Неоценимую помощь, без которой эта книга едва  ли была бы завершена, оказали
мне М. О. Чудакова и Е. А. Тоддес.

Виктор Шкловский
ГОРОД НАШЕЙ ЮНОСТИ
     Петербург еще не был Петроградом.
     Еще трамваи не доходили до взморья.
     Невский  был  вымощен торцами  и  кончался  ne  площадью  Восстания,  а
Знаменской площадью.
     На площади  стоял на широкой плите короткохвостый битюг, у которого как
будто болели почки: так он отставил задние ноги.
     Передними  ногами  тяжелый конь  упирался  в гранит;  голова  его  была
наклонена, словно он уперся в неспешном ходу лбом в стену.
     На  битюге сидел плосколицый, плоскобородый,  кособрюхий царь в плоской
барашковой шапке.
     Памятник  поставили в знак того, что с этого места начинается дорога на
океан;  обозначал  же  он  то,  что  на  этом  месте дорога  царской  России
кончается. Династия уже отпраздновала не свое трехсотлетие.
     Правее памятника шла  улица Лиговка, по ней  текла речка, еще не вполне
закрытая.  Шла  улица с  узкими  домами,  построенными  на  полосках  земли,
когда-то бывших наделами пригородных крестьян и ямщиков. Пригородная деревня
обратилась в привокзальную улицу -- шумную, грязную, неспокойную. У нее была
своя  пресса,  которая   называлась   "Маленькая  газета";  ее  редактировал
знаменитый арбитр французской борьбы Лебедев -- Дядя Ваня.
     У  хвоста памятника начинались Пески -- тихое чиновничье  место. Пустые
пески.  Греческая церковь посредине, а тут же дом дешевых квартир с двойными
воротами, сквозь которые проезжал паровичок,  таща  за собой  -- через  дыры
дома -- дым и конки туда, к рабочей окраине: на Шлиссельбургский проспект.
     Рядом -- корпуса больницы.
     На Песках, недалеко от  Греческой церкви, на втором этаже скучного дома
в довольно большой и очень  пустой квартире жил  в  20-е  годы молодой  Юрий
Тынянов.
     Места  вокруг  раньше  были  молчаливы.  Смольный   институт  был   еще
Институтом благородных девиц, в саду вокруг Таврического дворца молчат тихие
пруды; в самом дворце -- Государственная дума.
     Как знак ее деятельности -- между ней  и  Невой  краснеет восьмигранная
башня водокачки.
     Казармы вокруг Таврического дворца  безмолвны: у ворот  стояли часовые;
мощеные дворы тихи, все сжато, как пар в котле.
     На  перекрестках города летом и зимой в  те  годы, часто по двое, стоят
молчаливые городовые; зимой уши городовых завязаны башлыками.
     Город тих, особенно зимой, сумрачен, особенно осенью.
     Светлым и шумным местом для нас  был университет. В  него часто вводили
полицию.  Стоял он на северном берегу реки, которая знаменита была  тем, что
иногда, отступая от залива, затопляла город, переливаясь  через набережные и
выступая через водостоки.
     У каждого человека -- большого и маленького -- на дне воспоминаний, как
золотой песок после промывки, лежит какая-нибудь картина -- яркая, любимая.
     Это воспоминание снизу освещает и окрашивает жизнь.
     Данте в "Vita nuova" 1 вспоминает себя мальчиком, ему десять