходил до такого вопиющего гимна
антропоцентризму, возвещаемого на фоне выстроенных по  ранжиру  дракониан.
Принятие имени из другого языка - вещь вообще очень сложная,  а  в  случае
драконианской цивилизации - усложненная в квадрате!
     Для того, чтобы понять  это,  надо  объяснить  некоторые  соотношения
земной и драконианской цивилизации, данные Лонгиером через  незначительные
детали и особенности построения драконианского языка.
     Прежде всего,   можно   заметить,   что   под  землянином  понимается
американец,  а под американцем - WASP (белый англо-саксонский протестант).
В драконианине,  напротив,  находят отражение черты всех других рас Земли,
традиционно  считающиеся  "странными",  "непонятными",   "враждебными"   и
"злокозненными".  Во  всяком случае,  по языку и поведению дракониан можно
отчетливо провести аналогии с японцами,  мусульманами, евреями и русскими.
Имя  Джерриба  Шиген  ассоциируется  с арабо-японским набором,  "талман" -
почти прямое производное  от  сложения  "талмуда"  и  "корана",  а  реалии
драконианского   общества,  начиная  со  столовых  и  кончая  репрессивной
психиатрией,  списаны с  недавнего  представления  среднего  американца  о
России,  вплоть  до "загадочной русской души".  Кроме этого,  есть и более
глубокое  противопоставление   двух   типов   цивилизаций   -   открытость
американско-европейского    варианта,    и   закрытость,   традиционность,
консервативность  восточного,  к  которому  принадлежат  упомянутые  здесь
прототипы  драконианского общества (и в значительной степени мы с вами,  к
сожалению).
     Даже в этом сам рассказ предоставляет больший простор для размышлений
и сопоставления различных типов обществ.  В  фильме  вся  идейная  сторона
сведена  к  плакатности,  и  не  использованы  возможности,  данные  более
глубоко.  В  принципе,  зная  истоки  формирования  образа   драконианской
цивилизации,  можно  было бы в любом случае - меняя или не меняя остальной
сюжет, обогатить фильм не меньшей цветистостью и своеобразностью.
     В чем же мы убедились в результате такого разбора вещи Лонгиера и  ее
экранизации? Разве  что  в  том,  что  кроме  названия,  в  них  совпадают
некоторые  эпизоды  и  имена  главных  героев.  В  остальном  "Враги  мои"
различаются,  как   статуя   египетской   кошачьей   богини   и   базарная
кошка-копилка. Хотя и та, и другая - кошки...
     Зачем же тогда было заведомо искажать хорошую,  честную вещь,  снимая
сентиментальную  сказочку  для  среднего  американца  дошкольного возраста