Возвращение
Питирима Сорокина
Под редакцией д.э.н., проф.,
академика РАЕН Яковца Ю.В.
Возвращение Питирима Сорокина. Материалы Международного
научного симпозиума, посвященного 110-летию со дня рождения
Питирима Александровича Сорокина. Под редакцией Ю.В. Яковца.
М: Московский общественный научный фонд; МФК, 2000.
В сборнике материалов Международного научного симпозиума,
посвященного 110-летию со дня рождения выдающегося российско-
американского ученого, крупнейшего социолога ХХ века П.А. Сорокина
(Москва—Санкт-Петербург—Сыктывкар, 4-9.02.99), публикуются
официальные приветствия участникам Симпозиума и его обращение,
доклады и сообщения, характеризующие Питирима Сорокина как
человека, ученого, педагога, общественного деятеля. Дается оценка
научного наследия П.А. Сорокина и его значения для развития
социологической науки, социокультурной динамики, экономической
социологии, социологии войны и революции, власти и нравственности,
социокультурного будущего мира и России. В докладах и выступлениях
читатель найдет немало оригинальных идей и смелых гипотез,
развивающих наследие П. Сорокина.
Книга предназначена для ученых и педагогов, студентов,
аспирантов и учащихся, политических и общественных деятелей,
широкого круга читателей, живо интересующихся проблемами развития
общества, будущим мира и России.
Мнения, высказанные в докладах серии, отражают исключительно
личные взгляды авторов и не обязательно совпадают с позициями
Московского общественного научного фонда.
Книга распространяется бесплатно.
ISBN 5-89554-169-0
© Московский общественный научный фонд, 2000
© Международный фонд Н.Д. Кондратьева, 2000
© Ю.В. Яковец, 2000
© Авторы отдельных докладов и выступлений, 2000
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие редактора 9
Раздел I.
Приветствия участникам симпозиума 11
ИНФОРМАЦИЯ о Международном научном симпозиуме «Питирим Сорокин и
социокультурные тенденции нашего времени», посвященном 110-й
годовщине со дня рождения великого мыслителя XX века — Питирима
Сорокина 21
Обращение участников Международного научного симпозиума,
посвященного 110-летию со дня рождения П.А. Сорокина, «Питирим
Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени» 33
Раздел II.
Питирим Сорокин – человек, ученый, педагог 35
Сергей П.Сорокин
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ С ПИТИРИМОМ СОРОКИНЫМ 35
Роберт К. Мертон
ПИТИРИМ АЛЕКСАНДРОВИЧ СОРОКИН — КОРИФЕЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ XX
ВЕКА 61
Кукушкина Е.И.
ПИТИРИМ СОРОКИН – ОРГАНИЗАТОР НАУКИ, ПЕДАГОГ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ
ДЕЯТЕЛЬ 73
Тириакьян Э.А.
ПИТИРИМ СОРОКИН: МОЙ УЧИТЕЛЬ И ПРОРОК
СОВРЕМЕННОСТИ 78
Кротов П.И.
АВТОБИОГРАФИЯ, КАК ОТРАЖЕНИЕ АЛЬТРУИСТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ
ПИТИРИМА СОРОКИНА 97
Лукинов И.И.
ПИТИРИМ СОРОКИН И УКРАИНСКАЯ ДИАСПОРА 107
Кривоносов Ю.И.
НЕСБЫВШАЯСЯ НАДЕЖДА ПИТИРИМА СОРОКИНА 111
Иванов В.Г.
ОДНА ВСТРЕЧА И НА ВСЮ ЖИЗНЬ 119
Таскаева А.А.
ПО СЛЕДАМ ПИТИРИМА СОРОКИНА 125
Чугаева В.
ОБ ЭТНОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ П.А. СОРОКИНА 133
Портнягин С.
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИНТЕГРАЛЬНОЙ СОЦИОЛОГИИ П. СОРОКИНА 138
Палкин А.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПИТИРИМА СОРОКИНА147
Столбов В.П.
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ СОРОКИНСКИЕ ЧТЕНИЯ В ИВАНОВЕ 153
Раздел III.
Научное наследие Питирима Сорокина 161
Абалкин Л.И.
ПИТИРИМ СОРОКИН И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ РОССИИ
161
Яковец Ю.В.
НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА – ФУНДАМЕНТ ПАРАДИГМЫ
ОБЩЕСТВОВЕДЕНИЯ ХХI ВЕКА 165
Барри В. Джонстон
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИЯ ПИТИРИМА СОРОКИНА
173
Давыдов Ю.Н.
«БОЛЬШОЙ КРИЗИС» В ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ П.А. СОРОКИНА 192
Лоренс Т. Николс
НАУКА, ПОЛИТИКА И МОРАЛЬНЫЙ АКТИВИЗМ: НОВЫЙ ПОДХОД
К ИНТЕГРАЛИЗМУ П.А. СОРОКИНА 202
Плотинский Ю.М.
БАЗОВЫЕ ПРИНЦИПЫ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКИ П.А. СОРОКИНА 206
Здравомыслов А.Г.
ПИТИРИМ СОРОКИН И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС 213
Мнацаканян М.О.
П.А. СОРОКИН И ИНТЕГРАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ НАЦИИ 220
Катерный И.В.
ОСНОВАНИЯ ПОСТОРГАНИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА227
Сулим А.В.,
КОНЦЕПЦИЯ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ САМООРГАНИЗАЦИИ И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
234
Федотова Н.
СОВРЕМЕННЫЕ ТРАКТОВКИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В СОЦИОЛОГИИ
И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ 243
Марсель Фурнье
ПИТИРИМ СОРОКИН И ФРАНЦУЗСКАЯ ШКОЛА СОЦИОЛОГИИ:
ИССЛЕДОВАНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ 256
Гарольд Браун
ПИТИРИМ СОРОКИН: ПРОРОК ПОЛИТИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО,
КОТОРОЕ ЯВЛЕТСЯ НАШИМ НАСТОЯЩИМ 260
Раздел IV.
Тенденции и проблемы
социокультурной динамики 264
Кравченко С.А.
ОЦЕНКИ ПРОЦЕССА РЕФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА В СВЕТЕ
ИНТЕГРАЛЬНОЙ ПАРАДИГМЫ
П.А. СОРОКИНА 264
Римашевская Н.М.
КАЧЕСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА РОССИИ 277
Запесоцкий А.С.
КУЛЬТУРОЦЕНТРИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
В СВЕТЕ ИДЕЙ ПИТИРИМА СОРОКИНА 286
Аминов Н.А., Янковская Н.А.
ШКОЛА КАК СУБЪЕКТ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКИ296
Праздников Г.А.
ИСКУССТВО В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ ПИТИРИМА
СОРОКИНА 307
Пищулин С.Н.
ИНТЕГРАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ КРИЗИСНЫХ
СИТУАЦИЙ П.А.СОРОКИНА 314
Рыбина Н.В.
ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ ФОРМ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ 326
Тверитнева Е.В.
КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ КАК ФАКТОР СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ 332
Низовцев В.В.
ПАРАДИГМАЛЬНАЯ ДИНАМИКА В ЕСТЕСТВОЗНАНИИ
НОВОЙ ЭРЫ 340
Раздел V.
Проблемы экономической социологии 351
Соколова Л.В.
ИДЕИ ПИТИРИМА СОРОКИНА – ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ФУНДАМЕНТ РЕШЕНИЯ
СОВРЕМЕННЫХ ПРОБЛЕМ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ЭКОНОМИКИ РОССИИ
351
Джанкарло Паллавичини
ПРЕДЕЛЫ РУССКОГО ПУТИ К РЫНКУ И ПРЕДЕЛЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ:
ДВЕ КРАЙНОСТИ НА ПУТИ К ОДНОЙ ЦЕЛИ В ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПРЕДВИДЕНИЙ
ПИТИРИМА СОРОКИНА 357
Сухорукова С.М.
ОТНОШЕНИЯ СОБСТВЕННОСТИ КАК ВЕКТОР СОЦИОПРИРОДНОЙ ДИНАМИКИ 366
Темницкий А.Л.
ДИНАМИКА СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ В СФЕРЕ
ТРУДА В 90-е гг. 374
Алёшина И.В.
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ И ПОВЕДЕНИЕ ПОТРЕБИТЕЛЕЙ ТОВАРОВ, УСЛУГ,
ИДЕЙ 384
Волгин Н.А.
ОПЛАТА ТРУДА В РОССИИ: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И СОВРЕМЕННОЙ ПРАКТИКИ
392
Абрамов Р.Н.
ВОЗМОЖНОСТИ РАЗВИТИЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ МЕНЕДЖМЕНТА В
РОССИИ 398
Гуртов В.К.
КРИЗИС И ПРИОРИТЕТЫ СОЦИАЛЬНО – ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ В РОССИИ.
405
Раздел VI.
Государство, политика и нравственность 412
Кушлин В.И.
ПРОЕКЦИЯ РОССИИ НА «ИНТЕГРАЛЬНЫЙ» СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ СТРОЙ ПИТИРИМА
СОРОКИНА 412
Яновский Р.Г.
ПИТИРИМ СОРОКИН: ВОПРОСЫ ВОЙНЫ И МИРА 419
Панкова Л.Н.
СОЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА П.А. СОРОКИНА В КОНТЕКСТЕ
ТЕОРИИ КОНКУРИРУЮЩИХ ИНТЕРЕСОВ 423
Морозков С.В.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВОМ И ГРАЖДАНСКИМ ОБЩЕСТВОМ КАК
ФАКТОР ЭФФЕКТИВНОГО СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ427
Атаян И.М.
ПЕРСПЕКТИВЫ УЧАСТИЯ ГОСУДАРСТВА В ФОРМИРОВАНИИ ИНСТИТУТОВ РЫНКА
(НА ПРИМЕРЕ ИНСТИТУТА ТРУДОВОГО ПОСРЕДНИЧЕСТВА) 434
Левашова А.В.
ГОСУДАРСТВО КАК ОБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РАБОТАХ П.СОРОКИНА
439
Николаев В.Г.
КРИЗИС 17 АВГУСТА КАК МОРАЛЬНЫЙ КРИЗИС: «Я - МЫ - ЦЕНТРИЧЕСКАЯ»
УСТАНОВКА И ПРОБЛЕМА ДОВЕРИЯ 446
РАЗДЕЛ VII.
Социокультурное будущее 452
Добреньков В.И.
КРИЗИС РОССИИ И ЕЁ БУДУЩЕЕ В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ
ДИНАМИКИ ПИТИРИМА СОРОКИНА 452
Бестужев-Лада И.В.
ОТ ГЛОБАЛИСТИКИ К АЛЬТЕРНАТИВИСТИКЕ 465
Медведев В.А.
АКТУАЛЬНОСТЬ ВОЗЗРЕНИЙ ПИТИРИМА СОРОКИНА
НА ГЛАВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ 471
Осипов Ю.М.
ГЛАВНЫЕ ПРИБЛИЖЕНИЯ НАШЕГО ВРЕМЕНИ 476
Демиденко Э.С.
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕХОД И СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА: ИДЕАЛ И
РЕАЛЬНОСТЬ 481
Долматова С.А.
НАСЛЕДИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА И ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
ТРАНСФОРМАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ
РОССИИ 488
Иванов Д.В.
ЦЕННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ ПИТИРИМА СОРОКИНА 495
Лесков Л.В.
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДВИДЕНИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА 508
Поболь О.Н.
ХАРАКТЕРИСТИКИ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ЦИКЛА РАЗВИТИЯ СИНЕРГЕТИЧЕСКОЙ
СТРУКТУРЫ ВСЕЛЕННОЙ И ЭВОЛЮЦИЯ ТЕХНОГЕННЫХ СИСТЕМ 513
Предисловие редактора
В
феврале 1999 г. исполнилось 110 лет со дня рождения выдающегося
российско-американского ученого, крупнейшего социолога ХХ века
Питирима Александровича Сорокина (1889-1968). Этой дате был
посвящен Международный научный симпозиум, проходивший 4-5 февраля
1999 г. в Москве в Российской академии государственной службы при
Президенте РФ; 6 февраля в Санкт-Петербургском университете,
который окончил П.А. Сорокин и где он основал первый в России
социологический факультет, и в Санкт-Петербургском гуманитарном
университете профсоюзов; 8-9 февраля — в Сыктывкаре, где некоторые
участники Симпозиума, включая сына ученого — профессора Сергея
Сорокина (США), имели возможность посетить с. Турья — родину
П.А. Сорокина, принять участие в открытии мемориального памятника.
К Симпозиуму был издан ряд материалов: сборник докладов
“Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени” (49
усл. печ. л.), перевод двух глав книги “Социальная и культурная
динамика” и библиография трудов П.А. Сорокина (5 п. л.), материалы
III Международной Кондратьевской конференции “Закономерности и
перспективы социокультурной динамики” (17,2 печ. л.), доклад Ю.В.
Яковца “Великие прозрения Питирима Сорокина и глобальные тенденции
трансформации общества в XXI веке” (2,3 п. л.).
В настоящем сборнике публикуются основные материалы
Международного научного симпозиума, посвященного 110-летию со дня
рождения П.А. Сорокина. Мы решили назвать его “Возвращение
Питирима Сорокина”. Хотя ряд его книг и статей изданы в России в
90-е годы, однако подлинное возвращение его на Родину, признание
величия его научного подвига, значимости его идей для понимания
прошлого, настоящего и будущего развития общества — все это
происходит только сейчас. На симпозиуме были приняты решения об
издании собрания сочинений Питирима Сорокина на русском языке, о
создании Международного института Питирима Сорокина — Николая
Кондратьева.
Сборник открывается разделом, в котором публикуются
официальные приветствия симпозиуму, информация о его содержании,
принятое им обращение. Во втором разделе — доклады профессоров
С. Сорокина, Р. Мертона, Э. Тириакьяна, Б. Джонстона (США) и
российских ученых, характеризующих Питирима Сорокина как человека,
ученого, педагога, общественного деятеля, а также информация о
симпозиуме.
В третьем разделе публикуются доклады и сообщения,
характеризующие научное наследие Питирима Сорокина и его вклад в
развитие социологической теории; четвертый раздел — доклады и
сообщения по проблемам социокультурной динамики, ее механизмам,
флуктуациям, перспективам, тенденциям в современной России. В
пятом обсуждаются проблемы экономической социологии, в шестом —
проблемы власти, нравственности, войны и мира. Седьмой раздел
содержит доклады и выступления по проблемам будущего
социокультурного развития мира и России.
Палитра представленных в сборнике проблем и точек зрения
богата и разнообразна, как многообразно творческое наследие
Питирима Сорокина. Можно выразить уверенность, что публикация
сборника будет способствовать подъему как исследований в области
nayeqrbnbedemh в России и странах СНГ, так и преподавания
комплекса социологических наук на качественно новый уровень,
отвечающий сложности проблем становления постиндустриального
общества, интегрального социокультурного строя.
Ю.В. Яковец
проф., д.э.н., академик РАЕН
президент Международного института
Питирима Сорокина — Николая Кондратьева,
вице-президент Международного фонда Н.Д. Кондратьева
Раздел I
Приветствия участникам симпозиума
Приветствие участникам Международного научного симпозиума
Председателя Совета Федерации
Федерального Собрания Российской Федерации,
академика Российской академии
сельскохозяйственных наук Е.С. Строева
Участникам Международного научного симпозиума “Питирим Сорокин
и социокультурные тенденции нашего времени»
О
т души приветствую ученых разных стран, приехавших в Россию, чтобы
отметить 110-летие со дня рождения крупнейшего ученого ХХ века
Питирима Сорокина, оценить богатство его научного наследия и
развить его идеи.
Питирим Сорокин — это масштабная историческая личность, сполна
воплотившая в себе научные и нравственные достижения ХХ века,
блеск его творческих взлетов и тревожные предчувствия
возникновения тупиковых путей цивилизации. Он принадлежал и
принадлежит России, где сформировался его многогранный талант.
Однако в равной степени Сорокин принадлежит и Соединенным Штатам
Америки, ставшим для него второй родиной.
Читая сегодня книги Сорокина, можно лишь удивляться тому, как
точно и беспощадно критично он характеризовал деградацию
потребительского общества и коммерциализацию науки. Всему этому он
противопоставлял научно обоснованную мечту о торжестве
человеколюбия, которое должно стать принципом жизнеустройства.
Наследие Питирима Сорокина, его учение о социокультурной
динамике, идеи о первенстве культуры в жизни общества, тенденции
движения к интегральному социокультурному строю имеют важнейшее
значение для современного российского общества, переживающего
нелегкий период глубокой трансформации.
Уверен, что дискуссия ученых из разных стран на симпозиуме,
встреча с научной общественностью Москвы и Санкт-Петербурга,
предложения организаторов симпозиума об издании трудов Питирима
Сорокина в России и трудов российских обществоведов в США откроют
новую страницу в освоении идей Питирима Сорокина, в развитии
международного гуманитарного сотрудничества.
Желаю участникам симпозиума плодотворной работы, творческих
успехов, упрочения научных и человеческих контактов.
Приветствие Министра науки и технологий Российской Федерации
академика Кирпичникова М.П.
Участникам Международного научного симпозиума, посвященного 110-
летию со дня рождения Питирима Сорокина
Д
орогие друзья, приветствую российских и зарубежных ученых, которые
собрались для того, чтобы оценить значение огромного научного
наследия выдающегося российско-американского ученого, крупнейшего
социолога ХХ века Питирима Сорокина, наметить пути дальнейшего
развития его идей.
Для нас Питирим Сорокин — это не только великое прошлое
pnqqhiqjni науки, его идеи актуальны и современны. Выявленные им
закономерности и тенденции социально-культурной динамики,
социальной мобильности и поляризации, формирования интегрального
социально-культурного строя, конвергенции России и Соединенных
Штатов и многие другие мысли являются надежной опорой при решении
сложных проблем социально-экономического развития.
Мы поддерживаем инициативу организаторов симпозиума по
творческому сотрудничеству российских и американских
обществоведов. Эти меры будут способствовать улучшению
взаимопонимания между нашими народами, объединению усилий ученых
различных стран в решении проблем социокультурной динамики.
Желаю участникам симпозиума плодотворной работы и успехов в
реализации намеченных мер.
Приветствие Посла Соединенных Штатов Америки в Российской
Федерации Джеймса Коллинза
Д
амы и господа, почетные гости, члены Российской академии наук и
Международного фонда Кондратьева, представители международного
сообщества социологов!
Посольство Соединенных Штатов Америки считает для себя честью
принять участие в Международном симпозиуме, посвященном великому
российско-американскому социологу Питириму Сорокину.
Благодарю вас за приглашение приветствовать вас в этот день.
Сожалею, что не могу сделать этого лично.
Это собрание социологов, философов и экономистов со всего мира
— достойная дань памяти человеку, определившему направления
развития социологии на двух континентах.
В своих первопроходческих работах в Петербургском университете
в 20-е годы и в Гарварде в 30-е годы Питирим Сорокин воплотил
лучшие традиции российской и американской науки. Социология и
политология в Соединенных Штатах многим обязаны Питириму Сорокину
и Моисею Острогорскому, 80-летие смерти которого отмечалось в
прошлом году в Соединенных Штатах и в России.
Сорокин, эмигрировавший в Соединенные Штаты, и Острогорский,
осуществивший в Соединенных Штатах некоторые из самых своих
плодотворных научных исследований, являют собой яркие примеры
российской мысли в самых глубоких ее проявлениях. Их научная
деятельность и участие в американской университетской жизни
принесло новые перспективы в тогда еще провинциальную страну и
внесло огромный вклад в развитие американской науки.
Когда мы размышляем о значении работ Сорокина для наших дней,
мы видим, что его научная работа продолжается в деятельности тех,
кто собрался по случаю 110-летия со дня его рождения.
Ваши нынешние научные исследования и профессиональная
деятельность являются главным наследием, оставленным Сорокиным
будущим поколениям в этой стране и во всем мире.
Я и мои коллеги в Посольстве с гордостью поддерживаем шаги,
осуществляемые Российской академией наук и Международным фондом
Кондратьева с целью воздать должное этому наследию и продолжать
научные связи между Россией и Соединенными Штатами.
Еще раз благодарю вас за приглашение выступить здесь сегодня.
Желаю всем вам успешно провести этот симпозиум. Надеюсь, что
контакты и обмен мнениями на этом симпозиуме окажутся для вас
полезными в предстоящие месяцы и годы.
Приветствие ректора Санкт-Петербургского университета проф.,
д.филол.н. Вербицкой Л.А.
В
се, что происходит в эти дни в Петербургском университете, имеет
особый смысл. 28 января исполнилось 275 лет со дня подписания
Петром Великим известного указа, учредившего академию наук,
университет и гимназию. Петр 1 понимал не только необходимость
тесной связи образования и науки, но и необходимость подготовки
будущих студентов по специальной программе в гимназии.
Единство образования и науки и сегодня является одним из
основных организующих начал всей деятельности университета.
Университет может так называться, если имеет известные научные
школы, давшие миру блестящих ученых-исследователей, и, что
принципиально важно, дающие возможность студентам с первых курсов
окунуться в процесс творчества, анализа, раздумий и размышлений.
За долгие 275 лет университет вместе со своей страной пережил
немало трудных дней. Были среди них и многочисленные дни прощания
с талантливыми выпускниками, уходящими из жизни или покидающими
родину.
Радостно осознавать, что многие из них возвращаются на свою
родину, в свой родной университет.
Именно это и происходит сегодня, в дни 110-летия со дня
рождения настоящего ученого, величайшего социолога XX века
Питирима Сорокина, реализовавшего свой научный потенциал далеко от
родины.
Санкт-Петербургский университет по праву может гордиться своим
питомцем. Питирим Александрович Сорокин с 1909 по 1914 годы учился
на юридическом факультете нашего университета, готовился здесь к
сдаче магистерского экзамена и профессорскому званию. Уже будучи
студентом, при содействии преподавателя С.-Петербургского
университета Каллистрата Фалаллеевича Жакова он участвовал в двух
этнографических экспедициях в Печорском крае, нынешней Коми
Республике, а во время учебы активно публикуется. Его интересы
простираются от уголовной социологии, права до экономики,
психологии и философии. Само собой разумеется, в центре внимания
находятся социология, ее методы, ее основные проблемы. Благодаря
широким контактам с представителями разных наук и благодаря
поддержке выдающихся профессоров Психоневрологического института и
нашего университета Максима Максимовича Ковалевского, Евгения
Валентиновича де Роберти, Леона Иосифовича Петражицкого, Михаила
Ивановича Ростовцева, Николая Онуфриевича Лосского, Ивана
Петровича Павлова, Николая Николаевича Розина, Михаила Ивановича
Туган-Барановского, Александра Александровича Жижиленко Питирим
Сорокин быстро вошел в научную жизнь столицы и России.
Февральская революция смешала его планы защитить магистерскую
диссертацию. Его чрезвычайная научная активность, его публикации
обеспечивают ему научную карьеру в Петроградском университете. В
трудном 1920 г. ему по совокупности трудов присваивается звание
профессора. В 1922 г. в университете состоялся знаменитый диспут
по его книге «Система социологии». Этот диспут был в ряду первых в
пореволюционную эпоху. Диссертация приравнивалась к докторской и
диспут по двухтомной «Системе социологии» стал заметным событием в
жизни Петрограда. В 1920 г. Сорокин впервые создал и возглавил
кафедру и отделение социологии на факультете общественных наук в
Петроградском университете.
К сожалению, политические перемены в Советской России, резкая
смена образовательной и культурной политики вымели из страны целую
jncnprs выдающихся ученых, общественных деятелей, художников —
когорту, составлявшую интеллектуальную гордость России. Сорокин
был в числе идейных противников новой власти. Закономерной стала
его высылка из страны в 1922 г. Это была акция насильственной
«утечки мозгов», подарившая миру социолога мирового класса,
создавшего в 1930-1931 гг. первый факультет социологии в Гарварде.
Именно там он выпустил большинство задуманных им еще в России
крупных работ по социальной мобильности, социальной и культурной
динамике, по истории социологии, по другим важнейшим проблемам
социологии. В науке Сорокин всегда был новатор, стремился к
универсальному синтезу, к интеграции человеческих знаний и
использованию их на благо человечества. В духе сложившейся с
середины XIX века традиции российской социологии он не мог
оставаться в стороне от больных проблем XX столетия. Он был не
только их очевидцем, он жаждал всемерно помочь их решению.
Многое из написанного Сорокиным заграницей до сих пор
малоизвестно у нас, в России в конце XX столетия. Отдавая дань
смелому ученому, мыслителю, оставившему великое наследие в
социальных науках, в истории культуры уходящего века, приятно
осознавать, что возвращение Сорокина состоялось. И не случайно оно
происходит в стенах факультета социологии С.-Петербургского
университета. Мы надеемся на расцвет социальных наук в современной
России. Думается, что их вклад в решение трудных проблем
российского общества будет, несомненно, весомее, если огромное
богатство идей и размышлений Питирима Сорокина войдет в копилку
современных социологических исследований и разработок.
Приветствие декана факультета социологии СПбГУ,
проф., д.с.н. Бороноева А.О.
Д
орогие друзья!
Уважаемые участники международного симпозиума!
Мне очень приятно приветствовать вас в стенах факультета
социологии Санкт-Петербургского государственного университета на
таком представительном международном форуме, посвященном 110-й
годовщине со дня рождения выдающегося социолога ХХ века Питирима
Сорокина.
С большим удовольствием представляю вам гостей нашего
симпозиума: Сергей Сорокин, профессор Бостонского университета,
сын Питирима Сорокина; Эдвард Тириакьян – профессор Дьюкского
университета, ближайший ученик и последователь Питирима Сорокина;
профессор Барри Джонстон – заведующий кафедрой социологии Северо-
Западного Университета, штат Индиана, профессор Джонстон один из
крупнейших в США исследователей творчества Питирима
Александровича. Мне приятно приветствовать академика РАЕН Яковца
Юрия Владимировича, Президента Международного института Питирима
Сорокина — Николая Кондратьева, профессора Ядова Владимира
Александровича — директора Института социологии РАН, председателя
Оргкомитета симпозиума. Кстати, несмотря на то, что они сейчас
живут и работают в Москве, корни их находятся здесь, в Санкт-
Петербурге.
Мне доставляет удовольствие отметить, что в зале много молодых
аспирантов, студентов, для которых, надеюсь, нынешний симпозиум
послужит хорошей практической школой.
Я хочу подчеркнуть, что мы проводим чествование Питирима
Сорокина в год 275-летия Санкт-Петербургского университета и в год
10-летия факультета социологии Санкт-Петербургского университета.
Это большие и знаменательные даты на историческом пути нашего
университета.
Думаю, что вы успели познакомиться с нашем факультетом, с
выставкой, посвященной развитию социологии в Санкт-Петербурге,
жизни и творчеству Питирима Сорокина.
Питирим Александрович Сорокин родился, вырос, получил
образование и начал свою научную карьеру в России. С 1923 года
Питирим Сорокин жил и творил в США. Воистину Питирим Сорокин
соединил не только два века — XIX и XX, которые разграничиваются в
истории социальной мысли, но и объединил две культуры, два образа
жизни – культуру Америки и культуру России. Несмотря на свою
трудную судьбу, Питирим Сорокин выступил проповедником новой
социальной будущности, которая возможна через воскрешение и
очищение культуры, он ратовал за нравственное возрождение общества
на принципах альтруистической любви и солидарности.
Очень надеюсь, что дух Питирима Сорокина, его образцовое
отношение к науке, к социологии, к жизни будет присутствовать в
работе нашего симпозиума.
Приветствие Митрополита Питирима,
академика Российской академии естественных наук
Я
поздравляю всех, собравшихся в этом зале, потому что нынешний
симпозиум — это знак нашего времени, когда мы можем с вами
говорить о тех ценностях, которые созданы русским гением, русским
духом и принадлежат всему человечеству.
Я уверен, что научное наследие нашего ученого, великого сына
русского народа будет исследовано с многих сторон и моя в этом
доля участия может быть самой малой. Но мне очень хотелось бы,
чтобы прозвучало в речах выступающих, в тех материалах, которые
потом увидят свет, органичность мышления профессора Питирима
Сорокина. Мы привыкли к научному анализу, но, к сожалению, чаще
всего занимаемся препарированием трупов. И потому живой организм
превращается в комплект деталей, подверженных очень тщательному
современными методами глубокому анализу, но, к сожалению, не дают
нам того, что является жизнью.
В творчестве Питирима Сорокина говорится не только о теле
социума, не только о механических конградиентах мировой политики,
а говорится о душе нации, душе народа, душе каждого человека,
который в совокупности дает понимание того процесса, который
является жизнью.
Поэтому сейчас, когда богословие получило возможность говорить
в полный голос, но мы еще пока не научились этому как следует, я
прошу вас, дорогие коллеги, пройти этот сложный путь воссоединения
тела и души, и тот религиозный опыт, который накоплен
человечеством на протяжении тысячелетий, не выбрасывать, как было
в недавнее время, а объединить в своем интеллектуальном развитии,
в своем действии, в своем мировоззренческом постулате, как основу
нашей социологии, политологии и культуры, которой мы служим каждый
в свою меру.
Приветствие Американского совета по исследованиям и научному
обмену (Стивен Маккейн)
М
ы рады вас приветствовать на симпозиуме от имени “Айрекса” —
организации, которая была создана с целью развивать контакты между
Советским Союзом и Америкой сорок лет тому назад.
За годы существования “Айрекса” появилось много новых
интересных программ, нам удалось значительно расширить нашу
деятельность. В этом году мы отмечаем 40-летие “Айрекса”. “Айрекс”
сотрудничает со странами СНГ, Восточной Европы и Восточной Азии
через программы обмена, профессионального развития и технической
помощи при поддержке Соединенных Штатов, включая информационные
агентства.
Благодаря академическим программам и другим программам обмена
люди имеют возможность не только улучшить свои знания и понимание
областей, в которых они работают, но и познакомиться с культурой и
идеями различных народов.
“Айрекс” имеет честь оказать финансовую поддержку этому
симпозиуму. Я так рад, что здесь могут присутствовать выпускники
наших программ.
Спасибо Международному фонду Н.Д. Кондратьева за организацию и
проведение симпозиума.
Приветствие Президента Международной социологической ассоциации,
профессора Альберта Мартинелли
М
не очень жаль, что я не смог участвовать в Международном
симпозиуме “Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего
времени”.
Сорокин, по моему мнению, один из выдающихся социологов
современности. Его работы посвящены широкому спектру
социологических проблем. Это подтверждает, кстати, и множество
докладов, представленных на этот симпозиум. Многие его выводы и
суждения актуальны по сей день и помогают нам лучше понять
современный мир.
Как я ответил в своем обращении после избрания меня
президентом Международной социологической ассоциации, я убежден,
что современный мир в большей степени, чем когда-либо, нуждается в
хороших социологах и хороших социологических работах, в социологах
с богатым социологическим воображением, высокой научной
квалификацией, интеллектуальной честностью, которые морально
ориентированы на улучшение социального порядка в мире, порядка
более мирного и более уважительного по отношению ко всем людям.
Реальные международные сообщества ученых могут играть
благородную роль в мире, который характеризуется возрастающим
напряжением между увеличивающейся глобальной интеграцией и
взаимозависимостью в сфере финансов, производства и информации — с
одной стороны, и продолжающейся фрагментацией социальных групп,
культур и государств — с другой.
Мы должны развивать наше сотрудничество через сравнительные
исследования, совместные образовательные программы, научные
мероприятия и обмен информацией.
Я надеюсь, что я смогу приехать в Россию в ближайшем будущем,
чтобы вместе с вами обсудить возможности нашего сотрудничества,
j`j членов действительно глобальной нашей социологической
ассоциации.
Желаю успеха в работе симпозиума.
ИНФОРМАЦИЯ
о Международном научном симпозиуме
«Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени»,
посвященном 110-й годовщине со дня рождения великого мыслителя XX
века — Питирима Сорокина
В
мае 1998г. на III Международной Кондратьевской конференции
«Социокультурная динамика в период становления постиндустриального
общества: закономерности, противоречия, приоритеты» было принято
решение о проведении международного научного симпозиума,
посвященного 110-летию со дня рождения крупнейшего социолога XX
века Питирима Сорокина.
Организаторами международного научного симпозиума «Питирим
Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени» выступили
Международный фонд Н.Д. Кондратьева, Российская академия наук,
Российская академия естественных наук, Российская академия
государственной службы при Президенте РФ, Санкт-Петербургский
государственный университет, Московский государственный
университет им. М.В. Ломоносова, Московский государственный
институт международных отношений, Санкт-Петербургский гуманитарный
университет профсоюзов, Институт региональных социальных
исследований Республики Коми, Российское общество социологов,
Русское социологическое общество им. М.М. Ковалевского, Российское
общество социологов и демографов, Профессиональная социологическая
ассоциация, Американская социологическая ассоциация, Международная
социологическая ассоциация, Международный институт социологии.
Симпозиум начал свою работу в Москве 4 февраля 1999г., в день
рождения ученого, в помещении Российской академии государственной
службы при Президенте Российской Федерации. Спустя два дня
симпозиум переместился в Санкт-Петербург и продолжил свою работу в
помещениях факультета социологии Санкт-Петербургского
государственного университета и Санкт-Петербургского гуманитарного
университета профсоюзов. А последние его аккорды, как писала одна
Сыктывкарская газета, стали два дня (8 и 9 февраля 1999г.),
насыщенных различными мероприятиями и встречами, на родине ученого
— в Коми Республике.
Главными героями этого оригинального симпозиума-путешествия
стали двое Сорокиных: сам выдающийся социолог и его сын, Сергей
Сорокин, профессор Бостонского университета США, микробиолог.
Руководители Республики Коми предоставили уникальную
возможность Сергею Сорокину и группе американских и российских
ученых побывать в селе Гам Усть-Вымского района, где когда-то
Питирим Сорокин обучался в школе второй ступени, в Турье, где
выдающийся ученый 110 лет назад появился на свет. В Турье, на
высоком вымском берегу, на родине известного во всем мире
социолога, был открыт в его честь первый во всем мире памятный
знак с барельефом Питирима Сорокина. Таким образом, 1999г. войдет
в историю как год возвращения Питирима Сорокина и его наследия на
Родину, в Россию.
В симпозиуме приняли участие более 700 ученых, специалистов,
аспирантов, студентов из 14 стран, из них более 2/3 доктора и
кандидаты наук. Из США, помимо Сергея Сорокина, приехали видные
ученые-социологи: Эдвард Тириакьян, профессор Дьюкского
университета, любимый ученик Питирима Сорокина; Барри Джонстон,
профессор, декан факультета социологии Северо-Западного
университета, штат Индиана, американский биограф Питирима
Сорокина; Гарольд Браун, профессор Университета Северная Каролина
h другие. Приехали ученые из Канады, Италии, Франции, Греции, США,
Египта.
Большая, напряженная, интеллектуально насыщенная работа
симпозиума в Москве началась с приветствия Председателя Совета
Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. В своем
послании Е.С. Строев отметил, что « Питирим Сорокин — это
масштабная историческая личность, сполна воплотившая в себе
научные и нравственные достижения ХХ века, блеск его творческих
взлетов и тревожные предчувствия возникновения тупиковых путей
цивилизации. Он принадлежал и принадлежит России, где
сформировался его многогранный талант. Однако в равной степени
Сорокин принадлежит и Соединенным Штатам Америки, ставшим для него
второй родиной». Далее он выразил уверенность в том, « что
дискуссия ученых из разных стран на симпозиуме, встреча с научной
общественностью Москвы и Санкт-Петербурга, предложения
организаторов симпозиума об издании трудов Питирима Сорокина в
России и трудов российских обществоведов в США откроют новую
страницу в освоении идей Питирима Сорокина, в развитии
международного гуманитарного сотрудничества».
Такая же уверенность прозвучала и в выступлении первого
заместителя министра Министерства науки и технологий Российской
Федерации Козлова Г.В., зачитавшего приветствие Министра науки и
технологий Российской Федерации академика В.П. Кирпичникова. В
приветствии Посла Соединенных Штатов Америки в России Джеймса
Коллинза отмечается: «Ваши нынешние научные исследования и
профессиональная деятельность являются главным наследием,
оставленным Сорокиным будущим поколениям в этой стране и во всем
мире. Я и мои коллеги в Посольстве с гордостью поддерживаем шаги,
осуществляемые Российской Академией наук и Международным фондом
Кондратьева с целью воздать должное этому наследию и продолжать
научные связи между Россией и Соединенными Штатами». Зачитал
приветствие заместитель атташе по вопросам культуры Посольства
Илья Левин. Господин Стив Маккейн зачитал приветствие от
Американского Совета по исследованиям и научному обмену.
Митрополит Питирим, академик Российской Академии естественных
наук в своем приветствии подчеркнул, что «в творчестве Питирима
Сорокина говорится не только о теле социума, не только о
политологии неких механических конградиентов мировой политики, а
говорится о душе, душе нации, душе народа, душе каждого человека,
который в совокупности дает понимание того процесса, который
является жизнью».
На симпозиум не смогли приехать, но прислали свои приветствия
Президент Международной социологической ассоциации профессор
Альберто Мартинелли и выдающийся современный социолог профессор
Роберт Мертон — ученик Питирима Сорокина. Оба очень сожалели, что
не могут лично присутствовать на симпозиуме и отдать дань
глубочайшего уважения и восхищения гиганту социологической мысли
XX века — Питириму Сорокину, который поднял социологию как
искусство, как ремесло и как науку.
Доклад Сергея Сорокина «Воспоминания о Питириме Сорокине» был
первым в серии блистательных докладов на Пленарном заседании
симпозиума. Через рассказ Сергея Сорокина и его комментарий к
слайдам все присутствующие в зале как бы стали свидетелями личной,
научной и общественной жизни Питирима Сорокина американского
периода.
Академик Российской академии естественных наук, профессор,
вице-президент Международного фонда Н.Д. Кондратьева Ю.В. Яковец
выступил с докладом «Великие прозрения Питирима Сорокина и
глобальные тенденции нашего времени». В докладе была раскрыта
непреходящая ценность идей и прозрений великого ученого —
jpsomeixecn социолога XX века, создавшего теорию социокультурной
динамики, выдвинувшего пионерные идеи формирования интегрального
строя, конвергенции двух мировых систем, глубоко исследовавшего
социологию революции, тенденции социальной стратификации и
мобильности, заложившего основы новой этики, базирующейся на
творческом альтруизме. В докладе подчеркнута необходимость заново
открыть Питирима Сорокина, издать в России собрание его сочинений,
использовать его наследие при формировании и развитии
постиндустриальной парадигмы обществоведения, осуществлять
конвергенцию обществоведения разных стран, включая идеи великого
ученого в систему образования, как основу мировоззрения поколений
XXI века. Выдвинуто предложение создать Международный институт
Питирима Сорокина и Николая Кондратьева.
Эдвард Тириакьян, профессор Дьюкского университета (США), в
своем докладе «Вклад Питирима Сорокина в развитие американской
социологии» ярко и убедительно показал значение предвидений
Питирима Сорокина, привлек внимание аудитории к его работам,
которые намного опередили свое время. Книга «Россия и Соединенные
Штаты в 1944 году» и другие работы, его предвидения выдержали
испытание временем. Поэтому, подчеркнул профессор Тириакьян, «я
хочу дать высокое признание Сорокину за его достижения в
социологии нынешнего дня, а не в социологии прошлого. Он как бы
возвращается на Родину к себе, для профессора Сорокина это важный
момент. Что касается социологии, он хотел бы, чтобы она сыграла
конструктивную роль в перестройке российского общества в этот
переходный период на основе того, что он сам знал и испытал на
себе... Чтение трудов Сорокина сегодня является как бы стимулом
для нашего восприятия, потому что так много его работ
предвосхищают главные или важные аспекты нашего нынешнего
состояния... Это говорит о силе его социологического воображения.
Но, конечно, главный вызов и проблема для американских и
российских социологов, это извлечь из его работ исследовательскую
программу интегральной социологии. И начальным шагом — принять в
качестве единицы макрокомпаративного анализа цивилизацию».
«Питирим Сорокин и восстановление социокультурных традиций
России» — тема доклада академика Абалкина Л.И., президента
Международного фонда Н.Д. Кондратьева, директора ИЭ РАН. Он
рассмотрел наследие Питирима Сорокина и связанных с ним деятелей
через призму своеобразия традиций и преемственности российской
школы как экономической мысли, так и обществоведения. Л.И. Абалкин
задает вопрос: «что объединяет Кондратьева, Сорокина, чуть
помоложе Василия Леонтьева — Нобелевского лауреата, откуда их идеи
и выход на современную цивилизацию?» и сам же отвечает: «Масштабы
России веками учили думать глобально, перспективно. Это заложено в
корнях российской мысли. Посмотрите работы от Кондратьева,
Сорокина, Леонтьева и так далее, и вы узнаете этот макровзгляд.
Здесь отложилось и то, что было уникально присуще России и,
пожалуй, только ей, которая была и остается единственной великой
евразийской страной, которая сочетает ценности восточной культуры
и западного рационализма... Это ее судьба, ее мир и ее школа».
Профессор МГУ Кукушкина Е.И. в докладе «Питирим Сорокин —
организатор науки, педагог и общественный деятель» показала, что
именно российский период деятельности Сорокина сформировал его как
ученого, педагога и общественного деятеля, т.к. его учителями были
известнейшие русские социологи и именно от них он унаследовал
любовь к науке, жажду знания, любовь к общественной деятельности.
«Кризис в России в контексте теории социально-культурной
динамики П.Сорокина» — это тема доклада декана социологического
факультета МГУ, д.ф.н., профессора Добренькова В.И. Оперируя
теоретическими постулатами социально-культурной динамики
O.Сорокина, В.И. Добреньков доказал, что Россия находится в
условиях цивилизационного кризиса. «Сорокин неоднократно
подчеркивал, что в условиях такого рода цивилизационно-системного
кризиса никакие отдельные меры в области экономики и политики не
могут устранить его, как это пытаются делать наши государственные
деятели. По его мнению, только глобальная ценностная
переориентация внутри самого общества может быть гарантом его
стабилизации, дальнейшего развития и процветания».
Первый проректор Российской академии госслужбы при Президенте
РФ д.э.н., профессор В.И. Кушлин говорил о проекции России на
интегральный социокультурный строй П.Сорокина, о применении к
России прогноза П.Сорокина о переходе к новому интегральному строю
и о том, что Россия может претендовать на жизнь по принципам
общества, базирующегося на знаниях и на мудрости человеческого
опыта.
Профессор МГУ, вице-президент Российского общества социологов
Н.Е. Покровский остановился на теоретических проблемах социологии
и на том, какие идеи Сорокина, касающиеся конвергенции,
интеграции, переосмысливаются, перерабатываются в теориях
глобализации, в новой концепции рациональности, в каком смысле они
соответствуют друг другу или серьезно расходятся. Но ясно одно: по
мнению Покровского — Питирим Сорокин шел глубже и видел дальше.
С докладом «Питирим Сорокин: пророк политического будущего,
которое является нашим настоящим» выступил профессор Университета
Северная Каролина, США, Гарольд Браун. Вслед за Покровским он
считает, «что практически на сто процентов оправдались прогнозы
Питирима Сорокина в отношении того, в каком направлении пойдет
наше общество». Что касается прогнозистов, которые предсказывают
неминуемую катастрофу, то, по словам Брауна, «и на самом деле эта
катастрофа произойдет, если мы не повернем на некий другой путь,
если человек не встанет на путь выполнения уникальной миссии
человека, как писал об этом Сорокин».
«Проблема истории теоретической социологии у Питирима
Сорокина» — тема доклада д.э.н., профессора Ю.Н. Давыдова, в
котором он отразил эволюцию взглядов П.Сорокина, его
неуспокоенность и поиск истины, переосмысления своих позиций на
протяжении всей жизни. «Суть этого переосмысления, — по мнению
Ю.Н. Давыдова, — заключалась в более радикальном, чем было до
этого, разрыве с теорией прогресса и с прогрессизмом вообще. Это
было очень существенное изменение в сторону того, что мы можем
назвать радикальным циклизмом... он был построен у П.Сорокина на
очень решительном противопоставлении циклизма всем вариантам
теории прогресса, всем вариантам поисков закона и закономерностей,
всем вариантам того, что можно назвать эволюционизмом».
Творческие и плодотворные связи П.Сорокина с украинской
диаспорой, связь с Фондом Шаповала, подготовка к изданию на
украинском языке некоторых работ в Праге через Фонд Шаповала — обо
всем этом в контексте с современностью говорил в своем выступлении
академик РАН, директор Института экономики НАН Украины
И.И. Лукинов.
Об американской профессиональной карьере Питирима Сорокина, о
том, как он прошел путь от ученого-эмигранта до положения самого
заметного американского социолога, Президента американской
социологической ассоциации, рассказал в своем докладе профессор
Северо-Западного Университета США, Барри Джонстон, американский
биограф П.Сорокина. И когда П.Сорокин умер в 1968 году, говорил
далее Джонстон, он получил все почести, как выдающийся ученый.
Профессор МГУ, д.ф.н. Култыгин В.П. в докладе «Питирим Сорокин
как методолог и теоретик социологической науки» продолжил анализ
научной деятельности великого ученого. По его мнению, П.Сорокин
qngd`k как минимум четыре парадигмы, четыре совершенно уникальные
и совершенно эпохальные научные парадигмы: работы по социологии
экстремальных ситуаций; интегративный подход, приведший к
появлению теории социальной стратификации, к теории мобильности;
социальная и культурная динамика; теория социальной любви и
творческого альтруизма. По мнению Култыгина, Питирим Сорокин как
теоретик и методолог объединил ипостаси, которые очень редко
встречаются в личности одного ученого: «творчество и наследие
Сорокина явно недостаточно включено ни в нашу отечественную
научную практику, ни в мировую и, наверное, есть все основания
полагать, что нас ждет некоторый сорокинский ренессанс».
Профессор Монреальского университета (Канада) Марсель Фурнье в
докладе «Питирим Сорокин и французская школа социологии:
исследование социокультурных тенденций» проанализировал
взаимоотношения между Сорокиным и французской школой социологии,
сотрудничество Дюркейма и Мореля Монстра с Сорокиным.
Своими соображениями относительно актуальности взглядов
Питирима Сорокина в свете тех событий, которые происходят в нашей
стране и во всем мире, поделился чл.-корр. РАН В.А. Медведев.
Вслед за ним выступил Президент социологической ассоциации
профессор Здравомыслов А.Г. с докладом на тему «Питирим Сорокин и
национальный вопрос». Он показал, что Сорокин относится к числу
тех ученых, у которых есть очень много положений, связанных с
возможностями возникновения кризисной ситуации в межнациональных
отношениях.
Тема доклада чл.-корр. РАН, вице-президента Международного
фонда Н.Д. Кондратьева Р.Г. Яновского «Питирим Сорокин: вопросы
войны и мира». П.Сорокин проанализировал 967 войн с Древней Греции
до наших дней и пришел в выводу, что война не только проклятие, а
она имеет и положительные явления, в это время одни становятся
альтруистичными, героическими, более совестливыми, а другие
становятся более безнравственными, более аморальными и т.д. «Это
же научный подвиг» — вот так оценил Яновский вклад Сорокина в
исследование проблемы войны и мира.
В выступлении зав. кафедрой социологии МГИМО профессора
Кравченко С.А. прозвучали две основные мысли: подвержены
флуктуациям не только социально-культурные реальности, но и
идеалы, и последние должны быть более реальными для их достижения
и, второе, — не следует забывать о двойственной природе человека,
т.к. именно потому, что недооценивался тот факт, что человек не
только добр, но и иррационален, многие идеалы не достигнуты.
Пленарное заседание первого дня симпозиума завершилось
выступлением профессора Ивановского химико-технологического
университета Столбова В.П. Именно здесь, в Ивановской области, в
деревне Хреново в 1903-1907гг. в духовно-учительской семинарии
учился Питирим Сорокин, дружил с Н.Д. Кондратьевым. Здесь он
втянулся в агитационную работу правоэсеровского движения, и именно
здесь, в кинешемской тюрьме, прочитав работы русских социологов, в
том числе и П.Лаврова, Сорокин начал свой путь в большую науку
социологии. Поэтому так чтят память о Сорокине на Ивановской земле
— это и чтения, и создание центра творческого альтруизма,
студенческие работы, в которых угадывается огромный интерес к
наследию великого ученого.
5 февраля 1999г. состоялось заседание пяти секций симпозиума:
I секция «Научное наследие Питирима Сорокина и развитие
социологической теории» (ведущие: д.ф.н., профессор Давыдов Ю.Н.,
проф. Б. Джонстон, д.соц.н. Покровский Н.Е.), II секция
«Социокультурная динамика: тенденции, механизмы, флуктуации,
перспективы» (проф. Ядов В.А.), III секция «Проблемы экономической
социологии» (ведущие: член-корр. РАН Медведев В.А., проф.
@.И. Кравченко, академик РАН и НАН Украины Лукинов И.И.), IV
секция «Власть, право и нравственность» (ведущие: член-корр. РАН
Яновский Р.Г., д.ф.н., проф. Здравомыслов А.Г.), V секция
«Социокультурное будущее: взгляд поколений» (ведущие: профессора
Бестужев-Лада И.В., Добреньков В.И и Л.Н. Панкова).
