И Клаве вспомнились  небольшая  уютная  комната  на  тихой  улочке  в
Польше, письменный стол, заваленный книгами и рукописями,  и  стремительно
движущаяся  по  листу  бумаги  ленинская  рука.  Мягкий  зеленоватый  свет
настольной лампы освещал лицо Владимира Ильича, голову, его необыкновенный
лоб гения. Но особенно в памяти осталась эта  стремительно  скользящая  по
листу бумаги рука, из-под пера которой рождались слова,  мысли,  пламенные
ленинские призывы, что несли потом через все полицейские кордоны на родину
его  товарищи  по  партии,  простые  борцы  революции,  такие   как   Иван
Герасимович, она, Клава Страхова,  многие  другие,  и  передавали  в  свою
очередь тоже товарищам, как  сейчас  передает  Иван  Герасимович  Блохину,
Фомину с военного завода... А они понесут дальше  и  дальше.  И  ленинская
живая мысль будет биться в сердце каждого простого человека.



                                    2

     В эту ночь в квартире Звонаревых появились жандармы.
     - Прошу прощения, господа,  -  с  видимым  удовольствием  выговаривая
каждое  слово,  сказал  молодой,  небольшого   роста   ротмистр   с   лихо
закрученными усами. - Извольте ознакомиться с сей бумагой.
     И он вручил Звонареву ордер на обыск. Ротмистр нагловатыми хозяйскими
глазами осмотрел со вкусом обставленную комнату, испуганных детей, перевел
взгляд  на  широкоплечую  фигуру  Васи  Зуева,  на  одетую  наспех   Варю,
задержался взглядом на ее растрепавшейся  пышной  русой  косе,  на  полной
обнаженной  шее.  Встретив  его  взгляд,  Варя,  как  от   холода,   зябко
передернула плечами и брезгливо запахнула на груди синий халатик.
     Всю семью собрали в детской. Надюшка  смотрела  большими  понимающими
глазами то на мать, то  на  отца,  то  на  стоявшего  в  дверях  жандарма.
Маленькие  девочки,  похныкав,  уснули.  В  остальных  комнатах  орудовали
жандармы и двое штатских. Для проформы ротмистр пригласил понятыми соседей
Звонаревых. Сонные и злые, они плохо понимали, чего от  них  хотят,  зачем
подняли в такой поздний час с  их  теплых  постелей,  привели  в  квартиру
Звонаревых, таких милых и степенных людей, и заставили  смотреть  на  весь
этот разор и беспорядок.
     - Послушайте, господин ротмистр, - обратился  Сергей  Владимирович  к
ротмистру. - Ваши действия по сути  никем  не  контролируются.  Нельзя  же
принимать всерьез  за  свидетелей  этих  испуганных  людей.  Я  решительно
протестую. Ваши жандармы могут подкинуть все, что им заблагорассудится.  А
потом меня обвините в крамоле. Нечего сказать, порядочки!
     - Поосторожнее в выражениях, господин Звонарев! Вы имеете дело  не  с
шулерами, а с верными слугами престола. Мы свою службу знаем, нас учить не
надо. Поучили бы лучше свою супругу. Не женское  это  дело  совать  нос  в
политику. Сидела бы лучше на кухне или детей рожала...
     - Как вы смеете, - вспыхнула от гнева и обиды Варя, - указывать,  что
мне делать!
     - Смею, сударыня! - Наглые глаза ротмистра налились злобой. -  На  то
мне дана власть моим начальством. Это вы не смеете...
     - Нет, вы послушайте, что он говорит, - не выдержал  Вася  Зуев.  Его
загоревшее,  густо  усыпанное  крупными  веснушками  лицо  покраснело   от