сказочного мира  -  рукой  подать.  Каждый  видел  своими глазами водоем у
дороги,  из которого Королевич Марко поил своего пегого коня,  говорившего
человечьим голосом. На камнях до сих пор сохранился след копыта Шарца. Сам
Марко не умер, он спит в пещере на горной вершине, чтобы освободить, когда
придет срок,  сербов от турок.  Так рассказывали сербы,  а  словенцы ждали
освобождения и  царства  справедливости от  спящего в  недрах  гор  короля
Матияша. Фантастичное сливалось с чаяниями и надеждами угнетенного народа,
побуждая его к сопротивлению.
   Исследователи югославского  фольклора  охотно  занимаются  неразрешимой
проблемой:  почему  гусляры  и  сказители  сделали  общеславянским  героем
вассала  султана,  не  слишком удачливого в  военных и  политических делах
македонского князька  Марко,  сына  непопулярного короля  Вукашина?  Выбор
малоизвестного исторического лица как  центральной фигуры,  вокруг которой
складываются легенды,  песни,  предания,  явление  не  редкое.  Достаточно
вспомнить французского Роланда или тибетско-монгольского Гэсэра.
   Если  Марко, как и другие сказочные герои, порой бывает жесток, то иным
он  и  не  мог  быть в народном представлении в эпоху угнетения и насилий.
Османские  завоеватели  прибегали  к  самым  крутым  мерам: сажали на кол,
сжигали   на  медленном  огне,  подвешивали  на  железные  крючья,  головы
непокорных  украшали стены замков и городов. Недаром многие сцены сербской
народной  поэзии  шокировали  веймарского  министра Гете, который как поэт
глубоко  почувствовал  силу  и  выразительность ярких образов югославского
фольклора.
   Чудесные волшебные сказки сербы  называют "женскими".  Реалистические и
бытовые   рассказы  получили  название  "мужских".   В   последних  сильна
поучительная сторона.  Впрочем,  нравоучение скрывается  и  в  большинстве
волшебных  сказок.   Достаточно  вспомнить  заглавия  некоторых  из   них,
являющихся пословицами:  "У лжи ноги коротки", "Все важно, но важнее всего
ремесло".  Поучительны также  басни  о  животных.  В  них  находим сюжеты,
близкие басням других народов Европы, - от лисицы и винограда до черепахи,
обогнавшей зайца.
   Скорее  забавляют,  чем  поучают,  шуточные сказки,  которых  немало  у
склонных к юмору южных славян.  В народной среде всегда находится шутник и
выдумщик, человек с зорким глазом и острым языком.
   Обратим  внимание  на  знаменитого Насреддина  Ходжу,  среднеазиатского
мудреца,  попавшего сначала в турецкие, а затем в южнославянские рассказы.
При сравнении трех источников -  среднеазиатского.  турецкого, сербского -
становится очевидным не  только сходство,  но  и  менее заметная на первый
взгляд  разница  в  этих  версиях.  Ходжа,  путешествуя  на  юго-запад  от
Самарканда до Сараево и Мостара,  превратился из мудреца в смешного чудака
и приобрел все качества "премудрого дурака",  чьи поступки неожиданны, как
воля самого аллаха,  иногда бессмысленны,  иногда же ведут к познанию сути
вещей.  В  Герцеговине создан  образ  другого  простоватого и  хитроумного
чудака  -  Эро,  который не  теряется перед  сильными мира  сего  и  умеет
остроумным ответом выпутаться из самых трудных положений.
   Насмешливые   повествования  южных  славян  часто  представляют  жадных
монахов,  сребролюбию  которых  удивляется  сам  святой Савва. покровитель
сербской  церкви  ("Почему  монахи  всегда побираются?"). В одном народном
анекдоте  тонущий  в  реке  поп  не  берет  протянутую ему из лодки руку и
гибнет.  Попадья  укоряет крестьян: "Зачем кричали: "Дай, поп. руку!" Надо