На первой секции все выступления в основном касались
теоретических аспектов (Ю.Н. Давыдов, Ю.М. Плотинский, Г.К. Акшин
и др.), проблем различных стадий научной биографии Сорокина, его
теоретического роста. В результате дискуссии участники секции
пришли к выводу, что мы не должны канонизировать Сорокина, но
творчески проникнуть в лабораторию его мысли для нахождения важных
источников обновления российской социологии. Выступающие
поддержали предложение проф. С.А. Кравченко о публикации
материалов симпозиума в России, за рубежом и в Интернете.
На заседании второй секции дискуссия развернулась вокруг двух
тем — «Циклы в российской истории» и «Социальное расслоение».
Относительно циклов в развитии человечества среди выступающих были
резкие «против» и «за», но применительно к российской истории
циклы все-таки есть. В свете второй проблемы высказывались идеи
многомерности стратификации. При этом отмечалось, что
анализируемые параметры не должны противоречить друг другу.
Обсуждалась также гендерная проблема как проблема стратификации.
П.Сорокин на эту тему не писал, но это тоже проблема
стратификации, проблема равенства и неравенства мужчин и женщин.
На третьей секции поднимались проблемы от микроуровня, начиная
с отдельного предприятия и рабочих мест, до макроуровня —
социоэкономическая динамика капитализма в России. По разбросу
проблем от конкретных эмпирических исследований, частных социально-
экономических вопросов до предмета экономической социологии,
методологических разработок в этой области и даже обсуждения
ваковских стандартов по экономической социологии. Так, доклад
Паллавичини, — вице-президента Международного фонда
Н.Д. Кондратьева, академика РАЕН, проф. Миланского университета
«Пределы русского пути к рынку и пределы глобализации экономики:
две крайности на пути к одной цели в подтверждение предвидений
Питирима Сорокина» был основан на целостном подходе Сорокина,
мыслителя и гуманиста, который как никто другой мог оценить всю
сложность социальных явлений в глобальном масштабе, поскольку
обладал «полем зрения в З600» и мог «понять подлинное значение
всей совокупности фактов и феноменов и обнаружить их истинную
связь». Проф. Паллавичини делает важные выводы об оборотной
стороне технического прогресса, создающего «огромные пространства
со слаборазвитой экономикой», о необходимости обеспечения лучшего
качества жизни без ущерба культуре, морали и т.д. Автор
убедительно показывает, что прибыль не должна являться
единственным мотивом как экономической жизни отдельного
предприятия, так и общества в целом. Дикого рынка в России можно
было бы избежать, если бы были учтены многие факторы, влияющие на
общественное развитие.
В заключительном слове проф. А.И. Кравченко подчеркнул, что
экономисты повернулись лицом к социологии, хотя и поздно —
перестройка и либеральные реформы прошли под знаком экономического
детерминизма, но, по его представлению, союз экономистов и
социологов обещает быть плодотворным.
Проблемы права, нравственности и духовности, организации
власти и науки были в центре внимания докладчиков четвертой
секции. Все выступающие отметили, что наследие Питирима Сорокина,
его мысли актуальны как никогда. П.Сорокин не смог при жизни
передать свой опыт соотечественникам, а его концепции о власти и
ценностях крайне важны и в настоящее время.
Выступающие отметили, что, как и предполагал П.Сорокин,
современные общества в экономически развитых странах достигли
крайней точки человеческой деградации (Митрохина Е.Ю.).
Американский проф. Браун и российский ученый К.И. Шилов одинаково
оценили современную ситуацию, которая в настоящее время сложилась
в США. Признается культурный упадок, атомизация общества,
отчужденность людей друг от друга.
Особенность работы пятой секции заключалась в том, что на
первый план были выдвинуты доклады аспирантов социологического
факультета МГУ — Левашова, Мараскова, Рыбина и Гавриленко. Все
четыре доклада вызвали вопросы и дискуссию. Вторая группа докладов
сделана профессорами. Все докладчики затронули разные стороны
сорокинского наследия и выявили, что он был не только социологом,
но и футурологом и отчасти культурологом. Так, работа П.Сорокина
«Основы будущего мира», изданная в Петрограде в типографии на
Литейном в 1918 г., говорит о том, что Сорокин один из ярчайших
представителей ранней футурологии наряду с Уэллсом, Циолковским и
многими другими людьми того времени.
Симпозиум завершился принятием двух документов. Первый,
который подвел итоги работы симпозиума, называется «Обращение
участников Международного научного симпозиума, посвященного 110-
летию со дня рождения П.А. Сорокина».
Вторым, очень важным итогом симпозиума является Учредительное
собрание Международного института Питирима Сорокина и Николая
Кондратьева, как автономной некоммерческой организации, целью
деятельности которого является развертывание теоретических и
прикладных исследований проблем цикличной динамики и
социогенетики, эволюции социальных систем, анализа кризисов и
предвидения будущего, динамики мировых и локальных цивилизаций и
других проблем; перевод и издание трудов П. Сорокина и Н.
Кондратьева, трудов современных обществоведов; формирование баз
данных и архивов Сорокина и Кондратьева; периодическое проведение
научных конференций, симпозиумов, дискуссий, чтений; поддержка
молодых ученых — обществоведов; использование идей П.Сорокина и
Н.Кондратьева в образовательной деятельности.
На учредительном собрании был утвержден Устав, избраны
сопредседатели Попечительского Совета, президент, вице-президент и
директор Института.
Продолжение симпозиума в Санкт-Петербургском государственном
университете, Санкт-Петербургском Гуманитарном университете
профсоюзов было так же интеллектуально насыщенным, как и в Москве.
Во вступительном слове ректора СПбГУ проф. Вербицкой А.И. и
выступлениях зав. кафедрой социологии, проф. Бороноева А.О.,
председателя коми-землячества Санкт-Петербурга Куликова Ю.Н.,
аспирантов Прилипенко А.П., Латышева М.Г., Ермакович Ю.А. был
обрисован санкт-петербургский период в жизни П.Сорокина. Доклады
профессоров Овсянникова В.Г., Парыгина Б.Д., Иконниковой С.Н.,
Яковлева И.П., Гнатюка О.Л., Серова О.А., Триодина Е.Е., Гончарова
И.Ф., Соколова Э.В., Шора Ю.М., Казина А.Л., Орлова И.Б., Соколова
А.В., Светлова В.А., Маркова А.П., Иванова В.Г. были посвящены
воззрениям П.Сорокина на теорию познания, на социологию, на
социокультурную динамику, на любовь как духовно-созидающую силу и
другим сторонам многогранного наследия величайшего ученого XX
века.
В Сыктывкаре участников симпозиума приветствовал Глава
Республики Коми Ю. Спиридонов, который передал сыну великого
ученого уникальные документы — выписки из церковной книги о
рождении и крещении Питирима Сорокина. Во время научной части
симпозиума были заслушаны доклады и выступления профессоров
американских и российских: С.Сорокина, Барри Джонстона, Яковца
^.В., Покровского Н.Е.; от Правительства Коми Республики выступили
зам. Главы Республики Коми Г.В. Бутырева, министр по делам
национальностей Конюхов А.К. Этнологическим исследованиям
П.Сорокина был посвящен доклад старшего научного сотрудника
Института языка, литературы и истории Коми научного центра
Несанелиса Д.А. и проф. СГУ Семенова В.А. Участники симпозиума
встретились с учеными Коми филиала РАН, преподавателями и
студентами Сыктывкарского государственного университета, учащимися
и учителями школы искусств при Главе Республики Коми, с жителями
деревень, где родился и учился Питирим Сорокин, побывали на
посвященных ему выставках, в музеях и сельских клубах.
Завершить обзор хочется словами из принятого участниками
симпозиума обращения: «Симпозиум стал ярким подтверждением
истинности пророческих идей Питирима Сорокина о сближении науки
России и США, улучшении взаимопонимания между нашими народами в
преддверии предсказанного великим российско-американским ученым
эпохального перехода к интегральному социокультурному строю. Мы
надеемся, что следующие поколения ученых-обществоведов подхватят
этот почин и совместно определят контуры будущего
постиндустриального общества, пути и этапы его формирования и
развития, преодоления неизбежных препятствий и противоречий на
этом магистральном пути».
Бондаренко В.М.,
к.э.н., директор Международного фонда Н.Д. Кондратьева
Обращение участников
Международного научного симпозиума,
посвященного 110-летию со дня рождения П.А. Сорокина,
«Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени»
Москва Санкт-Петербург Сыктывкар
4-9 февраля 1999г.
П
итирим Александрович Сорокин является одним из крупнейших
социологов, мыслителей, гуманистов XX века, автором десятков книг,
проложивших новые пути в мировом обществоведении.
Участники Международного научного симпозиума, посвященного 110-
й годовщине со дня рождения Питирима Сорокина, подчеркивают
основополагающее значение его научного наследия для понимания
перспектив развития общества в XXI веке, формирования
постиндустриальной парадигмы обществоведения. Однако это наследие
пока мало известно на родине ученого – в России, богатство его
идей недостаточно освоено и в других странах.
Участники Симпозиума, в котором приняли участие более 700
ученых и специалистов из 14 стран, широко обсудили значение
научного наследия Питирима Сорокина для развития современной
социологии, отметили необходимость более глубокого использования
этого наследия как в научных исследованиях, так и в преподавании
для формирования мировоззрения поколений XXI века.
На пленарных заседаниях и заседаниях секций в Москве,
заседаниях симпозиума в Санкт-Петербурге и Сыктывкаре состоялся
интенсивный обмен мнениями по актуальным проблемам развития
социологической науки, социокультурной динамики нашего времени,
социальной стратификации и социокультурной мобильности,
экономической социологии, власти, права и нравственности,
социокультурного будущего, намечены пути дальнейшего развития
исследований в этих областях. Группа участников Симпозиума имела
возможность посетить родину Питирима Сорокина.
Положительно оценивая усилия Института социологии РАН,
социологического факультета Санкт-Петербургского университета,
Международного фонда Н.Д. Кондратьева, ученых Республики Коми по
изданию трудов Питирима Сорокина, участники Симпозиума считают
необходимым издать собрание его сочинений на русском языке и
обращаются к Российскому гуманитарному научному фонду, Российскому
фонду фундаментальных исследований, российским, американским и
международным научным фондам, социологическим организациям,
ассоциациям и фондам, деловым кругам с просьбой поддержать эту
инициативу. Желательно издание основных трудов российских
обществоведов на английском языке, чтобы сделать доступными их
идеи мировому научному сообществу.
Участники Симпозиума поддержали предложения о создании
Международного института Николая Кондратьева и Питирима Сорокина,
регулярном проведении на его основе международных Сорокинских и
Кондратьевских чтений, подготовке и изданию дисков CD-ROM о жизни
и научном наследии Николая Кондратьева и Питирима Сорокина и об
издании материалов настоящего симпозиума на русском и английском
языках и надеются на активную поддержку этих мероприятий
российскими и американскими научными и деловыми кругами.
Симпозиум стал ярким подтверждением истинности пророческих
идей Питирима Сорокина о главных тенденциях нашего времени,
сближении науки России и США, улучшении взаимопонимания между
народами в преддверии предсказанного великим российско-
американским ученым перехода к интегральному социокультурному
qrpn~. Мы надеемся, что следующие поколения ученых-обществоведов
подхватят этот почин и совместно определят контуры формирующегося
постиндустриального общества, пути и этапы его становления и
развития, преодоления неизбежных препятствий и противоречий на
этом магистральном пути.
Участники Симпозиума выразили искреннюю благодарность
Международному фонду Н.Д. Кондратьева, Институту социологии РАН,
Российской академии госслужбы при Президенте РФ, Санкт-
Петербургскому государственному университету, Санкт-Петербургскому
гуманитарному университету профсоюзов, администрации Республики
Коми, Сыктывкарскому государственному университету за теплый прием
и создание условий для плодотворной работы, а также благодарят за
спонсорскую поддержку симпозиума Миннауки России, РГНФ, РФФИ,
Социологический факультет МГУ, Санкт-Петербургский гуманитарный
университет профсоюзов, Посольство США в Москве, Американский
совет по исследованиям и научному обмену, Институт «Открытое
общество».
Раздел II
Питирим Сорокин –
человек, ученый, педагог
Сергей П.Сорокин,
проф., США
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ С ПИТИРИМОМ СОРОКИНЫМ
Я
родился в Бостоне, штат Массачусетс, в апреле 1933 г. во время
снежной бури. Когда я открыл глаза и впервые увидел своего отца,
ему было 44 года, — прошло уже немало лет после бурной молодости,
проведенной им в царской России, и страшных лет, пережитых в
России советской, около десяти лет с тех пор, как он поселился в
Соединенных Штатах, и почти два с половиной года после того, как
он стал основателем и главой социологического факультета
Гарвардского университета в Кэмбридже. Он умер на восьмидесятом
году жизни в нашем доме в пригороде Винчестера. Таким образом, мои
воспоминания о нем охватывают вторую половину его жизни.
Я должен сразу же отметить, что мой доклад ни в коей мере не
является исчерпывающим рассказом о жизни моего отца и не дает
всесторонней оценки его научных достижений. Биографические
подробности, которые здесь сообщаются, ограничены тем, что мне
известно в наибольшей степени — либо по собственным моим
наблюдениям, либо по рассказам моих родителей, или же по
документам, хранящимся в семье и университетских архивах.
Что это значило — жить с таким человеком, как Питирим
Александрович? Когда я начал себя осознавать, он уже был всемирно
признанным ученым, и хотя в семье это всегда понимали, это никак
не отражалось на нашей повседневной домашней жизни. По сравнению с
моей матерью Еленой Петровной, отец был довольно строгим
родителем, и поскольку нашим соседским ребятам он казался
личностью довольно грозной, они старались с ним не пересекаться.
Ведь он, в конце концов, выжил в русскую революцию, несмотря на то
видное положение, которое начал занимать в рядах потерпевшей
поражение стороны.
После высылки из Советской России в 1922 г. (фото 1) ни
Питирим, ни Елена не питали никаких надежд когда-нибудь вернуться
на родину, и поэтому они хотели адаптироваться к жизни в
Соединенных Штатах. Вот почему, когда родился мой брат Петр, а
потом и я, наши родители решили вырастить из нас «типичных
американцев». Не берусь судить, насколько они преуспели в этом, но
начальное и среднее образование мы получили в школах Винчестера, в
которых вели свои собственные «баталии». Начатки русского языка,
усвоенные дома, были забыты после того, как учителя сказали, что
мы говорим с русским акцентом. И хотя, будучи подростками, мы
изучали русский язык по учебникам, для нас это был второй язык.
АДАПТАЦИЯ К ЖИЗНИ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ. Насколько удачно
Питириму и Елене удалось приспособиться к жизни в Америке? Страна,
в которую мои родители приехали в 1920-е гг., была, конечно, иной
по сравнению с тем, что она представляет собой сейчас. В ней
преобладали скорее ценности сельской, а не городской жизни,
сексуальные нравы были более сдержанны, насилие значительно реже
вторгалось в повседневную жизнь, так что многие вообще не запирали
двери на ночь. Акклиматизации моего отца способствовало, может
a{r|, и то, что, приехав в Америку, он поселился сначала на севере
Среднего Запада, а не на восточном побережье или в Новой Англии,
которые были гораздо более урбанистическими. Давая оценку
Питириму, его старинный друг и коллега Карл Циммерман считает это
счастливой случайностью истории [1]. В Миннесоте время
переселенцев еще не ушло в далекое прошлое, а социальная структура
этого штата включала сравнительно немного «старых семейств». Кроме
того, поскольку население штата говорило с довольно сильным
скандинавским акцентом, тот, кто не владел английским в
совершенстве, не выделялся здесь так сильно, как в основанных в
более давние времена общинах.
Прочитав в течение летнего семестра 1924 г. курс лекций по
социальной морфологии и социологии революции, Питирим получил в
течение года, то есть вдвое быстрее, чем положено, звание полного
профессора. Это дало ему избыток времени для писания; он принялся
за работу и в течение трех лет оставался в должности. Мать
получила степень доктора философии от университета Миннесоты в
1925 г. Она занималась генетикой и патологией растений, а позднее
стала профессором-ассистентом в Хэмлинском университете Сент-Пола,
где преподавала ботанику и цитологию растений.
Семейные рассказы и фотоальбомы свидетельствуют о том, что
годы, проведенные в Миннесоте, были не только продуктивным
периодом в творческой жизни и профессиональной карьере наших
родителей, — это были годы, наполненные общением с друзьями,
концертами, пикниками, рыбалкой, туристическими походами (фото 2,
3, 4), включая две поездки в Скалистые горы, где отец в августе
1929 г. поднялся на вершину горы Элберт в Колорадо [2].
Образ жизни начал постепенно меняться после того, как Питирим
занял свой пост в Гарварде. Сначала родители снимали квартиру в
Кэмбридже в нескольких минутах ходьбы от университета, но к марту
1932г. они переехали в большой загородный дом в Винчестере (фото
5). Это столетнее здание, весьма необычное по своей архитектуре,
было очень хорошо построено, вероятно, потому, что архитектор
проектировал его для своей семьи. Но вот уже почти семьдесят лет
этот дом является нашей собственностью и до сих пор сохраняет ауру
Елены и Питирима. Поскольку он находился как раз на границе
огромного горно-лесного заповедника, он понравился им как
идеальное место для подрастающих детей (фото 6).
НАИБОЛЕЕ СЕРЬЕЗНАЯ РАБОТА ДЕЛАЛАСЬ ДОМА. В годы,
предшествовавшие второй мировой войне, отец занимался подготовкой
своего главного труда — «Социальной и культурной динамики», а
также организацией и руководством факультетом социологии. Так как
тома «Динамики» он по большей части писал дома, то Петр и я
находились поблизости, но с самого раннего детства мы были
приучены к тому, что ему нельзя мешать, когда он работает. Мы
присутствовали и при написании его последующих книг, а когда
подросли, отец иногда опробовал некоторые фрагменты на матери и на
нас как на интеллигентных, но непрофессиональных читателях.
В биографии Питирима, написанной Б. Джонстоном [3],
документально прослежены академические маневры и политические
баталии, которые происходили в Гарварде вокруг социологии и других
социальных наук до и после войны. Но, несмотря на треволнения,
которые несомненно доставляли отцу эти события, дома мы почти
ничего не слышали об этом. Дом был для отца своего рода гаванью,
где он занимался творчеством и семьей и куда гарвардские проблемы
практически не допускались. Это было правило, которого он, по-
видимому, всегда придерживался. Мы с братом были ровесниками детей
нашего ближайшего соседа Карла Циммермана и много свободного
времени проводили с ними в их доме или у них во дворе (фото 7).
Поскольку карьера Циммермана в Гарварде складывалась неудачно и у
mhu весьма откровенно говорилось об этом, то здесь мы улавливали
отголоски недовольства гораздо чаще, чем у себя дома [4]. Но что
бы мы ни узнавали обо всех этих неприятностях, все это казалось
нам в то время несущественным, ибо идеальное настоящее, окружавшее
нас, приучило нас к мысли о том, что подлинное значение имеет
только творческая активность, в какой бы сфере она ни проявлялась
— естествознании, гуманитарных науках или искусстве. Таким
образом, в конечном счете наше детство было безоблачным.
ТИПИЧНЫЙ РАБОЧИЙ ДЕНЬ. Я до сих пор удивляюсь, как мог
Питирим, работая так много, находить еще и время для семьи и
общественной деятельности. Он хорошо организовывал свое время,
умея четко разложить по полочкам разные аспекты жизни, и если нашу
домашнюю жизнь определял главным образом его распорядок, то
делалось это не без учета наших законных интересов и потребностей.
В течение учебного семестра он обычно без чего-то восемь утра
уходил в университет на лекции (фото 8), и если после обеда не
было семинаров или заседаний кафедры, он, как правило, приходил на
обед домой. Немного вздремнув, отец закрывался в своем кабинете
часа на два, а потом работал во дворе. Затем у нас был ранний
ужин, часов в пять, после которого отец читал газету или слушал
новости; после чего мы обычно всей семьей слушали радиопередачи
или что-нибудь из нашей растущей коллекции пластинок с записью
классической музыки. Пока на нашей радиоле исполнялся «Рассвет над
Москвой-рекой», отец ходил по комнате, а когда музыка
заканчивалась, переворачивал пластинку на другую сторону [5].
Радиопередачами могли быть программы новостей (которые нередко
оценивались как поверхностные), концерты Бостонского или других
симфонических оркестров, приключенческие рассказы и постановки.
Наш небольшой кружок с нетерпением ожидал программы с
выступлениями популярных в 30-40-е гг. комиков.
Когда отец работал наиболее интенсивно, он возвращался в свой
кабинет еще часа на два-три перед тем как лечь спать. Мне
вспоминаются зимние вечера, когда нам тоже разрешалось придти и
посидеть у камина при условии, чтобы мы не шумели. А когда
наступало наше время укладываться спать, он иногда приходил к нам
и рассказывал о последних приключениях «Ивана и Киселя» —
персонажей, которых он придумал, чтобы нас развлекать.
Питирим спал немного и часто просыпался во время сна, думая о
своей работе, так что мы, проснувшись, обнаруживали, что он уже
сидит за столом и что-то пишет. Иногда он уходил на прогулку в
лес, чтобы продумать какие-то свои идеи и, между прочим, сообщить
нам, что лед на пруду за нашим домом уже достаточно крепок, и
можно кататься на коньках. Как правило, он сразу же печатал свои
сочинения на пишущей машинке и, хотя печатал двумя пальцами, это
не замедляло его работу (фото 9).
После переезда в Соединенные Штаты отец писал все свои
рукописи на английском языке. Затем эти черновики передавались
факультетской секретарше или профессиональной машинистке, которые
перепечатывали их набело. Окончательные варианты наиболее важных
работ давались кому-нибудь из коллег или редактору на предмет
исправления или усовершенствования английского языка. Позднее
небольшие рукописи иногда редактировались кем-нибудь из членов
нашей семьи.
ЕЛЕНА ЖЕРТВУЕТ СВОЕЙ КАРЬЕРОЙ. После переезда в Гарвард мать
оставила преподавание и отказалась от открывающейся перед ней
академической карьеры. Ей не удалось сохранить свое место в
университете Миннесоты, несмотря на значительную поддержку
университетских коллег-ботаников, по той причине, что там в это
время действовали принципы «антинепотизма», и такие же правила
имели место и в Гарварде. Тем не менее она пыталась продолжить
qbne исследование без оплаты в лаборатории знаменитого
гарвардского ботаника профессора Ирвинга Бейли. Но, родив ребенка,
она сразу же прекратила эти попытки. К счастью, она могла делать
кое-какую работу дома, так как ее специальностью было
цитохимическое изучение живых клеток, а их можно было получить от
растений в нашем саду. Для работы ей нужен был только небольшой
хороший микроскоп и кое-какие реактивы, которыми ее снабжал доктор
Бейли. Из-за начавшейся второй мировой войны это исследование
приостановилось и было продолжено лишь после того, как мы с братом
в начале 1950-х гг. закончили колледж, что позволило ей вернуться
к своим исследованиям и плодотворно вести их в течение еще одного
десятилетия, по-прежнему работая дома, но при этом занимая
должность в Радклифф-институте и сотрудничая по совместительству с
исследовательской группой по физиологии растений из Гарварда (фото
10). Она написала также несколько статей в соавторстве со мной.
ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ В ГАРВАРДЕ. В Гарварде общественная жизнь
была сложнее, чем в Миннесоте. Будучи деканом факультета, отец
должен был присутствовать на разных коктейлях и званых обедах,
которые устраивали сотрудники факультета, а также принимать
приезжих ученых и профессоров. И хотя теперь уже его положение
оставляло меньше, чем в Миннесоте, времени на то, чтобы общаться
со студентами, один или два раза в год наш дом в Винчестере был
для них открыт. В такие дни мы с Петром с кротким и застенчивым
видом встречали наших гостей в прихожей, они улыбались нам,
гладили по голове, после чего мы отправлялись спать. Случалось,
что мы задерживались дольше и были рады, если кто-нибудь из
студентов относился к нам по-дружески. Я особенно запомнил одного
аспиранта, которого звали Филиппом; он угостил нас вкусным
кусочком сыра эдам, приготовленного для гостей. С тех пор мы время
от времени спрашивали, придет ли Филипп-Сыр в следующий раз.
Фрэнк Дэвидсон, рассказывая о своих аспирантских предвоенных
годах (он закончил аспирантуру в 1939 г.), писал:
«Разумеется, бывали и светлые моменты. Я вспоминаю зимний
вечер, когда мы, участники клуба молодежной песни, которым
руководил Джордж Филипс, усевшись на пару саней, запряженных
лошадьми, отправились в Винчестер, чтобы преподнести сюрприз
профессору Питириму Сорокину, исполнив для него серенаду. Сорокин,
бывший секретарь Керенского, потом снова вернувшийся в науку,
открыл окно, и на его лице — а был он в ночном колпаке с кисточкой
— мы увидели явные признаки гнева. Но не прошло и минуты, как он
объявил: «Заходите все! Есть икра и вино!» [7]. Двадцать лет тому
назад неожиданный ночной визит мог означать для отца арест, но от
этого визита, как узнали мы наутро, он был в восторге. Я не совсем
уверен насчет ночного колпака с кисточкой и насчет икры, но
хороший винный погребок у отца действительно был и он щедро
делился его дарами.
В довоенные годы званые обеды происходили запросто, «без
фраков», но мы с братом были еще слишком малы, чтобы принимать в
них участие. После того, как заканчивалось наше торжественно-
церемониальное появление и гости рассаживались за столом, мы
иногда ухитрялись проскользнуть в гостиную, подъесть какие-нибудь
остатки закуски и отхлебнуть по глотку хереса, оставшегося в
бокалах. До начала 1940-х гг. мы держали у себя прислугу, но по
случаю больших торжеств мать обычно готовила особые блюда и
придирчиво следила за приготовлением остальных, поскольку сама
готовила очень хорошо. Но в особых случаях ей требовалась
дополнительная помощь.
Некоторые из этих званых обедов организовывались главным
образом для того, чтобы в непринужденной домашней обстановке
поговорить о научных проблемах. Например, вскоре после того, как
m`xh родители переехали в Гарвард, их пригласили стать членами
клуба «Иногда» [Now and then]. Членами клуба были профессора и
преподаватели с разных факультетов Гарвардского университета и
несколько «настоящих бостонцев» [8] с интеллектуальными
интересами. Жизнеспособность такого рода клубов зависит от того,
есть ли достаточное число «интересных» членов клуба, и с этой
точки зрения Питирим ценился достаточно высоко, так как он обычно
был хорошо осведомлен о текущих событиях и имел познания во многих
областях, помимо своей профессиональной. Кроме того, он умел в
разговоре донести простыми, понятными для всех словами суть очень
сложных идей.
Не всем нравится, когда в собрании, где идет дискуссия,
превалирует какой-нибудь один человек. Ларри Морган, главный герой
одного из романов известного американского писателя Уоллеса
Стенера, вспоминает званый обед в Кэмбридже, на котором мой отец
излагал свою теорию социальной мобильности. «Ларри» вел
«воображаемый спор» с Питиримом, не соглашаясь про себя с тем, что
описываемое восхождение по иерархической лестнице является
«социальной перистальтикой в обществе» [9]. Стенер был
преподавателем английского языка в Гарварде в 1939-1945 гг. И
поскольку в его романе описываются события почти полувековой
давности, это вполне очевидно свидетельствует о том, насколько
зажигательной и запоминающейся была манера отца вести разговор.
РУССКИЕ АМЕРИКАНЦЫ. Таким образом, Питирим и Елена
адаптировались к жизни в Соединенных Штатах. К 1940 г. Питирим был
уже признан как выдающаяся фигура в мировой социологии, о чем
свидетельствуют многочисленные дипломы различных академий, одни из
которых избирали его в качестве своего члена, другие — в качестве
члена-корреспондента (фото 11), и которые мы до сих пор храним в
нашем доме [10]. На Всемирной выставке в Нью-Йорке в 1939 г. его
имя было высечено на «Стене Славы», что означало признание его
американской общественностью как иностранца, внесшего выдающийся
вклад в американскую культуру. Позднее, в начале 1960-х гг., я
слышал, как отец четко высказал свое отношение к тому, что значит
быть высланным из родной страны. Он беседовал с одной некогда
зажиточной супружеской парой из Кубы, которая все потеряла, будучи
высланной во время революции Фиделя Кастро. Он посоветовал им не
оглядываться на прошлое с горечью и не возлагать больших надежд на
скорое падение режима Кастро и свое возвращение на Кубу, а
сосредоточиться на том, что может еще предложить им жизнь в
Соединенных Штатах и провести ее как можно лучше. Тем не менее мои
родители всю жизнь оставались преданными русской культуре. Они
всегда очень ценили встречи и знакомства с образованными и
культурными русскими. Великий историк Михаил Иванович Ростовцев и
его жена Софья Михайловна жили в Мадисоне (штат Висконсин), когда
мои родители приехали в Миннесоту, и их глубокая дружба началась в
Соединенных Штатах (фото 3). Всякий раз, когда в Миннеаполис
приезжали с гастролями русские артисты, родители старались попасть
на их концерт, а по его окончании — и за кулисы. Так они
познакомились с церковно-православным композитором Николаем
Кедровым, его братом и двумя другими участниками мужского
вокального квартета, прославившегося в свое время исполнением
духовных и светских произведений.
Точно таким же образом Елена и Питирим впервые встретились с
Сергеем Александровичем Кусевицким, который дирижировал в
Миннеаполисе Бостонским симфоническим оркестром, и с этого дня
началась их дружба, продолжавшаяся до самой смерти дирижера в июне
1951 г. Как общественные деятели Кусевицкие приглашались почти на
все мероприятия бостонского «высшего общества», которое, однако,
не заменяло им подлинно интеллигентных русских друзей. Поэтому,
jncd` мои родители переехали на восток и поселились неподалеку от
Бостона, Наталья Константиновна встретила их традиционным хлебом-
солью (фото 12). Впоследствии именно благодаря Кусевицким они
познакомились со многими выдающимися музыкантами того времени, в
том числе и русскими — Сергеем Рахманиновым, Сергеем Прокофьевым,
Федором Шаляпиным, Яшей Хейфецом и Григорием Пятигорским. Мы с
братом всегда с радостью ходили в гости к нашим крестным
родителям. Чаще всего это были воскресные завтраки, рождественские
и пасхальные праздники. Иногда они устраивали рождественскую елку
с настоящими свечами, прямо как в «Щелкунчике». А на Пасху у них,
совсем как в России, делались куличи и пасха. Для Кусевицких эти
визиты были короткой передышкой от их музыкальной деятельности и
возможностью поговорить о многом из того, что их интересовало
помимо музыки. Разговаривали у них большей частью по-русски, но мы
с Петром, хотя и говорили плохо, чувствовали себя у них так же
хорошо, как и дома. Мы старались вести себя как можно лучше и с
раннего возраста оценили, какая это удача — близкое общение с
такими интересными и образованными людьми (фото 13). Поэтому наши
воспоминания о них сохранились такими яркими, хотя и прошло уже
много лет. После смерти Натальи Константиновны в 1941 году мы, как
и прежде, продолжали ходить к ним в гости, а кроме того,
участвовали вместе с Сергеем Александровичем и Ольгой
Александровной (племянницей Натальи Константиновны, ставшей
впоследствии женой Кусевицкого) в панихиде по ней на правах членов
семьи, а наши родители присутствовали и при кончине Сергея
Александровича.
В Винчестере в пору нашего детства было еще несколько русских
эмигрантов, но наша семья дружила с Александром Самойловым,
инженером по специальности, женатым на американке, которая училась
в Московском Художественном театре. Несмотря на то, что она
воспитывалась в западноевропейских театральных традициях, она
настолько ценила и любила все русское, что казалась нам типичной
русской актрисой, даже более русской, чем настоящие русские! Из
тех, кто работал в Гарварде, мы чаще всего видели Василия
Леонтьева, лауреата Нобелевской премии по экономике, и его жену,
которые тоже жили в Винчестере; когда у них родилась дочь
Светлана, отец стал ее крестным. Ближайшей родственницей и самой
частой русской гостьей у нас в доме была двоюродная сестра нашей
матери Ольга Николаевская («тетя Оля»). Вообще же дети русского
происхождения и с русскими именами были в то время для жителей
Винчестера в диковинку, и уж тем более никто из них никогда не
слыхал о таком народе, как коми.
Однажды мать представила нас одной местной жительнице: «Это —
Петр, а это — Сергей». «Sir Gay! — воскликнула та от изумления. —
У этого малыша — рыцарское звание?»
ВОЙНА. Вторую мировую войну отец предвидел задолго до ее
начала, поэтому для него не было неожиданностью, когда в сентябре
1939 года она разразилась сперва в Европе, а в декабре 1941г.
докатилась и до Соединенных Штатов. В то время два океана еще
ограждали Америку, и поскольку ни один из нас по возрасту еще не
подлежал призыву в армию, то те небольшие лишения, которые мы
терпели во время войны, были ничто по сравнению с теми бедствиями,
которые выпали на долю тех, кто принимал в ней непосредственное
участие. Для отца война послужила своего рода водоразделом в его
научном творчестве. Ужасающие события тех лет побудили его
окончательно сосредоточить все свои знания и опыт аналитика,
изучающего социальные и культурные силы, на обнаружении подлинных
причин человеческих конфликтов и разработке мер по предотвращению
войн и конфликтов в будущем. В своих книгах, таких как «Человек и
общество в бедствии», «Россия и Соединенные Штаты»,
+Bnqqr`mnbkemhe гуманности», он вплотную подошел к проблеме
альтруизма, изучению которой почти всецело посвятил себя в то
десятилетие, которое наступило после 1948г. В дополнение к
глубоким философским построениям Питирима, Елена внесла свой
большой практический вклад в борьбу за победу. Она прошла
подготовку как инструктор по оказанию первой помощи при воздушных
налетах. После нападения Германии на Советский Союз в июне 1941г.
в США была создана организация по оказанию помощи России,
состоящая из частных лиц и некоторых групп, которая называлась
«Помощь воюющей России» [Russian War Relief]. Мать с самого начала
была членом Исполнительного Комитета ее Массачусетского филиала и
совместно с г-жой Самойловой в начале 1942г. способствовала
организации Винчестерского комитета. Помощь состояла в сборе
одежды, вязании свитеров, шапок и рукавиц и шитье одежды для
детей. Она использовала любую возможность, чтобы увеличить
денежную сумму для этого общего дела, а кроме того, нашла способ
наиболее эффективной разборки и починки пожертвованной одежды на
центральном складе в Бостоне. Она догадалась, что с этими задачами
гораздо легче справиться, если в деле участвуют группы
добровольцев, которые знают друг друга, и напомнила высшим
властям, что таких людей больше всего среди прихожан местной
Православной церкви. До тех пор никто не догадывался обратиться к
ним за помощью!
Но, может быть, наиболее существенным личным вкладом Елены в
дело «Помощи воюющей России» были ее многочисленные выступления
перед членами общественных и религиозных организаций в восточной
части штата Массачусетс в 1942, 1943 и 1944 гг. На фото 14
запечатлен момент ее выступления перед аудиторией в городе Лоуэлл.
Разговаривая на такие темы, как «Россия», «Россия в борьбе с общим
врагом», «Русские и американцы», она не только добывала денежные
средства, но и содействовала большему пониманию значения войны,
которую вел Советский Союз, и большему состраданию к народу, на
долю которого выпали такие тяжкие испытания.
ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ. Из-за того, что университетские учебные планы
и школьное расписание в Винчестере отчасти совпадали, на летние
каникулы в общем выпадало меньше двух месяцев. По окончании
факультетских обязанностей, а зачастую и по написании новой книги,
отец был не прочь радикально поменять обстановку и ритм жизни.
Вскоре после рождения детей наши родители начали подыскивать место
в сельской местности. Это было разумно с точки зрения нашей
постоянной жизни в городе. Им в голову пришла мысль о нескольких
акрах земли в живописной местности неподалеку от озера и крыше над
головой вместо палаточного тента, как это бывало во времена
Миннесоты. Нужно было, чтобы это место находилось на расстоянии
одного дня от Винчестера и поблизости была бы хорошая рыбалка. А
пока что они снимали коттеджи, расположенные на берегу озер в
штатах Нью-Гэмпшир и Мэн, забираясь далеко на запад — до озера
Джордж и озера Шамплейн — с целью разведать эти места.
Поиски нашей дачи затянулись до 1937 г., когда отец получил
приглашение от Калифорнийского университета в Лос-Анжелесе
прочитать лекции в течение летнего семестра, чем он воспользовался
как бесплатной возможностью попутешествовать всей семьей и
познакомиться со страной. В своей книге «Долгий путь» он
описывает, как мы доехали поездом от Бостона до Солт-Лейк-Сити, а
оттуда отправились на запад на автомобиле, по пути останавливаясь
в нескольких национальных парках. Мы с братом замирали от восторга
во время езды на нашей красивой, как произведение искусства,
машине, имевшей обтекаемую форму и где внутри все было сделано из
нержавеющей стали. Вскоре после нашего возвращения из Калифорнии
отец, уже без нас, отправился в Париж, чтобы председательствовать
m` международном социологическом конгрессе.
КАНАДСКОЕ УБЕЖИЩЕ. Летом следующего года на самом севере от
нас мы обнаружили озеро Мемфремейгог, находящееся на границе штата
Вермонт и канадской провинции Квебек. Узкое ледниковое озеро
протяженностью с севера на юг почти в 30 миль, окруженное холмами
и невысокими горами, было местом, куда многие американские семьи,
проводившие лето в Нью-Гэмпшире, начиная с конца XIX в., совершали
экскурсии. Когда мы плыли на моторной лодке с тем, чтобы
присмотреть какой-нибудь островок на предмет купли-продажи, наш
вожатый заметил, что его место на западном берегу тоже продается,
и отец, убедившись, что оно отвечает всем нашим требованиям,
вскоре заключил с ним сделку. Это был простой сельский дом с
голыми стенами и без центрального отопления с примыкавшими к нему
четырнадцатью акрами земли, поросшей лесом вдоль озера и на целую
милю выступающей за пределы канадской территории (фото 14).
Прекрасный, но скромный. Здесь не было ни электричества, ни
телефона, но за домом был родничок с чистой питьевой водой. В
озере водилось множество всякой рыбы, в том числе и пресноводный
лосось, который жарким летом спасался тем, что уходил на самую
глубокую часть озера, которая находится в том месте, где гора Аул-
Хед [«Совиная голова»] своим подножием спускается к самой воде. В
то время очень немногочисленные коттеджи, вроде нашего, были за
милю друг от друга в любом направлении, так что здесь было очень
тихо и спокойно, а в лесу полно птиц и мелких зверьков.
Подальше от озера местность становится холмистой и открывается
широкий вид на гряду Сьюттон, которая является продолжением
вермонтской Грин-Маунтинс и переходит границу Канады. В годы
депрессии и после начала войны мало кто из местных жителей здесь
процветал. В техническом отношении район был слаборазвитым; за
исключением ближайшего города и мест, расположенных вдоль
железнодорожного полотна, ни электричества, ни асфальтированных
дорог здесь вообще не было. Хотя многие фермы еще продолжали
работать, лишь немногие из них располагались на плодородной земле,
и поэтому население уезжало отсюда. Даже и сегодня вид здесь
совершенно деревенский, хотя многие старые фермерские дома
покинуты и вместо них построены новые. Дороги, ведущие к нам,
улучшены, но по-прежнему остаются без асфальтового покрытия. Леса
здесь глухие, и еще попадаются такие крупные звери, как лоси и
медведи. Мы с братом до сих пор являемся владельцами этого места,
которое с конца прошлого века сохранилось в своем первозданном
виде.
Осенью 1938 г. отец заболел воспалением легких в тяжелой
форме, от которого едва не умер. Тем не менее к концу весны
следующего года сильно похудевший Питирим достаточно оправился,
чтобы заняться расчисткой и благоустройством участка вокруг нашей
новой дачи, в то время как мать занялась приведением в порядок
самого дома. Мы с тетей Олей, приехавшей к нам на помощь, помогали
им в этом деле. Поскольку Питирим провел детство на севере России,
у него были навыки, необходимые для обживания нового места. И его
усилия явно сделали нашу дачу более привлекательной. Мы с братом
Петром получили наши первые уроки малярного дела у настоящего
мастера, и хотя в последующие годы мы многому от него научились,
отец оставался самым опытным из нас и самые трудные работы всегда
выполнял сам.
Наше новое место так полюбилось нам, что до последних лет
жизни отца мы проводили здесь каждый год значительную часть лета:
шесть или больше недель, когда были детьми, и сколько удавалось,
когда мы уже приобрели свои профессии. Жизнь здесь была гораздо
спокойнее, чем в городе, но поскольку приходилось заготавливать
дрова для кухни и возделывать сам участок, без дела мы никогда не
qhdekh. Пока отец был жив, наше время здесь было четко расписано.
Большая часть работы по хозяйству делалась утром. Отец, как
правило, вставал раньше всех, разводил огонь в печи, выжимал сок
из апельсинов и процеживал кофе; если мать к тому времени
вставала, она обычно принимала это дело на себя — готовила
кукурузные хлопья, оладьи или французские гренки. После завтрака
отец мог взять рыболовные снасти и часок поплавать на лодке, после
чего остаток утра работал на участке, очищая его от сорной травы и
занимаясь борьбой с «джунглями», как он это называл. Тем временем
мать пекла хлеб или тушила мясо, если оно было в меню, а затем
вместе с нами поднималась в гору за молоком к нашему соседу-
фермеру, жившему от нас на расстоянии чуть больше мили. По дороге
мы вынимали письма и газету из нашего почтового ящика или же, если
приходили рано, терпеливо ждали, когда сперва послышится, а потом
внезапно покажется из-за поворота допотопное «шевроле» нашего
почтальона. Так как движения на проселочных дорогах почти не было,
они были скорее удобными пешеходными тропинками. На обочинах
всегда можно было найти интересные растения или собрать ягод. А
как-то раз, прихватив с собой легкий завтрак, мы все вместе
поднялись на вершину горы Аул-Хед.
Послеполуденное время было посвободнее. Мы все много читали;
отец намеренно читал низкосортную литературу, главным образом
детективы. Петр и я, пока мы были детьми, любили играть на
покрытом гравием берегу перед нашим домом, на скалах, которые шли
чуть дальше, или плескаться в ручье на самой границе нашего
участка, в котором водились пиявки и раки. Когда мы научились
плавать, нам стали разрешать кататься на лодке в спокойные дни. До
чего же интересно было свеситься за борт и наблюдать, как рыба
замерла внизу в кристально чистой воде, в то время как наша лодка
проплывает над ней. Когда Петр стал постарше, он взял на себя
ответственность за обеспечение нас дровами, тогда как я старался
выращивать некоторые овощи или же пытался из обрезков досок,
которые валялись под верандой, мастерить столы и стулья. Мать
иногда вязала крючком и учила нас делать варенье из разных ягод,
растущих в саду. Часто мы всей семьей отправлялись на рыбалку и
забрасывали с лодки несколько удочек в надежде поймать большую
щуку или окуня на ужин. С тех пор как отец купил подвесной мотор
для лодки, мы не раз отваживались заплывать подальше, туда, где
водится осетр, и, причалив к берегу под горой, забрасывали сеть с
приманкой и блесну, незаметную для рыбы (фото 17).
Во время войны нужно было экономить бензин, и поэтому не было
возможности ездить в город для пополнения запасов чаще одного раза
в неделю. К счастью, нам было где покупать молоко, а благодаря
нашим возросшим «рыболовным» стараниям, равно как и благодаря
почтальону, доставлявшему нам все необходимое из бакалейного
магазина, мы вполне сносно провели эти летние периоды, питаясь в
основном рыбой и блюдами, приготовленными из молока или творога,
как например, ватрушки.
В 1945г. мы отправились на лодке разведать южную сторону озера
и пережили тяжелые моменты, когда бурное течение едва не
перевернуло нас при пересечении широкого и безветренного залива.
Петр запечатлел это приключение несколько дней спустя на рисунке
(фото 18). Вскоре после этого, когда мы возвращались с рыбалки,
заглох мотор. Похоже, что отец действительно не знал, как опасно
заливать двигатель не тем бензином. В результате этого шатун
сорвался и разорвал открытый картер двигателя. Испорченный
двигатель отдали Петру, чтобы он отремонтировал его, если сможет,
и это сыграло для него большую воспитательную роль. Этот случай
убедил отца в том, что для семейных путешествий нам нужна более
надежная лодка и, как выяснилось, новый мотор тоже. И то и другое
a{kn куплено в 1950г. Если старая моторная лодка с трудом могла
состязаться в скорости с ветхим пароходиком, плававшим по озеру,
то наше новое судно, которое теперь заправлялось безукоризненно
правильно, легко его обгоняло, и после того, как мы этого
добились, мы перестали соревноваться с ним в «лошадиных силах».
Я так надолго задержался на воспоминаниях о нашем канадском
убежище по той причине, что именно здесь, где ни профессиональные
обязанности отца, ни наши школьные занятия не вторгались в нашу
жизнь, мы были так близки друг другу, как ни в какое другое время
года. Я вспоминаю те летние каникулы, как солнечные дни,
наполненные восторгом перед жизнью и чувством уверенности в нашей
любви друг к другу. Питириму это место как бы заменяло ту страну,
где он провел детские годы, и пробуждало в нем нежные воспоминания
о его родных в Коми, к которым он так и не смог вернуться.
Деловая переписка отца во время летних каникул была ограничена
короткими записками, которые он писал от руки или печатал на
пишущей машинке, сидя на веранде или же за обеденным столом во
дворе. Когда мы с Петром стали взрослыми и из-за работы не могли
быть вместе с родителями на даче, он иногда писал нам или же делал
короткие приписки к тем письмам, которые нам чаще писала мать; в
них он сообщал, что нового дома и у него лично, спрашивал, когда
нас ждать, и напоминал, что нам нужно с собой привезти. Гостей у
нас было сравнительно немного. Пожалуй, только тетя Оля каждый раз
приезжала в отпуск, когда родители жили на даче, а наши школьные
друзья редко когда оставались на ночь. В первый наш дачный сезон в
1939г. посмотреть на место приехал Кусевицкий; он пришел пешком
через поле, которое было перед нашим домом, так как наша новая
дорога была слишком ненадежной для его тяжелого лимузина. Вид на
озера, который открывался от нас, так очаровал его, что ему
захотелось построить коттедж неподалеку от нас. Из других
замечательных людей, побывавших у нас в гостях, следует назвать
Леонтьева, дача которого находилась недалеко от нас — на севере
штата Вермонт; социолога Джорджа Хоманса и членов его семьи,
которые, сбежав от цивилизации, приехали к нам, чтобы искупаться и
позавтракать; двух коллег физиолога Лоренса Хендерсона, приплывших
на байдарке, и двух репортеров из журнала «Newsweek», которые
приехали под дождем в 1964 г., чтобы, как они выразились, взять
интервью у Питирима «на пороге его простого двухэтажного дома»
после его избрания президентом Американской социологической
ассоциации [11].
ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ. Конец войны совпал с окончанием срока
пребывания Питирима на посту декана социологического факультета,
который теперь вошел в состав нового «отделения социальных
отношений» (1946), образованного с целью проведения
междисциплинарных исследований в области социологии, социальной и
клинической психологии и культурной антропологии. В 1950-х гг.,
когда Петр и я были студентами в Гарварде, это отделение
находилось в периоде своего расцвета. Поскольку мы занимались
естественными науками и наши главные интересы лежали в другой
плоскости, каждый из нас прослушал лишь по одному курсу по
социальным отношениям [12]. Ни эти, ни, по-видимому, другие курсы,
предполагавшие интегральное обозрение этой области, не были лишены
недостатков, которые избежали бы критических замечаний Питирима.
Известно, что общий фундамент для интегральной социальной науки
никогда не был эффективным [13]; социология отделилась в 1970 г.,
а в 1977 г. отделение «социальных отношений» исчезло из
гарвардского каталога.
Питириму по-прежнему оказывали почести, особенно иностранные
университеты. Освободившись от административных обязанностей, он
почти все свои усилия сосредоточил на изучении факторов, лежащих в
nqmnbe альтруистического поведения. Мощного союзника он нашел в
лице Эли Лилли, филантропа, возглавлявшего фармацевтическую
компанию в Индианополисе, который стал покровителем Гарвардского
Центра по изучению творческого альтруизма, основанного под
руководством отца в феврале 1949 г. Центр сначала располагался в
Эмерсон-холле, но потом, когда отец оставил преподавательскую
работу, переместился в наш дом. Центр просуществовал около десяти
лет. Итоги его научной деятельности опубликованы в десяти томах,
которые сегодня считаются основами амитологии <науки о любви>.
ПОСТЕПЕННОЕ УСПОКОЕНИЕ. В последующие годы жизнь отца стала
входить в более спокойное русло, хотя в ней никогда не было того
определенного момента, когда бы он прекратил свою профессиональную
деятельность. В течение шести лет он еще продолжал преподавать при
неполной нагрузке. В мае 1955 г., когда отец оставил преподавание,
он получил благодарственное письмо, подписанное 28 коллегами по
кафедре, которые отмечали, что его труды обеспечили ему «прочное
место в анналах науки и гуманизма». Далее они писали: «Должны
признаться, что иногда вы пугали нас своей беспощадной критикой
заблуждений нашего века и наших собственных ошибок как ученых-
социологов. Но энергия вашей критики нас не обманет, ибо мы знаем,
что в душе вы — творческий музыкант, один из тех редко
встречающихся творцов, которые одновременно пишут и fortissimo
и con amore ...» [14].
