это сделать.
     Благородная идея очистить земную историю от необратимого преступления
-   уничтожения   самобытных   цивилизаций    американских    континентов,
тихоокеанских островов и полярных областей, превращается в "Миссионерах" в
свою  противоположность  -  кровавую  и  бессмысленную  месть  европейской
цивилизации,   реконкисту,   развязанную   кучкой   вульгарно-исторических
фанатиков.  Вроде бы простые предостережения:  Не цивилизаторствуй! (почти
как  "Не  охоться!"  Ольги  Ларионовой);  Не цель оправдывает средства,  а
средства извращают цель!  (иногда доводя ее до  своей  противоположности);
Управлять  историей нельзя,  она движется только сама!  (впрочем,  историю
можно остановить,  убить,  превратить время  в  безвременье.  Иногда  она,
правда,  оживает,  но  такое  управление  аналогично лечению сульфазиновым
шоком);  Раз скатившись до подлости,  увязаешь в ней  навсегда!  (даже  не
замечая,  как  переходишь  с  одной  ступени  на  другую,  более  низкую);
Технологическая цивилизация развивается неостановимо! (остановить ее может
только  полное  истощение  ресурсов  -  материальных и трудовых);  Война -
чудовищный ускоритель технического прогресса!  (обратное утверждение также
верно)...
     Стоит подробнее рассмотреть исторические и  литературные  корни  этих
параграфов катехизиса новой фантастики.  Не будем обращаться к летописям и
мемуарам конкистадоров,  не обладая профессиональными  знаниями  по  этому
вопросу.  Настроение  и  особенности эпохи великих географических открытий
достаточно  широко  известны,  да   и   сами   авторы   показывают   своих
конкистадоров   в   рамках   несколько   вульгаризированного  сложившегося
стереотипа,  как  сборище  авантюристов,  подогреваемое  адским   пламенем
религиозного  фанатизма,  людей,  чей  разум скован церковными догмами,  а
моральные принципы  проповедуемой  религии  извращены  до  неузнаваемости.
Значительно   ближе   к   нашей  теме  будет  литература  (большей  частью
приключенческая) девятнадцатого - начала двадцатого веков.
     Наиболее известным из ранних примеров обращения к  теме  колониальных
взаимоотношений может служить рассказ Проспера  Мериме  "Таманго".  В  нем
скорее всего впервые анализируется духовный мир  дикаря,  человека  другой
расы, другой цивилизации. "Открытием" Мериме является утверждение,  что  и
дикарю, нехристю, "черномазой обезьяне" присущи те же чувства  и  страсти,
что и любому европейцу, читателю его рассказа.
     Вслед за  этим  приключенческие романы захлестнула волна "благородных
туземцев". Шарахаясь из крайности в крайность, авторы выводили на страницы
одного  за  другим героев,  идеализированных до полупрозрачности.  Оцеола,
Талькав,  Чингачгук  с  Ункасом...   можно   и   не   продолжать.   Злодеи
неевропейского  происхождения  также  были  самыми  злодейскими  злодеями,
настоящими исчадиями ада.  Пр-роклятые ирокезы! Настоящее отношение к иной
расе проявлялось в сексуальном вопросе: К услугам европейского лирического
героя были любые  прекрасные  туземки,  вплоть  до  наследных  принцесс  и
избранниц богов (кстати,  здесь проглядывает некое сходство с монахинями).
Благородный  европеец,  спасающий  прекрасную  жрицу  или  юную  жертву  с
алтаря... Но представьте грязного аборигена, похищающего монахиню, невесту
христову.  При полной  аналогичности  ситуации  отношение  и  читателя,  и
большинства  авторов  заметно различается.  Окончательно это проявляется в
характеристике потомства смешанных браков - самые патологические негодяи в
литературе - это метисы,  мулаты,  креолы и прочие полукровки.  Даже более