исторической реальности, который ранее оставался скрытым, недоступ-
ным анализу. Аналогия с физикой здесь по-прежнему уместна. Уравнения
квантовой физики таковы, что они в качестве своих решений дают набор
дискретных позиций, которые могут заниматься индивидами - атомами,
элементарными частицами и другими дискретными физическими образо-
ваниями. Точно так же и в исторической науке: вместо того чтобы опи-
сывать какую-то конкретную историю (а их стало поразительно много, и
на эту "мультипликацию" историй как на эмпирическую базу опирался
структурализм, предлагая свой вариант обновления исторической мысли)
на языке людей (кто что сделал, кто на кого и как повлиял, кто для кого
был предшественником и т. п.), можно описывать ее на языке безличных,
бессубъектных позиций, занимаемых и реализуемых, конечно, людьми,
которые как психологические индивиды при этом, однако, вовсе не
творят из себя сами эти позиции, а, напротив, вынуждены считаться с
ними и даже сами ими определяются. Можно сказать, что при этом
описывается структура определенного социоисторического "поля", его
потенциалы, уровни и другие характеристики. Функция исторического
деятеля тем самым как бы переходит от человека (мыслимого в категори-
ях психологии прежде всего) к самоактивному полю, к анонимному
безличному механизму, к социальной системе, в дискретную и динами-
ческую структуру которой человек входит независимо от своей воли и
сознания, хотя и не без их участия.

"Полевое", целостно-динамическое и безличностное описание исто-
рии чрезвычайно многообразно. Его применение обогатило возможности
науки, расширило ее горизонт. Теперь стало реальным писать истории
"позиций" и "структур", а не истории "людей" в прежнем смысле тради-
ционной историографии. Рамки биографизма, нарратива, идущего от
персоны, были преодолены. В истории гуманитарного знания этот подход
был развит, например, М. Фуко и его учениками, один из которых, Фран-
суа Делапорт, применил его к анализу истории ботаники в XVIII в. Сам
Фуко, как известно, блестяще его продемонстрировал в ряде работ, в
частности и в широко известной книге "Слова и вещи" (1966), в которой
"полевой" аспект истории культуры оформился в концепции "эпистем".
Результатом применения указанного подхода стало переопределение
интеллектуальной истории Нового времени, подорвавшее доверие к

46                          Hcropuk в nouckax метода

исключительной значимости анализа ее коронованных героев и суперз-
везд, а также и к устоявшимся в культурном сознании и практике дисцип-
линарным членениям знания.

Многие историки, особенно историки науки, правда, встретили ра-
боты Фуко с немалой долей скептицизма, что вряд ли можно объяснить
простым консерватизмом. Мы уже сказали, что в качестве радикального
замысла "новой истории" пафос полного и окончательного устранения
человека из истории провалился. И здесь "консерваторы от истории"
показали, быть может, не столько свою инертность, сколько точность
интуиции. Но в целом все эти методологические баталии конца 60-х и