Следующие четыре с половиной года он был ученым на пенсии,
проживающим по месту службы [scholar-in-residence], а 31 декабре
1959 г. получил звание Professor Emeritus <заслуженный профессор в
отставке>. Он продолжал свои исследования творческого альтруизма,
придав им международный размах и исполнив тем самым пожелание,
которое тоже было выражено в письме от его коллег. Вероятно, они
ничуть не удивились тому, что он, как и прежде, остался строгим
критиком того, что казалось ему неправильным направлением в
социальных науках. В своих резко критических книгах «Причуды и
недостатки современной социологии и смежных наук», изданной в 1956
г., и «Социологические теории современности», вышедшей в свет
спустя десять лет и оказавшейся последней книгой отца, он показал
и положительные, и отрицательные стороны современных концепций.
В течение этого же периода отец испытал разочарование по
поводу тщетности своих усилий превратить деятельность Центра в
широкомасштабное движение, в котором приняли бы участие как
специалисты, так и непрофессионалы. Более того, многие социологи,
приклеив ему ярлык представителя «профетической социологии», стали
относиться к нему как к ученому, выпавшему из основного
профессионального русла. Я помню, как однажды, листая свои книги
«Динамика» и «Современные социологические теории», отец с горечью
заметил, что сейчас он не смог бы остаться на том уровне
аргументации, какой продемонстрирован в этих ранних работах. Все
эти неудачи показались ему, человеку эмоциональному и наделенному
неисчерпаемой творческой энергией, похоронным звоном, и зиму
1962/1963 гг. он пребывал в подавленном состоянии, и хотя он
никогда не поддавался ему полностью, оно временами сильно
отравляло ему жизнь.
Не прошло и года, как явилась помощь: коллеги, ценившие отца,
и его бывшие студенты выдвинули его кандидатом, дополнительно
внесенным в избирательный бюллетень, на пост президента
Американской социологической ассоциации. Такого рода кампании
редко когда заканчиваются успешно. Тем не менее, в результате
голосования, в ходе которого отец выступал против двух
«официальных» кандидатов, он набрал 65% голосов. Просматривая
переписку между организаторами этой кампании и знакомыми членами
ассоциации, я убедился, что Питирим пользовался большим уважением
qn стороны ее рядовых членов, которые были изумлены, узнав, что он
никогда раньше не избирался президентом, и резко критикуя при этом
сложившуюся в то время практику, что только «свои» люди в
ассоциации выдвигались кандидатами на руководящие должности в
обход обычной демократической процедуре.
СТРАНСТВУЮЩИЙ ЛЕКТОР. Питирим никогда не испытывал недостатка
в приглашениях прочитать лекции, поступавших от разных
университетов и колледжей. После того, как он оставил преподавание
в Гарварде, он стал чаще принимать такие приглашения. Он стал
чаще, чем в первые послевоенные годы, посещать и профессиональные
собрания, на которых его, как правило, сопровождала Елена (фото
19, 20). Погостил он и в доме Эли Лилли в Индианополисе, и этот
его визит еще больше упрочил их дружбу. Был даже разговор о том,
чтобы вернуться в Россию, но этого так и не случилось.
Выступления Питирима как лектора никогда не бывали скучными.
Вот как передает их атмосферу социолог Роберт Эйхгорн из
университета в Педэ: «Сорокин был гостем нашего факультета пару
лет тому назад. Он читал по несколько лекций ежедневно, оставшиеся
дневные часы тратил на беседы с профессорско-преподавательским
составом, после чего еще полночи за кружкой пива разговаривал с
аспирантами. Это человек остроумный, энергичный, знающий и в
высшей степени гуманный» [15].
Летом 1955 г. я вместе с Питиримом и Еленой ездил в город
Юджин (штат Орегон), где отец согласился прочитать в местном
университете курс лекций в течение летнего семестра. Это
напоминало нашу поездку в Калифорнию в 1937 г., с той лишь
разницей, что Петр — тогда уже аспирант — не был с нами, да и все
мы стали взрослее. Обсудив в течение какого-то времени идею еще
раз посмотреть страну, мы решили весь путь до западного побережья
и обратно проделать на автомобиле. Поэтому, когда в феврале месяце
отец решил купить новую машину, мы с Петром договорились повлиять
на его выбор. Нам нравилась самая проходимая в то время машина
«Гудзон-Хонит-Спэшл», которых в продаже осталось совсем немного
после того, как в 1954 г. они были сняты с производства. Отец
находил, что ее интерьер напоминает «гроб» и отдавал предпочтение
«Крайслеру», но мы, посадив родителей на заднее сиденье, прокатили
их со скоростью по извилистой дороге на той и на другой машине.
Признав, что гораздо меньше трясет на «Гудзоне», отец согласился с
нашим выбором (фото 21). Этот случай подтвердил то, что мы уже и
без того знали: каким бы непреклонным ни было мнение отца, он
всегда готов был изменить его, если ему предъявляли неоспоримые
аргументы.
По пути мы остановились поблизости от Чикаго, чтобы навестить
старых друзей из Миннесоты, затем продолжили наш путь через Айову,
пересекли горы Южной Дакоты, держа курс на Йеллоустонский
национальный парк в Вайоминге, проехали штат Айдахо и прибыли в
Орегон. Пока отец читал лекции, мы с матерью находили себе
занятия, а по выходным все вместе совершали экскурсии в Каскадные
горы, на Вулканическое озеро, на побережье — иногда в
сопровождении университетских друзей, а иногда и одни. Когда мы
возвращались из Орегона, мы выбрали северный маршрут вдоль берега
реки Колумбия. Самым замечательным фактом этого путешествия было
посещение национального парка Глейшер в штате Монтана, с его
величественными пиками и альпийскими лугами, покрытыми дикими
цветами. После этого мы продолжили наш путь на восток, наблюдая
самые разнообразные ландшафты, хотя к концу лета все уже засохло и
пожелтело, так что когда мы достигли штата Нью-Йорк и направились
на нашу дачу, свежая зелень и более человеческий масштаб сельской
местности произвел на нас почти столь же сильное впечатление, как
и все увиденное нами во время поездки. Хорошо было оказаться дома!
В послевоенные годы общественная деятельность Питирима и Елены
в меньшей степени, чем прежде, была связана с Гарвардским
университетом. Со смертью Ростовцевых и Кусевицких они потеряли
лучших друзей, заменить которых не мог уже никто. Мы все чаще
стали принимать у себя дома иностранных ученых, в том числе и из
Советского Союза. Они приходили к нам на ленч и довольно часто за
разговором засиживались до самого вечера (фото 22). Помимо
обществоведов, среди этих посетителей были люди, интересовавшиеся
работой Центра по исследованию творческого альтруизма, а также
проблемами истории культуры, философии, эстетики и морали, которые
не входят в круг вопросов, которыми обычно заняты социологи, но по
которым отцу было много что сказать. В Бостоне мои родители
познакомились с Альбертом Швейцером и Дж. Неру, после чего
религиозные и культурные деятели Индии стали частыми гостями в
нашем доме в Винчестере. С этого времени мы с братом часто слышали
разговоры о морально- этических темах, объединяющих мировые
религии, что немало способствовало расширению нашего умственного
горизонта.
САД ПИТИРИМА. С самого начала жизни в Винчестере наши родители
занялись возделыванием сада вокруг дома. Сначала они посадили кое-
какие вечнозеленые растения и развели розы, но вскоре отец увлекся
азалиями и рододендронами, от которых пришел в восторг, увидев их
в одном из соседских садов. Соседи привыкли видеть отца работающим
в саду в старой рабочей одежде. И хотя мы кое в чем ему помогали —
носили компост или ведра с водой, — сад с азалиями это в основном
его рук дело.
Однажды к нам в дом позвонил какой-то молодой человек. Не
получив ответа, он осмотрелся и среди кустарников увидел отца.
«Эй! — окликнул он. — Твой хозяин дома?» Услышав, что «нет», он
подошел поближе к садовнику-иностранцу. — Вот тебе раз! Я
распространяю журналы, чтобы платить за учебу в университете. У
меня есть «Лайф», «Шахтер», воскресный «Ивнинг пост», «Ридер
дайджест». На что бы ты хотел подписаться?
— Спасибо, — ни на что. — Почему же? Это самые популярные
журналы, и по подписке они гораздо дешевле, чем в розницу. Отец
засмущался: — Вы уж меня извините, но я неграмотный. — Как, как ты
сказал? — Я не умею читать. — О-о... Ну, тогда из... прошу
прощенья.
И сконфуженный молодой человек удалился.
За все эти годы сад с азалиями сильно разросся и покрыл весь
каменистый холм за нашим домом (фото 24); постепенно число этих
растений дошло почти до 600, и когда весной они расцветали, многие
приходили полюбоваться на них. Круглый год сад был поразительным,
даже пышным, и в 1956г. отцу сообщили, что на октябрьском
заседании попечителей Общества садоводов штата Массачусетс было
принято решение присудить ему золотую медаль Общества (фото 26). В
постановлении говорилось:
«Профессор Питирим Сорокин, Винчестер. Пламенеющие заросли
азалий и рододендронов, увивших утес с каскадом глициний; 22-
летний труд социолога, для которого садоводство является
потребностью духа».
Мы сохраняем сад по сей день как наследство Питирима соседям и
любителям садов из более дальних мест, которые каждый год
приезжают посмотреть его. При жизни отца фотографии сада были
напечатаны в нескольких журналах по садоводству и до сих пор
появляются на поздравительных открытках и календарях.
КОНЕЦ ПУТИ. Всю свою жизнь Питирим оставался физически крепким
и даже на 77-м году жизнь мог ухаживать за садом, а на даче в
Канаде — косить траву. Однако в 1967г. у него обнаружились
эмфизема и рак легких. Он решил не пользоваться химиотерапией.
Beqmni 1967г. он еще мог достаточно легко гулять во дворе, и в мае
мы полупечально отпраздновали золотую свадьбу наших родителей. Тем
летом, однако, ему было слишком трудно оставаться в Канаде, а к
осени он еще больше ослабел, хотя еще понемногу писал и печатал на
машинке и Рождество встретил на ногах. Неусыпная забота матери о
нем позволила ему в течение последних месяцев жизни оставаться
дома, где он и умер ранним утром 10 февраля 1968 г.
Дома в присутствии членов семьи состоялась панихида по
православному обряду, а затем 15 февраля в поминальной церкви в
Гарварде была проведена совместная межконфессиональная панихида.
Это соответствовало многостороннему характеру отца, широте его
интересов и убеждений. В этой самой церкви отец, еще будучи
профессором в Гарварде, иногда выступал с короткими проповедями
перед студентами во время утренней молитвы, поэтому нельзя
сказать, что отпевание по англиканскому обряду было чем-то
неуместным. В начале службы орган исполнил композиции Дюфаи, Баха
и Брамса, затем выступил гарвардский проповедник; из бывших коллег
с прощальными речами выступили Толкотт Парсонс и Фрид Бейлз. Под
конец службы невидимый хор исполнил православные церковные
песнопения, и казалось, что звуки их льются прямо из алтаря.
Неожиданная кульминация службы наступила, когда почтенный отец
Чепелев, до этого сидевший тихо, вдруг поднялся и, заглушив
молитвы, которые исполнял хор, прочитал нараспев «Вечную память».
Елена сохраняла верность памяти Питирима до конца своей жизни.
Она успела перевести книгу «Голод как фактор», которую отец
написал в России во время страшного голода 1919-1921 гг. Книгу
издал Линн Смит, бывший студент отца в университете Миннесоты,
финансово публикацию поддержал Эли Лилли, а мать дополнила ее
своими воспоминаниями о том времени и некоторыми фотографиями
Питирима. Она умерла в сентябре 1975г. сразу же, как только
закончила чтение корректуры. Оба они, и Елена и Питирим (фото 26,
27) хотели бы, конечно, еще раз побывать в России; во всяком
случае, им было бы радостно узнать о том, что на родине Питирима
Сорокина снова пробуждается интерес к его трудам. И я приехал
сюда, чтобы — символическим образом — передать вам от их имени
слова благодарности.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Zimmerman C. Sociological Theories of Pitirim A. Sorokin.
Bombay, 1973, p.31.
2. Гора Элберт (4399 м) — самая высокая вершина Скалистых гор
и третья по высоте гора в Северной Америке после пика Мак-Кинли
(6194 м; Аляска) и горы Уитни (4416 м) в Калифорнии. На нее можно
подняться без специального альпинистского снаряжения.
3. Johnston B.V. Pitirim A. Sorokin. An Intellectual
Biography. University Press of Kansas, 1995 (главы 4 и 5).
4. Циммерман переехал из Миннесоты в Гарвард в начале 1931г. и
был одним из первых преподавателей нового социологического
факультета. В первые годы Питирим и Циммерман несли на себе
основную учебную нагрузку. Позднее влияние других сотрудников
факультета, особенно Толкотта Парсонса, помешало «Циму» получить
звание полного профессора и возглавить факультет. Будучи крупным
специалистом в области социологии села и семьи, Цим особенно был
уязвлен тем, что некоторые из его прежних друзей, повысив свои
научные звания, выступили против него. Он придавал мало значения
манерам и внешнему лоску, которые требовались от интеллектуальной
}khr{ на восточном побережье Америки, считая все это притворством.
Нам, когда мы были еще детьми, он казался грубоватым, но
впоследствии мы поняли, что в глубине души он добрый и отзывчивый
человек. Он стал самим собой только после того, как ушел из
Гарварда в 1963г. Потом он год провел в Турции, три года в
качестве почетного профессора в университете Северной Дакоты,
следующий год — в университете Саскачевана, а остальное время — в
университете штата Раджастан в Джайпуре <в Индии>. Циммерман знал
Питирима в течение 44 лет, из которых 33 года был его ближайшим
соседом; поэтому он имел возможность наблюдать Питирима, как он
выразился, «со всех сторон и в самых разных обстоятельствах». С
его оценками можно ознакомиться по выше цитированной книге или же
по другой небольшой его работе, озаглавленной «Sorokin. The
World's Greatest Sociologist». Saskatoon, 1968.
5. К тому времени мы с Петром уже были знакомы — благодаря
коллекции грампластинок — почти со всеми произведениями западной
музыки от Баха до Чайковского, то есть теми композициями, которые
музыковеды называют «популярной классической музыкой»; кроме того,
мы знали григорианские песнопения, ренессансную полифонию,
симфонии Сибелиуса, ранние произведения Стравинского, православную
церковную музыку и в меньшей степени народные песни. Жена Василия
Леонтьева заметила как-то, что если дети до пяти лет познакомятся
с музыкой Бетховена, то им легче будет жить, когда они станут
взрослыми людьми. Что касается нас с братом, то так оно и есть.
Наша коллекция грампластинок включала симфонии, концерты и другие
оркестровые пьесы, записи хорового пения, но сравнительно мало
опер и гораздо больше инструментальной и камерной музыки для соло.
Постепенно число произведений, написанных до 1700 и после 1900
гг., увеличивалось. Нам довелось услышать струнные квартеты
Бетховена в прекрасном, сдержанно благородном исполнении квартета
Ленера, мы были очарованы «Деревенскими забавами» Монтеклера. А
после того, как Кусевицкий, оценивая симфонистов, сказал, что
«первый среди них — Бетховен, а за ним — Шостакович», мы стали
больше внимания уделять музыке XX века, особенно русской и
английской.
6. После присвоения ей степени доктора философии от
университета Миннесоты, Елена получила и небольшую финансовую
помощь, что дало ей возможность продолжить исследование на
факультете ботаники. Кроме того, она работала на полставке в
расположенном неподалеку Хэмлинском университете. В 1927г. ей,
однако, предложили перейти в Хэмлинский университет на полную
ставку, что, в случае ее согласия, означало бы прекращение
исследования, начатого в Миннесоте. Судя по письмам, хранящимся в
архиве факультета ботаники в Миннесоте, предпринимались попытки к
тому, чтобы Елена осталась на факультете. В одном из писем
(написанных Жозефиной Тильден декану факультета Артуру Харрису 19
марта 1927 г.) говорится следующее: «Каждый, кто когда-нибудь имел
дело с г-жой Сорокиной, знает, что она человек, наделенный
блестящими способностями. Но те из нас, кто знаком с ее работой в
области ботаники, понимают, что она должна была пройти прекрасную
выучку и поэтому она, как никто другой, умеет понимать смысл
полученных результатов и делать из них выводы... Дело в том, что
она училась у самых блестящих цитологов Европы и Америки — Немеца,
Гурвича, Аллена и Харпера». В письме к ректору университета
профессор Харрис напомнил ему, что факультет вот уже в течение
трех лет тщетно пытается заполучить первоклассного цитолога,
добавляя при этом, что «г-жа Сорокина, вероятно, и своими
способностями и опытом работы в области цитологии превосходит
обоих специалистов, которых мы рассматривали как кандидатов на
профессуру этого факультета». Он предложил сделать попытку
hglemhr| университетскую политику, запрещающую работать в нем
одновременно мужу и жене, мотивируя это тем, что нагрузка Питирима
составляет не полное время, а лишь около 60%, и сожалея при этом,
что Хэмлин, «этот небольшой соседний колледж на деле имеет более
опытного цитолога по сравнению с теми, кого мы можем пригласить в
наш университет» (Письмо Артура Харриса Дж. Джонстону от 22 марта
1927 г.). Последующая работа Елены подтвердила справедливость того
высокого мнения, которого относительно ее придерживались ее
коллеги из Миннесоты. Например, ее исследования, демонстрирующие
наличие митохондрий (клеточных «батареек») в живых клетках высших
растений и их отличие от других мельчайших частиц цитоплазмы, были
для своего времени оригинальны и пользовались влиянием. (См.:
Sorokin H[elen]. American Journal of Botany. 1938, N 25, p. 28-33;
1941, N 28, p. 476-485). Благодарю Лоренса Николса за
предоставление копий писем, хранящихся в архиве университета
Миннесоты.
7. Напечатано в летнем номере 1994г. Harvard University Alumni
Gazette <Газета выпускников Гарвардского университета>.
8. «Настоящие бостонцы» были членами старинных торговых
семейств, ведущих свое происхождение от протестантов, занимавших
высокое социальное положение и составлявших правящую олигархию
Бостона до тех пор, пока в конце XIX в. не были вытеснены потоком
ирландских иммигрантов, проводивших политику популизма. «Настоящие
бостонцы» сохраняли свое влияние на культурные институты почти до
самой середины XX века. Аббот Лоренс Лоуэлл был президентом
Гарвардского университета до 1933 г., Годфри Кабот оставался
членом клубы «Now and Then» до тех пор пока он не прекратил свое
существование во время второй мировой войны.
9. Stegner W. Crossing to Safety. New York, 1987, p.203-204.
10. Отец никогда не выставлял напоказ эти награды, а хранил
все эти дипломы свернутыми в тюбиках, в которых они были присланы
по почте. Вот неполный список этих дипломов:
- корреспондент Германского социологического общества (1923);
- корреспондент Международного института социологии в Париже
(1923);
- корреспондент Международного института социологии и
социальной политики в Турине;
- корреспондент Украинского социологического общества;
- корреспондент Чехословацкой сельскохозяйственной академии (к
1927);
- член Американской академии искусств и наук, Бостон (1931);
- корреспондент Итальянской комиссии по изучению проблем
народонаселения, Рим (1932);
- член Американской ассоциации содействия науке (1932);
- член-корреспондент Масариковского социологического общества,
Чехословакия (1934);
- вице-президент (1935) и президент (1937) Международного
института социологии;
- почетный член Румынской Королевской академии (1938);
- почетный член общества Юджина Филда, Миссури (1942);
- член-корреспондент отделения моральных и политических наук
Королевской академии Бельгии (1945);
- доктор honoris causa университета Мехико (1951; по случаю 400-
летней годовщины со дня основания университета);
- действительный член Американской социологической ассоциации
(1959);
- почетный член Международной академии философии, Ахмедабад,
Индия (1961);
- президент Международного общества по сравнительному изучению
цивилизаций (1961);
- почетный член Института политических исследований, Мадрид
(1961);
- почетный член Восточного социологического общества (1963);
- президент Американской социологической ассоциации (1964);
- член Всемирной академии искусств и науки (1964).
Кроме того, имеются дипломы от нескольких организаций,
занимающихся проблемами мира и братства (1954, 1957, 1960, 1961).
11. Newsweek, September 7, 1964, p.80-81. Хотя интервьюеры не
оспаривали утверждение Питирима о том, что у него «пасторальная
душа», они сочли, что в свои 75 лет «он по-прежнему поразительно
космополитичен, и ум его спокоен, почти как тайфун».
12. Отцу хотелось бы, конечно, чтобы кто-нибудь из нас стал
обществоведом, но выбор будущей профессии он все-таки полностью
оставлял за нами. «Какую бы профессию вы ни избрали, — говорил он
нам, — вам нужно стать ассистентами профессора. Остальное зависит
от вас».
13 Johnston B. Op. cit., p. 221-226; Nichols L.T. Social
Relations Undone: Disciplinary Divirgence and Departmental
Politics at Harvard, 1946-1970 // The American Sociologist. 1998,
N 29, p. 83-107. Воспоминания непосредственного очевидца см. в
книге Джорджа Хоманса «Coming to My Senses. The Autobiography of a
Sociologist» (New Brunswick, 1985).
14. Письмо Питириму Сорокину из Отделения социальных отношений
Гарвардского университета, 25 мая 1955 г. Все, кто читал
П.А. Сорокина, знают, что он был очень строгим критиком сочинений
своих коллег-социологов, но эта критика не выходила за пределы
правил, допустимых в ходе научной полемики, и он чаще всего бывал
доволен, когда ему отвечали таким же образом. Дома мы с братом
время от времени подвергались его словесному разносу, но мы,
однако, знали, что он любит нас. По-видимому, некоторым его
коллегам требовалось какое-то время, чтобы понять это. Помню, как
однажды Джордж Хоманс сказал, что поскольку Питирим устроил разнос
его идеям, ему показалось, что тот его ненавидит, и лишь позднее
он с удивлением обнаружил, что ничего подобного нет. Питирим
нетерпимо относился к поверхностной критике и закулисным маневрам,
имеющим целью дискредитировать научный труд, неважно чей — его
самого, или чей-то другой; не скоро забывал он и такие случаи,
когда кто-нибудь сначала отвергал его идеи, а потом, без ссылки на
источник, печатал нечто подобное. Когда Хрущев постучал ботинком
по трибуне ООН, мы расценили это как лучший способ доказательства
и не разделяли страхов газетных аналитиков, содрогнувшихся при
мысли: «Не означает ли это войны?»
15. Письмо Роберта Эйхгорна Чарлзу Лумису (Мичиганский
университет) от 26 февраля 1963 г.
Перевод с английского В.В. Сапова
Роберт К. Мертон,
проф., США
ПИТИРИМ АЛЕКСАНДРОВИЧ СОРОКИН —
КОРИФЕЙ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ XX ВЕКА1
У
важаемые коллеги, мне, как и всем вам, тоже хотелось бы
присутствовать здесь, чтобы отдать дань уважения корифею
социологической мысли XX века. Но обстоятельства распорядились
иначе. Тем не менее я с удовольствием принимаю предложение
рассказать, как произошло мое знакомство, превратившееся затем в
сотрудничество, с моим учителем, коллегой и старым другом
Питиримом Александровичем Сорокиным. (Как и просили, я изложу
кратко эти эпизодические воспоминания.)
Почти неизбежно мои мысли обращаются прежде всего к тому
фантастическому мгновению — с тех пор прошло уже семьдесят лет, —
когда я, в то время 19-летний студент Темпл-колледжа, получил
исключительную возможность впервые лично встретиться с проф.
Сорокиным. Эта непредвиденная встреча произошла в 1929 г. на
годичном собрании Американского социологического общества в
Вашингтоне. Встреча, имевшая для меня огромные последствия,
произошла в то время, когда и сам Сорокин готовился к еще одной
решительной перемене в своей непростой судьбе. Ибо, как с
готовностью поведал он мне, в то время еще совсем молодому
человеку, он собирался перейти из университета Миннесоты на
Среднем Западе в самый престижный американский университет —
Гарвард. Далее он сказал, что, хотя его кафедра социологии сначала
будет находиться на экономическом факультете, позднее будет
основан новый и независимый социологический факультет, который он
возглавит. Узнав, что я собираюсь заканчивать университет,
специализируясь по социологии, он неожиданно пригласил меня на
«свой» факультет после того, как я через два года закончу учебу. Я
приглашение принял, хотя мои учителя из колледжа и предупреждали
меня, что Гарвард навряд ли примет студента из сравнительно
молодого Темпл-колледжа (который, как выяснилось, был основан
всего лишь за несколько лет до рождения Сорокина). Этим своим
учителям я отвечал, что для меня важен не Гарвард как учебное
заведение, а Сорокин как ученый. Будучи довольно самоуверенным
студентом последнего курса, я внушил себе — и не совсем уж без
оснований, — что знаю почти все об американской социологии, какой
она была в конце 20-х годов, но имею лишь поверхностное
представление о более старых и, на мой взгляд, более творческих
традициях европейской социологической мысли. Сорокин же, и это
было самым важным для меня, опубликовал недавно свою книгу —
«Современные социологические теории». Это был энциклопедический,
критический, местами спорный теоретический труд (в котором
цитируется около 700 авторов), написанный главным образом на
материале европейской социологии. В Америке, безусловно, не было в
то время ничего равного этой экуменической книге. Сорокин явно был
тем учителем, о котором я мечтал.
И вот, ровно через год после той знаменательной встречи в
Вашингтоне, я — к неописуемому своему счастью — получил от него
записку, им собственноручно написанную:
Дек[абря] 9, 1930
Глубокоуважаемый г-н Мертон, здешний социологический факультет
m`undhrq сейчас в процессе организации и откроется на следующий
академический год. Университет имеет значительное число стипендий
как для студентов, так и для аспирантов. Они даются наиболее
способным студентам и тем, кто подает большие надежды (вненаучная
деятельность не имеет большого значения). Это значит, что вам
следовало бы подать заявление для получения стипендии, в котором
должны быть представлены ваши характеристики, рекомендации,
перечислены прослушанные вами лекции, полученные стипендии, ваш
педагогический опыт, если он есть, и т.д.
Заявление можете послать либо мне, либо непосредственно
заведующему аспирантурой.
Искренне ваш
П.Сорокин
Маститый ученый, к моему изумлению, оказывается, не забыл обо
мне. По такому случаю, я, в порыве энтузиазма, подал заявление,
стипендию мне выделили, и вскоре я, к нечаянной своей радости,
очутился в сугубо научной среде, полной дальнейших творческих
неожиданностей.
Следующим, и очень важным для меня сюрпризом было предложение
Сорокина стать его секретарем — и это в первый год моего обучения
в аспирантуре, — а позднее и его ассистентом. Это, разумеется,
означало, что я делался подручным во всех его делах, а иногда, как
это вскоре выяснилось, и его заместителем. Однажды, вызвав меня в
свой кабинет, он объявил мне, что имел «глупость» согласиться
написать статью о современной французской социологии для одного
ученого общества, и спросил, не буду ли я так любезен написать ее
вместо него. Это, естественно, было скорее не вопросом, а не
терпящим отказа предложением. Забросив все свои учебные занятия, я
ночи напролет штудировал пухлые тома как самого Эмиля Дюркгейма,
так и менее знаменитых представителей его школы: Хальбвакса, Леви-
Брюля, Мосса и Бугле (который, не будь я ассистентом Сорокина,
едва ли попал бы в поле моего зрения). Вот так и получилось, что
благодаря сорокинской настойчивости я на втором году аспирантуры
стал публикующимся автором, а это, в свою очередь, привело к тому,
что мне предложили написать развернутую рецензию на недавно
переведенную книгу Э.Дюркгейма «О разделении общественного труда».
Закономерным итогом моей интенсивной работы над этими двумя
статьями оказалось то, что я на какое-то время стал американским
последователем Дюркгейма и заложил фундамент того, что
впоследствии стало моим собственным вариантом структурно-
функционального анализа. Влияние, какое учителя оказывают на
учеников, не всегда предсказуемо.
Сорокин не перестал стимулировать мои интеллектуальные
интересы даже после того, как обнаружил, что на мое
социологическое мышление гораздо более сильное влияние оказывает
не он, известный ученый, а один преподаватель Гарвардского
университета, которого в то время никто и не считал социологом.
Это был молодой Толкотт Парсонс, переведенный с факультета
экономики на новый факультет социологии и опубликовавший всего две
статьи, причем обе — в «Журнале политической экономии», который
социологи, как правило, не читали.
Естественно, поступали в Гарвард не для того, чтобы учиться у
никому неизвестного Парсонса, но некоторым из нас его первый курс
теоретической социологии — курс, из которого через пять лет
родилась его знаменитая работа «Структура социального действия» —
показался новым словом в социологии.
И несмотря на это, Сорокин, узнав о том, что во мне пробудился
интерес к истории науки и социологии знания, пожелал меня привлечь
к участию в своем собственном исследовании. Так вот и получилось,
wrn я стал его соавтором при написании двух глав его
четырехтомного классического труда, написанного в 1930-х гг., —
«Социальной и культурной динамики», посвященных «социологическим
аспектам изобретательства, открытий и построения научных теорий».
Моя записка к нему, написанная в те давние годы, когда он
работал над «Динамикой», дает представление о характере той
работы, которую он просил меня выполнить.
8 июля 1933
Глубокоуважаемый проф. Сорокин,
передаю вам собранный мною материал о циклах в научных
теориях. В дополнение к описанию осцилляций, которое я вам передал
ранее, здесь дается описание волновых и корпускулярных теорий
света, чередования механицизма- витализма и теории абиогенеза.
Я включил сюда также несколько страниц случайных заметок,
которые, быть может, пригодятся вам в связи с некоторыми
исследованиями в той области, в какой вы сейчас работаете. Я
сомневался, включая их, поскольку они не являются интегральной
частью работы и не оформлены хоть сколько-нибудь систематически.
Эти случайные данные не включены, конечно, в оплачиваемую часть
работы и, разумеется, не требуют никакой дополнительной оплаты.
Искренне ваш Р.Мертон.
В следующем году мы опять сотрудничали, хотя и не очень
интенсивно, работая над статьей, посвященной описанию
количественного роста научного знания, которая под названием
«Процесс интеллектуального развития арабов с 700 по 1300 гг.» была
опубликована в международном журнале по истории науки ISIS,
издававшемся другим моим учителем, впоследствии всемирно известным
специалистом в области истории науки, Джорджем Сартоном. Позднее
Сорокин и я опубликовали еще более важную статью — «Социальное
время: методологический и функциональный анализ».
Эти эпизоды свидетельствуют о той важной наставнической роли,
какую играл Сорокин в течение того времени, что я провел в
Гарварде. Нужно, однако, сказать, что между нами не всегда царили
мир и согласие. Разумеется, Питирим Александрович не требовал от
своих помощников, чтобы они были его последователями, хотя,
очевидно, предпочитал, чтобы они ими были. Так, когда он
почувствовал, что я слишком далеко отошел от той социологической
конструкции, какую он строил в своей «Динамике», он подверг мое
собственное исследование довольно яростной и безжалостной атаке,
напоминающей ту критику, которая содержится на страницах его
классической «Социальной мобильности» и особенно в несравненных
«Современных социологических теориях» (то есть тех самых книг,
которые и привели меня к нему).
Поводом для сорокинской критики, о которой я рассказываю,
послужила моя статья, написанная мною в качестве предварительного
наброска диссертации, которую я готовил и в которой не
подписывался под циклической теорией трех типов социокультурных
систем — чувственной, идеалистической и идеациональной, — которую
мой учитель излагал в своей еще неопубликованной «Социальной и
культурной динамике». Это обстоятельство и служит контекстом для
сорокинского четырехстраничного комментария к моей предварительной
статье (которая, в конце концов, была опубликована под названием
«Пуританизм, пиетизм и наука»). Этот комментарий объясняет мои
сомнения по поводу того, что моя диссертация в том виде, как она
планировалась, будет допущена к защите, так как Сорокин был
председателем ученого совета. Его письмо, написанное в середине
июля 1934 г., звучит так:
Дорогой Мертон,
Если рассматривать вашу статью, как курсовую работу, то здесь
все в порядке. Вы получите за нее не меньше, чем «отлично». Но с
более глубокой и единственно важной точки зрения я должен сделать
по ее поводу несколько — и довольно резких — критических
замечаний. Те же самые критические замечания я высказывал и против
работ Вебера и подобных им сочинений.
1. Методологическое. Не пришла ли пора оставить эту детскую
манеру брать один фактор, в данном случае религию, и делать из
него «стимулятора» другого, в данном случае — науки (у Вебера —
экономики)? Когда ребенок из детского возраста переходит к
зрелости, борада [sic]2 ли является «фактором» его физического
роста или изменения его голоса, или же наоборот? Не наивна ли
такая постановка вопроса? Вебер, большинство ученых-социологов и
вы поступаете именно так. И я так поступал. Но я уже прошел через
эту глупую «псевдонаучность».
2. Боюсь, что влияние на вас Вебера-Трельча слишком велико. В
результате этого, вы — в слегка измененной форме — следуете за
ними и делаете точно такую же ошибку.
а) Приписываете чисто спекулятивно и совершенно односторонне
некие воздействия и линию поведения «протестантским доктринам»,
особенно таким, как предопределение и т.п., тогда как на самом
деле ни они, ни вы не имеете почти никаких доказательств, что
воздействия эти действительно являются именно такими, и считаете,
что только ваша интерпретация (т.е. влияния доктрины
предопределения) является единственно возможной. На самом же деле
были самые разные и совершенно противоположные воздействия
доктрины предопределения и совершенно иные их интерпретации, и то,
например, как понимали доктрину предопределения в Швейцарии, в
данном случае нельзя игнорировать. Это один из самых слабых
пунктов в конструкции Вебера, и он сохраняется и у вас, хотя его
можно изменить.
b) Но это — деталь. Существеннее другой момент: перечень так
называемых основных социально-нравственных принципов
протестантизма, который предлагают Вебер-Трельч-Мертон. В разных
местах на полях я отмечаю, что эти принципы протестантского духа,
только ему якобы присущие, можно обнаружить и в дореформационном
христ[ианстве], в разных восточных религиях и т.д. Зачем же так
бесцеремонно искажать реальную ситуацию и делать столь грубую
ошибку? Читайте средневековые тексты по тривиуму и квадривиуму —
Исидора Севильского, «Зерцало» Винцента из Бове, трактаты Теофила
об искусстве, сочинения Альберта Великого, возьмите самую суть
схоластики, — и в большинстве из них вы найдете все ваши
«протестантские принципы» (Славу Господню, полезность и т.п.).
Если ваши предположения ложны, то ложны и выводы о влиянии
протестантизма на науку (борода начинает расти из-за увеличения
роста или наращивания мышц). Это общее замечание. Если будет
нужно, я могу взять все ваши — веберовские — построения и
рассмотреть их одно за другим более тщательно.
c) Ваша попытка дать статистическое подтверждение (в
противоположность Веберу, который его вообще не дает, если не
считать крохотную — и из вторых рук — табличку) тоже весьма
сомнительна. Вы не приводите данных для 15-го, 16-го и 17-го
столетий, но даете их для 19-го и 20-го, — которые к делу
совершенно не относятся. Однако, если речь идет о культурном
лидерстве, то вряд ли могут быть сомнения по поводу того, что в 16-
м веке оно принадлежало католической Италии, в 17-м – католической
Франции, а не протестантской Германии или Англии. Вы как раз и
забыли о том, что лидерство на протяжении этих столетий переходило
от одной страны к другой, а взяли только 19-20 века, когда оно
ophm`dkef`kn нескольким (а не всем) протестантским странам (а
кроме того и Франции в первой половине 19-го века), и превратили
этот «случай» в «вечное» и неизменное соотношение.
Надеюсь, что суть этого замечания ясна. Его можно строго
обосновать с помощью фактов.
Что касается частностей, могу отметить, что у вас есть
склонность употреблять «заумные» слова и строить громоздкие фразы
– длинные и непонятные, — там, где более простые слова и фразы
были бы намного полезнее и изящнее. Это, конечно, внешнее
изящество, но им, однако, не следует совсем уж пренебрегать.
Еще один момент. Вы характеризуете 17-е стол[етие] как век
сугубо религиозный. В каком-то смысле это так, но в каком-то –
совсем не так. Если в Средние века принцип полезности и подобные
ему принципы не соотносились со “Славой Господней” и занимали
некое подчиненное положение, то здесь “Бог” и “религия” становятся
скорее орудиями и “личинами” полезности и других “земных целей”
(“Хорошая чековая книжка для высокой репутации в банке”).
Все вышеизложенное написано не для того, чтобы умалить или
“сокрушить” вашу конструкцию. Я просто хотел показать, что
проблема гораздо сложнее. Думаю, что вам было бы лучше вместо
вопроса о “причине и следствии” сформулировать проблему следующим
образом: как и в какой форме были связаны друг с другом эти две
“переменные” (религия и наука), приспосабливались они друг к
другу, и если да, то – как, каким образом? Или же они находились в
состоянии антагонизма, в каких пунктах и как?
Далее. Вместо того, чтобы те характеристики, которые вы
считаете главными, описывать как исключительные особенности
протестантизма, лучше было бы сделать массу оговорок и специально
показать, почему некоторые из этих характ[еристи]к в общей
констелляции 17-го века приобрели какой-то особый привкус.
Интересно узнать, можете ли вы при решении этой задачи
избежать теорию, в чем-то схожую с моей теорией идеациональной и
чувственной (sensuous) культуры?3 С этой позиции (насколько я
знаю, — а я много занимался 17-м веком) легче выделить характерные
особенности «религии» и «культуры»17-го века, и предстают они
совершенно в другом свете, чем в конструкции Вебера-Трельча-
Мертона. И – добавлю – не только в другом свете, но и (насколько я
понимаю) гораздо лучше соответствуют фактам, чем
полуфантастические «деривации» Вебера («протестантизм-капитализм»)
и Мертона («протестантизм-сциентизм»). У Парето, несмотря на все
его заблуждения, среди немногих правильных положений, если такая
схема, которую он особо подчеркивает:
А есть причина В
В есть причина А
Тогда как на самом деле ситуация заключается в следующем:
А и В являются «функциями»
какой-то третьей, более глубокой
и общей «причины» С.
Вебер — Мертон руководствуются первой схемой. Я в таких
случаях руководствуюсь второй. И полагаю, что стою на более
прочном основании, чем вы.
Имейте в виду, что модная одно время теория Вебера – равно как
и Тауни и других – в настоящее время полностью «развенчана», и
едва ли серьезный историк или ученый-гуманитарий, даже в Германии,
подпишется под ней. С ней безусловно «покончено». Зачем же
следовать за тем, что отжило свой век?
П.Сорокин
Поистине, учитель уделил рукописи своего ассистента много
внимания. Не буду пытаться припомнить те чувства, какие испытал
`qqhqremr, прочитав этот комментарий. Это было бы лишь полетом
ретроспективного воображения. Тем не менее приведу найденную мною
копию отпечатанного (не рукописного) ответа на критику Сорокина, —
опять-таки без моего нынешнего комментария по поводу его
содержания или стиля. В конце концов, это архивные документы, в
том именно смысле, как это понимают историки. Они написаны по
определенному поводу и при определенных обстоятельствах и
предназначены лишь тем, кому они адресованы, а вовсе не
любопытствующему историку или социологу будущего.
25 июня 1934
Глубокоуважаемый профессор Сорокин,
Я пишу эту пояснительную записку по поводу недавно посланной
вам статьи не столько в ее «защиту», как для прояснения некоторых
пунктов, которые в первом варианте по небрежности подчеркнуты
недостаточно.
Осмелюсь утверждать, что используемая мною методология не
совсем уж ошибочна. Прежде всего, я не уверен, что ваша аналогия с
переходом от детства к зрелости вполне приемлема. Похожей и,
думаю, более правильной аналогией было бы воздействие, которое
оказывает — в определенных пределах — достаточное количество
питательных веществ и моцион на физическое развитие индивида. При
том или ином уровне развития науки, обусловленном, быть может,
причинами внутреннего порядка, любые социальные факторы, которые
способствуют высокой позитивной оценке науки, будут в то же время
способствовать привлечению в науку большего числа людей, чем это
было бы в противном случае. Во-вторых, эмпирико-рациональный
способ мышления, обнаруживаемый в протестантизме в тот период,
когда и сама наука развивала тот же способ мышления, причем как
никогда интенсивно (последнее утверждение очень существенно,
поскольку религия сама по себе не развивает науку), способствовал
популярности тех или иных идей, открытых наукой, и делал их
социально приемлемыми.
Далее, я не доказываю, что указанные мною черты характерны
только для протестантизма. Как отмечаю я в своей статье, в той или
иной степени их можно обнаружить и в средневековом и более позднем
католицизме. Но на более ранних стадиях истории науки ее низкая
социальная оценка обусловлена в первую очередь недостаточным
развитием ее самой и неспособностью добиться сколько-нибудь
заметного успеха. Например, экспериментирование едва ли было
развито в средние века, несмотря на некоторые намеки,
обнаруживаемые у Роджера Бэкона, Альберта Великого и др., — более
того, религиозная ориентация в этот период была скорее поту-,
нежели посюсторонней. Во-вторых, «принцип полезности» означал в
средние века нечто совсем иное, — как пытался я показать, религия,
действительно, подчинилась утилитаризму лишь в XVII в., но
тенденция к этому проявилась на несколько столетий раньше. Важно
то, в какой степени все эти черты, которые находим и в католицизме
и которые наиболее заметны в доминиканском, францисканском
орденах, у иезуитов, где они были, говоря сравнительно, гораздо
более эмпирически ориентированными, чем в остальном католицизме, —
в какой степени эти черты были связаны с развитием науки.
По поводу статистических данных. Это правда, что мои
статистические данные не распространяются на XVII век; их,
разумеется, и не существует. Но что между протестантами и
католиками в их отношении к научным интересам и научной продукции
существуют различия, — это факт. Наверное, современный католик по
своему мышлению гораздо ближе современному протестанту, чем
католику средневековому, но существенные различия между ними
сохраняются до сих пор. Ныне, я думаю, правильным будет объяснять
p`gkhwhe научных интересов, по крайней мере, хотя бы отчасти,
различиями в религиозной окружающей среде. Вы знаете, что эти
различия проявляются между приверженцами двух религий в одной и
той же стране, т.е. между католиками и протестантами в Англии,
Швейцарии, Германии и т.д. Итак, это не просто перемещения
научного лидерства из одной страны в другую. Да я и не считаю это
постоянной связью, как пытался показать в своей статье. Я просто
хотел исследовать религию как фактор науки и показать сходство
между образом мышления, религиозной этикой и наукой в XVII в.
Думаю, что в этом смысле, я использовал ваш метод «логической
связи» различных элементов культуры, даже если и выразил это
недостаточно четко. Кроме того, я чувствую, что наши мнения
различаются больше по видимости, чем по существу. Виной тому — моя
чересчур акцентуированная манера выражения и некоторая неуклюжесть
в подаче собственных идей. Если бы мне пришлось придать тем же
самым данным другую форму — в вашей системе мысли, — то, думаю,
стало бы ясно, что я имею дело с двумя элементами «чувственной
культуры», которые вполне приспособлены друг к другу. Безусловно,
основной переход от «славы Господней» к принципу «полезности» в
протестантской Англии, — который, по-моему, четко зафиксирован, —
является тому примером.
Если вы простите мне это чересчур длинное письмо, то я сделаю
его еще длиннее, включив него стихотворение, которое, на мой
взгляд, исчерпывающим образом описывает мою ситуацию.
ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИЙ
Кристофер Морли
Иногда, читая повесть,
Вы поймете вдруг, что сцена, нарисованная вами,
Вся развернута неверно.
Станет ясно, что все стрелки смотрят вовсе не туда,
И с угасшим вдохновеньем
Вы должны тогда, наверно,
Зачеркнуть свои виденья,
Набросать картину снова: комнаты, людей, деревья,
Смело стать на новый путь.
Богослов и социолог, — суждено вам это чувство
Испытать когда-нибудь.
Искренне ваш
Роберт К.Мертон
В моей коллекции, где собраны такого рода обмены мнениями
между мною и моим наставником, ставшим впоследствии коллегой по
Гарварду, есть еще один документ. Года четыре спустя, когда моя
диссертация «Наука, технология и общество XVIII века в Англии»
вышла в свет в виде монографии, опубликованной в серии истории
науки, выпускаемой издательством OSIRIS, ее появление вызвало
следующую заметку:
17 апреля [1938]
Мой дорогой Мертон,
Сердечно благодарю и поздравляю вас с выходом книги. Вы,
должно быть, счастливы, что она опубликована. Я рад был получить
экземпляр и горжусь вами и фак[ультетом]. Теперь, когда начинают
появляться труды молодых сотрудников факультета (Парсонса,
Хартсхорна, ваши), мы, кажется, начинаем расти и становимся чем-то
значительным.
Искренне, — Сорокин
Лет двадцать спустя я получил экземпляр только что вышедшего
сокращенного однотомного издания «Социальной и культурной
динамики» с дарственной надписью. Надпись звучит двусмысленно:
резко и, смею надеяться, любовно. Первая ее часть напомнила мне
мою неудачную попытку использовать сорокинские идеи в своей
диссертации, в результате чего я так и не стал последователем
Сорокина; вторая часть воскрешает в памяти наши сложные отношения
в те давние годы, когда я был его учеником и ассистентом, молодым
сотрудником и ценителем (опричь того и критиком) сорокинского
opus'а. Надпись такая (воспроизвожу ее в точности):
Моему заклятому врагу
И дражайшему другу
Роберту —
от Питирима.
Перевод с английского В.В. Сапова.
Кукушкина Е.И.,
проф. МГУ, д.ф.н.
ПИТИРИМ СОРОКИН – ОРГАНИЗАТОР НАУКИ,
ПЕДАГОГ И ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ
Н
аследие П.Сорокина, великого нашего соотечественника, у нас в
стране стало предметом всестороннего изучения относительно
недавно, причины чего специалистам хорошо известны. П.Сорокин как
организатор науки, как педагог и как общественный деятель — анализ
одновременно всех этих видов деятельности ученого в их единстве и
взаимопроникновении должен помочь нам лучше всмотреться в
пройденный им путь и увидеть черты его личности — яркой,
целостной, гармоничной, целеустремленной. А увидев, во всей
полноте оценить его вклад в науку, который не ограничен областью
одной лишь социологии. П.Сорокин был философ и социолог, психолог
и экономист. Он также обладал огромной эрудицией в области
исторического знания, теории и истории культуры, о чем
свидетельствуют его глубокие исследования. Каким путем и в каких
конкретно-исторических условиях шел П.Сорокин к этому знанию, чем
определялся выбор им тем его исследований? Эти и другие вопросы
требуют для ответа на них обращения к начальному этапу его жизни,
анализа первых шагов в науке, которые, как мы знаем, были сделаны
им в России.
Стоит остановиться на российском периоде жизни Сорокина, ибо
именно здесь происходило становление его как ученого и гражданина,
здесь он достиг первых значительных успехов во всех названных
областях деятельности — в области организации науки, в
преподавании социологии и в общественной сфере. Активное участие в
этих процессах определило формирование мировоззрения ученого.
Оказавшись в 1922 году за границей, он был уже вполне сложившимся
ученым с определенными интересами, обладал богатой эрудицией и
солидным опытом педагогической и организаторской работы. Поэтому,
подвергая анализу российский период деятельности П.Сорокина, мы
уточняем ее фактическую сторону и уточняем ответ на вопрос : какую
роль в его последующей жизни сыграли те традиции, которые были
переданы ему его великими учителями — М.М. Ковалевским,
Л.И. Петражицким и другими?
Изучение жизни и творчества П.Сорокина в России нам помогает
решать и другую важную задачу, связанную с заполнением того
пробела, который образовался в знании истории социологии России
того периода: в трудах и делах молодого, талантливого ученого
отразились во всей полноте процессы, которые протекали в
российской социологии в начале ХХ столетия. П.Сорокин был частью
российской жизни, одним из наиболее ярких представителей научной
мысли. Все, чего он достиг впоследствии, чему оставался верен до
конца своей жизни, имело свое начало в России. Находясь за
рубежом, он, по свидетельству коллег, оставался ученым
европейского склада. О том, как он формировался в этом качестве, о
его конкретных трудах и той атмосфере, в которой он начинал свой
путь ученого, очень мало и по сей день знают на Западе.
Уже в первых своих трудах, публиковавшихся в России, П.Сорокин
формулирует те идеи, которые легли в основу крупнейших
исследований американского периода, и прежде всего — идея
интегрализма и творческого (созидательного) альтруизма. Убедиться
в этом можно, обратившись к таким произведениям, как «Преступление
h кара, подвиг и награда» и «Система социологии».
С юных лет П.Сорокин сформулировал свой девиз, свое жизненное
кредо: обращать в действительность самый чистый из своих идеалов.
Это первоначально очень обобщенное видение цели по мере
дальнейшего развития ученого получало конкретное наполнение, в
результате чего появилась возможность реализации этого идеала в
рамках Центра творческого альтруизма, созданного им в зрелый
период творчества. Изначально почвой для появления такого именно
представления об идеале стала российская действительность с
составляющей большинство населения страны крестьянской массой,
интересы которой в начале века наиболее точно, как подчеркивал
П.Сорокин, выражала партия социалистов-революционеров (эсеров).
