внутреннего женского начала» [7. C.279].
Как видим, анимус – проводник к божественному, анимус –
аналог поэтической музы. Священный брак с ним заключается в
поэмах Цветаевой следующим образом: Маруся в «Молодце»
обмирает, пронзённая жалом возлюбленного шмеля-упыря
(наиболее эротически откровенная сцена архетипической гибели
девы от острия):
– Конец твоим рудам! – Конец твоим
алым!
Гудом, гудом, гудом! Жалом, жалом,
f`knl!
– Ай, – жаль?
– Злей – жаль! [3. T.3. C.299]
Прочие сцены «пронзения» более нейтральны.
«На Красном Коне»:
…И входит, и входит стальным копьём
Под левую грудь – луч.
И шёпот: Такой я тебя желал,
И рокот: Такой я тебя избрал… [3. T.3. C.22-
23]
В «Федре»:
Други милые, каково
Грудь и рану узреть зараз?!
Речи не было. Кровь лилась… [3. T.3. C.640]
Итак, любовь-поединок с неким Демоном, частичная
самоидентификация с ним («Я – Царь-Демон», – объявляет Царь-
Девица [3. T.3. C.200]), отнимающим постепенно деву у жизни,
жизнь – у девы. В гибели для мира – воссоединение с любимым.
Но есть иной, окольный, путь реализации данной
архетипической модели. Перефразируя саму Цветаеву, можно
сказать, что в этом случае дева, «восхищённая» земным героем,
оказывается «восхищена» от него Бессмертным на вечный союз.
Мифологический мотив Ариадны, предавшей родных ради
Тезея и уступленной мужем Вакху.
В этом варианте развития модель «Амазонка» имеет
существенное отличие: пленённая героем в бою (или только с
пленённым сердцем), укрощённая воительница производит на свет
сына. И в этом случае закон архетипа неумолим.
Из цикла «Разлука»:
Седой – не увидишь,
Большим – не увижу… [3. T.2. C.29]
… и ржанью