Я  часто  пытался  понять,   кем  я  являюсь  -   писателем,
пишущим научную  фантастику, которому  снится, что  он пишет
фэнтези,      или      наоборот.      Большинство       моих
научно-фантастических  вещей  содержат  некоторые   элементы
фэнтези  и  наоборот.  Я  полагаю,  это  должно   раздражать
ревнителей обоих  направлений, которые  думают, что  я порчу
научно-фантастические рассказы включением необъяснимого, или
я насилую чистоту фэнтези объяснением ее чудес.

екоторая  правда  есть  и  в  том,  и  в  другом,  так  что
единственное,  что  я  могу  сделать,  так  это   попытаться
рассказать,   почему   я   так   действую,   что   кажущаяся
разнородность моих работ  означает для меня  и каким я  вижу
это  значение  для  всей   области  в  целом.   Мое   первое
самостоятельное чтение  в школе   включало мифологию   -   в
громадных  количествах.  Это  было  до  тех  пор,  пока я не
открыл  для   себя  народные   сказки,  чудесные    истории,
фантастические  путешествия.  И  это  продолжалось  довольно
долго   -    до  одиннадцати   лет   -   пока я не  прочитал
свою первую научно-фантастическую историю.

До  последнего  времени  я  не  осознавал, что такой порядок
чтения  очень  хорошо  соответствует  развитию этой области.
Сначала пришла фантазия, с  ее корнями в разных  религиозных
системах    -    мифологией    -    и  эпическая литература.
Смягченные  версии  этих  материалов  пережили возникновение
Христианства в  виде легенд,  фольклора, чудесных  историй и
частью  включены  в  христианские  легенды. Позднее возникли
чудесные  путешествия,  утопии.  Затем,  наконец,  вместе  с
индустриальной   революцией,   научные   обоснования    были
использованы для объяснения сверхъестественного Мэри  Шелли,
Жюлем  Верном,  Г.Г.Уэлсом.  Я  действительно  читал книги в
надлежащем хронологическом порядке.

Теперь  я  чувствую,  что   это  окрашивает  мой  подход   к
использованию чудесного  в литературе.  Ранние вещи  в стиле
фэнтези  включали  значительные  измышления  на  маленькой и
шаткой    фактической    базе.    Множество    догадок     и
сверхестественные  объяснения  событий  перешли  в  игру.  Я
воспринял эти вещи так,  как мог бы ребенок   -  без  всякой
критики.  Моим  единственным  читательским  критерием  было,
нравится  ли  мне  история.  Примерно  в  то  время, когда я
открыл научную фантастику, я  уже был способен к  раздумьям.
Я начал ценить разум.  Я даже начал находить  удовольствие в
чтении о  науке. Мой  случай, я  полагаю, подтверждает,  что
онтогенез повторяет филогенез.

Мне никогда  не переставали  нравиться все  эти формы   -  я
полагаю,  потому  что  я  думал  обо  всех.   Руководствуясь