Членом этой партии он становится, будучи учащимся средней школы. С
этого времени он много внимания уделяет просвещению народа, ведет
пропагандистскую работу, для чего получил даже особую партийную
кличку «товарищ Иван». Он не раз подвергался арестам за
оппозиционные настроения и действия, которые оказались одинаково
неугодными и царскому режиму, и советской власти. Не отрекаясь от
своего социалистического идеала, он летом 1917 года выпустил
несколько популярных брошюр по наиболее острым вопросам внутренней
жизни и международной политики. В них разъяснялись законы и
правила общежития нормального общества, принципы государственного
устройства, национальной политики, перспективы будущего мира и др.
В студенческие годы, когда он в стенах Петербургского
университета готовился стать специалистом в области права,
П.Сорокин приглашается преподавать социологию студентам
Психоневрологического института, на кафедру социологии, основанную
его учителями М.М. Ковалевским и Е.В. де Роберти, где сам он
начинал свое образование и с которой поддерживал постоянную связь.
Переехав на постоянное жительство в США, П.Сорокин активно
включается в социологическую работу. Это было время, когда
эмпирическая социология набирала свой темп, что сопровождалось
неизбежными крайностями в оценке ее возможностей социологами.
Характерно то, что Сорокин, сам много сделавший для развития
методов эмпирической социологии, проводивший конкретные
социологические исследования, подвергал критике крайности
эмпиризма, в чем ему, несомненно, оказывал помощь его опыт
«умеренного русского бихевиориста», как он любил себя называть в
бытность свою в России. Коллеги его по Гарварду постоянно
замечали, что в лице Сорокина они имеют дело с ученым европейского
склада. Это же отмечают и современные социологи.
Живя в России, П.Сорокин успел познакомиться со всеми
достижениями отечественной и западной социологии, хорошо
ориентировался в психологической, философской и другой научной
литературе. Он постоянно публиковал в научных и популярных
изданиях рецензии на вновь вышедшие работы, обзоры и краткие
заметки. Что особенно характерно, это то, уже на раннем этапе
научной деятельности он отличался удивительной терпимостью к иным
точкам зрения, что сочеталось с большой принципиальностью в
отстаивании своих взглядов. Изучение оценок, которые дает Сорокин
отдельным теориям русских социологов, очень важно для знакомства с
социологией России на Западе, и не только в плане содержательном,
но и с точки зрения того интереса, который он проявлял к ученым,
взгляды которых не разделял. В статье, посвященной творчеству
П.Л. Лаврова, проведен тщательный анализ воззрений этого крупного
ученого-социолога, до сих пор остающегося малоизвестным даже у
себя на родине. Его больше знают как вождя народнического
движения. В то же время в сочинениях Лаврова содержится богатейший
материал, ждущий своих исследователей. Его учение о солидарности,
теория потребностей, его взгляды на исторический процесс, на
khwmnqr| как движущую силу истории — все это Сорокин подвергает
подробному исследованию в своей статье «Основные проблемы
социологии П.Л. Лаврова». Взгляды Лаврова он не разделял, но при
этом дал высокую оценку его научной работе уже за саму постановку
проблем. Он преклоняется перед гением Лаврова. И когда сегодня мы
читаем в автобиографической повести Сорокина о том, как создавался
руководимый им Центр по изучению проблем творческого альтруизма,
когда обращаемся к трудам этого центра, то не можем не отмечать,
что темы альтруизма и любви идут от той традиции, в которой
работал Лавров и на которой воспитывался Сорокин. Они
формулируются в типично русской гуманистической традиции. И это
пока остается вне поля зрения исследователей. Столь же мало
внимания в мировой истории социологии уделяется и связям
социологической теории П.Сорокина с идеями его учителей —
М.М. Ковалевского, Е.В. де Роберти, Л.И. Петражицкого, которого он
называл вторым (после Ковалевского) великим своим учителем.
Окружение Ковалевского — его друзья и коллеги — называли его
Рыцарем Истины. Этот титул его великий ученик П.Сорокин вполне
заслужил тоже, унаследовав от своего учителя любовь к науке, жажду
знания, неистребимое стремление быть полезным людям, которое мы
облекаем в скромный термин «общественная деятельность». Его
заслуги перед наукой и перед человечеством подтверждают ту мысль,
что ученик оказался достойным своего учителя. Отказавшись в 1918
году от занятий политикой (о чем он публично заявил в прессе),
Сорокин на самом деле не отказался от самого активного участия в
общественной жизни. Он просто переставил акценты, уточнив сферу
реализации своих общественных запросов. На протяжении всей
последующей жизни он остается общественно активным человеком,
гражданином в высшем смысле этого слова. Свой талант, свою энергию
он отдает людям, там, где это действительно нужно и где он
чувствует себя способным принести пользу, — в сфере науки, в
области преподавания и подготовки научных кадров, в организации
научных исследований и институтов социологического образования.
Стоит лишь вспомнить о двух созданных им факультетах социологии —
в Петербурге и в Гарварде, чтобы оценить тот вклад, который был
сделан им в дело социологического образования. Следует добавить,
что участвуя в тех процессах институционализации, которые все
интенсивнее начинали развиваться с начала ХХ века, П.Сорокин
приобретал и в этой области ценный опыт, который получил свое
развитие во время его работы в Гарварде. В его автобиографии можно
найти материал, очень ценный для понимания специфики работы
российской и американской профессуры со студентами ( причем
Сорокин неизменно отдавал предпочтение российской системе
социологического образования), подготовки аспирантов и правил
защиты докторских диссертаций в обеих странах. Его участие в
создании первого в России специального научного социологического
издания «Новые идеи в социологии» (1913 г.), работа по
редактированию этого сборника и аналогичных изданий по философии и
правоведению, написание и издание им первых учебных изданий по
социологии (1919-1920 гг), участие в государственных акциях по
созданию методического обеспечения курсов социологии и, наконец,
ответственная работа в качестве декана созданного им
социологического факультета в Петроградском университете вплоть до
выезда из России — все это составило отправные моменты для
многолетней деятельности в совсем иных условиях и уже в другое
время в области преподавания социологии, его методического и
организационного обеспечения, в области организации науки и
внедрения в реальную практику своих научных открытий.
В начале нашего века учитель П.Сорокина крупнейший русский
ученый — историк и социолог Максим Максимович Ковалевский
nosakhjnb`k свой труд, посвященный двум великим социологам Х1Х
столетия — Герберту Спенсеру и Карлу Марксу. Давая оценку
деятельности этих прямо противоположных по своим мировоззренческим
установкам мыслителей, он в заключении статьи сделал следующий
вывод : каждый из них был одним из тех умственных и нравственных
вождей человечества, которые являются его великими типами, ибо для
своего времени они смогли стать крупнейшими выразителями
прогрессивных течений общественности. Пройдет время, и новые
поколения ученых, обращаясь к их учениям, возьмут из них то, что
пройдет проверку временем и будет служить необходимым материалом
для создаваемых новых теорий. И у каждого найдет то ценное, что не
утрачивает своей значимости при любых обстоятельствах. Слова
Ковалевского, отнесенные к этим двум личностям, его уверенность в
том, что «кто жил для лучших людей своего времени, жил для всех
времен», в равной мере относятся и к самому автору их, и к его
замечательному ученику П.Сорокину. Все они жили для лучших людей
своего времени и потому их живая мысль стала достоянием нашего
времени и всех времен, какие бы обстоятельства идеологического
характера ни создавали препятствия на их благородном пути.
Тириакьян Э.А.,
проф., США
ПИТИРИМ СОРОКИН:
МОЙ УЧИТЕЛЬ И ПРОРОК СОВРЕМЕННОСТИ
Предисловие
Д
ля меня большая честь и удовольствие выступить на этом памятном
собрании. Мы все приехали сюда из различных стран с различным
историческим опытом, и это имеет разное значение для нашей жизни.
Однако, собравшись здесь, мы сразу же объединяемся в единую
интеллектуальную семью, в центре которой наши чувства восхищения,
любви и уважения к Питириму Александровичу Сорокину, который
родился в глухой деревне в России 110 лет назад. Я уверен, что
этот великий провидец, — потому что Сорокин предвидел как наше
время и условия человеческой жизни в период поздней модернизации,
так и развитие социологии [1] — был бы очень рад, что его работа
получила признание на его родине. И что принесло бы ему наибольшее
удовлетворение, это то, что его «возвращение на родину»
способствовало стимуляции дальнейшего развития постсоветской,
посткоммунистической социологии в Российской Федерации и СНГ.
Более того, он знал из своего личного опыта и наблюдений, что
нужно для того, чтобы социология могла играть конструктивную роль
в перестройке российского общества в переходный, кризисный период.
Накануне революции, более 80 лет назад социология в России
только начиналась, и Сорокин, еще будучи студентом, когда не было
еще факультета социологии, занялся изучением права и
обществоведения, уже в возрасте 25 лет опубликовал книгу
«Преступление и кара, подвиг и награда». Ему довелось в
последующие несколько лет быть свидетелем многих преступлений и
наказаний, большинство которых были политическими, совершавшимися
защитниками общественного порядка.
Когда он стал первым заведующим кафедрой социологии в
Петроградском университете в 1919 г., он уже пережил, как и
Достоевский, «опыт приговоренного к смертной казни». Я думаю, что
американцы не могут представить, какие тяжкие испытания перенес
Сорокин в период 1917-1921 гг. в качестве политзаключенного и
пережившего ужасный голод, который, к сожалению, является уделом
многих русских и сегодня.
Как мы знаем, Сорокин покинул свою родину в 1922 г., и с его
отъездом, а также с отъездом Георгия Гурвича, его университетского
товарища, который обосновался во Франции и фактически обновил
французскую социологию в Сорбонне4, Россия потеряла двух великих
социологов нашего века. Сейчас, на пороге нового века, признание
Сорокина и его «социологии вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего
дня», заимствуя термин из его президентского обращения 1965 г. [3,
P. 833-843], будет во многом способствовать ренессансу русской
социологии. В свою очередь, согласно традиции, которая восходит к
основателям нашей дисциплины Сен-Симону и Конту, ренессанс
социологии должен иметь в качестве конечной миссии перестройку
современного демократического общества России, которое не будет ни
копией прошлого, ни копией какого-либо современного
постиндустриального общества.
Но это было бы претенциозно с моей стороны говорить о будущем
Pnqqhh и русской социологии. Что мне хотелось бы здесь, это, во-
первых, поделиться своими краткими воспоминаниями о человеке,
которого я знал в течение последних 15 лет его жизни, и, во-
вторых, привлечь внимание к его работам последнего периода,
которые, хотя и не такого же социологического масштаба, как его
великие работы, опубликованные в 1920, 1930 и 1940-е гг., тем не
менее удивительно современны. Нет сомнений, что Сорокин был
социологическим гигантом, чьи пионерские исследования «Социология
революции», «Социальная мобильность», «Современные социологические
теории» и, конечно, «Социальная и культурная динамика» (называя
только наиболее выдающиеся) — очертили основные рамки для важных
социологических проблем. Но хотя он был академическим профессором,
он был также пророком, который чувствовал свою ответственность,
чтобы критиковать и изобличать определенные условия и
поведенческие модели современного модернизированного общества,
чтобы предупредить о последствиях и попытаться подготовить нас к
преодолению ценностного кризиса поздней модернизации. Перечитывая
его «мелкие работы» 1950-х и 1960-х годов, я был поражен тем,
насколько они адекватны, если не ко всему западному миру, то, по
крайней мере, к США как к стране, являющейся форпостом модернизма.
Во второй части моего сообщения я коснусь того, что Сорокин
говорил о власти, сексе и морали — темы, которые особенно
актуальны для американской нации сегодня. Учитывая, что эта
международная конференция внесет вклад в новые связи между
американской и русской социологией, я также хотел бы обсудить
некоторые вещи, которые Сорокин говорил о США и о России, и здесь,
я полагаю, он также был пророком.
Призвание пророка часто дорого обходится человеку, так как
повседневный мир институционализированного общества не любит тех,
чей голос является «гласом вопиющего в пустыне», а Сорокин был
таковым большую часть своей жизни. И он дорого платил за это.
Что касается личности Сорокина, я не думаю, что ему нравилось
критиковать своих современников, будь то в области социологии или
в других сферах. Однако его деятельность и печатные труды были
критическими, он критиковал тенденцию западного общества к
переходу в «состояние дегенерации», критиковал социальные элиты и
критиковал то, что он называл «псевдонаучными» ориентациями
социальной науки. В этом отношении Сорокин был резким и
непримиримым и не старался быть вежливым со своими американскими
коллегами, так же как это делал Торстейн Веблен за поколение до
него или С.Райт Миллс.5 Он не был человеком склочным, как
некоторые пророки; он был одновременно человеком страстным и
человеком сострадающим. Поэтому позвольте мне вернуться назад и
рассказать кое-что о моих встречах с Сорокиным, а затем я поделюсь
с вами тем, что я считаю наиболее важным, что имеет значение для
нашей ситуации поздней модернизации.
I. Сорокин: Первые встречи
Моя первая встреча с Сорокиным произошла осенью 1952 г., когда
я стал аспирантом на факультете человеческих отношений
Гарвардского университета. К 1950-м гг. Сорокин уже не преподавал
(не вел курсы лекций и семинаров), но существовал ритуал, когда
раз в неделю аспиранты по социологии собирались, чтобы встретиться
со светилами факультета, которые спускались с олимпийских высот по
этому случаю и выпивали стаканчик вина с неофитами. Я уже прочитал
некоторые работы Сорокина во время моей учебы и, вероятно, лелеял
амбицию в эти первые осенние недели написать докторскую
диссертацию уровня «Социальной и культурной динамики», этого
«блестящего опуса» (magnum opus), т.е. зрелой работы, не
характерной для начинающего ученого, — и это будет оправданием
b{anp` меня аспирантом ведущей кафедры страны, ad astra per
espera. Я, возможно, поделился этой амбицией с другими аспирантами
из моей когорты.
Каково же было мое удивление, когда Сорокин, посмотрев на нас,
сначала на каждого из нас, а затем на всех вместе, улыбнулся и
сказал:
«Дамы и господа, если я могу дать вам полезный совет, который
другие вам не дадут, то это совет написать вашу диссертацию как
можно быстрее и как можно лучше. Для диссертации выберите
небольшую тему исследования, делайте ее хорошо, но не тратьте на
нее много времени. Получите свою профсоюзную карту, которой
является докторская степень, и уже потом, после этого делайте что-
то серьезное и стоящее!».
Я был поражен, поскольку я ожидал, что Сорокин настроит нас на
выбор для диссертации крупной проблемы, но эти его слова изменили
мою ориентацию на аспирантские исследования и я действительно
получил свою профсоюзную карту довольно скоро.
После этой короткой встречи я не предполагал, что мне
представится случай снова встретиться с Питиримом Сорокиным, но
судьба распорядилась иначе. В начале второго года моей аспирантуры
осенью 1953 г. я обратился к директору по аспирантуре Гордону У.
Олпорту (который был хорошим другом Сорокина), чтобы узнать, какое
финансирование будет у меня на следующий год. Его секретарь
сообщила мне, что я получил грант на преподавание, и она добавила,
что в следующий семестр я назначен ассистентом-преподавателем у
Сорокина на его курсе по истории социологической мысли. Может
показаться странным в этой аудитории, но ее слова означали для
меня все равно как если бы мне сказали, что я должен провести
время в чистилище. Она добавила, что на следующий весенний
семестр, когда меня прикрепят к кому-нибудь другому, я буду
вознагражден.
В 1950-е гг. облик Сорокина на кафедре был образом интересного
человека, но маргинального, который прежде написал несколько очень
хороших социологических работ, таких как «Социальная мобильность»
и «Современные социологические теории», но затем в своих более
поздних работах удалился не в социологию, а скорее, в социальную
философию, мало полезную для аспирантов. И, кроме того, в 1950-е
гг. существовал некий оптимизм об американском обществе и о
социологии. После второй мировой войны было стремление перестроить
социологию, совершить великие дела, и поэтому кто обращал внимание
на пожилого человека, который возмущался состоянием вещей в мире и
занялся исследованием такой не социологической проблемы, как
альтруизм?
И все-таки работа ассистентом-преподавателем на этом курсе
была наиболее счастливым событием моей академической жизни. Кроме
того, извлекая выгоду из его громадной эрудиции, слушая его
лекции, я также в самом начале семестра воспользовался тем, что он
заметил меня, когда накануне одной из его лекций он простудился и
у него сел голос. Его секретарь позвонила мне и сказала, что если
я не захочу заменить его и прочитать лекцию, он сможет это сделать
на следующий день, и я должен объявить классу, что лекция
переносится из-за болезни проф. Сорокина. Я спросил, какая тема
лекции, и секретарь сказала «Герберт Спенсер». В 1950-е гг.
Спенсера уже не читали и не преподавали студентам социологии.6 Но
я сказал, что, конечно, я буду рад прочитать эту лекцию. Я
бросился в Гарвардскую библиотеку и лихорадочно прочитал все, что
мог, написанного Спенсером и о Спенсере, и дал лекцию на следующий
день. Очевидно, это было не очень плохо, потому что слухи об этой
лекции дошли до проф. Сорокина, и он пригласил меня в свой
кабинет, чтобы поговорить о моих научных интересах. Он был рад
sgm`r|, что я интересуюсь философией и историей и, прежде чем
закончился семестр, он проявил неожиданное гостеприимство7,
пригласил меня (и мою невесту) к себе домой в Винчестер, где мы
имели удовольствие познакомиться с Еленой Сорокиной, которая сама
была замечательным ученым.
Было много мелочей, которые способствовали развитию моих
отношений с Сорокиным и которые переросли в дружбу на всю жизнь. Я
скоро стал ценить его как одного из самых мощных интеллектов,
когда-либо встреченных мною. И, вероятно, именно это его качество
давало ему превосходство по сравнению с его соперником по кафедре
Талкоттом Парсонсом (который также имел мощный интеллект). Потому
что, по крайней мере, аспирант социологии не мог сравняться
интеллектуально с Сорокиным: он просто знал так много и имел такие
сильные убеждения, что можно было только слушать его благоговейно;
ничего или немного можно было предложить ему в качестве
интеллектуального обмена. Я, вероятно, чувствовал бы такое же
благоговение в присутствии Макса Вебера. Парсонс же, напротив,
казалось, хотел иметь интеллектуальное сотрудничество со своими
студентам (и фактически, со многими студентами других дисциплин),
и он стал консультантом моей диссертации (насколько мне известно,
Сорокин не руководил и не консультировал докторские диссертации в
период перед уходом в отставку).
Когда я был студентом, один блестящий историк преподавал мне
историю дипломатии, но моя аспирантура в Гарварде дала мне
замечательный практический опыт дипломатии, когда я балансировал
между моим руководителем диссертации Талкоттом Парсонсом и
Питиримом Сорокиным, моим старшим другом. Окончательной проверкой
этого хождения по натянутой проволоке было распространение
Сорокиным среди своих студентов и коридорах факультета
десятистрочного документа, в котором он рассматривал «Сходства и
различия между двумя социологическими системами». Проводя
сравнение между работой Парсонса «Социальная система» и ранее
опубликованными работами Сорокина, читатель этого документа
(который мог бы носить заимствованное у Достоевского название
«Социологические записки из подполья») мог сделать вывод, что
Парсонсу не удалось бы оправдаться перед Сорокиным за
поразительное сходство концептуальных схем. Я не буду больше
распространяться об этом эпизоде, но я помню, как мне было
грустно, что эти два гиганта социологической теории сталкивались
между собой.
Это, конечно, было проверкой моих дипломатических способностей
взаимодействия с обоими учеными, при том, что каждый из них знал,
что поддерживаю отношения с другим.
Теперь я оставлю свои воспоминания и перейду к основной части
своего выступления, которое сфокусировано на следующей проблеме: в
чем актуальность Сорокина в сегодняшний период поздней
модернизации?
II. Актуальность идей мировоззрения Сорокина
Присущее Сорокину острое чувство социокультурных изменений,
опыт которого он получил в годы формирования его взглядов, когда
происходило множество насильственных действий, и которое он
приобрел, объективно изучая историю, позволило ему сделать анализ
«глубинных структур», которые лежат в основе широкомасштабных
общественных систем, а также поставить диагноз будущих тенденций.
Он являл собой пример того, что С. Райт Миллc считал необходимым
для «социологического воображения» [4].
На общем уровне чтение Сорокина сегодня — это стимул для
социологического воображения, потому что очень многие его работы
предвосхищают основные и наиболее значительные аспекты нашей
qecndmxmei ситуации. Более того, вызов социологам, брошенный в
работе «Россия и Соединенные Штаты», — это выведенное из его
публикаций то, что может быть названо «исследовательской
программой по интегральной социологии». Отправной точкой должен
быть подход Сорокина, который принимает за сравнительную единицу
макроанализа цивилизацию, а не страну-государство. Структурный и
динамический анализ цивилизаций и их интерпретации в огромном
множестве разных процессов глобализации дают громадное поле для
сравнительных исследований. Это особенно справедливо для США и
России, так как обе эти страны были и продолжают быть
подверженными влиянию многих цивилизаций в результате как прежних
территориальных завоеваний, так и современной иммиграции.
Несколько лет назад известный американский политолог Самуэль
Хантингтон выдвинул идею, что эра, наступившая после холодной
войны, превращается в новый международный порядок, состоящий из
цивилизаций, а не из государств, которые конкурируют за ресурсы
модернизации; и его анализ признает приоритет Сорокина в изучении
цивилизаций [5]. Я согласен с Хантингтоном в том, что настало
время, когда «цивилизация» должна стать стратегической единицей
макроанализа, потому что она является крупномасштабной
социокультурной единицей в появляющемся «глобальном веке», имеющей
больше смысла, чем страна-государство, которая была основной
макроединицей анализа (даже в так называемом «анализе мировой
системы», которому недостает культурной специфики и
дифференциации). Но Сорокин, вероятно, не согласился бы с
дальнейшим рассуждением Хантингтона, что различные цивилизационные
условия, — например, западная, исламская или конфуцианская
цивилизации — имеют фундаментально нулевой результат в конкуренции
друг с другом за ресурсы модернизации. Если я верно прочитал
Хантингтона, он, кажется, делал вывод, что самой лучшей политикой
для США и для Запада является отделение от вторжения других
цивилизаций и от влияния на них, так, чтобы избежать глобального
конфликта. Я не думаю, что это возможно при теперешних процессах
глобализации, так как, например, ислам существует не только вне
Запада, но также и все больше внутри Запада (североафриканские и
турецкие иммигранты, осевшие в Германии, Франции и т.д.), ислам
также существует и в Восточной Европе (на Балканах) и в бывшем
Советском Союзе.
Я думаю, что Сорокин предложил бы как часть новой
исследовательской программы изучить, как «интегральная социология»
могла бы привести, после тщательного сравнительного и
исторического исследования, к рассмотрению происходящего
культурного синтеза интерактивных цивилизаций, к скорее
созидательным, чем деструктивным контактам. Такие контакты могли
бы затем стать базой новых «идеациональных» или «идеалистических»
форм социокультурных моделей, которые, как предвидел Сорокин,
придут на смену старым в новом столетии и заменят уже истощенную
чувственную цивилизацию.
В работах Сорокина я хотел бы привлечь ваше внимание к
нескольким специфическим проблемам. Во-первых, в отличие от
некоторых секуляризационных пророков периода поздней модернизации,
которые смотрели на этот период с глубоким пессимизмом из-за
неизлечимых пороков, Сорокин видел «свет в конце туннеля»,
потенциал для нового витка культурного роста и развития. Во-
вторых, и это связано с первым, хотя Сорокин хорошо понимал в 1930-
е гг. деструктивные возможности новых войн и других стихийных
бедствий, вызванных деятельностью человека, он также и после войны
в 1950-1960-х гг. не видел социокультурной основы для конфликта
между Советским Союзом и США; нет нужды говорить, что это было
время, когда «холодная война» была главной структурой
lefdsm`pndm{u отношений, включавшей очень много опасений и
предчувствия в недалеком будущем многих катаклизмов между этими
двумя странами.
Сорокин, который умер в 1968 г., не предвидел распада
Советского Союза, но тогда никто этого не предвидел. Но я хотел бы
упомянуть, что он в своем исследовании дал убедительный анализ
того, что США и Россия имеют очень много сходства и что они скорее
будут друзьями, чем врагами. Хотя это было написано в 1944 г.,
когда США и Россия были номинально союзниками в войне против
держав оси, уже тогда начало появляться некоторое недоверие, и
Сорокин написал работу «Россия и Соединенные Штаты» [6], чувствуя,
что это недоверие, основанное на якобы культурных и других
различиях, могло иметь отрицательные последствия и должно быть
скорректировано путем социологического изучения сходства двух
стран.
III. Россия и Соединенные Штаты (1944)
Сравнительные социологические исследования Соединенных Штатов
имеют тенденцию либо подчеркивать американскую «исключительность»
(линия анализа, которая восходит к Алексису де Токвиллю и его
ключевой работе «Демократия в Америке»), либо проводят сравнения с
другими англо-саксонскими странами, с которыми они имеют общее
наследие, в частности, с Канадой, которая находится к северу от
США [7]. Намного опередив время, Сорокин в своем сравнительном
исследовании США и России, хотя и выделяет некоторые мелкие
различия, высвечивает довольно удивительные сходства в ценностях и
институтах, начиная с фактического утверждения того, что эти две
страны никогда не воевали друг с другом за всю историю США; анализ
привел к выводу о возможности прочного мира между двумя странами.
Нет нужды говорить, что в течение почти полувека большинство
«экспертов» по русско-американским вопросам ожидали совершенно
иного результата, и мы все очень рады, что Сорокин оказался прав.
Это сравнительное исследование, сделанное в 1944 г., должно быть
заново «открыто» новым поколением американских и русских
социологов, которым любопытно узнать о «другой» стране.
Сорокин анализирует структурные факторы, лежащие в основе
нерушимого мира, и этим он проявляет свое знание «изнутри»
российской и американской истории, русских и американских
социальных институтов. Обе страны, указывает он, характеризуются
единством разнообразия, это сплоченное социальное целое,
основанное на этнической и расовой гетерогенности, которая
способствует культурному богатству и многообразию [6. С.33]. Так
же, как в США произошла отмена рабства в 1860-х, так и в России в
1861 году было отменено крепостное право. Сорокин развенчивает
различные мифы о России, начиная от «беспощадного угнетения»
этническими русскими других народов [6. С. 38] и кончая мифом о
мистической, непрактичной «русской душе», которая является полной
противоположностью рациональной, расчетливой, неэмоциональной
«американской души» [6. С. 48]. Вероятно, еще более проницательным
был его вывод о коренном сходстве «в существе демократической
структуры основных социокультурных институтов» [6. С. 63].
Иностранные наблюдатели России — до-татарского и посттатарского
периодов, и особенно второй половины XIX века и даже настоящего
(вспомним, что это было написано в 1944 г.) послереволюционного
периода — преувеличивали автократический аспект режимов в России,
вплоть до уровня семьи. Сорокин обсуждает корни политической и
экономической демократической природы крестьянской системы,
представленной миром и общиной, и после 1861 г. местным
провинциальным и муниципальным самоуправлением — земством (6.
С.75). С IX до XX вв., отмечает он, политическая система России
a{k` по своему функционированию демократической, так же как и
большинство европейских стран; и там, где царский режим проявлял
автократические тенденции, это было под германским влиянием,
«который подражал автократии Фридриха Великого» [6. С.89].
Россия, как и США, после 1860-х гг. вступила в период большой
модернизации, включая становление общества, в котором все граждане
равны перед законом, с возможностями социальных достижений в
соответствии с талантом.
После того как была принята конституция 1906 г., в
дореволюционной России были даны основные демократические свободы
[6. С.133], а также произошел значительный социальный (в вопросах
здравоохранения и образования) и экономический прогресс (включая
рост уровня жизни и дохода на душу населения), который почти был
равен уровню США [6. С.143].8
Коммунистическая революция была неожиданным шагом назад, вину
за который Сорокин возлагал в основном на таких преступников, как
Троцкий, Рыков, Каменев и Зиновьев [6. С.207], но эта
деструктивная фаза революции закончилась термидорианской реакцией
в виде «политических чисток» 1930-х гг. Он считал, что подспудные
демократические тенденции российского общества стали возрождаться
и это будет продолжаться и после войны. США и Россия должны
осознавать свою совместимость и даже взаимную дополняемость:
Соединенные Штаты должны влиять на Россию с тем, чтобы она
покончила с нарушениями прав человека, тогда как Россия должна
обогащать культуру, особенно искусство и науку в США [6. С.210]; и
обе страны должны сотрудничать с тем, чтобы построить новый
мировой порядок без войн [6. С.211]. В заключение Сорокин
выдвигает в качестве условий для длительного мира реинтеграцию и
переоценку современных материалистических ценностей,
распространение обязательных норм и ценностей на все государства,
ограничение государственного суверенитета в отношении войны и мира
и установление «высшей международной власти, облеченной властью
принимать обязательные и поддержанные силой решения всех
международных конфликтов [6. С.235].
IV. Основные тенденции нашего времени (1964)
Сорокин начинает с диагноза трех долговременных тенденций
нашей продвинутой модернизации. Во-первых, за многие годы до
других Сорокин заметил, что центр творческого лидерства смещается
с Европейского Запада через Атлантический океан на более широкую
область Тихого океана [6. С.13].9 Этот эпохальный сдвиг принес
«возрождение великих культур Индии, Китая, Японии, Индонезии и
исламского мира» [6. С.15]. Вторая секуляристическая тенденция —
это упадок и разрушение доминирующей чувственной культуры и систем
ценностей Запада. Третья тенденция — это эмбриональное зарождение
нового «интегрального» порядка в обществе, ценностей и личности.
Здесь он в сжатой форме представил большую часть того, что есть в
работе «Социальная и культурная динамика», и его обсуждение первой
тенденции предвосхитило всплеск недавнего интереса к
«постколониальным исследованиям», которые дают слово не-западным
культурам. Он отметил расширение научно-технического поля среди
азиатских и африканских народов; расширение их креативного
лидерства (отраженное в международных призах и наградах за
выдающиеся достижения); растущее влияние на Запад восточных
философий, религий, этических, легальных и художественных
ценностей и т.п. [6. С.65-67].
В качестве альтернативы против раздельного цивилизационного
развития он выдвинул идею невраждебного взаимодействия между
Востоком и Западом, новый, дополняющий, комплиментарный,
«интегральный порядок». Для Запада этот новый интегральный порядок
onrpeaser возрастания «спиритуализации» и «идеализации» западного
мира путем «забвения чувственных псевдореальностей и
облагораживания вечных и универсальных чувственных ценностей» (6.
С.71); для восточных народов первоочередным вопросом является
значительное улучшение материального положения масс [6. С.71]. В
сущности, есть настоятельная необходимость обновить существующие
суперкультурные системы каждой крупной части человечества, которые
сейчас представляют собой «дезинтегрированный чувственный порядок
Запада» и «окаменевший идеациональный порядок Востока» [6. С.71].
Существует возможность в качестве альтернативы катастрофической
дезинтеграции двух больших цивилизационных систем построить новый
интегральный порядок, соединяющий творческие ресурсы обеих систем.
Этот новый порядок, добавлял он, может развиться только при
условии отсутствия самоубийственной глобальной войны.
Лейтмотив Сорокина об «интегральном» порядке звучит также и
позднее, там, где он вновь обсуждает вопрос о конвергенции между
США и Советским Союзом. Вспомним, что в то время, когда он писал
это, был пик холодной войны и конфронтации СССР и США в ООН, и
каждая сторона считала, что будущее принадлежит ей. Сорокин
предполагает здесь, что если войны удастся избежать, в будущем
доминирующей формой общества и культуры будет не
капиталистическая, не коммунистическая, а скорее, промежуточный,
интегральный тип между капиталистическим и коммунистическим
порядками и образами жизни [6. С.78]. Этот новый тип будет иметь
унифицированную систему интегральных культурных ценностей,
социальных институтов и типов личности, существенно отличных от
капиталистических и коммунистических моделей.
Далее Сорокин в деталях рассматривает основные черты
конвергенции, происходящей между двумя мирами, которые в
значительной степени соответствуют его работе 1944 г., с некоторым
обновлением материалов.
Меня могут спросить, как его видение поздней стадии
модернизации выдерживает проверку временем.
С одной стороны, Сорокин, как и остальные, не предвидел
бескровную «победу» капитализма над коммунизмом, так как в течение
последних около десяти лет казалось, что мир (или, по крайней
мере, властные элиты) стремится к переходу к рыночной экономике
путем «приватизации» того, что раньше было «национализировано». Но
я не уверен, что мы не наблюдаем сейчас эхо деструктивной фазы
коммунистической революции, когда банда Троцкого и других пыталась
сделать революцию перманентной и интернациональной за счет местных
условий; и была термидорианская реакция, вызванная деградацией
жизни и ухудшением условий жизни. Я думаю, что, возможно, будет
серия термидорианских переворотов в разных частях света, но без
возврата к политической автократии прежних режимов. И эти
термидоры могут быть вызваны новыми движениями национального
самосознания, секуляристскими или религиозными движениями или
какими-то новыми переходными формами обращения к совести или
социальной справедливости, о чем говорил недавно Папа Римский,
призывая простить долги третьего мира в год тысячелетнего юбилея.
Но Сорокин был прав, рассматривая США и Советский мир как
проявляющие всех больше сходства, несмотря на идеологические
заявления. В этой книге, как и раньше, он предвидел все
увеличивающуюся поляризацию мира, но эта поляризация — явление
внутри поздней чувственной цивилизации, когда с ускорением
процесса распада и декаданса население становится все более
поляризованным. На негативном полюсе имеет место все большая
деморализация в межгрупповых и межличностных отношениях, моральный
цинизм, коррупция и вульгарный сексуализм [6. С.141], отражающиеся
в резком росте разводов, добрачного и внебрачного секса. Вот как
Qnpnjhm пишет об этом: «Мы в действительности живем в век огромной
негативной моральной поляризации, которую вряд ли можно найти в
истории человечества» [6. С.141].
Негативная поляризация также производит положительную
поляризацию, например, в форме неинституционализированной
религиозности и интенсивного поиска лучшей реальности и высших
ценностей, или окончания длительных ссор между конфессиями и
поиска объединения религий, или альтруизма (Сорокин легко бы
признал работу Матери Терезы «Медицина без границ» в этом русле),
или освобождения народов от колонизации.
Еще раз хочу сказать, что Сорокин здесь выдвинул эвристичную
концептуальную схему в виде идеи моральной поляризации — сильно
отличающейся от марксистского понятия поляризации как ситуации
классового конфликта. Но эта схема должна быть частью
исследовательской программы изучения поздней стадии модернизации:
тщательная оценка компонентов позитивной и негативной поляризации,
которые можно изучать и внутри стран, — например, США и России, и
в глобальном масштабе.
V. Власть и мораль. Американская сексуальная революция (1956).
Кто будет охранять охранников? (1959)
Теперь я рассмотрю две «маленькие», но в высшей степени
релевантные и актуальные работы, опубликованные с небольшим
промежутком времени. Вероятно, ничто не может служить лучшим
примером или типологией ускоряющегося упадка «чувственной»
культуры, чем радикальное ослабление сексуальной морали, с одной
стороны, и рост преступности правителей с усилением их власти — с
другой. В этих двух полемических и острых работах Сорокин коснулся
того, что я считаю огромными «черными дырами» 1990-х гг.,
актуальных в США как нигде.
Непосредственным толчком для работы «Американская сексуальная
революция» послужила публикация доклада Кинзи о сексуальном
поведении американцев (данные этого доклада подвергались сомнению
относительно их достоверности). Но Сорокин пошел дальше этого
доклада, проработав исторические документы прошлого и настоящего,
чтобы показать появление «аморального общества». Он внимательно
рассмотрел негативные социальные последствия сексуальной анархии,
влияющие на семью, на искусство и на такие институты, как право.
Он утверждал, что «когда ... сексуальное моральное разложение с
его зловещими спутниками уже глубоко внедрилось в коллективный ум
и тело общества, в его поведение и культуру, в его социальные
институты и в образ жизни, общество редко добивается успеха в
прекращении сползания к катастрофе и, как правило, оно скользит к
самой страшной катастрофе» [6. С.75].
И далее, Сорокин предупреждает, что «наша сексуальная свобода
начинает распространяться за границы безопасности, начинает
деградировать до анархии» [6. С.132]. Эта «сексуальная анархия»
проявляется в быстром росте разводов, уходов из семьи, добрачных и
внебрачных отношений; граница между законным браком и внебрачной
связью все более стирается (там же).
Глядя назад, на 1950-е гг., кажется, это был довольно
умеренный прогноз американской культурной жизни, и, конечно,
сегодняшние «Бумер поколение» и «Икс поколение» посчитали бы
тогдашнюю сексуальную жизнь американцев далекой от сексуальной
анархии. Действительно, большинство американцев моложе 60 лет не
приняли и не признали бы наши сегодняшние сексуальные выражения в
средствах массовой информации и в социальных отношениях как часть
«сексуальной анархии» или того, что Дюркгейм называл «сексуальной
аномией» [11. P.1025-1053].10 Если бы Сорокин вернулся на
американскую сцену, он обнаружил бы, что сбылись его самые худшие
no`qemh относительно роста сексуальной анархии, будь то в
количестве внебрачных детей (термин, возможно, не совсем
политически корректный), частоте разводов (вред которых для детей
еще должен быть оценен), поскольку ответственность семьи отступает
на второй план перед «более удовлетворительными сексуальными
отношениями»; обнаженность и симуляция совокупления становятся
характеристиками фильмов типа «R», детская порнография, и
последнее, но не менее важное, огромное внимание и сочувствие
вокруг споров о требованиях гомосексуалов получить те же права и
льготы, которые имеют остальные: в церковном браке, на работе и
т.д. Короче говоря, «сексуальные предпочтения», кажется, дают
почти неограниченную степень свободы. В предпоследней главе
Сорокин, видя, что американская сексуальная революция, кажется,
сползает к курсу полной вседозволенности, пишет: «Нет никакой
общенациональной образовательной кампании, которая показывала бы
нашим гражданам мрачные последствия гипертрофированной сексуальной
свободы. Не была развернута борьба с промискуитетом, добрачными и
внебрачными отношениями, разводами и распадом семей» [6. С.131].
Следует добавить, что сегодня сексуальное образование в
системе общественных школ, распространенное даже и ниже возраста
teen-age, пропагандирует не абстиненцию, а «безопасный секс» путем
инструкции, как пользоваться презервативами, и раздачей их. Тогда
как, когда Сорокин писал это, существовал в американском (и
советском) обществе идеал целомудрия и моногамии, даже если были
нарушения этого идеала, — сегодня в США девушка-старшеклассница
или студентка колледжа, говорящая «нет» — это скорее отклонение от
нормы, принятой у сверстников, чем правило.
Какова же цена? Сорокин предвидел ужасные последствия
проникновения в нашу культуру и социальные отношения сексуальной
анархии. Действительно, «у нас тенденция к сексуальной анархии еще
не принесла катастрофических последствий. Но тем не менее синдромы
серьезной болезни уже появились» [6. С.133].
Вероятно, Сорокин увидел ранние признаки распространения
инфекций, болезней, которые передаются половым путем. Но
глобальная эпидемия СПИД, которая появилась внезапно в 1980-е гг.
в сексуальной анархии голубой культуры в крупных городских районах
(в барах, банях и т.п.), явилась чумой в истории человечества,
которая распространилась из центров «цивилизации» в страны
третьего мира и особенно поразила районы Африки к югу от Сахары,
где от 1/4 до 1/3 взрослого населения заражены вирусом СПИД. Нет
необходимости говорить о том, что смертельный вирус
распространяется (отчасти из-за шприцев) и на гетеросексуалов,
как, например, больных гемофилией, получивших зараженную кровь
путем инъекций, жен бисексуальных мужей, детей, заразившихся в
утробе матери.
Сорокин был бы весьма огорчен этим, так как известно его
сострадание людям, но он не был бы удивлен этими ужасными
последствиями сексуальной анархии.
Что касается морали власть имущих, он провел со своим бывшим
студентом Уолтером Ланденом представительное исследование, в
котором он критиковал все увеличивающуюся концентрацию власти в
наше время. Так же, как и в прежние времена, увеличение этой
концентрации ведет к злоупотреблению, безответственности и к
использованию разрушительного оружия.
Конечно, мы сейчас живем в период, когда концентрация
экономической и политической власти достигает еще более высокого
уровня, чем тогда, когда Сорокин писал это. На Западе мы каждый
день читаем о «союзах» между гигантскими корпорациями с
«миллиардными» активами, которые стали общим местом в жизни
западных стран (как внутри стран, так и между ними).
Ondp`gsleb`erq, что это делается для выгоды держателей акций,
чтобы «повысить их ценность», но человеческая цена здесь не
учитывается, так как доходы этих корпоративных объединений прежде
всего приводят к увольнению рабочих, труд которых становится
ненужным. Общественный договор о гарантии занятости на всю жизнь
взамен мира и стабильности со стороны рабочих, который де-факто
существовал во многих индустриальных странах, теперь сместился на
обочину.
Сорокин также говорил о правителях, которые сегодня
бесконтрольно применяют оружие массового уничтожения. Он был одним
из первых и твердых оппонентов вьетнамской войны и был против
бомбардировок и химического оружия, применявшегося Соединенными
Штатами. Его смелая оппозиция войне была важным фактором того, что
студенты социологии вновь открыли его и воспринимали его как икону
на конгрессе Американской социологической ассоциации в Сан-
Франциско в 1969 г. Я там был и стоял под лозунгом «Сорокин жив!»
на встрече, которую «радикальные» студенты организовали на
социологической конференции, посвященной памяти Сорокина.
Что сказал бы Сорокин сегодня об американских бомбардировках
гражданских целей в Судане (фармацевтический завод) и посылке
«умных бомб» в другую исламскую страну — Ирак, который якобы имеет
оружие массового уничтожения? Молчаливая война Соединенных Штатов
против «демонизированного» правителя и фактическая «холодная
война» против Ирана — это характерные черты американской политики,
которую Сорокин вряд ли одобрил бы.
Сейчас, когда я обращаюсь к этой аудитории, мир является
свидетелем жалкого спектакля об импичменте американского
президента. Сорокин, казалось, имел доступ к волшебному
хрустальному шару, когда он писал в «Американской сексуальной
революции»: « ... секс в различных формах теперь является
постоянным и необходимым компонентом нашей политической жизни» [6.
С.50].
Опросы общественного мнения в США показывают, что американская
общественность, с одной стороны, знает о моральном разложении
высших должностных лиц в республике, а с другой — экономическое
процветание страны заставляет принять позицию «страуса, прячущего
голову в песок» для того, чтобы не потревожить мир и покой
хорошего времени. Наверное, можно ожидать, что в период
ускоренного упадка чувств публика предпочтет либерализацию
аскетизму. Но это для работ Сорокина будет указанием на то, что
большая часть его анализа периода поздней модернизации до сих пор
справедлива.
Как я и предполагал, Сорокин предвидел, что за этой стадией
деморализации будет новый, более здоровый «интегральный период»,
как в политическом, так и в социальном развитии, и, конечно, как
он говорил в своем президентском обращении к Американской
социологической ассоциации в 1965 г., это будет способствовать
переходу социологии в следующую творческую фазу, которая будет
называться «интегральной социологией». Я думаю, что есть причина,
почему сама тема «интегрального» ренессанса может найти особенный
смысл на русской почве, но также и на американской почве, и это
оттого, что обе эти почвы культурно богаты. Но это должна быть
часть будущего научного исследования, опирающегося на наследие
Питирима Сорокина.
Пер. с англ. Г. Е. Полторановой,
Под редакцией В. В. Козловского
ЛИТЕРАТУРА
1. Donald N. Levin. Visions of the Sociological Tradition.
Chicago: University Press of Chicago. 1995.
2. Gurvitch, G. Mon itin raira intellectuell ou l'exclu de la
horde In: L'homme et la societe. N 1. July-September 1966.
3. «Sociology of Yesterday, Today and Tomorrow» — президентский
адрес на ежегодном конгрессе Американской Социологической
Ассоциации, Чикаго, Сентябрь 1965 г. Напечатана в American
Sociological Review, 1965. Vol. 30 №6.
4. Mills C. W. The Sociological Imagination. New York: Oxford
University Press. 1959.
5. Huntington S. P. The Clash of Civilization and the Remaking
of the World Order. New York:Simon & Schuster, 1996.
6. Russia and the United States. N.Y.: E.P.Dutton and Co. 1944.
7. Lipset S. M. Continental Divide: the values and institutions
of the United States and Canada. New York: Routledge, 1990.
8. Thiery E. LA Transformation economiuqe de la Russie. In:
Paris: economiste Europien, 1914.
9. Tiryakian E. A. The Changing Centers of Modernity In:
Comparative Social Dynamics; Essays in Honor of Samuel N.
Eisenstadt. Ed. by Cohen E., Lissak M., Almagor U. Boulder, CO;
Westview Press, 1985.
10. ReOrient: global economy in the Asian Age. Berkeley:
University of California Press, 1998).
11. Tiryakian E. A. Sexual Anomie, Social Structure, Societal
Change In: Social Forces, 59, N4. 1981.
12. Tiryakian E. A. From Underground to Convention: Sexual Anomie
as an Antecedent to the French Revolution. In: Current
Perspectives in Social Theory. Ed. by McNall S. G. 5. 1984. P. 289-
307.
Copyright © Журнал социологии и социальной антропологии, 1999
Кротов П.И.,
д.и.н., советник Госсовета Республики Коми
АВТОБИОГРАФИЯ, КАК ОТРАЖЕНИЕ АЛЬТРУИСТИЧЕСКОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
В
многочисленных работах, анализирующих научное творчество Питирима
Сорокина, его автобиография, как правило, остается вне
интерпретаций смены его философской парадигмы. «Долгий путь»,
вышедший в свет в 1963 году в США, воспринимается многими
исследователями, в том числе и биографами, только как классическое
мемуарное произведение. Однако автобиографию Питирима Сорокина
вряд ли можно отнести к историческим мемуарам, хотя перечень
исторических фактов в тексте огромен. Кроме того, автор был
непосредственным участником переломных в отечественной истории
событий. Было бы также недостаточным определить «Долгий путь» как
научные мемуары, несмотря на то, что здесь Сорокин дает детальную
характеристику практически всем своим работам. В автобиографии
нашли отражение научные дискуссии, во многом определившие развитие
современной отечественной и американской социологии. С моей точки
зрения, интерпретация «Долгого пути» как научного исследования, в
котором Сорокин анализирует трансформацию своего мировоззрения и
свою личную историю, основываясь на постулатах поздней концепции
«созидательного альтруизма», открывает новые возможности более
глубоко понимания книги и Сорокина-ученого.
Как известно, в работах позднего периода, связанных с
деятельностью центра по изучению альтруистической любви, Сорокин
разрабатывает основные положения концепции, которая призвана
предложить пути выхода из мирового кризиса. Отчаявшись найти в
традиционных социологических теориях рецепты спасения от того
апокалипсиса, к которому движется общество, Сорокин, предлагает
теорию альтруистической любви как образец общественного механизма,
противостоящего силам разрушения и зла. Будучи социальным
психологом и классическим социологом, он представляет систему
доказательств своего открытия, переплетая наблюдения и
эксперименты в референтных группах с контент-анализом обширных
статистических данных и обобщением исторических фактов. Однако,
что любопытно, несмотря на глубоко личностный,
индивидуализированный характер самой концепции, Сорокин остается
вне предмета исследования. В этом смысле автобиографию можно
рассматривать как научный труд, в котором Сорокин исследует в
качестве объекта самого себя.
Значение альтруистической любви, типы и пути формирования
альтруистической личности, закон поляризации и другие аспекты
концепции созидательного альтруизма выстраивают автобиографическое
повествование вокруг центрального вопроса, а именно, в какой мере
жизнь самого автора может быть объяснена предложенной им теорией.
Поэтому исторические факты, события личной жизни, трансформация
научных взглядов переплетены в автобиографии воедино как своего
рода магический шар, вглядываясь в который Сорокин пытается
определить, является ли он сам альтруистической личностью, каким
образом созидательная любовь вела его сквозь немыслимые жизненные
испытания, что формировало его собственную морально-этическую
систему, называемую интегрализмом.
Рассуждая о типах альтруистической трансформации, Сорокин
b{deker три типа. Первый тип — «удачливых», «которые с раннего
детства проявляют очень скромное эго, удачно интегрированный ряд
моральных ценностей и правильно выбранные социальные ассоциации с
добродетельными людьми и группами. Подобно траве растут они в
своем альтруистическом творчестве без всяких кризисов, катастроф и
мучительных обращений». Второй тип — «катастрофические», или
«поздние» альтруисты, чья жизнь разделяется на два периода:
доальтруистический, предшествующий их обращению, второй период,
следующий за полной трансформацией личности, подготовленной
дезинтеграцией их эго, ценностей и групповых аффилиаций и
ускоренной катастрофами. Наконец, «промежуточные» альтруисты,
которые находятся в постоянном поиске морального совершенства.
«Этими тремя путями, — отмечает Сорокин, — значительная часть
современного человечества движется к «позитивной моральной
поляризации», необходимой для противостояния деструктивному
процессу деморализации, или «негативной поляризации» другой части
человечества» [2. C. 317].
