бы наделять смыслами незнакомые события и ситуации" ^
В своих рассуждениях на ту же тему Д. Лакапра идет дальше. По его
мнению, исторический нарратив не может определяться как медиум для
передачи (в какой бы то ни было форме) послания прошлого - читате-
лю, поскольку историк работает не с прошлым, а с документами (образом
реальности). Более того, нарратив не есть только передача собственного
(авторского) опыта понимания прошлого, несмотря на то, что на язык
нарратива влияют разнообразные культурные, экономические, социаль-
ные и другие (личностные) факторы, вносимые в текст автором в про-
цессе письма. Момент "предъявления", представления, изображения нар-
Г. И. Зверева. Реальность и исторический нарратив 19
pamuea (то, что подразумевается под словом репрезентация), равно как
и совокупность символов, образов, правил, формы и способы концептуа-
лизации, - все совершается при творческом соучастии читателя нарра-
тива ^.
Рождение философии исторического нарратива в начале 70-х годов
в большой степени обусловливалось неудовлетворенностью интеллектуа-
лов-гуманитариев традиционной философией истории, которая, по их
убеждению, не уделяла должного внимания вопросу о том, как историк
нарративно интерпретирует результаты исторического исследования. По
мнению Ф. Анкерсмита, именно процесс когнитивизации гуманитарных
дисциплин в последней трети XX в. обусловил новую постановку проб-
лемы природы исторического знания и содействовал формированию нар-
ративной философии истории, которая стала основанием для конкретно-
исторических трудов новых интеллектуальных историков ".
ТЕКСТ И ЧТЕНИЕ: ОПЫТ САМОПРОЧТЕНИЯ-ПИСЬМА
Противоречивое намерение реформаторов историографии войти в
круг конвенционального общения гуманитариев и в то же время разру-
шить сложившийся внутри исторической профессии эпистемологический
консенсус, не могло не вызвать негативной или, по крайней мере, насто-
роженной реакции у большинства традиционных историков. Вниматель-
ное прочтение текстов новых интеллектуальных историков убеждало
профессионалов (членов исторического сообщества) в том, что в этой
среде формируется "другая" культура понимания задач и возможностей
исторического познания, складываются иные нормы историописания, вы-
ходящие за пределы допускаемого сообществом теоретико-методологи-
ческого многообразия '^
В ходе дискуссий в историческом сообществе об этом феномене об-
наружилось стремление части высоких профессионалов попытаться по-
нять логику рассуждений "новых интеллектуалов", более того, использо-
вать некоторые новации в собственной исследовательской практике. Дань
"новой интеллектуальной истории" отдают Роже Шартье, Линн Хант,
Карло Гинзбург, Дэвид Холлиндер, Питер Новик и некоторые другие