славян-етичей!
     Пожалился  археолог   на  горькую  долю,  отсутствие  финансирования  и
равнодушие боярское, чем сильно  братков разжалобил. Сказал, что  определили
его  к старичку, что на  окраине Болдырей  проживает, и что будет весь сезон
копать курганы.  Пожалели братки академика, гостинцев  ему  собрали, обещали
навещать и пособить, ежели что...
     Старичок  после  рассказывал, мол,  Ерофеич  рюкзаки  побросал  в хате,
планшет схватил, лопату, и в тот же час на раскоп убежал.

     Июнь, 21; среда
     Солнце  печет немилосердно и  свирепо.  Ерофеич, с лопухом на голове, в
сапогах, с утра до темна с шанцевым инструментом упражняется.  Зажившая было
рана на  ноге,  след  от  лопаты, стала нарывать;  кашель  удушающий  мучает
круглосуточно. На попытки Мишани влить в профессора  кружку липового отвара,
али зверобойного, тот  отмахивается и говорит,  что для  науки стерпит любые
горести и беды.

     Июнь, 28; среда
     Всю  неделю   превозмогая   нечеловеческие  боли   в   позвоночнике   и
покалеченной руке Ерофеич приступал к расчистке третьего уровня  культурного
слоя. В этот день Валдушка решил съездить на тракторе в Хайралово  и по пути
забросить археологу картошки и огурцов. Возле брода, на горочке, засмотрелся
на  девок да баб  Болдыревских, полоскавших белье, и  сильно зашиб трактором
профессора,  вышедшего   помыть  лопату  в   реке.   Хотели   его   в   хату
госпитализировать  --  но  он  отказался,  ссылаясь  на  срочность работы  и
самопожертвование  ради  науки.  Его   перевязали,  обработали  два  больших
фурункула на спине и помогли доковылять до раскопа...

     Июль, 11; вторник
     По словам старика, Ерофеич полторы недели не  вылезал из ямы, накрыв ее
полиэтиленом  и  спасая  от  моросящего дождя  остатки  фундамента  древнего
жилища.  От  сырости  и  духоты  у  него  усилился  изматывающий  кашель,  и
воспалилась  пробитая киркой  ступня. Пашка, по  утрам  прогоняя стадо  мимо
раскопа,  помогал  перевязывать  Ерофеичу  стертые в  кровь  ладони. Браткам
профессор  пожаловался,  что  в  яме  его пахнет  прескверно, и выносить это
тяжко.

     Июль, 23; воскресенье
     Братия,  сидя на краю ямы с утра и до обеда, уговаривали  светило науки
оторваться  от  изысканий,  подняться  на  отвал,  по-человечески пообедать,
выпить и отдохнуть.  Разнотравцы  пили  и  ели  до вечера, но  профессор  не
вылез-таки  из ямы. Когда стемнело, друзья пошли  к Болдыревским дояркам,  а
археолог продолжал работать, запалив керосиновый фонарь.

     Июль, 29; суббота
     У  братиев сложилась забавная традиция проводить выходные возлежа подле
ямы, трапезничая и приглашая  Ерофеича разделить удовольствие. Яма уже очень
глубока и голос  археолога  слышен с трудом. Лишь в глубине виднеется огонек
фонаря  и  слышится  тихий  кашель  почетного  лектора.  По  утрам  Пашка по
привычке,  проходя мимо раскопа, спускает в яму корзину с  немудреной едой и