То, что Сорокин относит себя к альтруистическим личностям, не
вызывает сомнения. Неясным остается то, как Сорокин определяет
свою альтруистическую трансформацию, исходя из предложенной им
типологии. Каких-либо прямых рассуждений на этот счет в
автобиографии нет. В то же время возможно реконструировать
самооценку Сорокина по характеру представления событий,
комментариям, оценкам, которые автор дает, продвигаясь по «долгому
пути». Прежде всего важно отметить сходство между завершающим
выводом в автобиографии, заключением «Страничек из русского
дневника» и основной идеей концепции созидательного альтруизма.
«Что бы не случилось, я знаю теперь три вещи, которые
останутся в моей памяти и сердце навсегда. Жизнь, даже самая
тяжелая, — это самое драгоценное сокровище в мире. Следование
долгу — другое сокровище, делающее жизнь счастливой и дающее душе
силы не изменять своим идеалам. Третья вещь, которую я познал,
заключается в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не
могут и никогда не сумеют создать ничего вечного ни в
интеллектуальном, ни в нравственном, ни в материальном отношении»
[8. С.197].
Постоянно обращаясь к этому тезису как своему основному
мировоззренческому принципу, Сорокин, по всей видимости, относит
себя к «переходному» типу альтруистов, то есть тех, кто находится
в постоянном поиске морального совершенства. В то же время
альтруистическая трансформация имеет для него четкие временные и
событийные границы, определяемые российским периодом жизни. Именно
в этот период формируется его морально-этическое кредо, выраженное
на страничках русского дневника и как рефрен повторенное в
заключительных строках автобиографии 40 лет спустя. Период же
эмиграции, в смысле формирования альтруистической личности, — это
период утверждения, рефлексии и развития уже сформировавшихся
мировоззренческих принципов. Конкретным воплощением этих
принципов, как известно, стал интегрализм, который Сорокин
развивал за пределами России в различных концепциях и теориях всю
оставшуюся жизнь. Поэтому для понимания того, как Сорокин видит
себя в системе созданной им концепции созидательного альтруизма,
особенно важны первые части автобиографии, где он детально
исследует, как формировалось «сорокинское эго».
Хотя хронологически автобиография начинается с описания ранних
лет, характер представления событий подчинен в книге тезису о
типах альтруистической трансформации и трем постулатам, которыми
завершается российский период жизни Сорокина. Как уже отмечалось,
согласно положению концепции созидательного альтруизма Сорокин
должен был бы отнести себя к альтруистам кризисного типа,
onqjnk|js революционный кризис окончательно сформировал его
морально-этические принципы. Однако Сорокин показывает, что смысл
альтруистической трансформации для него являлся возвращением и
восстановлением тех нравственных императивов, которые были забыты
в ходе поисков собственного предназначения в период революционного
романтизма, и поэтому он отличался от типа личности, характерного
для «кризисных» альтруистов.
Описание детских и юношеских лет, социокультурной среды Коми
несет исключительную важную смысловую нагрузку в контексте теории
созидательного альтруизма. Величественная природа, «не испорченная
цивилизацией», образованность, сочетающаяся с религиозностью и
веротерпимостью крестьянского населения Коми, община как образ
идеального социального и политического устройства, лишенного
социального и классового неравенства, — все это не просто общая
характеристика народонаселения, обычаев, верований, традиций, это
— составные части социокультурной среды, необходимой, с точки
зрения Сорокина, для формирования альтруистического человека.
«Воспитываясь в такой социальной среде, — отмечает Сорокин, — я
естественным образом впитывал бытующие в ней верования, моральные
нормы и нравственные принципы: дух независимости, справедливости,
уверенности в себе и взаимопомощи» [8. C.15].
Аналогичную функциональную нагрузку имеет описание семьи
Питирима Сорокина: отца, матери, братьев, тети Анисьи. В этом
описании, как и в других работах, связанных с концепцией
альтруистической любви, Сорокин в очередной раз вступает в
полемику с фрейдистской интерпретацией личности. Ранняя потеря
матери, пьянство отца, физические лишения, выпавшие на долю
странствующих братьев, — это набор параметров, которые с позиции
фрейдизма закладывают основы для асоциального поведения. По
классификации самого Сорокина они также относятся к негативным в
процессе формирования альтруистической личности. Однако Сорокин
целенаправленно акцентирует внимание на этих фактах биографии. С
одной стороны, на примере своей семьи он демонстрирует
непродуктивность редуцирования поведения человека к упрощенной
модели «тирана-отца» во фрейдистской традиции. С другой стороны,
Сорокин показывает роль семьи как коллектива, внутри которого
возможно перераспределение семейных ролей и формирование
альтруистических ценностей. Так, материнская любовь — чувство, без
которого невозможна альтруистическая трансформация, была
привнесена в его жизнь тетей Анисьей. Отец, несмотря на вспышки
гнева, тем не менее являлся для братьев примером христианских
добродетелей. Физические лишения и скитальческий образ жизни
компенсировались нравственной чистотой и взаимной поддержкой между
братьями. Поэтому, определяя тип семьи, в которой проходило его
формирование, Сорокин заключает, что «…наша семья была хорошим
гармоничным коллективом, связанным воедино теплой взаимной
любовью, общими радостями и печалями и богоугодным творческим
трудом» [8. C.20].
Следует отметить, что чувства дружеской солидарности,
взаимоподдержки, семейной любви и преданности проходят красной
нитью через всю автобиографию. Теплые отношения с семьей
Калистрата Жакова в Петербурге, поддержка американской профессуры
в первые годы эмиграции, семьи Ростовцевых и Кусевицких как
неотъемлемая часть жизни Сорокина в Кембридже, наконец, описание
семейного счастья и благополучия вполне очевидно носят характер
перенесения положений созидательного альтруизма на события
собственной жизни.
Начальный период своей альтруистической трансформации Сорокин
определяет в классификации созидательного альтруизма, как тип
«удачливого альтруиста». Сорокин подчеркивает, что моральные
g`onbedh христианства, особенно Нагорная проповедь, решающим
образом обусловили нравственные ценности не только в молодости, но
и на всю жизнь. Под этим углом зрения описываются события раннего
периода в автобиографии. Однако в дальнейшем эти ценности
подвергаются серьезным испытаниям и поэтому Сорокин более
склоняется к тем, кто претерпевает альтруистическую трансформацию
в поисках морального совершенства.
Антитезой гармоничному миру северной деревни Сорокин
представляет городскую культуру, урбанизацию, которая с позиции
созидательного альтруизма является разрушительным началом.
Противопоставление городского мещанства и духовных ценностей
крестьян, ежедневной рутины заводского рабочего и разнообразия
жизни мирянина в сельской общине, городского декаданса и
эстетической гармонии народной культуры постоянно сопровождает
автобиографическое повествование. Именно в этом контексте Сорокин
рассматривает очередной этап своей альтруистической трансформации.
Переезд в город и вхождение в урбанистический мир он определяет,
как первый мировоззренческий кризис: «…бесконфликтная и
упорядоченная реальность …грубо разбита при соприкосновении с
урбанистической цивилизацией» [8. C.41]. В то же время даже новое
мировоззрение, которое Сорокин называет «научным, позитивистским и
прогрессивно оптимистическим», не уничтожило заложенных ранее
нравственных основ. Наоборот, с точки зрения Сорокина, эти основы
помогают ему сохраниться как формирующейся альтруистической
личности в разрушительном мире города и отделить псевдоценности от
истинных ценностей, хранителем которых также выступает городская
культура. Интересно, однако, что петербургский период юношеской
активности, интенсивного образования, научных исследований и
бурной политической деятельности Сорокин на склоне лет оценит
весьма скептически и сравнит себя молодого с «теленком, смотрящим
на мир сквозь розовые очки» [8. C.76].
Период революции и гражданской войны является завершающим в
альтруистической трансформации Сорокина. Характеристика этого
периода в автобиографии складывается из двух идейных течений. С
одной стороны, Сорокин рассматривает это время как второй
мировоззренческий кризис, разрушение революционно-романтических
иллюзий. С другой стороны, в период кризиса происходит дальнейшее
укрепление альтруистических начал его личности, которые не только
помогают выжить в маргинальных ситуациях, но и способствуют
мировоззренческому переосмыслению.
С позиций созидательного альтруизма часть автобиографии,
связанная с участием Сорокина в революции и гражданской войне,
иллюстрирует другое положение теории созидательного альтруизма —
закон моральной и религиозной поляризации в период катастроф. В
противоположность утверждению Фрейда, что бедствия и разочарования
порождают только агрессию, и в противоположность расхожему
утверждению о том, что мы учимся, страдая, что страдания и
катастрофы ведут к моральному и духовному облагораживанию, закон
поляризации признает возможность и того, и другого морально-
этического следствия, обуславливая ее типом личности. Однако, что
особенно важно, Сорокин подчеркивает момент поляризации, то есть
жесткого разделения в обществе в период социальных потрясений не
только по классовым, религиозным, этническим различиям, но и на
более глубоком уровне индивидуального и общественного сознания.
Общественные катаклизмы высвобождают в человеке и в обществе
агрессивные начала и в то же время раскрывают возможности
проявления истинного альтруизма. Эти теоретические положения
Сорокин экстраполирует на себя, оказавшись в эпицентре
революционных событий, и отражает их в автобиографии.
Прежде всего, саму революцию он рассматривает как некую
naegkhwemms~ стихию, чудовище, пожирающее людей, где большевики не
столько управляют стихией, сколько становятся заложниками,
служителями чудовища, до конца не осознавая страшных последствий
социального эксперимента, который они начали. Не случайно названия
глав, относящихся к этому периоду, носят апокалиптический
обезличенный характер: «катастрофа», «свет и тень», «агония»,
«трагедия», «хаос», «жизнь в царстве смерти», «в логове у
чудовища» и т.д.
Что же разбудила катастрофа в самом Сорокине? Прежде всего,
неприемлемость для себя политической власти и оценка ее как
аморальной. Политика как сфера, в которой разрушаются нравственные
принципы и духовные ценности, власть, порождающая двойную мораль;
властные элиты, ведущие мир к катастрофе, — эти выводы делает
Сорокин в работах позднего периода. В автобиографии же эти выводы
вплетены в ткань исторического повествования и вытекают из личного
опыта участия в политической деятельности. Оглядываясь в прошлое,
Сорокин в сердцах восклицает: «Если бы в 1915 — 1917 годах я
придерживался мнения, что западные правительства так же циничны,
хищны, по-макиавеллиевски лживы, недальновидны и эгоистичны, как и
все остальные, включая и советское, я, вероятно, присоединился бы
к интернационалистам» [8. C.101]. Сорокинский тезис о разрушающем
воздействии власти на личность прослеживается и в том, как он
характеризует своих бывших коллег по студенческим политическим
дискуссиям, оказавшихся среди большевистского руководства.
Отказ от политической деятельности стал жизненно важным шагом
для Сорокина. Этот шаг, в смысле нравственной поляризации, дал ему
возможность перейти на положительный полюс шкалы нравственной
поляризации.11 Смена системы ценностей, безусловно, не
единомоментный акт, тем не менее, как отмечал сам Сорокин, именно
«интуитивная вспышка выявляет центральную, или наиболее
существенную созидательную ценность»[2. C.38].
Такой вспышкой, или биографическим эпизодом в жизни Сорокина
можно считать его арест в Великом Устюге и дни, проведенные в
ожидании исполнения смертного приговора. Хроникально воспроизводя
эти события, Сорокин анализирует свое поведение и как бы
сталкивает два мировоззрения: одно научно-позитивистское,
способное разложить на части ощущения смертника и объяснить свое
состояние инстинктом самосохранения и физиологическими процессами
организма, и другое, еще только формирующееся, говорящее о том,
что есть в человеке то, что не поддается обычному рациональному
научному анализу. Один Сорокин анализирует собственные
психофизиологические процессы и делает хронометраж движений по
камере; другой Сорокин прорывается совсем не научным откровением
«Я просто хочу жить!» [8. С.165]. Жизнь как самое драгоценное
сокровище, любовь — энергия этой жизни и ненависть — основная
угроза главной человеческой ценности — вошли в Сорокина в этой
экзистенциональной ситуации и стали его путеводной звездой
навсегда.
Описания последних лет в России, хотя и основываются на
дневниковых записях, полны размышлений «позднего» Сорокина о
действии закона нравственной поляризации в период катастроф. Рост
суицида, так же как насильственного истреблении людей, —
неизменные спутники общественных катаклизмов и индикаторы
«негативной поляризации», для Сорокина ассоциируются со смертью
близких: повесился профессор Хвостов, профессор Иностранцев принял
цианистый калий, профессор Розенблат покончил жизнь самоубийством,
покончил с собой учитель и наставник Сорокина профессор
Петражицкий. Трагедия ближних, бессмысленная нелепая смерть
окружающих его людей, тысячи умерших от голода, увиденных
Сорокиным во время поволжской экспедиции, и в то же время
opnbkemh героизма и высшего духа, — такова среда, в которой
совершается альтруистическая трансформация самого Сорокина.
Но среди хаоса и разрушения Сорокин находит в окружающем мире
то, что, сохраняя гармонию и совершенство, напоминает об истинных
ценностях. Удивительно нежное и лирическое отношение Сорокина к
природе, постоянно проявляющееся на страницах автобиографии,
безусловно, говорит о значении, которое придавал ей Сорокин в
формировании альтруистического эго и мировоззрения интегрализма.
Сорокин как бы вбирает из природного мира гармонию, утерянную в
мире социальном. Среди описаний жестокости и крови гражданской
войны, описание скитаний в лесах, в поисках спасения от
преследований большевиков, звучат настоящим лирическим
диссонансом. Хотя вряд ли эту лиричность можно отнести к Сорокину-
литератору. Как ученый, Сорокин отмечает функциональность этой
природной гармонии в переосмыслении истинных и мнимых ценностей.
«Во время моих лесных размышлений, — отмечает он, — я избавился от
многих иллюзий и красивых мечтаний, в реальность которых когда-то
верил» [8. C.156].
Таким образом, пережив два мировоззренческих кризиса, Сорокин
укрепляется в осознании правильности нравственной системы, в
которой начинался его долгий путь. Этот процесс он и определяет
как альтруистическую трансформацию.
Покидая раздираемую кризисом Россию, Сорокин прошел через
испытания, которые взрастили в нем ученого, научное творчество
которого неотъемлемо от нравственных императивов, заложенных и
сформировавшихся в российской культуре. Эмиграция принесла
Сорокину восстановление утерянной гармонии природы, любимого дела,
семейного счастья, но не избавила от видения нравственного
несовершенства окружающего его мира.
Автобиография Сорокина — глубоко полифоническое произведение,
где нашли отражение практически все его научные гипотезы и
открытия. Концепция созидательного альтруизма в этом смысле одна
из многих, однако именно она объясняет формирование его как
личности, приоткрывает завесу над тайной феномена Сорокина,
которую еще только предстоит разгадать.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Сорокин П.А. Долгий путь. Сыктывкар, 1991.
2. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. Наука, Москва,
1997.
3. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Altruistic love; a study of
American «good neighbors» and Christian saints. — Boston, Beacon
Press, 1950.
4. 4.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Explorations in altruistic
love and behavior a symposium/ edited by Pitirim A. Sorokin. — New
York : Kraus Reprint, 1970, c1950.
5. 5.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Explorations in altruistic
love and behavior : a symposium / edited by Pitirim A. Sorokin. —
Boston, Beacon Press, 1950.
6. 6.Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Forms and techniques of
altruistic and spiritual growth : a symposium / editied by Pitirim
A.Sorokin. — Boston : Beacon Press, c1954.
7. 7. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, Leaves from a Russian
diary, and thirty years after. — Enl. ed. — Boston, Beacon Press,
1950.
8. 8. Sorokin, Pitirim Aleksandrovich, A long journey; the
autobiography of Pitirim A. Sorokin. — New Haven, Conn., College
and University Press [1963].
Лукинов И.И.,
академик РАН и НАНУ,
директор Института экономики НАНУ
ПИТИРИМ СОРОКИН И УКРАИНСКАЯ ДИАСПОРА
Я
вышел на эту трибуну отнюдь не потому, что считаю себя
профессионалом в области исследования творчества Питирима
Сорокина. Однако в связи с тем, что намечалась программа
всестороннего обсуждения наследия Питирима Сорокина, я дал
согласие на то, чтобы осветить узкую его часть, то есть его
творческие связи и я бы сказал довольно плодотворные творческие
связи, которые он вел в своей деятельности, будучи в Соединенных
Штатах, с украинской диаспорой. Естественно, эта часть, с моей
точки зрения, представляет определенный интерес, и я взялся за это
дело. При этом я просмотрел его переписку дружескую со своим
коллегой, в какой-то мере коллегой, потому что он был издателем, с
Фондом Шаповала. Этот Фонд был создан в свое время в Праге и
создал его Никита Ефимович Шаповал. Этот Фонд представлял
культурные связи и содействовал расширению культурных возможностей
европейской и украинской культуры на тот период времени, потому
что он занимался изданием социологических трудов на украинском
языке, которые издавались на Западе и в Соединенных Штатах
Америки. И нужно сказать, что эта творческая связь довольно
тесная, через этот Фонд Питирим Сорокин стремился издать и свои
труды на украинском языке. Вряд ли можно сказать, что ему это
успешно удалось сделать, но тем не менее он многое в этом
направлении сделал, и в частности, его некоторые работы были
изданы и подготовлены к изданию на украинском языке.
У меня есть еще одна мысль, которую я хотел высказать в своем
коротком сообщении. Это проблема интеграции и дезинтеграции,
которую в своем творчестве Питирим Сорокин охватил на тот период
времени. Это проблема чрезвычайно важная и чрезвычайно сложная.
Приписывать ее только творчеству Питирима Сорокина было бы
неверно, потому что в тот период проблема интеграции и
дезинтеграции в мировом масштабе не стояла так остро и сложно, как
она стоит сейчас. Она обострилась не только потому, что одна
шестая часть земной суши попала в острое кризисное состояние (я
имею в виду страны бывшего Советского Союза), что повлекло за
собой усиление негативных тенденций в развитии всей мировой
экономики. Темпы экономического спада в этих странах оказались
катастрофическими. И, естественно, это не могло не оказать влияния
на весь мировой прогресс. Это вполне понятно, по-моему, и не
требует особых доказательств. Хотя, если говорить всерьез и более
фундаментально исследовать процессы, которые произошли в этих
странах, то разговоры о том, что многие из этих стран бывшего
социалистического лагеря уже вышли из кризисного состояния и
развиваются нормальными темпами, не отвечают действительности. На
самом деле произошло огромное падение и валового внутреннего
продукта, и национального дохода, и показатели уровня и качества
жизни населения в этих странах катастрофическими темпами упали. И
пока что нет особых признаков того, что дальнейшее развитие
произойдет в прямо противоположном направлении. Хотя некоторым
политикам очень хочется. И каждый раз, кто объявляет какую-то
очередную программу, то обязательно говорит: вот, мы уже находимся
m` дне этого падения, и теперь начнем семимильными шагами идти
вперед. Пока это не просматривается.
Поэтому я хотел бы поддержать предыдущего докладчика, который
говорил о цикличности этих процессов. Действительно, такая
цикличность существует, но тем не менее изучение процессов более
фундаментальное показывает, что пока что цикличность складывается
не в нашу пользу.
Я затронул этот вопрос потому, что многие касаются этой
проблемы, она чрезвычайно важная и чрезвычайно сложная на
современном этапе мирового развития. И противоборство тенденций
интеграции и дезинтеграции очевидно, и пока что, к сожалению,
противоборствующая тенденция экономического падения побеждает, к
сожалению. Ну, что будет дальше, не будем загадывать, но будем
надеяться, что должно быть лучше. Но процессы эти оказывают очень
могучее влияние на все мировое социальное развитие и на мировое
экономическое развитие.
Что касается конкретных оценок самого творчества Питирима
Сорокина, то я хотел бы несколько слов сказать его же словами, как
он сам оценивал, и это очень хорошо видно из той переписки,
которую он вел с Шаповалом — с нашим культурным деятелем, который
действительно глубоко занимался этими процессами того периода. Он,
как говорят, излагал свою душу человеку, родственному в этом
отношении по взглядам на происходящие процессы. Он действительно
критически оценивал свой период, я бы сказал, что, наверное, не
было ни у кого из деятелей высокой культуры того периода такой
изменчивости взглядов, как у Питирима Сорокина. Это очевидный
факт. И если кто-то проследил процессы, как меняются эти взгляды,
то тот однозначно придет к этому выводу, у меня в этом нет
никакого сомнения.
Питирим Сорокин очень высоко ценил украинскую науку и
культуру. Длительная дружеская и профессиональная переписка, о
которой я говорил, об издательских делах, об этом свидетельствует.
Довольно часто Сорокин рекомендует Шаповалу статью того или
другого коллеги-социолога, американских социологов особенно, то он
ему подбрасывал каждый раз все новые и новые статьи, которые бы
давали возможность раскрыть достижения в социологической сфере
того периода. Это ему удавалось сделать, потому что он
действительно имел широкие взаимосвязи с социологами всего мира, в
частности, с американскими социологами и, естественно, отбирал
наиболее достойные к изданиям для того периода вещи и передавал
Фонду Шаповала для того, чтобы он публиковал. Но сам этот фонд
держался в финансовом отношении на песке в значительной мере, и
ему приходилось обращаться каждый раз к Питириму Сорокину, чтобы
он помог Шаповалу каким-то образом пополнить свой фонд и
обеспечить издание соответствующих работ, которые он рекомендовал.
Он рекомендовал ему, например, издать“Социологию революции” на
украинском языке. Она была даже переведена, но не издана. Мы нашли
в архивах выдержки из этих работ и в ближайшее время издадим ее на
украинском языке с соответствующим предисловием у нас на Украине.
Она, кстати сказать, подготовлена к изданию и в ближайшее время
выйдет.
Я хотел бы сказать, что период жизни в Соединенных Штатах
Сорокин оценивал оптимистично, говорил, что он очень любит
Соединенные Штаты, что они стали для него второй родиной, но что
Россию он любит больше. И поэтому свое раннее творчество,
российское творчество он ценил очень высоко. И даже не мог понять,
почему вдруг его творчество в России стало популярным. И говорил,
что, наверное, это потому, что его ранняя преподавательская
деятельность давала к этому хорошие основания, поэтому он и стал
достаточно популярным в свой ранний период своего творчества в
Pnqqhh.
Уже будучи в пожилом возрасте, в 70-летний период своей жизни,
он писал своему другу: “Теперь я хотел бы знать причину этой
популярности моих лекций, моих ранних лекций. Слава Богу, не знаю.
Возможно, это был ранний синдром моей преподавательской,
исследовательской доли. Одно ясно, что опыт открыл мне тайны
бытия, которые нельзя свести просто к чувственному и
материальному, и повлиял не только на мою юность, но и на всю
остальную жизнь. Религиозный климат моего раннего детства сыграл
важную роль в формировании моей личности и кристаллизации моей
ранней философии”.
Вот так он оценивал среди друзей свою деятельность.
Питирим Сорокин написал около 40 книг, издавал и переиздавал
их в Европе, Азии и Америке. Много очерков подготовил и более 200
статей. Это его довольно большое наследие представляет собой
действительно фундамент его творчества. И этот фундамент
творчества надо изучать. Я хотел бы выразить самую сердечную
благодарность и признательность Фонду Н.Д. Кондратьева, который
взялся за издание этих работ. Спасибо, что он это делает, и он
делает это очень правильно и очень хорошо. Я считаю, что нужно
всячески поддержать инициативу Фонда.
Президиум Национальной академии наук Украины высоко ценит
творчество Питирима Сорокина и его труды, которые известны во всем
мире. И мы считаем, что переиздание этих трудов даст большой
толчок в развитии социологической, экономической и исторической
мысли на современном этапе нашего развития, восстановит
достоверный ход развития общественных наук.
Кривоносов Ю.И.,
к.т.н., Институт истории
естествознания и техники РАН
НЕСБЫВШАЯСЯ НАДЕЖДА ПИТИРИМА СОРОКИНА
С
реди выдающихся деятелей русской эмиграции, внесших большой вклад
в сокровищницу мировой культуры и науки, достойное место
принадлежит Питириму Сорокину, одному из первых организаторов
социологической науки и в России, и в Соединенных Штатах Америки.
Тридцать лет тому назад произошел небольшой, но очень
показательный эпизод, связанный с жизнью и работой ученого и в то
же время характеризующий положение советской науки, ее
ограниченные и жестко регулируемые возможности осуществления
международных научных связей, полную зависимость от партийных
структур, руководящих наукой в стране.
В 60-х годах, когда постепенно начали восстанавливаться
прерванные в годы репрессий, войны, борьбы с космополитизмом связи
с зарубежными учеными, стала возможной и переписка советских
философов и социологов с П.Сорокиным. Несколько энтузиастов
развития научных контактов в области социологии предприняли
попытку перевести и издать одну из его работ и даже пригласить в
СССР. Среди них был доктор философских наук, профессор
В.А. Карпушин, в то время заведовавший кафедрой философии одного
из московских вузов, переписывавшийся с П.А. Сорокиным. Являясь
членом научного совета по истории мировой культуры АН СССР, он,
видимо, и был главным инициатором переводов работ и приглашения
Сорокина. К реализации этого замысла был привлечен академик
П.Ф. Юдин, известный в ту пору деятель философской элиты, близкий
к высшим партийным кругам. Будучи председателем упомянутого
научного совета, он в феврале 1967 г. обратился в ЦК КПСС со
следующим письмом:
“В связи с разработкой проблем критики современных буржуазных
теорий культуры и культурно-исторического процесса между сектором
философских проблем культуры Института философии АН СССР и
президентом американского социологического общества Питиримом
Сорокиным возникла переписка по научным проблемам и происходил
обмен книгами.
Питирим Сорокин является самым крупным буржуазным социологом,
работающим в области проблем культуры. Он влиятельная фигура в
сфере деятелей современной буржуазной философии и социологии, хотя
и подвергается критике со стороны своих учеников — Т.Парсонса,
Р.Мертона и др. — недовольных политическими выступлениями своего
старшего коллеги, осуждающего холодную войну, критикующего
американский образ жизни, протестующего против американских
колониальных войн в Сандоминго, Вьетнаме и др. На протяжении
последнего десятилетия П.Сорокин воздерживался от каких-либо
выпадов против СССР и мировой системы социализма, проявлял интерес
к успехам своей родины и следил за советской социологической
литературой. Он пытался посетить Советский Союз в качестве
туриста, но получил отказ от Госдепартамента США. Учитывая
популярность имени П.Сорокина в странах Запада, принимая во
внимание его антиамериканские настроения и особенно резкое
осуждение им американской интервенции во Вьетнаме, было бы
целесообразно положительно среагировать на желание П.Сорокина “до
qbnei кончины посетить родину”.
Считаем целесообразно поручить Институту философии АН СССР или
Научному совету АН СССР по истории мировой культуры пригласить
П.А. Сорокина с двухнедельным визитом в СССР, в ходе которого
можно было бы провести пресс-конференцию П.А. Сорокина в Доме
ученых с освещением ее результатов в журнале “Вопросы философии”,
что служило бы целям разоблачения и осуждения американской
интервенции во Вьетнаме и содействовало бы упрочению той
прогрессивной политической роли, которую играет П.Сорокин в
научной сфере западных стран.
Просьба рассмотреть и решить.
Приложение: 1. Справка на П.А. Сорокина.
2. Письмо П.А. Сорокина на имя моего заместителя
В.А. Карпушина, в котором выражается желание посетить родину до
своей кончины “ и сослужить службу русским ученым” [1].
Вероятно, надеясь на возможность получения положительного
решения, П.Ф. Юдин в своем письме подчеркивает не только
значимость П.Сорокина как ученого, но и его якобы просоветские
или, вернее, антиамериканские настроения. В приложенной к письму
“Справке на П.А. Сорокина” указывались следующие данные:
Питирим Александрович Сорокин родился 21 января 1889 г. в дер.
Турья Костромской губернии. В 1914 г. окончил Психоневрологический
институт в Петербурге и в 1915 г. получил степень магистра
правовых наук. Доктор социологии с 1922 г. Был профессором
социологии в Петербургском университете с 1916 по 1922 г. В 1917
г. П.Сорокин являлся членом Исполкома Всероссийского совета
народного хозяйства от партии эсеров, членом Совета Республики и
секретарем премьер-министра Керенского; в 1918 г. он — участник
Законодательного собрания, разрабатывавшего Конституцию РСФСР. В
1922 г. за участие в мятеже левых эсеров осужден на смерть,
помилован и выслан за пределы Советской России. В.И. Ленин
посвятил политической полемике с П.Сорокиным четыре статьи, одна
из которых называется “Ценные признания Питирима Сорокина”. С 1928
г. Сорокин проживает в США, где натурализовался в 1930 г.,
выступает как американский социолог, является членом Американской
академии искусств и наук и ряда других академий разных стран.
Президент Американского социологического общества.
По всей видимости, составитель справки не располагал точной
информацией и допустил в ней ряд ошибок. Это могло быть вызвано не
его небрежностью, а тем, что достаточно полные сведения о таких
деятелях науки, как Питирим Сорокин, были закрыты в спецхранах и
не публиковались ни в специальных, ни в справочных изданиях.
Например, в “Энциклопедическом словаре” 1955 года о П.А. Сорокине
указано: “ ... буржуазный социолог. До 1922 г. был приват-доцентом
Петроградского университета. Ныне профессор социологии в
Гарвардском ун-те в США. С.- идеолог империализма, в прошлом —
активный деятель партии эсеров. Крах политики партии эсеров
показан В.И. Лениным в статье “Ценные признания Питирима Сорокина”
(1918 ). [2]. В справке, направленной в ЦК КПСС, неточно указаны
дата рождения и название губернии, где он родился. Сорокин
действительно учился в Психоневрологическом институте, где имелась
единственная в то время в России кафедра социологии, но оканчивал
он в 1914 г. юридический факультет Петербургского университета,
куда был вынужден перейти для того, чтобы избежать воинской
повинности и получать стипендию. В 1918 г. он был избран не в
Законодательное, а в Учредительное собрание, однако еще до его
открытия был арестован и участия в его работе принимать не мог.
Приговорен к смертной казни П.Сорокин был в 1918 г., а не в 1922
г., как указано в справке. Покинуть родину он действительно был
вынужден в 1922 г., в числе большой группы выдающихся деятелей
pnqqhiqjni науки и культуры, не поддержавших установившийся режим.
Наибольший интерес представляет письмо П.Сорокина
В.А. Карпушину, которое Юдин использовал в качестве обоснования
целесообразности приглашения и доказательства лояльного отношения
Сорокина к советской науке. Письмо напечатано на личном бланке:
“Pitirim A.Sorokin” с указанием даты — 4 января 1967 г. Вот его
текст.
Глубокоуважаемый Владимир Алексеевич!
Сердечное спасибо за Ваше дружеское письмо и поздравления с
Новым годом. Я и моя семья желаем Вам и Вашей семье счастливого,
творчески плодотворного и успешного Нового года, здоровья и
благополучия.
Вы особенно обрадовали меня сообщением о переводе моего тома о
социологических теориях на русский язык. Хотя эта книга уже
переводится на испанский, португальский, немецкий, китайский, хотя
теперь уже опубликован 51 перевод моих томов, русское издание
моего тома радует меня больше чем перевод на любой другой язык.
Сердечное спасибо Вам и всем ученым, кои помогли и помогут
русскому изданию этой работы. Я очень жалею, что не смог лично
быть на Социол. конгрессе и встретиться там с советскими учеными,
но состояние моего здоровья лишило меня этой радости. Я все же
надеюсь до моей кончины посетить мою родину и встретиться там с
Вами и другими советскими учеными (мне ведь уже 78 лет и организм
начинает сдавать). Пока что сократил лекции, но продолжаю “марать
бумагу” в форме статей и очерков. Если я могу быть полезным Вам и
русским ученым, дайте знать, и если я смогу, буду рад сослужить
службу.
Еще раз большое спасибо
искренне Ваш Р.А. Sorokin
В конце письма имеется приписка от руки:
Я только что приобрел русскую пишущую машинку и написал на ней
это письмо. Недавно нас посетила группа русских ученых (21
человек), которые “в культурном обмене” знакомились с Америкой. Мы
жалеем, что они смогли побыть с нами только два или три часа. Мы,
конечно, были рады их посещению и ознаменовали эту встречу
шампанским и тостами. [3].
В Отделе науки ЦК КПСС на копии письма П.Сорокина были сделаны
пометки — горизонтальными и вертикальными линиями дважды отмечены
фразы: “Русское издание моего тома радует меня больше чем перевод
на любой другой язык”, “Я все же надеюсь до моей кончины посетить
мою родину” и “Если я могу быть полезным Вам и русским ученым,
дайте знать, и если я смогу, буду рад сослужить службу”. Эти
слова, как и выраженное в постскриптуме сожаление о краткости
встречи с нашими учеными, людьми из давно покинутой страны,
несомненно, отражают внутреннее состояние П.Сорокина на склоне
лет, тоску по родине, еще теплящуюся надежду на встречу с ней,
несмотря на возраст и болезни. Но надежде не суждено было
осуществиться. У партийных чиновников, читавших письмо, оно не
вызвало никаких ответных чувств. В их представлении Питирим
Сорокин оставался безусловным врагом советской системы. В
секретариат ЦК была подготовлена следующая справка [4] :
Научный совет АН СССР по истории мировой культуры (акад.
Юдин П.Ф.) вносит предложение о приглашении в Советский Союз
президента американского социологического общества П.Сорокина.
Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС считает нецелесообразным
данное приглашение, о чем т. Юдину сообщено лично.
Зам. зав. отделом науки и учебных
заведений ЦК КПСС В.Чехарин
20 марта 1967 г. 320 А/г
По принятой в аппарате ЦК КПСС практике, отделы, готовящие
заключения на письма в ЦК, выражали свое к ним отношение, но, как
правило, запрашивали согласие секретарей ЦК на высказанные
предложения. В данном случае отдел науки был настолько уверен в
нецелесообразности посещения Сорокиным Советского Союза, что счел
возможным не беспокоить секретарей ЦК и принял решение
самостоятельно, формально закрыв вопрос этой справкой. Вероятно,
даже если бы разрешение на приезд было дано, Сорокин вряд ли уже
смог бы им воспользоваться. Он скончался менее чем через год, 10
февраля 1968 г. в возрасте 79 лет в Винчестере, штата Массачусетс,
не ведая о попытке, предпринятой Научным советом Академии наук, и
не дождавшись публикации своих трудов. Но нельзя исключить и
другого — приглашение могло стимулировать жизненные силы этой
незаурядной личности и встреча с родиной продлила бы его годы
жизни. Разумеется, никто и не думал давать согласие на издание
сделанного под руководством В.А. Карпушина перевода “тома о
социологических теориях”. Он так и остался в рукописи для частного
пользования, а возможно, и был изъят.
Однако “дело” Питирима Сорокина получило неожиданное
продолжение через несколько месяцев. 15 мая 1967 года в ЦК КПСС
поступило секретное письмо [5]:
При контроле литературы, поступающей в Советский Союз из-за
границы, Главным управлением по охране государственных тайн в
печати при Совете Министров СССР задержана книга проживающего в
США социолога-эмигранта Питирима Сорокина “Пути проявления любви и
сила ее воздействия”, выпущенная на английском языке американским
издательством “Генри Регнери Компани”. Книга посылается автором с
дарственной надписью профессору И.С. Кону на домашний адрес (...)
В предпосланном книге предисловии П.Сорокин пишет: “В 1918
году я периодически подвергался преследованиям со стороны русского
коммунистического правительства. Наконец, меня арестовали и
приговорили к смерти. Ежедневно в течение шести недель я ожидал
расстрела и видел, как расстреливали моих друзей и заключенных. В
течение следующих четырех лет моего пребывания в коммунистической
России я подвергался другим мучительным переживаниям и наблюдал с
разрывающей сердце болью бесчисленные ужасы человеческого
скотства, смерть и разрушения”.
В данной книге в историческом, философском и социальном плане
ставится тема любви человека к человеку, рассматриваются пути ее
проявления и воздействия на мораль человеческого общества.
На всем протяжении книги, особенно в тех случаях, когда автор
касается Советского Союза, он допускает различные враждебные
высказывания, искажает природу нашего общественного и
государственного строя.
В главе “Любовь как созидательная сила в социальном движении”
П.Сорокин выступает против войн и насильственных революций. Они
устанавливают, как утверждает он, безграничную тиранию,
автократию, тоталитаризм и всеобщее насилие, приносят болезни,
страдания и нищету, будят в человеке зверя, создают
беспрецедентный хаос и анархию, разрушают ценности, демократию,
свободы. Характеризуя при этом Великую Октябрьскую
социалистическую революцию, он пишет:
“Несмотря на то, что революция принесла в жертву по крайней
мере 20 миллионов человеческих жизней и вопреки всем хвастливым
пятилетним планам и всем пропагандируемым Советским Союзом
“успехам” революции, русская нация в настоящее время имеет более
тиранический режим, чем царский режим в его худшем проявлении;
экономическое благосостояние все еще не достигло уровня 1914 года,
созидательная деятельность нации менее плодотворна во многих
nak`qru культуры, чем это было до революции, а уровень морального
и умственного развития русского народа едва ли выше в настоящее
время дореволюционного. Конечно, безжалостно эксплуатируя великую
нацию, советский режим не мог не допустить и некоторых
положительных результатов. Однако, эти результаты выглядят скромно
в сравнении с теми, которые были достигнуты мирным путем до
революции, и теми, которые можно было бы достигнуть, если бы
революция не произошла” (стр.70-71). Антисоветская настроенность
автора проявляется и в ряде других утверждений. Так, на страницах
49-54 в главе “Любовь останавливает агрессию и вражду” говорится о
грабежах и насилиях, которые, якобы, совершала советская армия во
время второй мировой войны. На странице 224 советский строй
характеризуется как “диктаторский”, “тиранический”, “невыносимый”,
ставится на одну доску с фашизмом, жизнь советского народа
представлена как “апатичная покорность безжалостному подавлению” и
т.д.
Учитывая враждебный характер помещенных в ней материалов,
данная книга нами конфискована и адресату не пропущена.
Приложение: Упомянутая по тексту книга.
Начальник Главного управления по охране
государственных тайн в печати при Совете
Министров СССР П.Романов
В интерпретации Романова содержание книги П.Сорокина явилось
для работников Отдела науки ЦК бесспорным подтверждением
правильности принятого ими решения о нецелесообразности его
приглашения. И никакие “исторические, философские и социальные
проблемы любви человека к человеку”, пути ее проявления и
воздействия на мораль человеческого общества не могли сделать
книгу доступной для советского читателя даже в единичном
экземпляре. Тем более не приемлемой для системы была оценка
П.А. Сорокиным войн и насильственных революций, в том числе его
характеристика советского строя. Однако читатели у книги все же
были.
Дальнейшая судьба книги, присланной Романовым в ЦК КПСС,
несомненно интересна. В отличие от обычной практики работы отдела
науки, она не была направлена в архив сразу, а более двух лет
оставалась в отделе, где кто-то, вероятно, долго ее изучал. Только
29 июля 1969 г. на письме была сделана отметка: “тов. Трапезников
ознакомился. Зав. секретариатом” и “В архив”12. И только в 1987
году впервые после 1920 года в России начали издаваться книги
Питирима Сорокина [6]. А в специальном издании об эмиграции и
русском зарубежье П.А. Сорокину вместе с другими выдающимися
деятелями русской науки и культуры родина отдала дань
признательности и уважения [7].
ЛИТЕРАТУРА
1. Центр хранения современной документации (ЦХСД). ф.5, оп.59,
д.42, л.1-2.
2. Изд. БСЭ. М., 1955, т.11, С.265.
3. ЦХСД,ф.5, оп. 59, д.42, л.4.
4. Там же, л.5.
5. Там же, л.60.
6. Кривоносов Ю.И. Питирим Сорокин — последняя встреча с
советской властью. Ж.Человек, № 1, 1988, С.105-111.
7. Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. М., РОСПЭН,1997,
С.588-591.
Иванов В.Г.,
д.ф.н., проф., СПБГУП
ОДНА ВСТРЕЧА И НА ВСЮ ЖИЗНЬ
В
воспоминаниях моего отца подробно описаны события 1916-1918 года,
когда отец был студентом Учительского института в городе Вологде.
В то время отец в бурные дни февральской революции работал в
«Вологодском листке», сначала корректором, позднее – репортером;
участвовал в переписи населения Вологодской губернии; был избран
председателем Союза учащихся города Вологды; по поручению
Вологодского кооперативного общества сельского хозяйства в июле –
августе 1917 года работал инструктором по культурно-
просветительской работе в Яренском уезде, а в конце 1917 года
вместе со своим однокурсником Назаровым давал материалы о Первом
Губернском съезде Советов для газеты «Известия Исполнительного
комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Вологодской
губернии». «В связи с этой работой, — пишет отец, — мы
познакомились с первым председателем губисполкома Шалвой
Зурабовичем Элиава, а затем со сменившим его Ветошкиным».
Когда в Вологду прибыла революционерка – народница Брешко-
Брешковская, которую прозвали «бабушкой русской революции», в
честь нее было устроено заседание (организовал его «Союз учащихся
города Вологды») и отец «произнес восторженную речь… Брешко-
Брешковская, уже старая, но крепкая женщина, растрогалась и
поцеловала меня».
«Летом 1918 года мы (Союз учащихся) устроили большое собрание,
на котором попросили выступить нескольких руководителей местных
партийных организаций и познакомить нас, а также приглашенную
публику, с программами своих партий и с конкретными задачами своей
деятельности. Особенно запомнилось яркое, убедительное выступление
Ш.З. Элиавы».
«Во время инструктажа по переписи населения я познакомился с
рядом лиц правления Вологодского кооперативного общества
(впоследствии я узнал, что все они были политические ссыльные,
члены партий социалистов–революционеров, социал-демократов и
анархистов. Самой крупной фигурой из них был Сергей Маслов, затем
Новиков и Бессонов (все – эсеры). Солнцев, автор популярных книжек
по географии, псевдоним – Сергей Меч, анархист, по-видимому,
последователь Кропоткина)… Тогда же мне пришлось прикоснуться к
деятельности Сергея Маслова. Однажды он вызвал меня к себе в
кабинет и дал два поручения в Петроград, которые я выполнил».
Итак, в воспоминаниях моего отца рассказано о его жизни,
работе и встречах в Вологде в 1916-1918 годах, упомянуты Брешко-
Брешковская, Шалва Элиава, Сергей Маслов, Новиков и Бессонов,
описаны поездка в Петроград и культурно-просветительская работа в
Яренском уезде Вологодской губернии.
Нигде в его записках не упоминалось имя Питирима Сорокина. Но
в своих рассказах о юности, о начале жизненного пути, отец
вспоминал о единственной встрече с Питиримом Сорокиным именно в
этот период, и подчеркивал, что слушал Питирима Сорокина, когда он
был «представителем премьер-министра А.Ф. Керенского».
Обратившись к мемуарам Питирима Сорокина, я открыл (и смог
srnwmhr|) немало моментов, объяснявших не просто интерес отца к
личности Питирима Сорокина, но и причину того впечатления, которое
произвела на отца эта встреча.
Оценивая свою позицию и свою деятельность в 1917-1918 годах,
Питирим Сорокин писал: «Я оказался в стане социал-патриотов вместе
с правительством Керенского и большинством лидеров и простых
членов социалистических и либеральных партий, вместе с «бабушкой»
и «дедушкой» русской революции – Е. Брешко-Брешковской и Н.
Чайковским, наиболее заслуженными деятелями партии эсеров, Г.В.
Плехановым и даже с одним из величайших лидеров анархистов – П.
Кропоткиным.
Я отстаивал эту позицию как член Временного правительства
Керенского, член Совета Российской республики, депутат
Учредительного собрания, Российского крестьянского совета и как
один из основных редакторов эсеровских газет «Дело народа» и «Воля
народа», как ученый, оратор, лектор» (П.А. Сорокин. Дальняя
дорога. М., 1992. С.75).
П.А. Сорокин стал помощником (личным секретарем) А.Ф.
Керенского в июле 1917 года – этот пост, по его словам, он принял
«после тщательного раздумья, хотя и сомневался, что в нынешних
обстоятельствах я буду полезен своей стране. Однако, как помощник
Керенского, сделаю все от меня зависящее» [Там же. С.96].
Осенью 1917 года П.А. Сорокин в Вологде и Вологодской губернии
активно выступает за Учредительное собрание, во время выборов в
Вологде избираются делегатами в Учредительное собрание С.С. Маслов
и П.А. Сорокин. Об активности П.А. Сорокина можно судить по
короткой фразе его воспоминаний – «на этой неделе я выступил на 12-
ти митингах» [Там же].
«Лето 1918 года Сорокин провел в Яренском уезде, агитируя
против большевиков за Учредительное собрание… Наиболее известна
двухчасовая лекция «О текущем моменте», прочитанная им в Яренске
13 июня 1918 года при огромном стечении обывателей» [Там же,
примечание. C.284].
Наконец, следует напомнить, что значительную роль в очередном
«повороте судьбы» П.А. Сорокина в конце 1918 года, когда он
находился в заключении в Великом Устюге, сыграли Ш.З. Элиава (его
близкий товарищ по занятиям в Психоневрологическом институте) и
М.К. Ветошкин, — о которых вспоминает мой отец.
Очевидно, что, по крайней мере, с июля 1917 до лета 1918 года
пути П.А. Сорокина и отца многократно пересекались, а имя Сорокина
на Вологодчине было весьма популярно, — тем более на его родине —
в Яренском уезде, где отец летом 1918 года вел культурно-
просветительскую работу, а за полгода до этого – участвовал в
переписи населения в Вологодской губернии.
В интересе к личности П.А. Сорокина определенную роль сыграло
и то, что П.А. Сорокин был широко известен своими выступлениями в
печати, а отец – репортер и, одновременно, корректор «Вологодского
листка», хорошо знал петроградские газеты тех бурных дней и
месяцев и мог оценить П.А. Сорокина как политического публициста.
Такова событийная канва, которая, как я отметил, позволила мне
понять отношение отца к Питириму Сорокину.
«Два человека оставили прочный след в моей жизни», – не раз
говорил мой отец, – «Семен Людвигович Франк и Питирим
Александрович Сорокин – оба выпускники, а впоследствии и
профессора Санкт-Петербургского университета».
С.Л. Франк был деканом историко-философского факультета
Саратовского университета в 1919-1921 годах и блестящим лектором,
многие высказывания которого отец, поступивший в Саратовский
университет в 1919 году, запомнил на всю жизнь и, как мне
представляется, следовал примеру С.Л. Франка в педагогической
derek|mnqrh. Отец сорок лет преподавал в Благовещенском
педагогическом институте с момента его открытия в 1931 году и по
1970 год, был преподавателем психологии, долгие годы заведовал
кафедрой психологии и педагогики.
Но почему столь же прочную память сохранил отец о человеке,
которого, по его же словам, он встретил всего один раз? Думаю, что
причина в своеобразии личности «неистового Питирима» (выражение
отца).
Впервые о Питириме Сорокине отец узнал, когда после окончания
учительской семинарии в Петрозаводске в 1914 году начал работать в
сельской школе (деревни Ладины и Архангелы Каргопольского уезда —
до 1916 года). Началось со статей П.А. Сорокина в серии «Новые
идеи в социологии», посвященных социологическому подходу в этике и
особенно с большого труда «Преступление и кара, подвиг и награда».
Уже в учительской семинарии отец решил заниматься психологией
личности и штудировал работы по психологии, социологии, праву. По
его словам, первый труд П.А. Сорокина произвел столь сильное
впечатление, что он, начинающий учитель, обратился, как тогда
практиковалось, с письмом в издательство и ему выслали эту книгу.
Замечу, что все работы П.А. Сорокина, выходившие до 1920 года,
отец приобретал и они, с его пометками, сохранились в домашней
библиотеке.
Поступив в Вологодский учительский институт, отец узнает об
интересующем его молодом ученом – уроженце Вологодской губернии, о
котором уже идет молва, как о талантливом самоучке, «ученом из
народа».
Отец был всего восемью годами младше Питирима, начало их
биографий сходно, оба из «глубокого русского севера», оба учились
«на казенный счет», обоих манил уже в школьные годы не просто
«свет знания», но именно Петербургский университет, оба жили в
сельской глубинке и вдохновлялись сходными – народническими
идеалами.
Вполне естественно, что для двадцати – двадцатидвухлетнего
юноши, увлеченного революционными событиями его «почти земляк» уже
во многом с ним схожий, идущий впереди, но тем же путем, стал
реальным примером. Когда же он, сочувствующий идеям эсеров, увидел
и услышал одного из самых молодых, но известных лидеров – личного
секретаря Керенского, оратора, и, главное! – не «кабинетного
ученого», но ученого, политика и публициста в одном лице –
восхищение кипучей и разносторонней деятельностью, яркой
самобытностью личности человека, о котором уже не слухи ходили, а
слагались легенды, было естественным.
Полагаю, что именно в своих поездках в места, где Питирима
знали сызмальства – в Яренском уезде, в ближайших местах
Вологодчины – отцу приходилось слышать немало рассказов о Питириме
Сорокине, рассказов, запечатлевшихся на всю жизнь.
«Как ни суди о статье «Ценные признания Питирима Сорокина», —
не раз повторял отец, но ведь сам Ленин его отметил, оценил –
пусть как противника, но как достойного противника»…
В ранних работах Питирима Сорокина (никаких трудов Сорокина
«американского периода» отцу не довелось прочитать) мой отец
всегда подчеркивал «железную логику, ясность мысли, способность
убеждать».
