две трети.
     Но мне не до волеизъявлений народа. Надо найти нашу контору. Привычно
сворачиваю с Пикк Ялг на бульвар Райниса, и выхожу к морю. Левее  развалин
монастыря святой Бригитты виднеется Тракайский замок. В любом  случае  это
не то, что мне нужно.
     Возвращаюсь обратно,   и   пройдя  мимо  Толстой  Маргариты,  пытаюсь
вернуться к центру. Если я сегодня не отмечу командировку, придется искать
ночлег  самостоятельно.  Что  в  связи  с  политической ситуацией довольно
сложно.  Лучше после наступления темноты вообще не  появляться  на  улице.
Впрочем,  и  днем  лучше  не  делать многих вещей.  Например,  не обращать
внимание на весьма завлекательную надпись "Convic".  С  моим  паспортом  и
ленинградской визиткой мне там никакой закуски не дадут. Или дадут, но кой
-чего другого.  А потом догонят и еще дадут.  Ладно,  не будем о увечьях и
межнациональных столкновениях.
     Второй час кручусь по городу и  потихоньку  перестаю  понимать  смысл
происходящего. Что-то не так, но что - непонятно.  Какая-то  путаница.  На
другой стороне стороне площади Красных латышских стрелков, около Олевисте,
очередной митинг "Саюдиса". Или еще какой-то организации. Подойти что  ли,
посмотреть...
     Кажется, я тут не один не в своей тарелке. Какой-то  мужичок,  именно
мужичок, как  на  иллюстрациях  к  Некрасову,  почуяв  близкого  человека,
обратился ко мне:
     - Послушай, мил человек, чего это они? Я в  Ревель  вез  картошку  от
барина, а тут смута, народ против властей бунтуется.
     Я шарахнулся от него,  смерив  взглядом  всю  лубочную  фигуру  -  от
высокой шапки до лаптей с онучами. Сделать выводы  из  этого  мне  помешал
мотоциклетный треск с неба.
     Над площадью проплыл ярко-красный триплан с черными крестами на белых
полосах поперек крыльев и фюзеляжа. Белым был  и  шарф  выглядывающего  из
открытой кабины летчика. С тем же треском самолетик развернулся над шпилем
Домского собора и исчез за крышами Верхнего города.
     Когда я опустил глаза, незадачливого пейзана уже не было. Зато на его
месте остановилась пролетка,  в  которой  сидела  очаровательнейшая  дама.
Все-таки мода начала века многое давала женщине.
     На мое внимание дама среагировала весьма странно: стегнула  извозчика
по спине кружевным зонтиком и укатила, обиженно крикнув что-то по-немецки.
Насколько я понял, речь  шла  о  "нахальных  чухонских  уродах".  К  числу
таковых относился, по-видимому, я.
     Как-то надо было объяснить все это. Ну, пожалуй, пролетку  еще  можно
приписать активности кооператоров. Самолет тоже - мало  ли  чего  любители
понастроили, могли и барона Рихтгофена имитировать. Но  люди!  Сумасшедшая
интуристка? Уличный актер? В такое время...
     Сосредоточиться на этом не дало очередное событие. Если можно назвать
событием появление пьяной компании в одинаковых синих камзолах  с  желтыми
галунами. Кроме камзолов, на них были короткие панталоны, чулки и  башмаки
с пряжками. На нестриженных головах вкривь и вкось сидели треуголки. Пьяны
они  были  по-настоящему,  и  только  теперь  я  понял   смысл   выражения
"горланить". Горланили они какую-то странную песню.  Причем  уже  даже  не
по-немецки. После этого  я  уже  не  стремился  что-то  объяснить.  Только
воспринимал   происходящее   несколько   оглушенно.    Показывал    дорогу