меня. Поливаю непрерывной очередью все, без разбора, со спины  крутящегося
зверя. Сейчас я как на ладони, освещен горящими развалинами, и если у  них
противотанковое ружье или гранатомет, подбить меня ничего не стоит.
     Видимо, ничего такого у них нет, но  отступать  все  равно  придется.
Надо осмотреть лапы дорса, не повреждены ли они огнем.
     ...Промахнулись. Зверь отскочил слишком быстро, и бочка пропала  зря.
Как я могу об этом думать, когда только что  погиб  Старший.  Уже  никогда
больше не будет звучать наша смешная тройная песенка: некому ее начать,  и
никто ее не будет слушать так, как слушали папа с мамой.
     О чем только не думаешь, лежа уткнувшись носом в землю  под  очередью
крупнокалиберного пулемета. Страшное  и  мерзкое  чувство,  когда  в  тебя
стреляют. Даже когда палят беспорядочно, срывая злобу.
     Кажется, бесконечно длился этот кошмар с ревущим в развалинах  огнем,
грохотом очередей и леденящим визгом пуль.  Внезапно  остался  только  шум
огня, зверь и его всадник исчезли. Видимо,  дорс  перескочил  на  соседнюю
улицу через низкие крыши домов.
     Медленно поднимаю голову, чувствуя, как щекочут лицо налипшие веточки
и прелые  листья.  Действительно,  никого  и  ничего,  только  равномерное
гудение огня, охватившего то, что было нашим домом. Оглядываюсь в  поисках
Младшего и вижу...
     То, что остается от  человека  после  попадания  такой  пули,  всегда
страшно. А от попадания в двенадцатилетнего мальчишку... В нем уже  ничего
нет от Младшего. Каким-то безотчетным порывом я хватаю это  и  подтащив  к
развалинам,  зашвыриваю  подальше  в  огонь.  Потом  только  понимаю,  что
поступил правильно. Пусть будет вместе со всеми.
     Теперь от нашей песенки остались только средние слова.  И  совсем  не
осталось смысла. "...Им было некого бояться..."
     Прилипший к лицу сор осыпается. Его смывают слезы. Но смысл появился.
Появилась цель и путь ее осуществления. Рейтар ушел от  ратуши,  и  теперь
можно подобраться к тайнику под ней. А там автомат Старшего. В  нем  целых
четыре патрона. И еще там есть минометная мина. Совсем  маленькая,  в  два
кулака, и очень тяжелая. Если ее хорошо бросить...
     Перед глазами возник  опрокинутый  и  разорванный  дорс,  придавивший
громоздкую фигуру. И тогда подойти, и все четыре пули  -  под  забрало,  в
морду зверю, похожему на человека.
     Лапы у  дорса  в  порядке,  не  сгорела  даже  жесткая черная шерсть.
Все-таки дорс великолепен.  Он - символ Страха,  несущий его даже  больше,
чем  я  сам.  Рейтары,  конечно,  могли бы ездить на каких-нибудь машинах,
грохочущих и  ревущих,  но  нам  даны  дорсы  -  черные  призраки  Страха.
Полуразумные,   безукоризненно   хищные   и  кровожадные,  но  и  покорные
всадникам,  сливающимся с ними...  От кого они  произошли?  Не  могу  себе
представить маленького дорса. Точно так же, как не могу представить, каких
щенков произвели бы на свет обывательские девки,  если бы хоть одна из них
осталась жива после ночи со мной. Откуда взялся я сам? Становясь рейтаром,
теряешь прошлое.  Да и ни к чему оно.  Я,  дорс,  Страх, Закон - чего еще?
Больше ничего и не надо. Мне нравится так думать.
     Теперь надо готовиться к новому  раунду  схватки.  Мутантов  осталось
двое, если я не пришиб кого-нибудь из тех, кто пускал бочку. И они идут за
мной. Мутанты попались не из трусливых. Хорошо, что у  них  нет  оружия  -
иначе зачем эта выдумка с бочкой.