В рассказах отца о Сорокине, как я понимаю сегодня, когда
прочитал «Дальнюю дорогу», факты причудливо сплелись с вымыслом,
почему я и думаю, что уже в 1918 году в Яренском уезде вокруг
имени Сорокина слагались легенды. Так, по рассказам отца Питириму
судьбою было определено остаться на уровне сельской начальной
(двухклассной) школы, поскольку он «рано осиротел и некому было
ему помочь». Однако его учитель, «пораженный блестящими
qonqnamnqrlh Питирима и его стремлением учиться», добился того,
что его «на казенный счет» определили в четырехклассное училище»,
а затем он в короткий срок сам подготовился к сдаче экзаменов за
гимназический курс, «получил круглые пятерки» и, опять же, как «на
редкость талантливый юноша» был «без экзаменов зачислен в
университет и с блеском его окончил», причем еще будучи студентом
«публиковал свои научные работы, неизменно высоко оцениваемые его
учителями».
Рассказ этот во многом не соответствует действительной истории
школьных лет и получению высшего образования Питиримом Сорокиным:
в нем есть что-то от истории Михайло Ломоносова, от стремления к
«укрупнению, героизации и безразличию к деталям», однако со всей
очевидностью выступает главное: речь идет о становлении выдающейся
своими способностями – и способностями разносторонними – того типа
личности, которую в народе называли «самородками».
Обаяние богато одаренного человека, его кипучей натуры,
способности проявить себя на столь разных, как правило, –
несовместимых родах деятельности – ученого и политика, журналиста
и общественного деятеля и произвело столь глубокое впечатление на
молодого учителя, вступающего на путь, блестяще и «только что»
пройденный энергичным и тоже еще совсем молодым преподавателем
Санкт-Петербургского университета и помощником премьер-министра,
что их единственная встреча оказалась событием, память о котором
мой отец сохранил на всю жизнь.
Таскаева А.А.,
преподаватель гимназии искусств
при Главе Республики Коми
ПО СЛЕДАМ ПИТИРИМА СОРОКИНА
(Путевые заметки краеведческой экспедиции
учащихся гимназии искусств при Главе РК)
С
удьба Питирима Александровича Сорокина, начавшись здесь, на коми
земле, стала частью ее истории и культуры. Учащиеся гимназии, как
и Питирим Александрович когда-то, приехали в Сыктывкар учиться из
самых дальних уголков Республики Коми. Я далека от параллелей, но
путь Питирима Александровича интересен нам уже даже тем, что он
сумел пробиться к высотам науки из низов, преодолев все
препятствия и трудности.
Даты биографии, этапы жизни, научные концепции можно изучать,
не выходя из библиотеки, и все же экспедиционная работа, посещение
мемориальных мест, связанных с жизнью и деятельностью выдающихся
людей, непосредственное общение со старожилами дает нам уникальную
возможность преодолеть схематизм, хрестоматийность изучаемых
судеб, соприкоснуться, почувствовать ту среду, которую, по словам
П.А.Сорокина, “он не променял бы на самую цивилизованную среду
обитания” (1). Говоря учительским языком, экспедиция —
своеобразное “погружение” в предмет.
Путь наш лежал через г. Емву, села Онежье, Турью, Ср. Отлу,
Усть-Вымь, Гам и Римью в бывший уездный городок, ныне село Яренск
(Ленского района, Архангельской обл.). Каждый день — новое место,
новые люди. Мы как бы примеряли на себя кусочек того
“странствующего” образа жизни, который вел Александр Прокопьевич
Сорокин — “золотых и серебряных дел мастер” — со своими сыновьями
Питиримом и Василием. Сам Сорокин вспоминает о “нескончаемом
потоке встреч с новыми людьми, обычаями, которые стали лучшей
школой для умственного и нравственного развития, уроки
непосредственного опыта были более эффективными и несли больше
знаний, чем все, чему учат в обычных формальных школах” (2).
Наша экспедиция ставила перед собой несколько задач:
1. Посетить, сфотографировать мемориальные места, связанные с
жизнью Питирима Александровича.
2. Попытаться проследить, как местные жители сохраняют память
о своем выдающемся земляке.
3. Встречаясь со старожилами, собрать фольклорный и
этнографический материал по материальной и духовной культуре коми.
В ходе опроса мы пользовались “Краткой программой для собирания
сведений о быте зырян”, составленной П. Сорокиным, которую нам
любезно предоставил к.и.н. Д.А. Несанелис.
Нашим путеводителем стали 1-е главы автобиографического романа
“Долгий путь”.
Точка отсчета — село Турья, привольно раскинувшееся на правом,
очень высоком берегу р. Вымь, выше Княжеского погоста. Именно
здесь в январе 1889 года в семье устюжского резчика по дереву
Александра Сорокина и крестьянки из Жешарта Пелагеи Васильевны
родился второй сын Питирим.
В конце XIX века Турья была волостным центром, большим селом,
насчитывавшим примерно 600 жителей. Ежегодно в селе шумели
ярмарки, через Турью проходил знаменитый торговый путь за Урал. В
1851-67 гг. здесь построили каменную Воскресенскую церковь, в
которой и был крещен Питирим. Его крестным отцом был преподаватель
земского училища Иван Алексеевич Панов. “Дом Панова”, стоявший
рядом с церковью, к сожалению, не сохранился, как, впрочем, и дом
священника. В одном из них и родился Питирим Александрович.
Переправившись на пароме через Вымь, мы прибыли в заснеженную
Турью. После строительства железной дороги Турья, некогда шумная и
многолюдная, оказалась в стороне от промышленных магистралей. Это
стало одной из причин резкого сокращения числа жителей (с 896 в
1926 году до 462 в 1979 году). По данным последней переписи (1989
г.), в Турье проживает 289 человек (3).
И все же, даже пустующие дома, а их, к сожалению, в Турье
достаточно, смотрятся крепко и основательно, в их облике
угадывается былая стать. Как и прежде, всех выше — Воскресенская
церковь, к сожалению, она уже не подлежит восстановлению,
внутренний интерьер полностью утрачен. Рядом с храмом, над рекой,
там, где стоял “Дом Панова”, к юбилею Питирима Александровича
будет установлен памятный знак.
В средней школе с. Турья уже много лет существует музей,
которым руководит Шлопова Ольга Степановна (1921 г. р.) — человек
удивительный, увлеченный. С 1991 года в музее есть небольшой
раздел, посвященный П. Сорокину (здесь хранятся копии документов,
газетные статьи). До этого, по словам Ольги Степановны, и не знали
турьинцы о том, что Сорокин родился у нас, только догадывались.
Все началось с приезда ученых из С.-Петербурга в том же 1991 году.
Еще одно наблюдение: старожилы села Турья — а нам удалось
встретиться с Фрей Александрой Ивановной (1928 г. р.), Прохоровой
Анной Константиновной (1948 г. р.) — прекрасно сохранили в памяти
такие архаичные обряды, как похоронный, представления о шеве,
порче и сглазе, старинный обряд проводов солдат на войну. Как по-
писаному говорили бабушки.
Уезжая из Турьи, все любовались пейзажем: на крутом берегу
будто бы присела птичья стая: вожак — белокаменный храм, а за ним
птицы — черные дома — строгими линиями по белому снежному
покрывалу. Ловила себя на мысли: “А может и к лучшему, что Турья в
стороне от дорог; не выхолощены, не “испорчены цивилизацией”
самобытность, память, целостность, закваска старинного села”.
На всем пути следования самое пристальное наше внимание
привлекали храмы. Конечно, не случайно: вместе с отцом и братом
юный Питирим ремонтировал и реставрировал почти все церкви по Выми
и Н. Вычегде. Многие из них еще стоят на высоких берегах.
Участники экспедиции побывали в Онежье, где находится красивейшая,
на наш взгляд, церковь Рождества Богородицы, построенная в 1856 г.
Мы попали внутрь храма: сохранились деревянные ярусы иконостаса
(без икон, конечно) и фрагменты росписи стен и сводов. Под
сюжетными картинами еще читаются надписи. Одна из них — о кающемся
грешнике. Вполне вероятно, что в реставрации этой церкви
участвовал отец Питирима — Александр Прокопьевич, — ведь до Турьи
— рукой подать.
В своей автобиографии Сорокин высказывал страстные желания,
любопытства ради, спустя много лет посмотреть на некоторые из
своих риз и икон, однако сам же и сомневался, что они “сохранились
во всепожирающем пламени революции”. На этот счет интересным
кажется предположение директора краеведческого музея средней школы
№ 2 г. Емвы Ворсиной Капитолины Васильевны о том, что риза одной
из икон, сохранившейся в музее (попавшей туда из Турьи), вполне
может быть выполнена кем-то из Сорокиных, это относится и к
золоченому резному ангелу и фрагменту резьбы иконостаса из
Онежской церкви Рождества Богородицы.
По воспоминаниям самого Питирима Александровича, он особо
k~ahk золотить шпили, купола и крыши церквей: “Овеваемый ласковым
ветром, я наслаждался бескрайним голубым небом надо мной и
прекрасным сельским пейзажем” (4). С колокольни Онежской церкви
нам открывался величественный вид на излучину реки Вымь, может
быть, совсем такой же, каким любовался сам Питирим Александрович.
Питирим с детства впитал в себя духовные ценности православия.
Сельская церковь, как пишет Сорокин, служила и театром, и
концертным залом. В ней прихожане активно участвовали в постановке
бессмертной литургической трагедии божественного сотворения мира.
Вместе с древними, дохристианскими культами, миром прекрасной
природы православная религия с ее ритуалами, священной музыкой и
мудрыми таинствами формировала ту эстетическую культуру, которая
обогащала и облагораживала души коми людей (5). Так было при
Сорокине. А что же осталось нам? Разрушены, поруганы храмы, сияют
пустыми окнами и в Турье, и в Онежье, и в Гаме, и в Лялях. Но,
даже поруганные, они манят нас к себе, заставляют от повседневной
суеты обращаться к вечным истинам. Мы приходим к ним, как тот
кающийся грешник на сводах Онежской церкви. Мы часто задаемся
вопросом: “Ради чего такие разрушения? Ради чего поругана
красота?”. Вспоминаются страшные эпизоды расстрелов в Устюжской
тюрьме, свидетелем которых (и чуть ли не жертвой) стал Питирим
Александрович. Он вопрошал: “Кому понадобилось, в чьих интересах
лишать жизни этих молодых людей? Их смерть необходима во имя
счастья человечества и светлого будущего последующих поколений.
Хотел бы я посмотреть новые поколения, которые построят свое
счастье на крови и страданиях предыдущих генераций. Думаю, если у
них будут хотя бы зачатки нравственности, они не посмеют быть
счастливыми” (6). Пророческие слова: они — о нас. Разрушить храм —
это тоже страшно, это все равно, что убить душу.
Приятным исключением для нас стали недавно отреставрированная
деревянная часовня Стефана Пермского в деревне Ср. Отла и храмы
“Владычного городка” — Усть-Выми. Во вновь воссозданной часовне
над мощами усть-вымских чудотворцев Герасима, Питирима и Ионы мы
еще раз вспомнили о том, что Сорокина назвали Питиримом именно в
честь епископа Питирима, память которого празднуется в конце
января. И тот, и другой оставили заметный след в духовной жизни
народа: небесный заступник Питирим покровительством своим не дал
предать забвению имя и дела Питирима земного.
Следующая большая остановка — село Гам. Здесь с 1901 года
по1903 год П.А. Сорокин учился во второклассной школе. Не будем
подробно останавливаться на истории школы и этом периоде жизни
Сорокина. Однако отметим, что и Михайловская церковь, и здание
школы сохранились. Именно на школе появилась в 1990 году первая
мемориальная доска, посвященная нашему великому земляку. Теперь в
здании находится клуб, в одной из комнат второго этажа размещается
музей истории Гамской школы. Есть в экспозиции и раздел,
посвященный, пожалуй, самому известному ее выпускнику. Мы
познакомились с экспозицией музея, сфотографировали храм, службы в
котором регулярно посещал, будучи учеником Гамской школы, Сорокин.
Но главное событие было еще впереди. В ходе этнографического
опроса нам удалось записать произведения такого древнего и
достаточно редкого в наше время фольклорного жанра, как “бордодчан
кыв” (плач, причитания). Один из информантов, Отева Мария
Васильевна, спела нам “Плач по Питириму Сорокину”. Событие это
стало одним из ключевых в нашей экспедиции.
Эмоциональным пиком экспедиции, на мой взгляд, стало
знакомство с деревней Римья. В нашем посещении Римьи было даже что-
то мистическое. Если вы вспомните роман, то там описываются
события, когда, отправившись на рождественских каникулах из Гама в
Римью, Сорокин попал в сильную метель. Он заблудился из-за
qkeoyecn снега и пронизывающего ветра. Звон колоколов Жешартской
церкви спас ему жизнь. Мы, конечно, не плутали, но Римья встретила
нас, как когда-то Сорокина, пасмурной, промозглой погодой с мокрым
снегом и дождем, слякотью и пронизывающим ветром. Но ни холод, ни
дождь не смогли уничтожить атмосферу тепла и благодарности, что
пропитывают воспоминания Сорокина о Римье и своих близких — тете
Анисье и дяде Василии: “В бродячей жизни, какую мы вели с отцом,
эта деревушка Римья стала для нас настоящим домом, а тетя и дядя —
семьей. В Римье мы были не “пришлыми чужаками”, мы были “парни из
Римьи” (7).
К сожалению, уже нет в живых старожила Римьи Коковкина Николая
Васильевича, отец которого был другом Питирима, они вместе росли,
учились. Николай Васильевич писал: “Питирим большим человеком
стал, но и мой отец не лыком шит: всякое ремесло спорилось в его
руках”. Мы побывали в доме сестры Николая Васильевича — Галины
Васильевны Коковкиной. Она вспоминала, как уже после войны, где-то
в 1945, отец рассказывал ей, как хранил свои секреты приготовления
краски для золочения отец Сорокина. Загонит всех на полати, а мы
подсматриваем. В доме ее есть фотографии Василия Коковкина.
Нам удалось побеседовать с Коковкиной Ольгой Андреевной (1915
г. р.), знавшей и помнившей “Лав Анисью”. Ольга Андреевна
вспоминает, что Анисья была маленького роста, толстовата, очень
чистоплотная, добрая, умная была, ее уважали в селе, часто
собирались в ее доме на “войпук”. Домик Анисьи, по воспоминаниям
Ольги Андреевны, — низенький, в 4 ступеньки крыльцо, с двумя
маленькими окнами (9). После смерти т. Анисьи, в конце 40-х г.,
дом использовали как сарай и перенесли к колхозной конюшне. Галина
Васильевна и Ольга Андреевна показали нам место, где раньше, на
окраине, на самом берегу, стоял дом “Лав Вася” и маленький,
сгнивший, покосившийся сруб (у стены конюшни) — это то, что
осталось от “скромной бревенчатой избы”, которая была домом
Сорокина и когда он учился в школе, и в Психоневрологическом
институте, и в Петроградском университете. У дома Анисьи —
фотографируемся. Здесь, в этом доме, Питирим нашел по-настоящему
“нежную, любящую и преданную мать” (10).
Последний пункт нашей экспедиции — с. Яренск. В былые времена
этот уездный городок был центром культурной жизни, мостиком между
Русским Севером и Коми краем. Здесь учились И.А. Куратов, часто
бывали представители коми интеллигенции. Сорокин бывал здесь не
раз. Сначала как мастер, бравший подряды на реставрационные работы
на Спасском соборе (еще до учебы в Гамской школе), позднее его
посещения будут связаны с политической деятельностью в партии
эсеров. Он был выбран депутатом Учредительного собрания от
Вологодской губернии. В Яренске в июне 1918 г. он блестяще
выступил с публичной лекцией в поддержку Учредительного собрания.
Сам Яренск произвел на нас умиротворяющее впечатление.
Городской парк, посаженный политссыльными в 1905-1909 гг., три
сохранившихся храма, улочки с деревянными двухэтажными особняками
с мезонинчиками — все это создает ощущение “остановки” времени,
будто это не конец, а только начало 20 века. Яренск, культурно,
исторически более тяготевший к Коми краю, как бы испытывает
ностальгию по прошлому, по крайней мере, мы уловили ее в беседах с
сотрудниками районного краеведческого музея. Посещение
краеведческого музея, располагающегося в здании Спасо-
Преображенского собора и колокольни, стало последним, удивительным
штрихом к образу той земли, которая воспитала будущего ученого с
мировым именем.
В ходе экспедиции мы успели узнать и полюбить места, где
провел детство и отрочество П. Сорокин, здесь он прожил тот период
жизни, когда закладывается характер, формируется личность,
lhpnbnggpemhe и даже круг его будущих научных интересов. Нам
удалось, на наш взгляд, не только разумом, но и сердцем
прикоснуться к той земле, которую так ценил и любил сам Питирим
Александрович Сорокин. В ходе путешествия собран интересный
фольклорный и этнографический материал, подготовлена фотовыставка
“По следам П. Сорокина”.
Хочется сказать сердечное спасибо Фонду И.П. Морозова и его
председателю Николаю Васильевичу Гусятникову, благодаря поддержке
которого состоялась экспедиция!
Вместо эпилога: В год 110-й годовщины со дня рождения П.А.
Сорокина необходимо поставить вопрос о сохранении и создании
мемориальных мест, связанных с его жизнью, прежде всего, здания
Гамской школы, которое находится в плачевном состоянии. Сохранение
этих памятников — наш нравственный долг перед памятью П.А.
Сорокина — удивительного человека, прожившего невероятно трудную
жизнь, совершенно нетипичную для карьеры академического ученого.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Долгий путь. Автобиографический роман: Пер. с
англ. Сыктывкар: СЖ Коми ССР, МП “Шыпас”, 1991. С. 10.
2. Указ. соч. С. 24.
3. Жеребцов И.Л. Где ты живешь? Сыктывкар: Коми книжное изд-во,
1994. С. 222-225.
4. Сорокин П.А. Долгий путь. 1994. С. 25.
5. Указ. соч. С. 14.
6. Указ. соч. С. 133.
7. Указ. соч. С. 19.
8. Коковкина Галина Васильевна, 1931 г. р., живет в д. Римья.
9. Коковкина Ольга Андреевна, 1915 г. р., живет в д. Римья.
10. Сорокин П.А. Долгий путь. Сыктывкар. 1994. С. 21.
Чугаева Валентина — ученица 10 кл.,
Преподаватель — Таскаева А.А.
ОБ ЭТНОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ П.А. СОРОКИНА
П.А.
Сорокин прожил в США более 40 лет, познал славу в научном мире, но
по-прежнему горячо и трепетно любил маленький таежный уголок на
севере России — Коми край. Подтверждение этому – тепло и любовь,
которыми пронизаны первые главы романа “Долгий путь”: “Я рад, что
прожил детство в этой девственной стране и даже сейчас, если бы
мог выбирать, я не променял бы ее на самую цивилизованную среду
обитания в самом лучшем жилом районе самого прекрасного города в
мире” (1).
В конце жизни он сожалел о том, что, не имея практики общения
на коми языке более 50 лет, основательно позабыл его (2).
Путь до Гарвардского университета, где им был создан факультет
социологии, пролегал через трудное детство, учебу, активную
политическую деятельность, эмиграцию.
Обширное научное наследие П.А. Сорокина включает и
этнографические исследования, посвященные коми народу, которые
написаны преимущественно в дореволюционный период.
Интерес молодого ученого к традиционной культуре, наверное,
подогревался возможностью взглянуть на привычные установки как бы
со стороны. Очевидно, впечатления детства, полученные в ходе
общения с дядей Лав Васем, существенно повлияли как на круг его
будущих научных интересов, так и в целом на формирование
мировоззрения будущего ученого.
Первым опубликованным этнографическим сочинением Сорокина стал
очерк “Рыт пукалoм”. Это рассказ из жизни северной деревни,
повествующий о традиционных посиделках в коми деревне. За автором
очерка угадывается, пожалуй, еще не столько будущий ученый,
сколько певец сельской идиллии. Герой очерка Лав Вась рассказывает
вот такие чудесные истории:
— Не было тогда еще церквей и часовен… Верили наши прадеды еще
по-старинному. Поклонялись они тогда многим богам, приносили им
жертвы в кумирницах. А стояла кумирница в Шойнаты, посреди лесов
густых да большущих… Приносил те жертвы их священник-пам… Вот
нашло, раз, на деревню несчастье — нет ни белок, ни зверья в лесу…
не родится трава на зеленых лугах, а хлеба-то все морозом
заморозило. Стали деды наши беспокоиться… как избыть беду великую…
И сказал им Пам — слуга богов:
“Рассердились боги все на вас, на всех и послали вам
несчастье. А избыть его вы можете: принесите жертву Ену
превеликому, не простую жертву, не обычную, а девицу чистую,
невинную”…
Испужалися тут наши прадеды, не послушались сначала жреца
богов… Но беда все лютей да страшнее становилася… И решили жертву
принести они… Настрогали палочек одной длины, по числу девиц
деревни своей, а одну длиннее изготовили, кто ее возьмет, той и
жертвой быть… Собирали всех их к Шойнаты, вынимали тут девицы все
по палочке. И попала палочка несчастная молодой девице Югыд-Шонды-
Ныв… Разрыдалась девица несчастная, востосковалась горемычная,
жаль ей было с жизнью расставаться, света белаго не видети…
Дальше по сюжету, Пам убивает Югыд-Шонды-Ныв, ее жених Варыш
мстит Паму, а сам погибает. Их кости бросают в озеро, которое
bonqkedqrbhh назвали Шойнаты (3).
Статья Сорокина показывает, что народная традиция не напрасно
связывала Шойнаты с древним сакральным центром. На западном берегу
озера Шойнаты, в урочище “Шойнатыяг”, было выявлено средневековое
святилище, относящееся к культуре Перми Вычегодской.
Наибольший научный интерес у Сорокина вызывали темы, связанные
с анализом традиционного мировоззрения коми, восходящие к
глубокой, явно дохристианской древности. П.А. Сорокин посвятил
этой проблеме статью “Пережитки анимизма у зырян”, фрагменты
которой опубликованы в альманахе “Памятники Отечества” (4). В этой
работе Сорокин сделал попытку реконструировать дохристианские
идеологические представления коми, которые он склонен был
связывать с анимизмом (анима — душа, анимизм — одушевление). П.А.
Сорокин подробно излагает представление коми о душе “орт” —
двойнике человека и душе “лов” — дыхании. Приводя обширные данные
о народной медицине, колдовстве, о предписаниях относительно
запрета в определенных ситуациях на шум и речь, автор отмечает,
что источником одушевления различных предметов является
предполагаемая способность души “лов” к всевозможным
перевоплощениям. Эти наблюдения закономерно приводят к выводу,
согласно которому в основе анимизма как древнейшей формы религии
лежит комплекс представлений о культе предков (5).
Очень интересна “Программа по изучению зырянского края” (6),
составленная П. Сорокиным “для собирания сведений о быте зырян”.
Анализ вопросов программы позволяет нам выделить те аспекты
традиционной культуры, которые особо интересовали Сорокина. На наш
взгляд – это, прежде всего, семейные и общественные отношения (о
степени свободы взаимоотношений между полами, о различиях между
кровным и духовным родством, термины родства, стереотипы поведения
молодежи на посиделках, свадьбах, играх). Особый блок вопросов
касается древних, дохристианских верований коми народа,
зафиксированных в похоронном обряде, о духах (“лов”, “орт”,
“олыся”, “вцрса”, “пывсянайка”, “рынышайка”), о колдунах и
знахарях, порче, “шева”, подмене детей. Ряд вопросов посвящен
тотемистическим верованиям о происхождении людей от священных
животных и растений, о запретах, связанных с этими верованиями.
Дополняет программу Сорокина приложение (вопросы о
земледельческой общине у коми, о праве, местном суде, артельной
организации работ), написанное А.С. Сидоровым. А.Сидоров
подчеркивает необходимость сбора самого обширного этнографического
материала, т.к. “без сомнения, со временем при обществах изучения
северного края возникнут музеи, библиотеки и т.д.”(7).
Наиболее значительным этнографическим исследованием П.А.
Сорокина является статья “Современные зыряне”, которую сам П.А.
Сорокин назвал “объективным очерком их современной жизни и
быта”(8).
С первых же строк автор опровергает распространенные
представления широкой публики о том, что зыряне — народ отсталый и
даже дикий. Источник такого мнения он видит в том, что авторы
многих работ о зырянах — поверхностно и мало знакомы с зырянами,
тогда как зыряне занимали на рубеже веков третье место по
грамотности в России после немцев и евреев (9).
Определение этнических границ расселения Коми, основные
хозяйственные занятия, включая промыслы, архитектура и планировка
традиционного крестьянского жилища (с чертежами), семейная и
календарная обрядность — вот далеко не полный круг вопросов,
обсуждающихся в этой работе.
Очень интересен, на наш взгляд, отрывок из “Современных
зырян”, посвященный охоте и рыболовству. В частности, Сорокин
исследует истоки зырянского мистицизма. Вот как он об этом пишет:
“Охота отразилась на всей жизни и на всем мировоззрении
зырянина. Большая часть сказок, легенд и преданий возникла почти
исключительно на почве занятий охотой. Бесконечные, таинственные,
вечно шумящие боры и мрачные еловые леса со всеми их жителями,
кричащими на всевозможные лады, окутывали глубокой тайной и
причудливым мистицизмом душу предка современного коми. Предок, еще
темный, невежественный, не умевший ясно разбираться в окружавших
его явлениях и объяснять их естественными причинами, тем легче
поддавался влиянию мистицизма. Остатки его, еще иногда живые,
сохранились и до сих пор. Единицей обмена в древности у народа-
охотника не могло быть ничто, кроме шкурок добычи. Зырянский язык
до сих пор сохранил для обозначения монеты слово “ур” (10).
По обширности этнографических данных и глубине идей эта статья
считается одним из лучших исследований своего времени.
Примечательно, что формирование социологических идей П.А.
Сорокина происходило на фоне неослабевающего интереса к
этнографии. В этой связи достаточно упомянуть письмо Сорокина к
Лаппо-Данилевскому, относящееся к 1917 г. В нем отмечается, что в
планы “Русского социологического общества имени Ковалевского”
входит организация докладов “по основным социологическим проблемам
и наравне с ними доклады по вопросам специальных наук, имеющих
социологический интерес” (11). Под “специальными науками”
подразумевалась, прежде всего, этнография.
Известный польский писатель Анджей Валицкий, посетивший
Сорокина в 1960 году, писал о нем позже: “Он жил в окружении
произведений искусства всех времен и культур, но особенно гордился
картинами Кандинского. Любопытно, что выдающийся художник-
абстракционист Василий Кандинский в конце прошлого века долгое
время путешествовал по Коми краю и Русскому Северу. Эта поездка,
завершившаяся, в частности, написанием специальной статьи по
этнографии коми (12), сыграла, по словам самого художника,
исключительно важную роль в становлении его эстетических
принципов, испытавших влияние народного искусства.
В ходе подготовки настоящей работы нам удалось познакомиться с
содержанием четырех этнографических статей Сорокина: “Пережитки
анимизма у зырян”, “Рыт пукалoм”, “Программа по изучению
зырянского края”, “Современные зыряне”. Это только часть его
этнографических исследований, но и они дают возможность сделать
вывод о том, что в работах П.А. Сорокина зафиксированы и
проанализированы уже утраченные сегодня коми поверья, обряды и
обычаи. Имя П.А. Сорокина мы ставим в один ряд с такими именами,
как К.Ф. Жаков и В.П. Налимов, чьи работы сыграли значительную
роль в становлении коми этнографии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Долгий путь. Автобиографический роман: Пер. с
англ. Сыктывкар: СЖ Коми ССР, МП “Шыпас”, 1991. С. 10.
2. Указ. соч. С. 33.
3. Сорокин П.А. Рыт пукалoм //Республика. 1993. 13 октября.
4. Сорокин П.А. Душа — это дыхание // Памятники Отечества. 1996
С. 122-127.
5. Семенов В.А, Несанелис Д.А. У истоков коми этнографии (к 100-
летию со дня рождения П.А. Сорокина) // Генезис и эволюция
традиционной культуры коми. Сыктывкар: Труды ИЯЛИ УрО РАН. 1989.
Вып. 43.
С. 5.
6. Сорокин П.А. Программа по изучению зырянского края. Яренск.
1918.
С. 1-12.
7. Указ. соч. С. 7.
8. Сорокин П.А. Современные зыряне // Известия Архангельского
общества изучения Русского Севера. 1911. № 18. С. 525-535; № 22.
С. 811-820; № 23. С. 876-885; № 24. С. 941-949.
9. Указ. соч. № 18. С. 525.
10. Указ. соч. № 22. С. 816.
11. Семенов В.А., Несанелис Д.А. Одна Родина — две судьбы // Арт.
1997. С. 272.
12. Кандинский В. Национальные божества // Памятники Отечества.
1996. С. 111-113.
Портнягин Саша – учащийся 11 кл.,
Преподаватель – Таскаева А.А.
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ИНТЕГРАЛЬНОЙ
СОЦИОЛОГИИ П. СОРОКИНА
“П.
Сорокин был сложной и, в некотором смысле, парадоксальной
личностью. Неся на себе трагическое бремя человека, живущего в
изгнании, он глубоко чувствовал конфликты времени, в котором жил,
и умел замечательно выразить их. Его влияние на социальную науку и
не только на ее, через его книги, через его преподавательскую
деятельность было громадным”. Этими словами завершался некролог,
опубликованный в гарвардской газете и подписанный выдающимися
социологами своего времени, учениками и коллегами П. Сорокина (1).
Русский и американский периоды его жизни и творчества не
похожи друг на друга по кругу идей, по характеру анализируемых
событий, по степени зрелости и самостоятельности, однако все его
мировоззрение, политические взгляды и даже жизненная философия
Сорокина были пронизаны стремлением к интегрализму.
Уже его первая научная работа по социологии – “Преступление и
кара, подвиг и награда”, которую он впоследствии защитил как
дипломную – интегрировала социологию и криминологию.
В 1915 году П. Сорокин сдал магистерские экзамены, а с января
1917 года числился в звании приват-доцента Петроградского
университета. В 1916 году преподаватели кафедры социологии
Психоневрологического института основывают русское
“Социологическое общество им. М.М. Ковалевского”, послужившее в
дальнейшем фундаментом для открытия в 1920 году факультета
социологии в Петроградском университете.
1917 год был не только самым насыщенным событиями годом для
Сорокина – политика, но и самым принципиальным для Сорокина –
социолога. Годы революции и гражданской войны убедили его в
необходимости предельно строгого разграничения двух ипостасей
общества – “нормальной”, т.е. периода относительной стабильности
(этому состоянию общества соответствуют одни социальные законы), и
“бедственной” (периоды общественной дестабилизации дезорганизации,
войны, голода, эпидемий, революции), когда нарушается действие
социальных законов “нормального” периода (2).
После своего нашумевшего письма, в котором Сорокин заявляет о
разрыве с партией эсеров и прекращении всякой политической
деятельности, он полностью сосредоточился на научной и
преподавательской деятельности (3). В 1919 удается организовать
первый в России социологический факультет и стать его деканом, в
1920 – он уже первый профессор социологии России.
Он исследует наиболее актуальные темы времени – войну,
революцию, голод. История страны, глазами включенного наблюдателя,
описана в “Листках русского дневника”. В 1920 году выходит в свет
венец всего его творчества русского периода “Система социологии”.
22 апреля 1922 года в здании университета Сорокин устраивает
открытий диспут по поводу выхода в свет книги. Среди приглашенных
и студенты, и именитые ученые. Он блестяще отвечает на все вопросы
оппонентов и заслуживает “несмолкаемые аплодисменты” (4).
Однако все больше образ мыслей первого советского профессора
социологии не удовлетворял власти. По меньшей мере “некорректным”
был сочтен разгромный тон его рецензии на книгу Н.И. Бухарина
SТеория исторического материализма” (М.: 1922) (5).
Летом 1922 года ситуация в стране резко меняется. Ленин ставит
вопрос о необходимости коммунистического контроля над программами
и содержанием курсов по общественным наукам. Буржуазная профессура
постепенно отстраняется от руководства наукой. Прокатилась волна
арестов, и Сорокин был вынужден навсегда покинуть Россию.
В Чехословакии Сорокин обретает второе дыхание, приступает к
реализации своих былых замыслов и приступает к написанию нового
фундаментального труда “Социология революции”. Показательно, что
само название книги “Социология революции” стало нарицательным для
обозначения целого направления в современной социологической
науке. Очень интересными нам показались рассуждения Сорокина о
различиях взглядов социологии и истории на такое яркое, переломное
общественное явление, как революция. Работа Сорокина это –
социологическое эссе, в котором анализируются само явление и его
черты, так или иначе присущие всем значительным и великим
революциям.
Задача историка – обрисовать портрет, дать строгое описание
конкретного исторического события во всем его многообразии и
неповторимой уникальности. Задача социологии совершенно иная: в
совокупности социальных феноменов его интересуют лишь те черты,
которые схожи во всех однотипных явлениях, когда бы и где бы они
ни происходили. И с этой точки зрения – русская революция с
присущими ей деталями и подробностями – объект историка, а русская
революция как тип – объект социолога (6). Именно с точки зрения
социолога в “Социологии революции” рассматривается поведение
человека индивидуально и коллективно.
Революция перетряхивает состав социальных групп, уничтожает
одни группы, создает другие. В этом процессе есть несколько фаз:
первая, короткая – эмоциональный, волевой интеллектуальный протест
против власти и ее разложения, вторая – “половодье”, когда идет
механическое перемещение людских составов – верхов и низов
социальных лестниц, часто террор и свирепые войны сопровождают эти
перемещения, и третья фаза – “река входит в свои берега” – люди
устают, ищут порядка, социальный порядок восстанавливается (7).
По мысли Сорокина, каждый революционный период неизменно
распадается на две стадии, неразрывно связанные друг с другом.
“Реакция” не есть феномен, лежащий за пределами революции, — это
ее вторая стадия. Диктатуры Робеспьера или Ленина, Кромвеля или
Жижки вовсе не означают закат революции, а свидетельство о ее
трансформации во вторую стадию – “реакции” или “обуздания”, но
никак не ее конца. Лишь после того как “реакция” сходит на нет,
когда общество вступает в фазу своей нормальной эволюции, лишь
после этого можно считать, что революция завершена (8).
Особое состояние революции – потеря “исторической памяти”
народа, каждая великая революция хочет начать историю с даты
собственного рождения. Отсюда культурное варварство и нигилизм по
отношению к собственному прошлому, другим культурам. Эта болезнь
излечивается, но ее разрушительные последствия сказываются очень
долго (9).
Сам Сорокин выступает принципиальным противником революции из-
за огромного потока крови, неоправданного уничтожения материальных
и духовных ценностей. То, что со временем можно записать в позитив
революции, можно достичь реформами – таков его вывод: “История
социальной эволюции учит нас тому, что все фундаментальные и по-
настоящему прогрессивные процессы есть результат развития знания,
мира, солидарности, кооперации и любви, а не ненависти, зверства,
сумасшедшей борьбы, неизбежно сопутствующей любой великой
революции. Вот почему на революционный призыв я отвечу словами
Христа из Евангелия: “Отче Мой! Да минует меня чаша сия!” (10).
Осенью 1923 года, приняв приглашение видных американских
социологов прочесть серию лекций о русской революции, Сорокин
навсегда перебирается с Европейского континента в Соединенные
Штаты. Менее года понадобилось Сорокину для культурной и языковой
акклиматизации. Летним семестром 1924 года он приступил к чтению
лекций в университете штата Миннесота. Здесь он сталкивается с
оппозицией академических кругов, предпочитавших видеть в нем
“рассерженного эмигранта, злопамятного и не извлекшего никаких
уроков”. И все же – случайные приглашения сменяются постоянной
работой, хотя его изначальная зарплата едва достигала половины
принятых размеров “полного профессорства”.
При всем при этом годы, проведенные в Миннесоте, были,
пожалуй, самыми продуктивными в его жизни. Основными работами
этого периода являются: “Социология революции” (1925 г.),
“Социальная и культурная мобильность” (1927 г.), “Современные
социологические теории” (1928 г.) и др.
Причем все эти труды представляют собой многостраничные
увесистые фолианты. Эти научные труды помогли Сорокину с
“задворок” политической эмиграции передвинуться на авансцену
американской социологии.
Основные научные достижения американского периода творчества
Сорокина касаются проблем социальной мобильности и социокультурной
динамики. Книга “Социальная и культурная мобильность” до
настоящего времени остается классическим трудом в этой области. В
ней Сорокин впервые ввел такие термины, как “социальное
пространство”, “вертикальная и горизонтальная мобильность”,
ставшие затем общеупотребительными. “Вертикальная мобильность”, по
Сорокину, — это передвижение по социальной лестнице, влекущее за
собой изменение в социальном статусе индивида или группы.
Восходящую линию в мобильности он предлагает оценить двояко: не
только как индивидуальное “просачивание”, но и как коллективное
восхождение, когда в более высоком страте создается новая группа
индивидов. Занимать высокое положение при дворе Романовых,
Габсбургов, Гогенцоллеров до революции означало иметь самый
высокий социальный ранг. “Падение” династий привело к социальному
падению всех связанных с ними рангов и наоборот. Большевики в
России до революции не имели какого-либо особо признанного
высокого положения. Во время революции эта группа преодолела
социальную дистанцию и заняла самое высокое положение в русском
обществе. В результате все ее члены были подняты до статуса,
занимаемого ранее царской аристократией (11).
Одно из основных понятий, анализируемых Сорокиным, —
“социальная стратификация”, под которой понимается “дифференциация
(или расслоение) некой совокупности людей (населения) на классы
(страты) в иерархическом ранге. Она находит выражение в
существовании высших и низших слоев”. Ее основа и сущность – в
неравномерном распределении прав и привилегий, ответственности и
обязанности, наличии или отсутствии социальных ценностей, власти и
влияния среди членов того или иного сообщества” (12). Главные
формы социальной стратификации – экономическая, политическая и
профессиональная. Нестратифицированного, “плоского” общества
никогда не существовало. Все свои выводы Сорокин подтверждает
конкретными историческими примерами:
“Семья, церковь, секта, политическая партия, фракция, деловая
организация, шайка разбойников, профсоюз, научное общество, —
короче говоря, любая организованная социальная группа
расслаивается из-за своего постоянства и организованности. Даже
группы ревностных уравнителей и постоянный провал всех их попыток
создать нестратифицированную группу свидетельствуют об опасности и
неизбежности стратификации в любой организованной группе.
Христианство начинало свою историю с попытки создать общество
равных, но очень скоро оно имело сложную иерархию, а в конце
своего пути возвело огромную пирамиду с многочисленными рангами и
титулами, начиная со всемогущего папы и кончая находящимся вне
закона еретиком.
Провал русского коммунизма — это только еще один
дополнительный пример в длинном ряду схожих экспериментов,
осуществляемых в большем или меньшем масштабе иногда мирно, как во
многих религиозных сектах, а иногда насильственно, как в
социальных революциях прошлого и настоящего. И если на какой-то
миг некоторые формы стратификации разрушаются, то они возникают
вновь в старом или модифицированном виде и часто создаются руками
самих уравнителей” (13).
В истории человеческого общества, считает Сорокин, нет
постоянной тенденции ни к всеобщему равенству, ни к чрезмерной
дифференциации, поскольку тенденция социальной пирамиды к
возвышению дополняется тенденцией к уравниванию.
Когда экономическая или социальная пирамида (см. рис.) слишком
удлиняется, вступают в действие “противосилы”: революции,
перевороты и т.п. социальные катаклизмы, которые как бы отсекают
вершину пирамиды, превращая ее на какое-то время в трапецию. Затем
эти силы уступают место тенденции к дифференциации, что опять
ведет к росту пирамиды, и т.д. до бесконечности.
Между стратами, по Сорокину, существуют своеобразные “лифты”.
Если “лифты” сломаны или закрыты, то перед нами закрытое общество,
если они работают исправно — “открытое”. При слабо функционирующих
“лифтах” в верхних стратах накапливается огромное количество
вялых, дегенеративных лиц, а внизу — накапливается талантливый,
энергичный человеческий материал, не соответствующий своему
положению. Тогда люди чувствуют себя “социально не на месте”.
Такое общество нуждается в реформах. Если они не произойдут,
обществу придется расплачиваться революцией (14).
В “Социокультурной динамике” (1938-41 г.) собственно
социологический материал неразрывно связан с культурологическим.
Именно в ней изложена знаменитая сорокинская теория циклической
“флуктуации” исторического процесса, согласно которой в истории
человечества на протяжении тысячелетий последовательно сменяются 3
типа социокультурных систем, в основе которых лежат разные
ценности:
- в идеациональной преобладают вера и самоотречение;
- в чувственной господствует тяга к наслаждению и
потребительству;
- идеалистический тип, представляет некий синтез
“идеационального” и “чувственного”, где чувство уравновешивается
разумом, а вера – наукой. Современная культура – “чувственная”
или, как ее называет Сорокин, – потребительская, согласно его
теории, переживает очередной глубокий кризис, и ее естественный
путь развития – возвращение к духовным или, иными словами,
религиозным ценностям, вере и самоотречению, как условиям
сохранения человечества, на будущее которого Сорокин смотрел с
оптимизмом (15).
Даже у себя на факультете, несмотря на всеобщее почитание и
даже обожание, ему не удается создать собственную социологическую
школу в Америке. Он считал себя “одиноким волком” в науке. Смыслом
его жизни стала критика духовного кризиса общества и призыв к
созидательному альтруизму, в котором он видел спасение мира.
В 1964 году 75-летнего Сорокина избирают председателем
Американской социологической ассоциации, что всегда считалось
актом высочайшего признания заслуг ученого. Радикально настроенное
студенчество записывает имя Сорокина на своих знаменах. Словом,
beq| мир вновь обернулся к позабытому старцу, которому все еще
хватало сил для жестких атак на правительство США за аморальную
войну во Вьетнаме.
Ученики вспоминают о Сорокине: “Я никогда не забуду этого
исхудалого старца, выпрямившегося за кафедрой ультрасовременного
зала университета в Брандис, призывающего аудиторию покончить с
соблазнами и приманками нашей “чувственной” культуры, осознать всю
ошибочность этого пути развития и возвратиться на тропу
“идеациональной” правильности. В тот момент мне ясно почудилось,
что именно так должен был бы выглядеть странствующий проповедник,
вышедший из дикого леса лишь для того, чтобы наставить
заблуждающуюся толпу греховодных крестьян на истинный путь
Господа”. Но нет пророков в родном отечестве, не говоря уже о
пророках-чужаках (16).
Резкую критику и со стороны американских, и со стороны
советских научных кругов вызвало опубликованное в 1960 эссе
“Взаимное сближение Соединенных Штатов и СССР к смешанному
социокультурному типу”, написанное в атмосфере довольно
напряженных советско-американских отношений, когда каждая из
сторон “не сомневалась” в абсолютной правильности своего пути
развития и совершеннейшей порочности системы оппонента. Эссе
начиналось со слов: “Западные лидеры уверяют нас, что будущее
принадлежит капиталистическому (“свободное предпринимательство”)
типу общества и культуры. Наоборот, лидеры коммунистической нации
уверенно ожидают победы коммунистов в ближайшие десятилетия.
Будучи не согласным с обоими этими предсказаниями, я склонен
считать, что если человечество избежит новых мировых войн и сможет
преодолеть мрачные критические моменты современности, то
господствующим типом возникающего общества и культуры, вероятно,
будет не капиталистический и не коммунистический, а тип
специфический, который мы можем обозначить как интегральный. Этот
тип будет промежуточным между капиталистическим и коммунистическим
строем и образом жизни. Он объединит большинство позитивных
ценностей и освободится от серьезных дефектов каждого типа” (17).
Основу сближения Сорокин видел в единстве человеческих ценностей.
10 февраля 1968 года Сорокин скончался в своем доме в
Винчестере. В том же году Американская социологическая ассоциация
учредила ежегодную премию имени Сорокина за лучшую книгу по
социологии.
Я очень рад, что в ходе подготовки к этой конференции, мне
удалось не только познакомиться с биографией Питирима
Александровича, но и заглянуть в социологические труды Сорокина.
Главное, что потрясло меня, – это пророческий характер многих
теорий Сорокина. Он как бы предсказывал наше будущее и в то же
время не подстраивался под господствующее настроение американской
элиты. Сорокин не только проповедовал созидательный альтруизм как
путь спасения человечества, но и сам был настоящим созидающим
альтруистом.
Таким он начинает постепенно открываться своим
соотечественникам, хотя и со значительным опозданием.
ЛИТЕРАТУРА
1. Памяти П. Сорокина. Два некролога// Рубеж. Альманах
социальных исследований. Сыктывкар, 1992. № 4. С. 47.
2. История социологии в западной Европе и США. М., 1993. С. 330-
350.
3. Подборка материалов о П. Сорокине // Маяк. Яренск, 1967. 22
апреля.
4. Сорокин П.А. Долгий путь. Автобиографический роман: Пер. с
англ. – Сыктывкар: СЖ Коми ССР, МП “Шыпас”, 1991. С. 76.
5. История социологии в Западной Европе и США. С.335.
6. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. / Под ред. А.Ю.
Согомонова. М.: Политиздат, 1992. С. 266.
7. Голосенко И.А. Сорокин П.А.: Судьба и труды. Сыктывкар: Коми
кн. изд-во, 1991. С. 169.
8. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. С. 268.
9. Голосенко И.А. Сорокин П.А.: Судьба и труды. С. 170.
10. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. С. 271.
11. История социологии в Западной Европе и США. С. 340 – 343.
12. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. С. 302.
13. Указ. соч. С. 306.
14. Голосенко И.А. Сорокин П.А.: Судьба и труды. С. 187.
15. Антология культурологической мысли. Сорокин П.А. / Авт.-сост.
С.П. Мамонтов, А.С. Мамонтов. М., 1996. С. 276-281.
16. П. Сорокин. Человек. Цивилизация. Общество. С. 16.
17. Указ соч. С. 16.
Палкин Александр — ученик 11 кл.,
Преподаватель — Липина Т.И.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
С
удьба П.А. Сорокина очень интересна. Он знаком нам как крупный
ученый — социолог, этнограф, как один из лидеров эсеровской
партии.
Остановимся на судьбе Питирима Александровича как
политического деятеля.
Впервые интерес к политике возник у П.А. Сорокина во время
учебы в Хреновской церковно-учительской духовной семинарии, что
находилась в Костромской губернии. Здесь сразу проявляется его
характер лидера — он становится им в литературной, научной и
политической деятельности.
П.А. Сорокин, кроме преподавателей и студентов, встречается с
представителями различных партий — эсерами, социал-демократами,
монархистами, анархистами, либералами и консерваторами. Новые
знакомства и чтение доселе ему незнакомых книг — Н. Михайловского,
П. Лаврова, В. Чернова, М. Бакунина, П. Кропоткина, Г. Плеханова,
В. Ленина, Ф. Энгельса и К. Маркса — расширили взгляды П.
Сорокина. Из приверженца монархизма он превратился в сторонника
республиканских и демократических взглядов: стал выступать за
создание республики, созыв Учредительного собрания. Среди
различных политических партий П. Сорокин останавливает свой выбор
на партии социалистов-революционеров. Явно при выборе партии
сказался и авторитет брата Василия, уже вступившего в партию
эсеров, за участие в которой был он выслан в Сибирь.
В начале 1905 г. П. Сорокин становится руководителем
эсеровского кружка семинаристов в селе Хреново Костромской
губернии, подключается к агитационной работе в ближайших деревнях
и городках. На одной из встреч рабоче-крестьянского кружка его
арестовывают в первый раз. Было это в 1906 году. Он, как
организатор, был посажен в тюрьму г. Кинешмы на 4 месяца. В
тюрьме, как признавался П. Сорокин, он узнал больше, чем за
пропущенный семестр в церковно-учительской школе (второе название
Хреновской семинарии). Здесь он полнее познакомился с различными
теориями переустройства общества, идеологиями и социальными
проблемами. Все эти вопросы обсуждались в тюрьме политическими
заключенными. Молодой П. Сорокин не только жадно слушал эти споры
— лекции, но и стал принимать в них участие.
После выхода из тюрьмы П. Сорокин стал совсем “свободен”. Его,
как бунтовщика, автоматически исключили из семинарии. И он решает
стать агитатором, распространять эсеровские идеи, организовывать
эсеровские ячейки и группы в г. Иваново-Вознесенске (Костромская
губерния). П. Сорокин исчез для полиции, появился “товарищ Иван”.
Он проявил недюжинные организаторские способности. “Товарищ Иван”
выступал на революционных митингах, организовывал и инструктировал
партийные ячейки эсеров, писал политические листовки про
уничтожение царского режима и прославление нового наступающего
порядка, в котором правительство служит народу, земля принадлежит
крестьянам, фабрики — рабочим, свобода и справедливость — всем.
Большинство митингов, где выступал “товарищ Иван”, проходило
без происшествий. Но один митинг закончился трагически. В
pegsk|r`re столкновения с жандармами двое рабочих погибли, многие
были ранены. После этого инцидента П. Сорокина усиленно стали
искать агенты охраны, которые хотели знать, кто скрывается под
кличкой “товарищ Иван”. Несколько раз П. Сорокину чудом удавалось
избежать ареста. Постоянные опасности, напряженный образ жизни —
из-за этого здоровье стало ухудшаться. И под давлением товарищей
П. Сорокин уезжает на Родину — в Коми, в д. Римью, к тете Анисье,
где о его революционной работе никто не знал.
