волос и в красной тюбетейке. На удивление изящно эта тварь подошла к нашей
свинье, кот повел своими ушами, а индеец едва заметно кивнул. Глаза его были
закрыты. Я вжался в подушку, боясь пошевелиться. Существо явно что-то
говорило свинье, я вдруг заметил зеленоватые огоньки в ее пластмассовых
глазах. Она характерно затарахтела, и из нее поползла бумага. Нижняя голова
открыла рот с рядом огромных лошадиных зубов, оттуда высунулся длинный
розовый язык, а из-под него - крошечная сморщенная рука. Она тянулась к
бумажной ленте, растягиваясь на глазах, наконец, схватила ее и попыталась
оторвать. У нее ничего не вышло, она была слишком слаба. Она мотала бумагу
из стороны в сторону, но та не отрывалась. Морда кота стала еще грустнее,
уши нервно вздрагивали. Индеец стал медленно открывать глаза. Я зажмурился.
Было очень тихо. Мне был слышен стук собственного сердца. Не раньше, чем
через полчаса, я рискнул заглянуть под письменный стол - кроме свиньи там
никого не было. Лиза спала сном младенца. Глаза нашего оракула снова были
безжизненны.
Может быть, я потерял сознание, может быть, заснул. У меня есть
надежда, что все это - лишь приснилось мне.
- Смотри, - разбудила меня жена. - Ты ее вчера о чем-нибудь спрашивал?
- Доброе утро! - сказал я.
- Смотри, - она протянула мне бумажную ленту.
Она была недлинной. Строк десять, не более.
Каждая строка волнистыми линиями соединялась с знаками в других
строках, создавая впечатление испорченного детскими каракулями письма.
Естественно, ни один значок не был мне известен.
Что я мог сказать? Впрочем, Лиза и не настаивала.
Иной раз мною овладевала решимость. Мне жутко хотелось оторвать свинье
ногу или голову: вынуть из паза, а потом поставить на место. Я бы сделал
это, если бы верил, что хоть что-то изменится.
Однажды Лиза спросила, когда умрет ее дедушка ( он действительно был
очень плох). Свинья ответила с точностью до минуты. Мне с трудом удалось
истерически не расхохотаться. Я придумал для свиньи новый вопрос. Не про
себя, упаси Бог.
Один раз я ходил с ней гулять. Мы вышли ночью, месяц был подернут
слабой пеленой перистых облаков, было холодно. Я взял для нее шерстяную
подстилку, положил на снег и поставил на нее свинью. Она сделал по ней два
или три шага и затем села, растопырив свои пластмассовые ноги. Я стоял и
смотрел на нее сверху вниз. Минуту, две, три. Звезды сияли. Никогда, ни в
одном живом существе, ни в одном камне или закате я не чувствовал столько
тоски.
Я придумал вопрос. Я спросил ее: "А когда ты умрешь?" Она ответила.
Особенно наглядно это выглядело на кассовом чеке. Там было пробито:
"Никогда".
Утром я отвез ее на другой конец города и отдал в какую-то коммерческую
палатку, торгующую игрушками. Девушка-продавщица весело улыбалась.
"По повелению использованию подлежит - свинья-оракул".
Мне не страшно смотреть на звезды, мне страшно быть с ними рядом.
Страшный суд, вечная жизнь, говорите вы?
1-4.1.1997 г.
Соколиная Гора.
http://www.lib.ru/ZHURNAL/abdullaew.txt