Институту философии. И здесь я продолжаю свои занятия по
истории социологии (реже – философии), но от общих,
абстрактных проблем сейчас перешел к более мелким и
конкретным. Проиллюстрирую таким сопоставлением: теперь меня
волнует не теоретико-методологическая сущность субъективной
школы, а дробные вещи – историческая ценность учений С.
Южакова о социологическом образовании, Н. Кареева об истории
социологии, П. Лаврова о “дикарях культуры” и т. п. Глубоко
убежден, что в ансамбле гуманитарных наук самая интересная -
история.
Я рад, что мое университетское образование и нынешняя
работа совпали, и я не попал в ряды тех, кто работает, как
говорится, не по специальности. В 60–80-х годах, до появления
официального профессионального обучения, таковыми у нас были
все социологи. С одной стороны, это обеспечивало здоровую
междисциплинарность, но, с другой, порождало
непрофессионализм многих исследовательских стандартов.
Что же касается университета конца 50-х – начала 60-х
годов, то там было много интересного, учитывая
послесталинскую “оттепель”, которая в смысле перестройки
умонастроений была прелюдией нынешней общеструктурной
перестройки. К тому же, это годы молодости; незабываемые
чувства и настроения этой поры жизни часто искупают
несовершенство общественной жизни вокруг.
В учебном процессе вместе с ретроградами и схоластами
попадались выдающиеся мастера, особенно среди молодой когорты
преподавателей. Запомнилась эрудиция Игоря Кона, который
практиковал дух товарищества в общении со студентами и всегда
искренне и внимательно разрешал наши сомнения, отвечал на
вопросы, давал дельные библиографические советы по
профессиональной литературе, в которой свободно
ориентировался. Его спецкурс по социологии личности проходил
в постоянно переполненном актовом зале, куда собирались
студенты не только университета, но и других, даже
технических вузов. Интерес к гуманитарным проблемам был очень
высок у молодежи тех лет.
Глубокий след оставила творческая манера Юрия Асеева,
читавшего курс истории философии от нового времени до наших
дней. После вводной общеознакомительной лекции о том или ином
философе – Бэконе, Локке, Декарте или Шопенгауэре, он
требовал от нас досконального погружения в сочинения
мыслителя, а не в критико-комментаторскую литературу о нем,
часто просто убогую. Далее на нескольких семинарах
коллективно обсуждалось прочитанное, и Асеев подводил итоги.
Полученные таким образом конспекты успешно заменяли мне
учебники той поры. Потом долгое время я пользовался его
уроками, когда сам стал читать аспирантам и соискателям курсы
по истории философии.
Однако свойственное молодежи увлечение радостями жизни не
всегда способствовало учебному рвению. Впрочем, это вполне