После двух месяцев жизни в д. Римье отдохнувший П. Сорокин
едет в Санкт-Петербург, понимая, что в Коми крае нет перспектив ни
на хорошую работу, ни на продолжение образования. В городе он
посещает Черняевские курсы, на которые был зачислен земляком К.Ф.
Жаковым. Черняевские курсы были подобием вечерних школ, где
проходили подготовку для сдачи аттестата зрелости. В то же время
он продолжает культурно-просветительскую работу среди рабочих
Путиловского завода. Эта работа сводилась к популяризации в
сознании людей республиканизма и народнического социализма,
направленных против сословного строения страны и ее монархического
правления.
Во время учебы в Психоневрологическом институте, а затем в
Санкт-Петербургском университете П. Сорокин еще более активно
участвует в политической жизни страны. Через М. Ковалевского (член
Государственной Думы, лидер либералов) и Л. Петражицкого
(руководитель конституционных демократов) он знакомится со многими
государственными деятелями, членами Государственной Думы,
руководителями прогрессивных и консервативных партий.
Сорокин печатается в элитарных и популярных проэсеровских
изданиях (“Русское богатство”, “Заветы”). Ведет “подрывные
лекции”, политические дискуссии, пропагандируя эсеровские идеи.
Все это создало ему репутацию заметного идеолога и молодого лидера
эсеровского толка. Он устанавливает тесные контакты с А.Ф.
Керенским — руководителем трудовой группы (левый блок).
В это время многие революционные деятели сталкивались с такого
рода наказаниями, как длительное заключение и ссылка. Сидел П.
Сорокин в очередной раз в 1913 г. На него донес один из членов
партии, оказавшийся агентом охранки. Но просидел он недолго, около
3 недель. Под нажимом М. Ковалевского и других влиятельных людей
из Гос. Думы его выпускают на волю.
Начало первой мировой войны оказало влияние на мировоззрение
П. Сорокина. Он становится социал-патриотом (или оборонцем).
Социал–патриоты выступали против сепаратного мира с Германией,
за продолжение союза с Антантой и достижение мира с учетом
интересов всех западных союзников России. В то же время
революционное движение росло, и в феврале 1917 года оно переросло
в буржуазно-демократическую революцию, свергнувшую царское
самодержавие. Власть в стране делили Временное правительство и
Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов во главе с
эсеро-меньшевитским руководством. А.Ф. Керенский, товарищ П.А.
Сорокина, становится министром юстиции (вступил в партию эсеров в
1917 г.). П. Сорокин приветствовал победу Февральской революции,
приход новой власти — Временного правительства, которое в
опубликованной 5 марта программе провозглашало полную и
немедленную амнистию осужденным царскими властями, свободу слова,
печати, союзов, собраний, стачек, отмену всех сословных привилегий
и обещало начать немедленную подготовку к созыву Учредительного
собрания.
На деле все было тяжелее, вместе с “политическими” выпустили
уголовников, что увеличило число преступлений. Не соблюдалась
свобода слова — закрывались неугодные газеты, монархические и
контрреволюционные. Все это накаляло обстановку. После провала
m`qrsokemh на германском фронте возмущенные политикой
правительства петроградские рабочие, солдаты и матросы рвались на
улицы. Накануне этих событий кадеты вышли из правительства. В
большинстве оказались социалисты. Они вызвали для подавления
демонстраций части с фронта и создали II коалиционное
правительство, которое возглавил А.Ф. Керенский. П.А. Сорокину
было предложено три поста. После раздумий он решает помочь
Керенскому и принимает пост его секретаря.
22 апреля 1917 г. в Петрограде состоялась конференция
эсеровской партии. На нем произошел раскол партии. Представители
правого крыла отреклись от конференции. П. Сорокин снимает с себя
обязанности главного редактора газеты “Дела народа”.
Но П. Сорокин и группа старых членов партии не оставляют все
просто так. Вместе с Гуковским П. Сорокин организует новую
эсеровскую газету “Воля народа”. Также они вместе с прибывшими из
эмиграции лидерами В. Черновым, Н. Авксеньтевым, И. Бунаковым
решают срочно провести Всероссийский съезд крестьянских депутатов.
П. Сорокин отправляется в Великий Устюг с партийным заданием:
узнать о настроениях и ожиданиях крестьян. Его встретили на севере
с энтузиазмом и пониманием речей, произносимых им в поддержку
политической и экономической программы Временного правительства.
В мае — июне 1917 г. открывается крестьянский съезд. На нем
было около 1000 крестьян и некоторая часть солдат с фронта. Все
левые газеты напали на съезд, особенно критиковал его Л. Троцкий.
Съезд создал крестьянский совет, исполнительный комитет и другие
органы крестьянских депутатов. П. Сорокина избирают членом
исполнительного комитета и делегатом в комиссию по выборам
Учредительного собрания.
Но наступил октябрь — декабрь 1917 г. Временное правительство
рухнуло, захвачены Зимний дворец, железнодорожные вокзалы, мосты,
почта. П. Сорокин пишет статью в газете “Воля народа”, где
обвиняет участников штурма Зимнего в разграблении художественных
ценностей и в изнасиловании представительниц женского батальона,
убийстве некоторых людей с особым садизмом. После статьи Сорокин
не ночует дома, перестает бриться, чтобы скрыть свою внешность.
Запретили издавать газету “Воля народа”. Но газета появляется под
названиями “Воля”, “Народ”, “Желание народа” и т.д.
Выборы в Учредительное собрание проходят. Большевики
проиграли. Они далеко позади: из 775 депутатов эсеров 412 (30
левых эсеров), 183 большевика, 17 меньшевиков.
П.А. Сорокин избирается в Учредительное собрание от
Вологодской губернии, где набирает около 90% голосов. После
выборов он продолжает участвовать в митингах, на его квартире
собирались лидеры эсеров, которые продолжали работать над
подготовкой основных законов и декретов. Открытие Учредительного
собрания было назначено на 5 января 1918 г. Но побывать на нем П.
Сорокину не удалось, — 2 января его арестовывают и предъявляют
обвинение: “За попытку покушения на жизнь товарища Ленина”. П.
Сорокину повезло, его самого хорошо знал меньшевик —
интернационалист Крамаров, он добился освобождения его их тюрьмы.
И через 57 дней Питирим Александрович выходит из Петропавловской
крепости. После выхода из тюрьмы Сорокин с женой уезжают в Москву.
Он сотрудничает с П. Струве, с его газетой “Возрождение”.
Встречается с А. Керенским, который жил под измененной внешностью
и фамилией А. Лебедева.
В конце мая Сорокин был командирован “Союзом возрождения
России” в Великий Устюг, Вологду и Архангельск. В Устюге он должен
был готовить эсеровский мятеж против большевиков, а Н. Чайковский
должен был приехать в г. Архангельск. Однако в район г. Устюга
направляются крупные воинские части, начинается охота за эсерами,
m`gm`w`~rq за поимку вознаграждения. П. Сорокин уходит в
подполье. Он скрывается в лесах вблизи Устюга, в деревнях берет
продукты питания. А после трехнедельного преследования его
латышскими стрелками вместе с несколькими товарищами уходит в
глубь леса. Положение их стало очень серьезно меняться: пищи
больше не было, по следу на них легко выйти. И они снова
возвращаются в Устюг. В конце концов, П. Сорокин решил явиться в
ЧК, чтобы не рисковать безопасностью лиц, укрывших его. Его сажают
в губернскую тюрьму. П.Сорокин отрекся от политики — отказался от
звания члена Учредительного собрания и вышел из партии социалистов-
революционеров. Это политическое заявление было напечатано 29
октября 1918 г. в газете “Крестьянские и рабочие думы” (орган
Северо-Двинского губисполкома), затем 20 ноября 1918 г. в “Правде”
и 21 ноября 1918 г. В.И. Ленин поместил свою статью “Ценные
признания Питирима Сорокина”. Это было ответом на заявление нашего
земляка П. Сорокина. В.И. Ленин очень большое значение придавал
этому факту. На этом заявлении закончилась политическая
деятельность П.А. Сорокина.
Я думаю, П. Сорокин прошел длинный, в политическом отношении,
весьма извилистый путь. У него менялись взгляды на те или иные
события, но, как я считаю, он всегда был честен перед собою:
порвав с политическими дельцами раз и навсегда, никого из них,
спустя даже полвека, не выдал и словом. “Все свое понесу с собой”,
— сказал он.
Я полагаю, это делает ему честь.
Литература
1. Голосенко И.А. Сорокин П.А.: Судьба и труды. Сыктывкар: Коми
книжное изд., 1991.
2. Канев С.Н. Путь Питирима Сорокина. Сыктывкар: Коми книжное
изд., 1990.
3. Сорокин П.А. Долгий путь. Автобиографический роман: Пер. с
англ. — Сыктывкар: СЖ Коми ССР, МП “Шыпас”, 1991.
4. Сорокин П.А. Человек и общество в бедствии // Парма. 1991. №
2-3.
5. Кротов П.А. А были ли ценные признания? // Молодежь Севера.
1990. 4 февраля.
6. Кротов П. Несбывшийся апостол // Молодежь Севера. 1990. 28
февраля.
7. Смоленцев Л.Н. “Ценные признания” П. Сорокина // Красное
знамя. 1990. 22 марта.
Столбов В.П.,
к.э.н., проф. ИГХТУ, зав. каф.,
Иваново
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ СОРОКИНСКИЕ ЧТЕНИЯ
В ИВАНОВЕ
В
ведение в учебный процесс вузов курса социологии как одной из
дисциплин гуманитарного цикла на повестку дня поставило вопрос
осмысления преподавателями вопросов ее теоретического содержания
(что преподавать?), организационного и методического характера
(как преподавать, как развить интерес у аудитории к этой
дисциплине?). Оба эти обстоятельства актуальны тем, что
преподавание социологии осуществляется философами, экономистами,
историками, а не профессионально образованными социологами.
Образовавшиеся филиалы ИППК зачастую не проводят переподготовку по
социологии. Среди ряда преподавателей, в прошлом преподававших
научный коммунизм, бытует мнение, что особой разницы между этими
дисциплинами якобы нет. В вузовской практике сам курс социологии
нередко читается в урезанном виде (лекции — 18 час., семинары — 18
час.). Библиотеки вузов в силу скромного финансирования не
обеспечивают полной потребности в учебниках и учебных пособиях,
ограничены их возможности по подписке социологической периодики.
Стремление привлечь внимание общественности к этой новой
учебной дисциплине мотивировало деятельность группы энтузиастов в
Иванове к нестандартной работе – организации социологических
чтений. Первоначально этот опыт осваивался и осмысливался в
организации студенческих социологических чтений, посвященных
проблемам истории социологии, в химико-технологическом
университете, что в дальнейшем и определило место проведение
городских и региональных социологических чтений. Благоприятной
средой для этого оказалось сотрудничество функционирующего
Гуманитарного отделения ИГХТУ, творческо-просветительного
объединения Шереметев-Центра с ректоратом вуза и администрацией
города. Стержнем этих чтений явилось теоретическое наследие
всемирно известного социолога П.А. Сорокина, который в молодые
годы обучался в церковно-учительской семинарии в д. Хреново (в
прошлом это была территория Костромской губернии). Здесь же в д.
Хреново он подружился с Н.Кондратьевым, будущим известным
экономистом. Как агитатор идей правоэсеровского движения среди
местных рабочих имел подпольное имя «товарищ Иван». За участие в
митингах был помещен в Кинешемскую тюрьму. Какое-то время молодой
Сорокин провел в Иванове, о чем ученый писал в своих
воспоминаниях.
Первые социологические сорокинские чтения проводились в
декабре 1997г. Тема этих чтений была определена в соответствии с
интересами общественности города — «Социокультурная динамика
Иваново-Вознесенска», что позволяло проследить динамические
процессы в социуме города, отмечавшего свое 125-летие.
Примечательно то, что свое желание участвовать в этих чтениях
высказал ректор Парижской консерватории им. С. Рахманинова, граф
П.П. Шереметев – учредитель объединения Шереметев-Центра. История
ивановской земли в прошлом была тесно связана с этим старейшим
родом России. Участие в чтениях приняли вице-гебурнатор области,
представители администрации города, а также ученые, преподаватели,
люди различных профессиональных направлений. Идеи П. Сорокина о
qnvhnjsk|rspmni динамике и содержании этого процесса являлись
методологической основой для анализа жизни городского социума в
прошлом и настоящем, его социальной и культурной среды, причин
распада ценностей советского общества и возвращения к российским
традициям. Итогом первых социологических чтений была разработка
проекта социокультурных мероприятий, которые предусматривали
популяризацию идеи П. Сорокина о созидательном альтруизме в малых
делах. Суть этих мероприятий сводилась к активизации усилий
художественной и вузовской интеллигенции, общественности города и
области к проведению 500-летия Тихоново-лухского монастыря
(предусматривалось написание и издание книги о монастыре, оказание
посильной помощи в восстановлении монастыря, организации «десанта»
художников в п. Лух и его окрестности с тем, чтобы организовать в
областном центре, в Лухе и на территории монастыря выставку работ
ивановских художников). Изыскивались меры по оказанию помощи в
выпуске учебного пособия по социологии в виде курса лекций. На
сентябрь 1998 г. предусматривалось проведение Шереметев-Центром 10-
го фестиваля духовного и русского песнопения в г. Плесе.
Завершением этого проекта предусматривалось проведение Вторых
социологических чтений, посвященных 110-летию со дня рождения
П.А. Сорокина, и установка памятной доски в д. Хреново на здании
школы, в которой когда-то учился П.Сорокин. Большая напряженная
работа по реализации этого проекта осуществлялась при помощи
творческо-просветительного объединения Шереметев-Центра
(руководитель Е.Н. Бобров) и НТО «Консультант» (руководитель
А.И. Иванников).
Вторые социологические чтения, посвященные 110-летию со дня
рождения П. Сорокина, приобрели статус региональной конференции и
проводились под эгидой Министерства общего и профессионального
образования Российской Федерации с приглашением вузовских ученых
из ряда городов Центра России. Значимость этих чтений объяснялась
необходимостью более глубокого осмысления процессов, происходящих
в социокультурном пространстве России, сквозь призму сорокинских
идей о социо-культурной динамике, процессах флуктуации в обществе,
интегрализме социологии и взаимосвязи гуманитарных наук.
При подготовке социологических чтений определились секции:
1. Социология как интегральная наука (руководитель проф.
В.П. Столбов).
2. Социологическое наследие (руководитель доц., к.ф.н.
Т.П. Белова).
3. Современная социологическая наука: методология и методы
исследований (руководитель доц., к.ф.н. А.Ю. Мягков).
4. Интеллигенция России: формы культурного самосознания
(руководитель доц., к.и.н. Е.М. Раскатова).
5. Динамика языковых структур (руководитель проф., д.ф.н.
Н.К. Иванова).
6. Социальная трансформация российского общества: гендерный
подход (руководитель проф., д.и.н. О.А. Хасбулатова).
Открывшиеся 10-11 декабря 1998 г. Вторые сорокинские
социологические чтения вызвали у общественности города повышенный
интерес как к докладам на пленарном заседании (В.П. Столбов,
Е.М. Раскатова, Н.К. Иванова, Е.Н. Бобров, А.Ю. Мягков), так и к
работе секций. Всего на чтениях было заявлено 83 доклада и
сообщения, которые были заслушаны в течение двух дней.
Социологические сорокинские чтения проходили в 5 секциях, в
которых приняли участие преподаватели и студенты ивановских вузов,
а также ученые из Москвы, Владимира, Нижнего Новгорода, Ярославля,
Шуи.
Секция «Интегральной социологии и социологического наследия»
(руководители В.П. Столбов и Т.П. Белова) определилась в двух
m`op`bkemhu). Первое – исходило из тезиса самого П.Сорокина
«интегрализм – моя жизненная философия». На обсуждение выносились
теоретические вопросы из разных областей социального знания, как-
то: философии, политологии, права, этносоциологии, педагогики,
социальной психологии, экономики, которые привлекали внимание
П.Сорокина в разные годы его научно-педагогической деятельности. В
выступлениях подчеркивалось, что социология П.Сорокина в качестве
интегрального знания может использоваться в современных
исследованиях как в области истории социальной мысли, так и в
качестве методологии познания и оценки содержания современного
гуманитарного знания. Выступавшими (Г.Д. Сорокина, Т.В. Земцова,
А.Б. Дьяков, Г.И. Батурина, Е.В. Тресцова, А.В. Мазуренко,
А.А. Юдин, М.Е. Торшинин, Э.П. Рябова, Л.В. Смирнова, В.Г. Ледяев)
неоднократно подчеркивалась мысль о необходимости более широкого
ознакомления вузовской общественности с трудами П.Сорокина, а
также издании биографии этого ученого. В качестве пожелания
высказывалось предложение о приглашении ведущих социологов страны
для встречи с преподавателями гуманитарных, социальных наук.
Второе направление секции посвящалось социологическому
наследию (М.Б. Буланова, Т.П. Белова, студенты О.Морозова,
Ф.Мамедов, Д.Левочкин — ИГХТУ, В.Кожин, А.Козлов, М.Сушкова,
А.Смирнова — ИвГУ), в центре внимания которого был также П.
Сорокин. Основная мысль всех выступлений и обмен мнениями
свидетельствовали о необходимости глубокого изучения в вузовской
аудитории трудов ученого, познания духа и содержания его идей.
Определенную актуальность в настоящее время приобретает проблема
изучения наследия П. Сорокина в области социологического
образования (В.П. Столбов, М.Б. Буланова). Вклад ученого в этом
деле значителен. Практически большую часть своей жизни он посвятил
преподаванию социологии, написал ряд оригинальных работ, которыми
вывел эту науку из периферийного состояния до общественно значимой
науки. «Проба голоса» студенческой молодежи явилась благоприятной
средой их погружения в научное творчество. Для студентов в
наследии П. Сорокина множество тем и проблем, которые могут
открыть им путь в науку. Да и сам процесс становления ученого
может являться примером научных поисков. Студенты на данных
чтениях представили разнообразную тематику сообщений, начиная от
проблемы эволюции взглядов П.Сорокина и характеристики его
представлений о коммунистической идеологии, религиозной и
моральной поляризации до сравнения взглядов на русскую революцию с
И.Буниным, оценки социологической теории П.Штомпки.
Работа данной секции в целом может характеризоваться как
определенная попытка создания нового направления в социальной
мысли – сорокиноведения. Полагаем, что объединение многих ученых в
этой области будет проявлением того созидательного альтруизма, о
котором в последнее десятилетие своей жизни ученый много раз
размышлял.
На секции «Современная социологическая наука: методология и
методы исследований» (руководитель А.Ю. Мягков) представлены 15
докладов. Обмен мнениями касался достаточно широкого круга
вопросов, затрагивающих методолого-методическую проблематику
современной социологии – достаточно редкое направление в
современной науке. Тематически все выступления разделились на две
большие группы:
1. Общие проблемы методологии и методики социологических
исследований (ориентиры выбора адекватного метода сбора данных,
опрос как коммуникативный процесс, соотношение количественных и
качественных методов в социологии и др.). В интересном докладе
С.Л. Журавлевой рассматривалась проблема диагностики и измерения
искренности респондентов в социологических исследованиях. Ею был
p`qjp{r механизм возникновения ситуативной лжи, описаны формы ее
проявления в опросе, а также проанализировано влияние ряда
факторов на уровень искренности ответов респондентов.
2. Частные методологии и методы изучения конкретных социальных
проблем в различных сферах жизнедеятельности общества
(методологические особенности и конкретные методики
социологического изучения молодежи, религиозности населения,
рекламы, средств массовой информации, потребительского спроса,
измерение социальной напряженности в социумах разного типа. Так,
доклад Т.В. Подсухиной – своего рода методологическая рефлексия
автора по поводу проведенного ею исследования личности подростка
–правонарушителя. Автор приходит к выводу, что в подобных
исследованиях необходимо использовать сочетание различных
исследовательских методов: анализ документов, интервью, наблюдения
и пр.
Дискуссия выявила широкий спектр новых, пока еще не решенных
научных проблем в области современной методологии и методики
социологических опросов, систематизировала опыт эмпирических и
методических исследований, проведенных ее участниками за последние
годы, обнаружила новые идеи, подходы, точки зрения. С
удовлетворением можно отметить высокую активность и растущий
интерес к данной проблематике со стороны молодых ученых,
преподавателей вузов, а также студентов социологической
специальности ИЭГУ.
Организация чтений, посвященных П.Сорокину, ученому, в своем
теоретическом наследии гениально предугадавшему интеграцию
гуманитарных наук, предполагала работу секции, в рамках которой
осуществлялось бы плодотворное сотрудничество философов,
историков, филологов, социологов, искусствоведов при исследовании
проблем интеллигентоведения – секция «Интеллигенция России: формы
культурного самосознания» (руководитель Е. М. Раскатова). Как
отметила в своем докладе на секции Н.М. Губина («Социокультурные
миры П.Сорокина. Опыт «синтезирующего понимания»), такой подход
очень близок по духу исследовательскому методу самого П.Сорокина.
С его точки зрения, социокультурный порядок неразделим и,
анализируя его, надо брать во внимание все аспекты, все модусы
социокультурных явлений. Его собственная модель культуры и
общества прямо рассчитана на синтез разных подходов, разных точек
зрения и исследовательских позиций, разных областей гуманитарного
и социально-экономического знания.
В ходе работы секции обсуждались следующие проблемы,
объединившие исследовательские поиски специалистов разного
профиля:
· определение, сущностные черты российской интеллигенции,
ответственность образованного класса за исторические судьбы России
(Н.П. Крохина, Г.А. Будник, Г.Д. Сорокина, М.В. Ликеева);
· специфика художественного творчества как формы культурного
самосознания была рассмотрена в докладах филологов (Д.Л. Попов,
М.А. Миловзорова). Н.В. Капустин выявил в своем докладе культурно-
философский контекст концепции мира и человека в творческом
сознании А.П. Чехова;
· устойчивые и меняющие формы культурного самосознания,
адекватность этих форм сознанию исторической эпохи (И.В. Купцова,
Е.М. Раскатова, О.Ю. Олейник, В.П. Океанский, Н.А. Дидковская,
М.Б. Клейман). Так, например, доклад О.Ю. Олейника был посвящен
проблемам формирования сознания и самосознания советской
интеллигенции 30-х годов; Е.М. Раскатова, анализируя новейшие
архивные документы, раскрыла механизм партийно-государственного
контроля за деятельностью художественной интеллигенции 70-80-х
годов; Н.А. Дидковская говорила о культурном мифотворчестве,
g`jnm`u создания «театральной мифологии» на примере ярославских
театров;
· процессы формотворчества интеллигенции в современную эпоху
(В.В. Савельева, С.С. Садина, Ю.И. Ермилов, Т.Б. Хрунова, чей
доклад, предполагавший новую концепцию нравственного сознания,
вызвал наиболее острые дискуссии).
Секция «Социальная трансформация российского общества:
гендерный подход» (руководитель О.В. Шнырова) — редкое явление на
конференциях, поэтому она была не очень многочисленной, но ее
работа — увлекательной и вызвала интерес не только
непосредственных основных участников, но и гостей конференции. Не
случайно, так как секция представляла исследователей уникального
направления в современной отечественной феминологии,
возглавляемого в городе проф. О.А. Хасбулатовой (зав. каф.
социологии и феминологии ИвГУ). Было заслушано 9 докладов.
Обсуждались следующие проблемы:
· история и современное состояние гендерных исследований. Здесь
особенно интересным был доклад Н.А. Балабан, которая представила
сравнительный анализ интеллектуально-либерального решения
гендерных проблем в России и на Западе;
· история женского движения в Западной Европе и России. Следует
отметить глубокий анализ философских концепций просветителей в
связи с проблемами женского движения и защиты женских прав (А.В.
Карасева «Женские образы в российской «фэнтэзи»; С.Н. Белоликова
«Проблема, норма и аномалии в переходный период на материале
женских образов» на материале римской литературы 1 в. до н.э.).
Многие доклады вызвали острые дискуссии, свидетельствующие о
том, как непросто складывается судьба нового в России научного
направления.
Секция «Динамика языковых структур» (руководитель
Н.К. Иванова) заслушала и обсудила 7 устных и 8 стендовых
докладов. Представленные выступления касались достаточно широкого
круга лингвистических проблем, связанных с динамическими
изменениями языковых структур русского языка на современном этапе
развития. Язык как один из проводников социальной жизни является
живым динамическим инструментом взаимодействия людей. Поэтому
выступавшие обращали внимание на такие проблемы, как:
· общелингвистические закономерности языковых изменений (в
синхроническом и диахроническом аспектах) на материалах русского
языка;
· конкретно-языковые и типологические изменения на различных
языковых ярусах;
· отражение фактов языковой динамики в литературных
произведениях.
Н.Е. Бурова на большом иллюстрированном материале
проанализировала продуктивно-фразеологические модели в русском
языке. Ф.В. Фархутдинова раскрыла роль субъективного фактора в
лингвистическом исследовании на примере отношения академика
В.В. Виноградова к научной деятельности В.Даля. И.Н. Багинская
рассмотрела проблемы терминотворчества в современном
информационном обществе и проанализировала процессы ассимиляции в
русском языке иноязычных терминов из области информатики. В
выступлении О.И. Жмурко был проведен анализ лексики языка,
проявляемой в различных институциях российской жизни. Секция
социолингвистики показала актуальность идеи о стратификации языка
и проявляемой в связи с этим особенности взаимодействия носителей
языка на различных социальных уровнях.
Вместе с тем, как замечали участники дискуссий в секциях,
жизнь П. Сорокина-ученого еще мало изучена, хотя она в полной мере
есть отражение судеб российской интеллигенции и ее значимости в
nayeqrbe. «Вырванная» из контекста развития науки уникальная
фигура П.Сорокина является до настоящего времени непознанной,
многие его труды не дошли до отечественного читателя,
исследователя истории российской социальной мысли.
Обмен мнениями во всех секциях позволил сформулировать
участниками социологических сорокинских чтений ряд предложений и
рекомендаций:
1. Придать социологическим чтениям, проводимым в Иванове, статус
регулярно проводимого мероприятия в виде региональной научной
конференции.
2. Использовать возможности проводимой конференции для
приглашения ведущих ученых-социологов в вузы Иваново и ИППК при
ИвГУ с целью повышения профессионального уровня преподавания
социологии.
Раздел III
Научное наследие Питирима Сорокина
Абалкин Л.И.,
академик РАН,
президент Международного
фонда Н.Д. Кондратьева
ПИТИРИМ СОРОКИН И ВОССТАНОВЛЕНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ТРАДИЦИЙ РОССИИ
Я
обозначил эту тему так, чтобы попытаться рассмотреть наследие
Питирима Сорокина и связанных с ним деятелей на фоне традиций и
преемственности российской школы как экономической мысли, так и
обществоведения. Хочу начать с того, что, размышляя о далеком
прошлом России и о сегодняшних проблемах, с которыми мы
сталкиваемся, мы постоянно возвращаемся к памяти своих предков.
Видимо, таковы судьбы смутного времени, периодически переживаемого
Россией, глубоко драматических или даже трагических поворотов в ее
исторической судьбе. Когда России грозит опасность, то мы
вспоминаем великих деятелей науки, культуры, пытаясь мобилизовать
память о них для защиты своих национальных и государственных
идеалов. Так было и в прошлом, так повторяется и сегодня.
Периоды подъема национального самосознания, обращения к памяти
великих предков — Кондратьева, Сорокина и других, — это попытка
восстановить национальное сознание, сохранить его преемственность,
что принимает разные формы — не только интеллектуально
прогрессивные формы, но и совершенно другие формы своего
проявления. Плохо предвидит тот, кто предполагает, что Россия,
поставленная на колени, будет ждать, когда ее будут
доброжелательно хлопать по плечу. Такого не было ни в прошлом, ни
в настоящем, и никогда не будет в будущем.
Но я хотел говорить об интеллектуальной среде этого
национального возрождения, о том, что нас двигает в этих делах.
Хотя я понимаю, что, может быть, мое обращение к таким великим
событиям в нашей истории может быть частично воспринято и как
ностальгия по прошлому, свойственная людям, приближающимся к 70-
летнему возрасту.
Сейчас этот интерес проявляется в том, как мы возвращаемся к
прошлому нашей экономической, социальной, духовной жизни прошлого,
вспоминаем фамилии. Мы выпустили в Институте экономики РАН труд,
показывающий, как формировалась российская школа экономической
мысли, восстановив великие имена ученых России Х1Х — начала ХХ
столетия. На этом материале уже началось преподавание ряда курсов.
Стали появляться и специальные работы. Семь лет назад, когда
праздновалось 100-летие Николая Кондратьева, был создан Фонд его
имени, и он участвовал в подготовке нынешнего Симпозиума. Это тоже
его заслуга.
Сейчас мы говорим о Питириме Сорокине, его воззрении, о его
эпохе. Я хотел сказать, что тут многое наслаивается.
Мы отмечаем сейчас один юбилей, в июне мы будем отмечать 150
лет со дня рождения Сергея Витте, вспомним его вклад, вспомним
людей, которые писали в то время.
Я хотел бы для начала процитировать одного из современников
Bhrre, тех, кто работал с ним над проблемами преобразований и
формировал модель российского мышления начала ХХ века. В годы,
когда Питирим Сорокин учился в университете, Александр
Миклашевский написал следующее: “Когда наступает полный распад
прежних социальных отношений, начинают торжествовать не
альтруистические, а эгоистические тенденции. Поэтому я всегда буду
стоять за социальную реформу, а не за социальную революцию. Я стою
на почве социальной реформы вполне сознательно и советую моим
согражданам держаться твердо этой дороги, ибо только таким путем
можно достигнуть наибольшей справедливости в социальных
отношениях”. И когда мы вспоминаем последующие обращения Питирима
Сорокина к торжеству истины, справедливости в новом интегральном
обществе, когда мы ищем пути осознания его эволюционных идей,
нужно понимать, что они возникли не на пустом месте. Человек
родился в России, здесь формировались его идеи, концепции, которые
он позднее умножал, развивал, добивался успехов, но это было в
определенной социальной среде.
Что лежало у этих истоков? Мы пытаемся сейчас восстановить и
понять своеобразие российской школы экономической мысли. Это очень
трудно сделать. Она не вписывается ни в одну модель.
Что объединяет Кондратьева, Сорокина, Василия Леонтьева —
Нобелевского лауреата, откуда их идеи и выход на современную
цивилизацию?
Я хочу процитировать одного современного российского автора,
который написал: “Если вся страна равна городу, то вопрос о
посадке деревьев вдоль улицы может стать стержнем общественной
жизни. Если страна расположена вдоль большой реки, то уже
неизбежен интерес к более широким проблемам. А если в сферу
проживания нации попадает целая система рек и несколько морей, в
которые они впадают, то естественной и для мышления народа, и для
его действий становится, к примеру, концепция путей из варяг в
греки». Масштабы России веками учили думать глобально,
перспективно. Это заложено в корнях российской мысли. Посмотрите
работы Кондратьева, Сорокина, Леонтьева, и вы узнаете этот
макровзгляд. Здесь отложилось и то, что было уникально присуще
России и, пожалуй, только ей, которая была и остается единственной
великой евразийской страной, которая сочетает ценности восточной
культуры и западного рационализма, сочетает в противоречии,
постоянно шарахаясь от почвенников к западникам, так никогда и не
выбравшись из решения этой проблемы. Это ее судьба, ее мир и ее
школа.
Когда мы смотрим и в дальнейших работах, то мы узнаем эту
общность взглядов. Я начал готовиться к 150-летию со дня рождения
Витте и уже написал рукопись, в которой четко показываю, что в
своих ранних работах, посвященных Фридриху Листу, он написал, что
в противоположность космополитической политэкономии, которая
высшей ценностью считает индивидуальную выгоду или барыш,
национальная или реалистическая политэкономия во главу угла ставит
подъем общественных производительных сил нации. Так он попытался
сформулировать начало своих подходов. Когда вы идете от этого, то
легко узнать, как идеально, теоретически это связано с
представлениями Питирима Сорокина, поисками высшей любви, счастья,
объедняющего народы, как чего-то более ценного, чем материальные
блага. Кстати, для всей российской школы общественной мысли, и
экономической в частности, всегда сочетались материальные факторы
с факторами духовной ценности, нравственности и поддержки слабых
слоев населения как системы ценностей, присущие ей органично, а не
навязанные какими-либо устремлениями.
То же самое касается и идей этого сближения, общности Запада и
Востока, теории конвергенции. Но ведь ее создали, наряду с такими
b{d`~yhlhq мыслителями современности, как Гэлбрейт, Тинберген,
Питирим Сорокин и Андрей Сахаров, люди с разной судьбой, с разной
биографией.
Я утверждаю и готов доказать, что если бы Николай Кондратьев
дожил до 60-х годов, то со своими идеями единства телеологического
и генетического подхода, с единством предвидения и рынка,
стихийного рынка, он бы тоже был соавтором этой концепции. Он
мировоззренчески шел к этому. Люди разные, биографии разные, школа
одна. Она их объединяет и возвышает.
Остается пожелать, чтобы на рубеже ХХ и ХХI веков появились
такие же великие люди, которые бы передали наследство, память и
преемственность нашей науки последующим поколениям русских ученых.
Яковец Ю.В.,
проф. РАГС, д.э.н.,
президент Международного института
Питирима Сорокина — Николая Кондратьева
НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА –
ФУНДАМЕНТ ПАРАДИГМЫ ОБЩЕСТВОВЕДЕНИЯ
ХХI ВЕКА
Н
а изломе эпох в новом свете представляется истинная значимость
течений научной мысли ХХ века. Становится отчетливо видно, что
преходящее и уходящее, а что станет фундаментом мировоззрения
поколений наступающего столетия. Можно с полной уверенностью
утверждать, что краеугольным камнем этого мировоззрения будет
научное наследие Питирима Сорокина – одного из величайших
мыслителей уходящего века. На чем строится это утверждение? В чем
непреходящая ценность, все возрастающее значение его идей и
прозрений?
1. Питирим Сорокин – крупнейший социолог ХХ века, предтеча
социологии XXI века. Он понимал и развивал социологию не как одну
из частных общественных наук, а как всеобъемлющую науку об
обществе, о закономерностях и тенденциях его строения,
функционирования, цикличной неравномерной динамики, о факторах и
движущих силах перемен в обществе, на всех его уровнях – от
отдельного индивида до человечества как единого, многослойного и
разнообразного целого. В его понимании макросоциология выступает
как вершина обществоведения, обогащает все частные общественные
науки и обогащает ими, позволяя проникать в глубинные тонкие
механизмы пульсации общества.
Трудно найти область общественных наук, которую не затронул и
не выдвинул новые смелые идеи Питирим Сорокин. Философия и
история, политология и право, экономика и психология, этика и
религия – всюду мы находим в его трудах импульсы для изменения
взгляда на ту или иную сторону общественной жизни, ее динамику, —
импульсы, которые сперва поражают своей парадоксальностью, но со
временем осваиваются и становятся частью научного мировоззрения.
XIX и XX века прошли под знаком лидерства естественных и
технических наук. В наступающем веке лидерство, вероятно, перейдет
к наукам общественным, гуманитарным, экологическим. Общество
начинает понимать, что без овладения и умелого использования
закономерностей своей собственной динамики высшие достижения
физики и химии, кибернетики и информатики, биологии и технических
наук могут обернуться непоправимым злом для человечества, привести
его к гибели. Обществоведение находится сейчас в состоянии
кризиса, переживает период мучительной трансформации, переоценки
ценностей, сбрасывания устаревших парадигм, оно во многом потеряло
былой авторитет и прогностическую силу. Но это болезнь роста,
кризис как предшественник нового возрождения, нового витка спирали
познания. Возьму на себя смелость предвидеть, что если в большей
части ХХ века приоритеты в обществоведении отдавались марксизму и
его разновидностям, то в XXI веке, – по крайней мере его начале, –
первенство будет принадлежать идеям Питирима Сорокина, Николая
Кондратьева, сторонников и продолжателей их идей, их учения как
одного из краеугольных камней формирования постиндустриальной
парадигмы обществоведения.
2. Великий научный подвиг Питирима Сорокина, сердцевина его
научного наследия – теория и история социокультурной динамики.
Главная идея этой теории – первенство в развитии человечества не
материальных условий производства, а духовной жизни,
социокультурной сферы – культуры и искусства, науки и технических
изобретений, нравственности и права, идеологии и религии.
Периодически происходит смена исторических эпох, социокультурных
типов – чувственного, идеационального, идеалистического (для
последнего в 60-е годы Питирим Сорокин нашел более удачный термин
– интегральный социокультурный строй, синтезирующий материальное и
духовное, чувственное и сверхчувственное начала в мировоззрении и
деятельности человека и общества). Сорокин предсказал неизбежность
замены господствовавшего в течение пяти веков на Западе
чувственного строя интегральным. В середине ХХ века мало кто
понимал и принимал эту теорию и основанный на ней прогноз. Только
теперь становятся все более очевидными признаки этой великой
трансформации, в корне меняются наши взгляды на общество и его
будущее. Подтверждается вывод Сорокина, что «пока продолжается
человеческая история, будет продолжаться и творческий «вечный
цикл» культуры» [1. С. 488].
3. Творчество Питирима Сорокина развивалось в условиях
глобального противостояния двух общественных систем – капитализма
и социализма, их великого противоборства, которое угрожало
человечеству самоуничтожением, как не раз повторял Сорокин –
самокремацией в пламени ядерного столкновения. В разгар этого
противостояния Питирим Сорокин выдвинул и отстаивал идею
конвергенции двух общественных систем и их лидеров – США и России,
формирования в будущем интегрального строя (который ныне все более
получает признание как постиндустриальное общество). Эта идея и
сейчас многим представляется неприемлемой, особенно после того,
как произошло крушение мировой системы социализма и, казалось бы,
торжество капитализма. Но рождающееся ныне общество, как и
предсказывал Питирим Сорокин, это уже не классический капитализм,
он впитал в себя многие элементы социализма под флагом социально-
рыночного хозяйства. Постиндустриальный общественный строй, время
торжества которого придет в наступающем веке, не будет ни
капитализмом, ни социализмом; он станет принципиально новым,
интегральным строем, впитавшим в себя все лучшее, ценное, что
накоплено историческим опытом человечества, вошло в его постоянно
обогащаемый наследственный генотип. Не сомневаюсь, что будущее
подтвердит истинность великого прозрения Питирима Сорокина.
4. Анализируя историю цивилизаций и тенденции их эволюции в
настоящем и будущем, Питирим Сорокин раскрыл закономерность их
цикличной флуктуации, перемещения лидерства. Важнейшей тенденцией
нашего времени он считал сдвиг творческого лидерства с Запада на
Восток: «В дальнейшем, в великих «спектаклях» истории будет не
просто одна евроамериканская «звезда», но несколько звезд Индии,
Китая, Японии, России, арабских стран и других культур и народов»
[2. С. 94].
Это предсказание звучит предостережением тем, кто мечтает о
моноцентрическом будущем, господстве одной локальной цивилизации.
Будущее – в полицентризме, в многоцветье культур, в партнерстве
равноправных локальных цивилизаций (хотя наблюдается и
противоположная тенденция – усиления противостояния и нарастание
угрозы столкновения цивилизаций).
5. Однако Питирим Сорокин не смотрел на настоящее и будущее
человечества сквозь розовые очки. Пройдя сквозь тернии русской
революции, в которой едва не оборвалась его жизнь, Сорокин уделил
огромное внимание социологии революции, вызывающим ее причинам,
роли голода в исторических потрясениях. Опираясь на собственный
fhgmemm{i опыт, он отрицательно оценивает этот социальный феномен,
вызванные им страдания, последствия, которые противоречат деяниям
и обещаниям ее зачинателей. Но как ученый он тщательно анализирует
побудительные мотивы революционного взрыва, его предпосылки и
этапы. Следует отметить, что здесь речь идет о катаклизме в
социально-политической сфере. Что касается качественных скачков в
социокультурной динамике, то Сорокин отмечал их плодотворность для
обогащения духовного мира человечества.
Весьма актуален для разработки антикризисных программ, оценки
роли государства в кризисных ситуациях обоснованный Сорокиным
социальный закон флуктуации тоталитаризма и свободы, показывающий,
что в условиях кризисов и революций усиливается государственная
регламентация основных сторон жизни общества, а когда сильный
кризис позади, «масштабы и суровость правительственной
регламентации уменьшается, идеологические и культурные системы
общества конвертируются к мирным детоталитарным, менее
регламентированным, более свободным образам жизни» [Там же. С.
124].
6. Одно из центральных мест в наследии Питирима Сорокина
занимает исследование социальной стратификации и мобильности,
флуктуаций (цикличных изменений) в этой сфере общества (правда, он
признавал эти флуктуации бесцельными, отрицая общеисторические
тренды, с чем можно поспорить).
Тенденции экономической, политической и профессиональной
стратификации, вертикальной и горизонтальной социальной и
культурной мобильности усиливаются в переходные эпохи, когда
нарушается устойчивость и возрастает подвижность населения,
нарастает чувство неуверенности, зыбкости жизни.
В переломные эпохи ярко проявляется действие обоснованного
Питиримом Сорокиным закона социальной поляризации [2. С.198-199].
На первом этапе кризиса, революции нарастает негативная
поляризация, что усиливает их разрушительные последствия. На
втором этапе позитивная поляризация становится основой нарастания
активности творческих, созидательных сил. Именно она приведет
человечество к новой эре созидательной истории. Глобальный прогноз
Сорокина отличается столь редким для нашего времени оптимизмом:
«Истина, добро и красота вновь объединятся в высшую триаду
ценностей – раскрывающую все полнее тайны Высшей Реальности и
преданно служащую человечеству в его творческой миссии на этой
планете и за ее пределами. Наше время благоприятно для этой
великолепной возможности» [Там же. С. 241-242].
7. Историю делают люди. В их руках будущее человечество. Что
же толкает их к созиданию, к трудным преобразованиям? В годы
разгара холодной войны, межгосударственной и классовой ненависти
наивным и утопичным представлялось упорно разрабатываемое
Питиримом Сорокиным в последние десятилетия его жизни учение о
великой преобразующей силе творческого альтруизма, бескорыстной
любви. Однако величайший социолог не был моралистом-утопистом. Его
выводы основаны на добросовестном научном изучении возникновения,
распространения и силы влияния мировых религий, житий христианских
святых, жизни сотен добропорядочных американцев. Ненависть служит
разрушительной силой. Энергия творчества рождается силой любви.
Эти идеи, значение которых еще до конца не осознано, становятся
особенно актуальными в современную переломную эпоху, вспыхивающую
очагами межнациональных, межгосударственных, межконфессиональных,
межцивилизационных конфликтов. На идеях творческого альтруизма
может быть построена этическая парадигма наступающего
постиндустриального общества, которое строится на принципах
гуманизма, равноправного сотрудничества и партнерства.
Выше названы только некоторые основные идеи, образующие каркас
m`swmncn наследия великого российско-американского ученого. Можно
сказать, что его идеи переживают сейчас начало третьей фазы своего
жизненного цикла. Первая фаза включает российский период его
жизни, когда он сформировался как ученый, впитав и творчески
переработав огромное наследие российского и мирового
обществоведения. Вторая фаза относится к американскому периоду его
творчества, когда в полном виде сформировался, прошел проверку и
признание основной костяк его наследия, переданного нескольким
поколениям учеников. Сейчас приходит время третьего этапа, когда
его идеи в переломную эпоху активно впитываются широким кругом
ученых, политической и деловой элиты, ищущим выхода из кризисных
ситуаций подрастающим поколением, когда они становятся
органической частью формирующейся постиндустриальной парадигмы,
нового мировоззрения, руководством к действию при решении
множества проблем и противоречий.
Что же предстоит сделать, чтобы ускорить этот процесс и
повысить отдачу от него?
Во-первых, заново открыть Сорокина. Эта задача прежде всего
ученых, интеллектуалов России и других постсоциалистических
государств, которые прежде не знали его наследия и открывают для
себя новый мир. Этому способствовал международный научный
симпозиум, посвященный 110-летию со дня рождения Питирима
Сорокина. Важно, чтобы его эхо не заглохло, чтобы такие встречи —
Сорокинские чтения, конференции, симпозиумы — проводились
регулярно. Не менее важно от перевода и издания на русском языке
отдельных его работ перейти к изданию собрания сочинений Питирима
Сорокина, систематизировав основные его труды. Это дело долгое и
нелегкое. Нужно объединить усилия ученых и переводчиков, издателей
и тех, кто будет финансировать эти дорогостоящие работы.
2. Необходимо не только изучить и вновь открыть наследие
Сорокина; первейшая задача – продолжение и развитие его идей при
решении стратегической глобальной задачи – формировании
постиндустриальной парадигмы обществоведения, которая во многом
зиждется на идеях Питирима Сорокина, Николая Кондратьева, их
сподвижников и продолжателей. Предстоит преодолеть разобщенность и
растерянность разных ветвей обществоведческой мысли перед лицом
противоречий и потрясений глобальной переходной эпохи,
ориентируясь на лидерство обществоведения в постиндустриальном
обществе. Это должны осознать и правительственные круги и научные
фонды при распределении ассигнований на науку: смешно и трагично
выглядит доля общественных наук в общих затратах на науку в России
в 2,1% в 1997 г. против 73% на технические науки и 18,5 на
естественные [3. С.53]. Намечена программа междисциплинарных
исследований по взаимодействию локальных цивилизаций в прошлом и
будущем на основе глобальных макромоделей.
3. Следует осуществлять конвергенцию обществоведения разных
стран. Это продолжит идею Питирима Сорокина о конвергенции США и
России в области науки. Сейчас предпосылки для такой конвергенции
созданы: разрушены идеологические барьеры, облегчены взаимные
контакты, российский книжный рынок насыщен переводами научной
литературы. Однако пока в России эта улица с односторонним
движением: зарубежным ученым, молодежи практически неизвестны, за
небольшим исключением, труды видных российских обществоведов.
Между тем, именно здесь, в эпицентре социальных потрясений,
возникла первая и начинается вторая волна формирования
постиндустриальной парадигмы обществоведения. Нужно обеспечить
свободный обмен и взаимное обогащение духовными ценностями.
В январе 1999 г. Отделение исследования циклов и
прогнозирования РАЕН и Международный фонд Н.Д. Кондратьева
заключили соглашение с американским издательством Эдвин Меллен
Opeqq об издании в США на русском и английском языках цикла
основных работ российских ученых-обществоведов ХХ века по
проблемам цикличной динамики и предвидения будущего. Уже вышли
первые тома.
4. Чтобы идеи Питирима Сорокина, новая парадигма
обществоведения возможно быстрее вошли в мировоззрение нынешнего и
будущих поколений и помогли в решении трудных проблем
трансформации общества, необходимо активно включить их в систему
непрерывного образования, формирования новых поколений,
представить в средствах массовой информации. Самая опасная
тенденция для будущего – потеря ориентиров, веры в будущее
десятков миллионов людей, особенно молодежи. Существующая система
образования, устремленные на сенсации телекоммуникационные каналы,
пресса и даже Интернет способствуют этой тенденции, нередко
становятся школой ненависти и насилия. Административные запреты
мало действительны для преодоления этой грязной волны. Нужно
противопоставить ей конструктивное, созидательное, оптимистическое
начало, заложенное Питиримом Сорокиным, Николаем Кондратьевым,
Владимиром Вернадским, Йозефом Шумпетером, Арнольдом Тойнби,
Фернаном Броделем и другими зачинателями новой парадигмы. Но в наш
век мозаичной культуры их идеи могут овладеть массами, помочь в
становлении нового общества только при опоре на систему
образования и средства массовой информации. Нужны десятки учебных
курсов и учебников, циклов телепередач и статей, необходим яркий,
образный рассказ о сути нового учения, его основоположниках и
современных продолжателях, главных идеях и их практическом
применении, альтернативах на будущее.
5. Сторонников и адептов новой парадигмы обществоведения не
много. Но и не мало. Результаты их усилий умножатся, если удастся
объединить силы. Такой процесс наблюдается в России, где активно
функционируют Международный фонд Н.Д. Кондратьева, Ассоциация
«Прогнозы и циклы», Отделение исследования циклов и
прогнозирования РАЕН, Академия прогнозирования, Философско-
экономическое ученое собрание МГУ, несколько социологических
обществ и ассоциаций. В США более полувека существует фонд по
изучению циклов, регулярно издается журнал «Циклы», активно
действует Американская социологическая ассоциация, создан Фонд
Фернана Броделя. Аналогичные организации существуют и в других
странах. Функционирует Международный социологический институт. Для
объединения усилий обществоведов разных стран по изучению и
развития идей основоположников новой парадигмы обществоведения
создан Международный институт Сорокина –Кондратьева.
Человечество на рубеже нового столетия и тысячелетия оказалось
перед роковом выбором своего будущего: идти к смертоносному,
самоубийственному столкновению государств и цивилизаций,
самоуничтожению тысячелетиями накопленной культуры – или к
созданию нового, креативно-гуманистического общества, основанного
на единстве науки (истины), красоты (культуры) и добра (этики), на
сотрудничестве, партнерстве и творческом альтруизме. Какой выбрать
путь – ответ для абсолютного большинства однозначен. Но как его
осуществить, не скатившись к худшему сценарию, — это вопрос
многократно сложнее, он требует нового знания, пассионарного
порыва, упорного труда. Выбрать и осуществить оптимистическую
альтернативу возможно, восприняв, освоив, развив и положив в
основу практических решений и действий огромное научное наследие
Питирима Сорокина и его сподвижников, его великие прозрения,
которые имеют реальный шанс осуществиться в наступающем столетии,
— разумеется, при нашем активном действии и самоотверженном
порыве.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат,
1991.
2. Он же. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука, 1997.
3. Наука России в цифрах. 1998. Краткий стат. сборник. М.: ЦИСН,
1998.
Барри В. Джонстон,
Северо-Западный университет штата Индиана,
кафедра социологии и социальной антропологии
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ И СОЦИОЛОГИЯ ПИТИРИМА СОРОКИНА
Э
двард Тириакьян заявил в работе 1965 г. «Экзистенциальная
феноменология и социологическая традиция», что отсутствие
концептуального единства в общей социологической теории можно
серьезно уменьшить при условии пересмотра ее ведущих теоретических
направлений в контексте экзистенциальной феноменологии [1].
Основания для подобного утверждения действительно существовали, и
его автор обратился к работам Макса Вебера, Георга Зиммеля, Эмиля
Дюркгейма, В.И. Томаса, Питирима Сорокина и Толкотта Парсонса для
того, чтобы проиллюстрировать существо концептуальной и
методологической конвергенции общей социологической теории с
традицией экзистенциальной феноменологии.
Предлагаемая вашему вниманию работа развивает позицию
Тириакьяна, обращаясь к поиску ее оснований в феноменологической
социологии Питирима Сорокина. В качестве первого шага в статье
выступает анализ сорокинских моделей порядка и изменения. Далее
эти модели рассматриваются в гуссерлианских терминах для
демонстрации их феноменологического характера и прояснения
экзистенциальных качеств. Вторым шагом, раскрывающим
феноменологическую ориентацию Сорокина, служит обращение к его
критике социологии в работе «Блеск и нищета современной социологии
и связанных с ней наук» (1956). Завершается статья критическим
анализом «субъективного реализма», как наиболее продуктивного
направления развития социологической теории.
Отталкиваясь от аргументов Тириакьяна, мы обнаруживаем, что
«социология Сорокина проявляет согласование с экзистенциальной
феноменологией более отчетливо, чем с какими-либо другими
подходами» [1. С.683]. Возникает вопрос: какова причина такого
положения вещей? Во-первых, Сорокин соглашается с различием между
Naturewissenschaften и Giesteswissenschaften и подчеркивает, что
социологический феномен взаимосвязан с множеством значений. Эти
идеи применяются действующими лицами для того, чтобы
сконструировать определения ситуации и преобразовать природные
качества других действующих лиц и объектов. Во-вторых, Сорокин
рассматривает комплекс значений, конституирующих социологическую
реальность как целое, обосновывая ее социокультурным контекстом
пространства и времени, что является социологически более точным,
нежели трактовка какого-либо из этих измерений с точки зрения
естественных наук [2; 3]. «В дальнейшем его объяснение кажущейся
диверсификации социокультурного феномена позволяет социологически
обнаружить интегрированные макросоциокультурные системы, которые
характеризуются тем, что предоставляют основания, обеспечивающие
ориентацию этих систем по отношению к реальности» [1. С.683].
Здесь Тириакьян обращается к базисным категориям знания, которые
культура использует для характеристики того, что есть реальность и
истина, одновременно применяя свою отличительную ментальность и
способ знания. Подобный подход к значению, реальности и истине
схож с подходом Эдмунда Гуссерля, который подчеркивал
интенциональность и редукцию феномена к своим ключевым значениям
(noemata). Отделение социокультурной реальности от физических
jnmveovhi Вселенной является наиболее существенной характеристикой
теоретической конвергенции между социологическими теориями и
служит, с точки зрения Тириакьяна, важным элементом, раскрывающим
субъективный реализм Сорокина. Это выражение социального реализма,
то есть трактовка очерченной социологической реальности как более
основополагающей для общественных отношений, нежели для реальности
физической, служит аксиомой социальной теории и является общей для
творчества Сорокина и Дюркгейма. В то время как социальный реализм
характеризует определенную социологическую сферу, субъективный
реализм концентрируется на истине и реальности в этой сфере как
выражении экзистенциальных отношений между исполнителями
социальных ролей и ситуациями, в которых они действуют. Более
того, «только для опосредованного (невключенного, detached)
наблюдателя социальная истина (или реальность) проявляется как
случайная или относительная вещь» [1. С.683].
Тириакьян рассматривает еще два момента, характеризующих связь
Сорокина с экзистенциальной феноменологией. Во-первых, сорокинский
«интегрализм», смысл которого состоит в том, что мир
рассматривается не только как нечто находящееся в состоянии
непрерывного становления (изменения), но и как социокультурная
реальность, раскрывающаяся в диалектике моральных феноменов (идеи,
ценности, верования) и физических объектов. Этот мир является
символически определяемым и воспринимаемым, а не реагирующим, как
утверждают бихевиористы. Во-вторых, изменение как моральная
структура, которая определяет современное общество. Общество
потеряло веру в идеи и суждения, структурировавшие жизненный мир,
и этот распад базисных ценностей привел к кризису, который
проникает в структуру и травмирует будущее. Это кризис
эпистемологии, морали, социального порядка и исторического выбора.
Многие социологи не знают, что система Сорокина состоит из
трех важнейших элементов: теории социальной организации,
социального изменения и социальной реконструкции. Все эти элементы
имеют свои основания в феноменологической модели субъективного
реализма. Сорокин начинает свою теорию порядка с классификации
организованных групп и уделяет основное внимание двум типам таких
групп — односвязные (УБГ) (unibonded) и многосвязные (МБГ)
(multibonded). Каждая из организованных групп интегрируется двумя
способами. Первый способ получил название причинно-функциональная
взаимозависимость (ПФВ). Он ориентирован на качественные
состояния, близость и интенсивность отношений между ее членами.
Второй способ представляет собой значимый союз группы.
Интенсивность ПФВ связывает группу и отчетливо отделяет ее от
другого населения. К примеру, в группу из 500 жителей штата
Колорадо может входить 200 жителей г.Колорадо-Спрингс, 50 из
которых работают в местном правительстве, 10 членов входят в
группу советников мэра города, пятеро являются республиканцами и
пятеро принадлежат к демократической партии. В этом случае
интенсивность ПФВ возрастает по мере уменьшения количества членов
группы или увеличения числа общих качеств и групповых связей.
Значимый союз определен значениями, ценностями и нормами, вокруг
которых и ради которых индивиды взаимодействуют и образуют группу.
Таким образом, классификация Сорокина базируется на том, что
держит людей вместе и с какой силой члены объединены этим
феноменом. «Поскольку компоненты значений придают группе
индивидуальность, они могут характеризоваться одним набором
значений-ценностей-норм как основной ценностью или ... двумя или
более совокупностями значений, координирующих друг с другом» [4.
С.171]. Это и есть причины, которые вызывают группы к жизни. Если
члены группы разделяют одну из подобных связей, они образуют УБГ.
Если в групповых отношениях выделяются два или более вариантов
qbgei, тогда возникает МБГ. Социолог, подобно химику, зачастую
заинтересован в уменьшении комплекса структур в их компонентах.
Именно поэтому такой подход позволяет Сорокину свести широкие
массы людей к совокупностям УБГ и МБГ.
Возникает вопрос: каков перечень значений, норм, ценностей,
определяющий конкретные УБГ и МБГ? Для УБГ Сорокин предлагает два
варианта: во-первых, ценности, значения и нормы, связанные с
биологическими характеристиками; во-вторых, такие ценности, нормы
и значения, которые определены социокультурными характеристиками.
Отсюда он выводит два типа групп, которые приведены ниже. Однако
данная классификация порождает ряд трудностей. К сожалению,
«логические классы значений (ценностей) и классы социальных групп
не являются идентичными. Один и тот же класс ценностей (научных
или правовых) используется значительным числом различных
групп....» [4. С.173]. Следовательно, необходим более продуктивный
подход для идентификации и классификации УБГ/МБГ. Сорокин
предлагает наблюдательный (observational) подход, вопрошая: «Какие
группы в человеческих популяциях являлись постоянными и сильными
группами?» [4. С.173]. И, в свою очередь, какие ключевые значения,
ценности и нормы определяли их в историческом контексте? На
основании этого подхода Сорокин различает типы, приведенные ниже,
и утверждает, что они обусловливали основные линии социальной
дифференциации и какое-то время определяли судьбу человечества.
Классификация групп
1. Важные односвязные группы (концентрируемые вокруг главных
ценностей)
А) Биосоциальные характеристики:
1. Раса.
2. Пол.
3. Возрастные ценности.
Б) Социокультурные характеристики:
1. Родственные связи.
2. Территориальная близость.
3. Язык (национальность).
4. Государство.
5. Занятие.
6. Экономические.
7. Религиозные.
8. Политические.
9. Научные, философские, эстетические, образовательные,
рекреационные, этнические и другие идеологические ценности.
10. Характеристики элиты: лидеры, гении, исторические деятели.
2. Важнейшие многосвязные группы (комбинация двух или более
односвязных ценностей)
Как мы увидим в дальнейшем, число характеристик огромно, но
среди них следующие заслуживают специального внимания:
1. Семья.
2. Клан.
3. Племя.
4. Нация.
5. Каста.
6. Социальный порядок.
7. Социальная страта (каста).
Каждая группа в приведенной классификации, в свою очередь,
lnfer быть подразделена и охарактеризована с точки зрения
нескольких вторичных черт. Например, группы могут различаться
размерами: большие и маленькие. Они также могут отличаться по
протяженности их организации, по типам социального контроля и на
основе их стратификационных систем. Продолжительность жизни групп,
способ, при помощи которого индивиды входят в группу и выходят из
нее, также могут служить в качестве разграничителя групп. Более
того, МБГ могут отражать либо постоянные и гармоничные ценности,
значения и нормы, которые обусловливают солидарность на основе
подобия, либо созданные связи могут вызвать к жизни
антагонистическую группу, объединенную ценностями и нормами,
проистекающими из их различий (к примеру, сознательные
нонконформисты (objectors), чье гражданство требует поведения,
противоречащего их религиозному наследию). Солидарность или
антагонистические характеристики группы воздействуют на поведение
членов, на групповую сплоченность и стабильность группы.
Естественно, солидарность порождает чувство защищенности, общей
цели и благосостояния, тогда как антагонизм вызывает к жизни
сомнения, различия и сожаления. Солидарность ведет к большей
сплоченности, стабильности и жизнестойкости. Антагонизмы часто
порождают разногласия, которые ослабляют сплоченность,
стабильность и жизнестойкость группы.
Когда Сорокин рассуждает о родственных характеристиках
односвязных групп, он опирается на свои аналогии из области химии.
В химии родственность определяется притяжением между элементами,
позволяющим образовывать соединения. Сегодня химики могут
определять основные комбинации родственных элементов. В социальном
знании такой возможности нет. Сорокин исследует двусвязные группы,
оформленные на основе таких родственных связей, как раса,
принадлежность к одному роду, пол, возраст и территория.
Отталкиваясь от этих основных соединений «социологической химии»,
он предлагает структурную модель усложнения группы, базирующуюся
на детерминации большинства наиболее важных третичных,
квадратичных и других более сложных многосвязных групп.
Структурная модель, с одной стороны, определяет их ПФН, а с другой
стороны, разделяемые значения, ценности и нормы интегрируют и, в
различных комбинациях, образуют единство группы.
Понятно, что число и многообразие МБГ огромно, и мало пользы
будет в поисках их общего количества. Вместо этого Сорокин
продолжает свой анализ в направлении поиска таких черт, которые
характеризуют широкие сообщества и проявляются с регулярностью в
различных местах и периодах человеческой истории. Он обращается к
модальным структурам, позволяющим проникнуть в существо социальной
организации, исторического процесса и личности (например, семья,
клан, племя, нация, каста, сословие, социальный класс).
«Социологическая химия» Сорокина, основывающаяся на усложнении
односвязных и многосвязных групп, предоставляет исследователю
четкий и точный инструмент, с помощью которого возможно
разграничить уровни организации, основывающиеся на
конституировании элементов и соединений. «Социологическая химия»
есть ни что иное, как основа для изучения социальной структуры и
организации.
Многозначительная интеграция:
феноменологическая реконцептуализация
В традиционной концептуализации значений и ценностей
социологии пытаются ориентироваться на возможность предвидения
действия. Если значения, ценности, нормы не предвосхищают
действие, их концептуализация рассматривается как ошибочная или
выступает в рассматриваемой ситуации как причина разрыва
nopedekemmncn «единства» («uniformity») или согласованности между
идеями и действиями. Феноменолог характеризует акцент на
предвидение как дезориентацию исследователя. Почему бы вместо
этого не изучить процессы, при помощи которых идеи связываются с
объектами и действиями, причем осуществить эту процедуру, не
предполагая единства через социальное пространство и время? Это
требует обращения к ситуации как таковой и удержания в состоянии
неопределенности всякой идеи необходимого порядка и
согласованности. Если, тем не менее, согласованность имеет место,
то возникают вопросы — каким образом это происходит и почему?
Феноменолог рассматривает людей не в мире объектов, а в мире
значений объектов, на которые воздействуют. Следовательно,
проблемы феноменолога состоят в том, каким образом люди создают
значения, признают их и действуют в терминах созданных и
признаваемых ими значений? Решение этих проблем способствует
раскрытию отношений между значениями и ценностями, с одной
стороны, и действием, с другой. Феноменолог, в отличие от
рационалиста и эмпирика, видит реальность не с точки зрения идей
или объектов, а с позиции корреляции идей и объектов, производящих
значения. Реальность состоит в сознательном конституировании
объекта. Таким образом, феноменолог утверждает, что мы не
рассматриваем Я, Объект, Другого и Ситуацию как отдельные блоки.
Это единое целое, связанное с помощью общих значений в конкретной
точке пространства и времени. Если это целое остается таким же в
других точках пространства и времени, то мы можем рассматривать
структуру этого интенционально конституированного существования в
нашей попытке объяснить, почему и как это происходит.
Когда мы рассматриваем значения, ценности и нормы в качестве
перспектив организации мира, который возникает как результат
прямого и/или непрямых опытов социальных акторов, то в этом случае
синтезированные идеи продуцируют интенциональность актора. В свою
очередь, интенциональность очищают цели, мотивации, образующие
ситуацию, которая порождает действие. Действие, следовательно,
есть выражение интенциональности. Отсюда проистекает трактовка
реальности как согласования между Акторами, Объектами и Другими.
Отсюда проистекает ориентация на динамику переговорного процесса.
Следовательно, мы изучаем реальность тогда, когда изучаем процесс,
с помощью которого сознание и мир взаимодействуют. В приведенной
выше диаграмме Акторы организуют опыт в перспективе Объектов и
Других и эти перспективы не исчерпывают феномен во времени. Вместо
этого они являются образцами, которые могут или не могут быть
обобщены для других ситуаций. Процесс типизации включает
когнитивные, аффективные и поведенческие элементы, участвующие в
создании значения. Относительное влияние каждого элемента на
действие зависит от многих факторов, включая согласование прошлого
опыта с настоящим. Полезность прошлого опыта различна, поэтому
акторы постоянно изменяют поведение, основанное на интерпретации и
интенции. Сорокин очень внимателен к данному обстоятельству, когда
анализирует характеристики действий и групп в пространстве и во
времени. По Сорокину, люди имеют дело не с миром непосредственно,
а со значениями этого мира. Следовательно, центром внимания должен
служить синтез сознания и явления. Познав сознательное
конституирование реальности, мы поймем действие как имманентное
нечто для организации. Таким образом, для феноменолога и для
Сорокина идеация и действие находятся в неразрывном единстве,
создавая и выражая значение. Связь между прошлыми, настоящими и
будущими действиями индивида обнаруживается в интенциональности
акторов по мере их приспособления к новому или различному
социальному контексту.
Это и есть феноменологическая ориентация, которая сорокинскую
qrpsjrspms~ социологию соединяет с его исследованием культуры.
Ориентация на значение/интенциональность выступает также исходным
пунктом, из которого Сорокин выводит свое понятие культурных
менталитетов и их ключевую роль в организации жизни общества в
конкретных точках пространства и времени. В многообразии значений
Сорокин ищет принципы, с помощью которых группа ищет, обнаруживает
и определяет как основную (первичную) категорию, значения для
культуры. Это также является принципом, раскрывающим последнюю
реальность жизни. На основе этих фундаментальных категорий Сорокин
строит свою классификацию культур (идеационная, идеологическая и
чувственная (Sensate)) и механизмов, стимулирующих циклы
социального изменения.
Культура и социальное изменение
Для Сорокина человеческие культуры состоят из миллионов
индивидов, объектов и событий, объединенных в бесчисленное
количество возможных отношений. Каким образом эти элементы
становятся культурными системами? В работе «Социокультурная
динамика» Сорокин представляет четыре значения интеграции.
Простейшие формы — пространственная интеграция и интеграция на
основе общих внешних факторов — не имеют социологической
значимости. Однако причинно-функциональная интеграция является
важной для структурного знания. Самой важной выступает логико-
значимая интеграция. Сорокин утверждает, что культурные системы,
наподобие социальных групп, часто образуются вокруг центральных
ценностей, которые составляют порядок и единство. Социолог
обнаруживает эту ценность с помощью логико-значимого метода.
«Существо данного метода состоит....в обнаружении центрального
принципа («резона»), который проникает во все компоненты
(культуры), наделяет смыслом и значимостью каждый из них и
посредством этого создает космос из хаоса дезинтегрированных
фрагментов» [5, 1937. С.32].
На основе логико-значимого анализа истории Сорокин выделяет
три основных типа культуры. Чистыми формами являются
идеациональная и чувственная. Третья форма, представляющая собой
объединение идеациональной и чувственной, получила название
идеалистическая. «Каждая из них обладает своим собственным
менталитетом, своей собственной системой истины и знания, своей
собственной философией и Weltanschauung, своим собственным типом
религии и стандартов «святости», своей собственной системой
праведного и неправедного, своими собственными формами искусства и
литературы, своими собственными нравами, законами, нормами
поведения, своими собственными доминирующими формами общественных
отношений, своими собственными экономическими и политическими
организациями и, в конце концов, своим собственным типом
человеческой личности, с особой ментальностью и поведением» [5.
С.67].
Наиболее важными характеристиками культурных типов являются
принципы конечной истины и реальности, которые формируют свои
институты и объединяют характер, значение и личность. В
идеациональных культурах конечная реальность проистекает из
нематериального, бесконечного бытия. Основные нужды и потребности
индивидов являются духовными и реализуются при помощи их
сверхчувствительной способности. Существуют два подкласса
идеациональной ментальности: аскетическая форма ищет духовное
единство с Божеством с помощью отрицания мира и отказа от
телесного; активный идеационализм пытается реформировать мир и
приобщить других к своему пониманию Господа и конечной реальности.
Чувственные культуры видят конечную реальность в реализации
наших чувств. Сверхчувственность не существует и агностицизм
m`onkmer собой культуру. Человеческие нужды суть природные нужды
и удовлетворяются они посредством воздействия на окружающую среду.
Чувственные культуры противостоят идеациональным культурам.
Чувственные культуры существуют в трех формах: активное
чувствование удовлетворяет потребности с помощью изменения
природного и культурного миров; пассивная чувственная ментальность
реализует потребности через паразитическую эксплуатацию природного
и культурного миров; циническая чувственность использует любой
доступный способ для удовлетворения желаний. Эта ментальность
лишена строгих ценностей и следует инструментальности в
удовлетворении потребностей.
Сорокин невысоко оценивает чувственные культуры и тем не менее
располагает большинство культур в рамках между идеациональными и
чувственными. Исключение составляет истинно идеалистическая
культура, в которой реальность проявляется с различных сторон и
человеческие потребности одновременно имеют духовный и
материальный характер, при доминировании духовных потребностей.
Жизненность идеалистической культурной формы определяется
множественностью ее отношений к реальности. Мир знания — это тот
мир, который является результатом взаимодействия духовных и
эмпирических истин.
Сорокин обращается к истории греко-римских и западных
цивилизаций и в меньшей степени к культурам Среднего Востока,
Индии, Китая и Японии с тем, чтобы проиллюстрировать эти
культурные типы и описать изменения в их системах знания,
искусства, научных открытиях и других социальных институтов. На
основании этих исследований он приходит к заключению, что культуры
проходят в своем развитии идеациональный, идеалистический и
чувственный этапы, разграничиваясь периодами кризисов. За
последние 2500 лет западная культура осуществила дважды этот путь
и сейчас находится в третьей чувственной эпохе.
Сорокин описывает процесс развития культур как результат
действия двух характеристик: принципа ограничений и доктрины
имманентного детерминизма. Культурные системы, подобно
биологическим, изменяются согласно своим наследственным
потенциалам. Имманентный детерминизм предполагает, что внутренняя
динамика организационной системы устанавливает свою возможность
для изменения. И тем не менее системы имеют ограничители. К
примеру, по мере того как они становятся все более и более
чувственными, продвигаясь к вершине циничной чувственности,
системы достигают пределов своей пространственной протяженности.
Идеационнальные контр-тенденции, в согласии с диалектикой,
развиваются и усиливаются по мере того, как системы поляризуются.
Эти контр-тенденции определяют начало движение культуры к
идеалистической форме. Диссонирующие изменения отражаются в
культуре и жестокость усиливается, когда система принимает новую
конфигурацию. Сорокин заключает, таким образом, что мы должны
изучать социальное изменение, концентрируясь на внутренней
организации (имманентный детерминизм) и на принципе ограничений.
Далее Сорокин задается вопросом, почему эти изменения
происходят именно таким образом? Ответ на этот вопрос развивает
его интегральная философия. Характер культуры детерминирован
принципом, определяющим ее системы истины и реальности.
Исторический анализ обнаруживает, что идеациональные системы
базируются на интуитивной истине, чувственные системы — на
авторитете чувств, а идеалистические основываются на истинах
разума. Понятно, что ни один из этих принципов в отдельности от
других не сможет обеспечить достижение абсолютной истины. Если бы
системы истины и культура, которая их вбирает, были бы конечными и
абсолютными, то не было бы никаких исторических ритмов. С другой
qrnpnm{, если бы система была абсолютно ложной, она бы не
существовала. Следовательно, для того, чтобы сверхритмы имели
место, каждая система истины (и корреспондирующая с ней культура),
должна быть только отчасти истинной и соответствовать лишь отчасти
человеческим потребностям. Причем каждая из этих систем уже
содержит необходимые элементы для того, чтобы приобщить
человечество к природной, социальной и космической среде. Системы
истины изменяются потому, что всякий тип знания имеет свою силу и
свою слабость. Доминирование одного из способов знания исключает
возможность целостного понимания мира. Чем дольше преобладает одна
ментальность, тем больше растет число аномалий. В конце концов,
люди начинают понимать, что их система слишком узка для объяснения
важнейших аспектов жизни, а законность и продуктивность
доминирующей ментальности начинают подвергаться сомнению. Вскоре
там, где доминирующая ментальность терпит поражение, начинают
применяться другие средства. К сожалению, суперритмы менталитета
идеациональной, идеалистической и чувственной культур могут
существовать вне зависимости от того, придет ли человечество к
абсолютной истине.
Этот бесконечный цикл Сорокина явился результатом его поисков
интегральной истины. Подобная форма знания объединяет эмпирические
истины чувств, рациональные истины разума и сверхрациональные
истины веры [6. С.763]. Таким образом, интегральная истина
обеспечивает более полную и достоверную трактовку реальности. В
интегральной философии культуры изменяются вследствие
необходимости более адекватного соответствия основным вопросам
жизни. Чувственное знание обеспечивает развитие науки, технологии
и предоставляет физические удобства, но оставляет в стороне дух.
Истины веры обращены к проблемам духа, но оставляют нас
относительно беспомощными перед лицом природы. В момент, когда
каждый из типов культуры пытается обеспечить недостающее в ней
звено, этот тип культуры изменяется. Интегрализм выступает в
качестве объединительного начала истин науки, разума и интуиции.
Интегрализм выступает средством, обеспечивающим возможность
осмысления жизни, космоса и роли в них человечества [6. 746-61].
Сорокин заключает книгу «Социальная и культурная динамика»
призывом к интегральному пониманию и рисует довольно мрачную
перспективу будущего развития западного общества. «Все важнейшие
аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают
серьезный кризис... Мы как бы находимся между двумя эпохами:
умирающей чувственной культурой нашего величественного вчера и
грядущей идеациональной или идеалистической культурой творческого
завтра. Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного
дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще
освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в
сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать
надежные ориентиры в приближающихся сумерках. Ночь переходной
эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими
тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, тем не менее,
рассвет новой великой культуры приветствует поколение людей
будущего» [5. С.535].
Сорокин рассматривал субъективный реализм в качестве
связующего звена, объединяющего социальную организацию и
культурную жизнь. Он знал Гуссерля, читал его труды, находил их
продуктивными и плодотворными. С наибольшей силой
феноменологическая ориентация Сорокина выражена в работе «Блеск и
нищета современной социологии и связанных с нею дисциплин». В этой
работе, опубликованной в 1956 г., Сорокин пытался освободить
социологию от полуправды и явных ошибок, которые в интерпретации
многих социологов трактовались как последнее слово в науке. Одним
hg существенных недостатков выступала продолжающаяся практика
использования в социологии мертвых форм науки. В самом деле,
социологи замыкались на философии науки XVII в., которая не могла
принимать во внимание уроки квантовой механики о дуализме и
дополнительности, равно как оставляла за скобками истинную природу
предсказания и идеальные границы знания. Без сомнения, Сорокин
ссылается на тенденции, проистекающие из столкновения взглядов
ньютонианских детерминистов, которых возглавлял Эйнштейн, и
последователей принципа дополнительности, сформулированного в 1927
г. копенгагенской школой Нильса Бора. Несмотря на то, что спор шел
о природе света, подспудно он имел отношение к природе реальности
и возможностям ее изучения. Эйнштейн был ньютонианским дуалистом,
принимающим безусловно существование объективного физического
мира, который существует согласно неизменным законам, причем
последние не зависят от наблюдателя [7. С.413]. Законы Ньютона
представляли образ Вселенной (Великая Машина) как неизменной и
независимой от воли человека. Машина действует таким образом, что
положения тел, обладающих массой, могут быть познаны независимо от
того, находятся они в прошлом или в будущем. Многие спорили о роли
Божества в естественном законе. И все же ученые в большинстве
своем становились на позиции наблюдателей объективированного
порядка, при котором акт наблюдения оставался нейтральным с точки
зрения воли и эпистемологии. Субъективность (как мы думаем о
вещах) ведет к двойственности и должна быть строго контролируема.
Этот взгляд доминировал в науке с XVII в. вплоть до появления
неразрешимых аномалий, возникших при изучении природы света.
Эксперименты Янга, проведенные в 1803 г., послужили основанием для
трактовки природы света в рамках волновой теории. Эйнштейн,
впрочем, в последующем охарактеризовал свет как частицу, как
фотон. Таким образом, существовали экспериментальные свидетельства
в пользу трактовки света с точки зрения частицы и с точки зрения
волновой теории. Аномалия заключалась в том, что эти
характеристики являлись полностью взаимоисключающими с точки
зрения научных теорий, трактующих природный мир. Копенгагенская
дилемма была сформулирована следующим образом: «Каким образом
взаимоисключающие реакции, характерные для частиц и характерные
для волн, могут быть свойством одного и того же света?» [8. С.94].
Бор решил проблему с помощью знаменитого принципа
дополнительности. Ответ выглядел так: эти реакции не являются
свойством света. Они являются свойствами лингвистических и
экспериментальных попыток понять природу света. Если вы будете
трактовать свет как волну, он и будет вести себя как волна. Но
если вы будете рассматривать свет как частицу, он будет
реагировать как частица. В квантовой теории за истинный
принимается не только реальный мир, который дан в ощущениях, но и
тот, который существует в интеллекте исследователя. Данная
традиция формулирует специфическую единицу для начала познания:
мир существует таким, каким он предстает сам по себе, и таким,
каким его фиксирует мозг, если подобная фиксация наличествует.
Другими словами, эта промежуточная позиция между жестким
объективизмом и предельным солипсизмом, позиция, согласующаяся с
феноменологической ориентацией, принимающей реальность как
сознательно конституируемый объект. Философ и математик Эдмунд
Гуссерль утверждал, что нестыковка эмпиризма состояла в том, что
нас заставляют принимать принцип единообразия природы, коррелируя
прошлое и будущее, без единственно возможного законного средства,
которое позволяет фиксировать чувства апостериори. Таковым
средством может быть только наблюдатель. Если ученый отвергает
априоризм, он должен обеспечить каким-либо образом связь между
единообразными событиями природного мира, равно как связать
opnxkne и будущее. В качестве такого звена выступает сознание,
познающий разум. Суть дела не в том, что наблюдатель создает
единство природного мира. Его существование не является проблемой.
Но исследователь выступает как связующий элемент между дискретными
событиями, причем значение единообразия конституируется в сознании
наблюдателя [9; 10].
Макс Борн описывал поколение ученых, к которому он принадлежал
с Эйнштейном, как поколение, рассматривающее объективную,
независимую Вселенную с точки зрения «аудитории, наблюдающей пьесу
в театре. Эйнштейн все еще верит, что должна существовать связь
между наблюдателем и объектом наблюдения. Квантовая механика,
однако, интерпретирует атомную физику по-другому. Мы можем
сравнивать наблюдателя физического явления не со зрителем, который
находится в театре, но со зрителем, который находится на
футбольном матче, где акт наблюдения сопровождается
аплодисментами, криком, что оказывает существенное влияние на
скорость и концентрацию игроков и таким образом влияет на то, что
наблюдается. По сути дела, сама жизнь есть более удобное
сравнение. В жизни аудитория и актеры являются одними и теми же
людьми. Жизнь — это акт экспериментатора, который организует
аппарат, определяющий существенные черты наблюдений.
Следовательно, не существует объективных ситуаций, как полагает
классическая физика» [7. С.413].
Таким образом, замечания Сорокина являются не только прямой
критикой современных социологических методов, но и сближают
различающиеся до этого восточные и западные традиции объяснения
реальности и установления истины.
Другим уроком, который нам дают коллеги из атомной физики,
является характер и роль объяснения и предсказания в науке. И
вновь копенгагенская интерпретация и диалог Эйнштейн-Бор являются
хорошей иллюстрацией этого урока. Эйнштейн признавал партикулярно-
волновой дуализм, что, тем не менее, не снимало для него основные
эпистемологические проблемы. Его подход к природе был
ньютонианским, а следовательно, детерминистским. Подобно Ньютону,
Эйнштейн озабочен поиском единых, унифицированных принципов [8;
11]. Законы тяготения Ньютона доказывают, что те же самые силы,
которые притягивают предметы к Земле, удерживают небесные тела на
планетарных орбитах. Ньютон указывает на принцип в природе,
который позволяет соединить необъединяемые до того наблюдения.
Коротко говоря, он формулирует законы, при помощи которых
вселенская Великая Машина работает. Эйнштейн был уверен, что
именно в этом заключается истинная роль ученых, которые должны
развивать теории, содержащие внутри себя исчерпывающие объяснения
объективной реальности. В этом заключается идеальный предел
знания.
Тот факт, что субатомный уровень реальности не полностью
детерминирован, Эйнштейну было трудно принять. В самом деле,
принцип неопределенности Гейзенберга показывает, что невозможно
получить полную информацию о положении частицы и определить ее
кинетическую энергию в субатомной среде. Лучшее, что может быть
сделано, это подойти к данным параметрам приблизительно. И чем
больше мы знаем об одном параметре, тем меньше мы сможем узнать о
другом. Таким образом, вероятность скорее, чем детерминизм,
становится наилучшим принципом объяснения субатомных феноменов.
Хорошо известно, что Эйнштейн не любил эту интерпретацию, потому
что она вводила элемент случайности и неопределенности в то, что,
по его мнению, является полностью познаваемой Вселенной. Для
Эйнштейна Бог не играет в кости с реальностью; и долг физиков
Эйнштейн видел в поиске единой теории поля. Именно на формулировку
общей теории поля была ориентирована работа Эйнштейна в последние
cnd{ его жизни.
Следует подчеркнуть, что не сознание наблюдателя вызывает
«неопределенность» в принципе Гейзенберга, а тот способ, с помощью
которого природа себя обнаруживает. Представьте, что вы хотите
узнать одновременно положение и кинетическую энергию электрона и
вы обладаете супермикроскопом, позволяющим фиксировать электрон.
Но этот микроскоп не в состоянии использовать конвенциональную
длину световых волн, ибо длина световых волн слишком огромна для
того, чтобы обнаружить намного меньший электрон. Вместо этого
должны быть использованы гамма-лучи, потому что «если мы держим
волос между ярким светом и стеной, то на стене не будет четко
выраженной тени волоса. Он очень тонок по сравнению с длиной волны
света. Чтобы что-либо увидеть, мы должны ограничить световые
волны, которые обеспечивают наше зрение. Другими словами, для
того, чтобы увидеть что-либо, необходимо осветить данный предмет с
помощью световых волн более коротких, чем сам предмет. Для этой
цели Гейзенберг применяет гамма-лучи в своем воображаемом
микроскопе» [8. С.113].
Гамма-лучи имеют более короткую длину волны и более высокий
уровень энергии, чем видимый свет. Таким образом, когда гамма лучи
воздействуют на воображаемый электрон, они его освещают и тем
самым фиксируют его положение. Но вместе с тем это изменяет
направление движения электрона и его кинетическую энергию. С
другой стороны, свет, который бы не изменил кинетическую энергию
частицы, имел бы длину волны большую, чем та, что позволяет
обнаружить положение электрона. Следовательно, чем точнее мы
фиксируем положение электрона, тем меньше мы знаем о его
кинетической энергии.
Принцип Гейзенберга указывает на тот факт, что обобщить
явления не всегда возможно. Лучшее, что может сделать
исследователь, это установить универсальные условия в виде
возможностей, а не в форме непреложных и неизменных законов.
Согласно квантовой механике, неопределенность в той же степени
соответствует порядку вещей, в какой законы Ньютона описывают
природу. Принцип неопределенности имеет два смысла для теоретика
социальных наук. Во-первых, некоторые предметы природы, в силу
существа природы вещей, не могут быть полностью познанными и
совершенно предсказуемыми. Во-вторых, акт наблюдения изменяет то,
что наблюдается.
Влияние копенгагенской интерпретации, принципа Гейзенберга и
следствия из этих открытий оказали специфическое влияние на
социологов. В 1927 г. физики вернули гуманитариев обратно в лоно
науки. Социологи перестали быть пассивными наблюдателями Великой
Машины. Вместо этого наука и порядок стали выводиться из структуры
научного интеллекта. Это показывает нам, что истинная наука не
может и не должна быть независимой от субъективных процессов
сознания.
Копенгагенская интерпретация открывает новые горизонты для
интеграции макро- и микросоциологических сфер. Подобно тому как
небесные тела подчинены одним принципам, а субатомные частицы
другим, таким же образом организуется подчинение микро- и
макросоциологических отношений между людьми. Для того чтобы понять
каждый из этих уровней, следует использовать разные принципы
познания. Следовательно, добротная социологическая теория не может
быть оценена ни с точки зрения идеальных пределов знания, ни с
точки зрения унификации индивида, общества и истории.
Действительно, как отмечал Р. Мертон, было бы неразумно требовать
подобной оценки от науки, которая еще не имеет своего Ньютона, не
говоря уже о своих Эйнштейне и Боре [12. С.6]. Перспективные
направления теоретического и методологического порядка находятся в
psqke исследований феноменологических социологов. Они обеспечивают
баланс между солипсизмом и объективизмом, поскольку наилучшим
образом обращаются с сознательным конституированием реальности.
Традиция феноменологической социологии наиболее адекватна
эпистемологии продуктивной науки и позволяет прагматической теории
развиваться как на макро-, так и на микро-социологическом уровне
познания.
Показав недостатки и заблуждения социальных дисциплин, Сорокин
обнаруживает в новой физике подтверждение своей отстаиваемой на
протяжении долгого времени «дополнительности». Чувственное
восприятие не есть единственный путь познания. В науке всегда есть
место для интуиции или сверхчувственности. Интуиция очень часто
обеспечивает прогресс в науке. Следовательно, адекватная
социальная наука должна базироваться на теории, которая
придерживается принципов: «Познающий и познаваемое не могут
существовать в виде одного целого; некоторая степень объединения
необходима для приблизительно точного познания объекта; полное
единство есть единственный способ для соответствующего познания
конечной или истинной реальности» [13. С.287]. Далее Сорокин
утверждает, что, если мы хотим избежать слепых дорог заблудшего
эмпиризма, должна произойти фундаментальная реконструкция
социологии и психологии сообразно интегралистской концепции. Это
означает использование трехмерной трактовки реальности,
объединяющей чувственное, рациональное и сверхрациональное.
Интегральная наука требует использования всех этих форм знания для
характеристики реальности. Наши чувства направлены на определение
физических характеристик феномена, разум ориентирован на
восприятие рациональных параметров, а интуиция воспринимает
сверхразумные элементы. Для того чтобы понять явление вообще,
необходимо объединить эти три метода. Такое исчерпывающее
исследование «в отличие от какого-либо одного метода познания,
приведет к наиболее полному и адекватному пониманию» [13. С.317].
Интегративный подход к познанию требует от социальных
дисциплин осмысления, переработки достижений физики и совершенно
определенной феноменологической ориентации по отношению к
социальной реальности, на которой базируется субъективный реализм.
Более того, наше понимание творящих реальность человеческих
индивидов носит приблизительный, а не детерминистский характер.
Вне зависимости от этого социологи должны разнообразить методы,
используемые для концептуализации микро- и макросоциологических
феноменов. Неспособность к разнообразию методов лишит их
возможности сформулировать всеохватывающую социальную теорию,
базирующуюся на субъективном реализме. Подобная интеграция будет
невозможна или попросту окажется осколком детерминизма, либо
ускользающей эйнштейновской мечтой.
ЛИТЕРАТУРА
1. Tiryakian E. A. «Existential Phenomenology and the
Sociological Tradition» // American Sociological Review 30:674-88
1965.
2. Sorokin P. A. Sociocultural Causality Space and Time. Durham,
N.C.: Duke University Press, 1942.
3. Sorokin P. A., Merton R. K. «Social Time: Methodological and
Functional Analysis» // Amencan Journal of Sociology 42:615-29,
1937.
4. ??
5. Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. Vol. 1-3. New
York: American Book Co., 1937.
6. Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. Vol. 4. New York:
American Book Co., 1941.
7. Clark R. M. Einstein: The Life and Times. New York: Avon,
1972.
8. Zukav G. The Dancing Wu Li Masters: An Overview of the New
Physics. New York: Bantam, 1979.
9. Husserl E. Ideas: General Introduction to Pure Phenomenology.
Transl. W. Gibson, New York: Humanities Press, 1931.
10. Husserl E. Phenomenology and the Crisis of Philosophy.
Transl. Q. Laver. New York: Harper and Row, 1965.
11. Lerner A. D. Einstein and Newton. Minneapolis, MN: Lemer
Publications, 1973.
12. Merton R. K. Social Theory and Social Structure. New York:
The Free Press, 1957.
13. Sorokin P. A. Fads and Foibles in Modern Sociology and
Related Sciences. Chicago: Henry Regnery Co., 1956.
Copyright © Журнал социологии и социальной антропологии, 1999
Давыдов Ю.Н.,
д.ф.н., проф., ИС РАН
«БОЛЬШОЙ КРИЗИС»
В ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ П.А. СОРОКИНА
С
начала одно самое общее замечание, касающееся некоторых
«юбилейных», так сказать, обертонов, без которых, к сожалению, не
обошлась и наша отечественная «сорокиниана». В ней, как, впрочем,
и вообще в нашей литературе, посвященной осмыслению (чаще всего
запоздалому) теоретического наследия соотечественников, которых
беспощадная судьба этого проклятого Богом века вынудила большую
часть своей жизни провести за рубежом, не встретив адекватного
понимания ни там, ни на первой родине, воспроизводится один и тот
же покаянный ритуал. Он повторяет интерпретаторскую процедуру,
какой, как правило, до сих пор подвергались (и все еще
подвергаются) у нас западные идеи и концепции.
Смысл ее давно уже обнажен в знаменитой иронической формуле:
«Что на Западе — гипотеза, в России — аксиома». И сегодня
возникают подчас совсем не беспочвенные опасения, что аналогичная
судьба может постичь у нас и теоретическое наследие П.А. Сорокина.
О том, что такого рода опасность вполне реальна,
свидетельствовали, в частности, выступления некоторых российских
участников нашего международного симпозиума, так же как и
отдельные тексты, опубликованные в качестве подготовительных
материалов к нему. Речь идет о тех выступлениях и материалах,
авторы которых начинали разговор о П.Сорокине с конца — с
заключительного этапа его идейного развития (резюмированного в
небольшой сорокинской книжке «Главные тенденции нашего времени»,
впервые опубликованной в США в 1964 году), — в пределах которого
они, как правило, и остаются. Так и не восходя к началу, к
генезису «итоговых прозрений» этого выдающегося российско-
американского социолога и социального философа. А поскольку при
этом его энтузиастически настроенные комментаторы невольно
оказываются наглухо замкнутыми в жестких рамках «окончательных»
сорокинских формулировок, они невольно соскальзывают на путь их
омертвляющей догматизации. Иначе и не может быть, когда живые и
плодотворные идеи оказываются (пусть даже из самых лучших
соображений) оторванными от «длинной дороги», ведущей к ним. От
мучительных сомнений и горьких разочарований, которые пришлось
испытать их автору на этом пути «трудной работы понятия», как
сказал бы Гегель.
Во всех аналогичных случаях вряд ли возможно избежать
опасности невольного «выпрямления» идейной эволюции П.А. Сорокина
(а то и полного «отвлечения» от нее), неизбежной платой за которое
оказывается элиминация целого ряда конкретных проблем, над
которыми он бился, шаг за шагом продвигаясь к своим «итоговым
решениям». И тут возникает соблазн повторения еще одной
«интерпретаторской» операции, также издавна практикуемой в России
по отношению к мыслителям, попавшим в фокус запоздало-покаянного
интереса к ним. Там, где у самого П.Сорокина сгибался под
собственной тяжестью требовательный знак вопроса, — водрузить,
выпрямив его, торжественный знак восклицания. Так совершается
обряд мифологизации мыслителя, неизменно предстающего в нашем
«теоретическом воображении», склонном к гипертрофии, подобным
lhthweqjni Афине, сразу же явившейся на свет во всеоружии своей
окончательной мудрости.
Но, кроме всего прочего, при такой идеологизирующей
догматизации «образа» П.Сорокина из поля зрения наших «узких
сорокиноведов» исчезает еще один существенно важный момент.
Утрачивается понимание глубокой внутренней сопряженности между
судьбой Питирима Сорокина, которому довелось на собственном
жизненном опыте испытать и кошмары большевистской революции с ее
«ревтрибуналами», и лишения последовавшего за нею голода,
усугубляемого разрухой, и невзгоды вынужденной эмиграции, с одной
стороны, и его научным творчеством, в котором — на одном из
важнейших переломных периодов его теоретической эволюции — особое
место заняли социологические проблемы революции и голода. А вместе
с утратой понимания этой связи исчезает и отчетливое представление
как о том, с чем был связан пафос творчества П.Сорокина-социолога
и социального философа, изначально одушевленного стремлением
рационально познать свою родину, поняв ее (в противовес
тютчевскому «умом Россию не понять») именно «умом» (каковой он
долгое время отождествлял с западной социологической наукой), так
и о том, в чем заключалась трагедия сорокинского творчества,
исполненного не только приобретений, но и утрат: отказов от того,
чему он «поклонялся» прежде. Трагедия, которую невозможно не
только понять, но и просто-напросто заметить, ощутить в творчестве
П.Сорокина, когда мы рассматриваем его эволюцию как бы сквозь
перевернутый бинокль, ибо это — неизбежный эффект
«ретроспективного» подхода к идейной эволюции любого мыслителя (от
конца его творческого пути — к началу).
При рассмотрении с помощью нормальной оптики, учитывающей как
логико-теоретическую, так и конкретно-историческую
последовательность упомянутых переворотов, мы можем по крайней
мере некоторые из них сопоставить с теми, какие двумя
десятилетиями раньше произошли в теоретическом сознании таких
крупнейших западных социологов, как Г.Зиммель и М.Вебер. Как у
них, так и у него это были явления «кризисного сознания», которое
было и симптомом, и ферментом «большого кризиса» социологии,
начавшегося «на переломе» от XIX века, века социологической
классики, к ХХ веку, когда возникла и делала свои первые
решительные шаги другая социология, заслуживающая названия
неклассической, поскольку она уже была формой разложения своей
предшественницы — классической социологии XIX века. (Правда, в
последней четверти ХХ века оба этих основоположника неклассической
социологии были названы классиками социологической науки «как
таковой».)
Поскольку эта тема, к сожалению, не прозвучала на нашем
симпозиуме (и отчасти не прозвучала именно по причине догматически-
«ретроспективого» видения теоретической эволюции П.Сорокина),
следует специально подчеркнуть, что упомянутый «большой кризис» не
остался бесследным и для его социологических исканий. Хотя и с
некоторым запозданием, связанным с «догоняющим развитием»
российской социологии, в русле которой протекала эволюция
П.Сорокина вплоть до большевистской революции 1917 года, «девятый
вал» этого кризиса докатился, наконец, и до творческой лаборатории
этого молодого, но многообещающего автора, только что издавшего
первые два тома собственной «Системы социологии». Учитывая, что
эти два тома были выполнены в традициях классической социологии
ХIХ века, а работы, написанные П.Сорокиным в двадцатые годы, уже
носили на себе все более резкие отпечатки новых — глубоко
кризисных — веяний (правда, имеющих своим ближайшим источником не
столько аналогичные внутритеоретические сдвиги в западной,
особенно немецкой, социологии, сколько социально-политические
+oeprspa`vhh; в самой России), можно констатировать, что на рубеже
10 — 20-х годов в сорокинском теоретическом сознании уже
обозначились глубокие трещины, аналогичные разрывам между
классической и «неклассической» версиями социологической науки.
Вот эти-то теоретические коллизии П.Сорокина, обостренные — и
углубленные — его жизненной ситуацией, вызвали первый, но едва ли
не самый глубокий, идейно-теоретический кризис молодого автора
широко задуманной «Системы социологии», резко оборвавший его
дальнейшее системотворчество, — и будут специальным объектом
нашего последующего анализа.
Первым признаком весьма серьезного «сдвига» воззрений
П.Сорокина в сторону «кризисного сознания» стал его решительный
отказ от идеи прогресса, лежавшей в фундаменте классической
социологии, — идеи, которая вызывала у него углублявшиеся сомнения
еще до большевистской революции.
Для него, сперва отдавшего «дань молодости» революционному
движению, а затем оказавшегося и свидетелем, и одной из жертв
«революционной диктатуры», стало, наконец, совершенно очевидным
внутреннее родство «идеологии» (если не сказать — «религии»)
Прогресса, в который свято верила российская западнически
ориентированная интеллигенция, с одной стороны, и всех форм
революционизма (от умеренно-либеральных до экстремистски-
террористических) — с другой. В поисках систематически-
последовательно продуманной альтернативы любым вариантам
прогрессизма (не только откровенно революционистскому, но и
расплывчато либеральному) П.Сорокин приходит к радикальному
циклизму, кладя его в основание как своего мировоззрения, так и
собственной версии социологической теории.
Необходимость особо акцентировать эту связь окончательного
разрыва П.Сорокина с прогрессистским мировоззрением с его
(одновременным) переходом на позиции радикального циклизма
вызывается здесь целым рядом соображений как узко
«сорокиноведческого», так и более общего характера, тесно
связанных друг с другом. Прежде всего она связана с тем
парадоксальным обстоятельством, что (как свидетельствует и ряд
подготовительных материалов к симпозиуму) у нас до сих пор не
только не тематизирована и не осмыслена должным образом, но и
просто не замечена вся глубина теоретико-методологической (не
говоря уже о мировоззренческой) противоположности между
прогрессизмом и циклизмом. Ее просто игнорируют, когда
истолковывают сорокинский циклизм в духе идеологии прогресса. А
потому остается просто-напросто не замеченным тот радикальный
переворот — как мировоззренческий, так и теоретико-
методологический, — с которым было связано решительное
самоутверждение Сорокина-социолога и социального философа на
позициях циклизма. К тому же циклизма именно радикального —
отвергающего идею «Прогресса» даже в ее диалектически
рафинированной версии «спиралевидного развития», в рамках которой
допускаются и отклонения (разумеется, «временные») от «генеральной
линии» поступательного движения, допускаемые («в конечном счете»)
как его необходимые «моменты».
Между тем лишь в контексте именно такого — принципиального и
последовательно продуманного — противоположения циклизма
прогрессизму только и можно правильно понять (а стало быть, и по
достоинству оценить, — чего у нас до сих пор так и не произошло)
также и сорокинское толкование «флуктуаций» — как «бесцельных», то
есть «ненаправленных» циклов. Иначе говоря, циклов, которые
невозможно ни нанизать на гипотетический шампур прямой «линии
прогресса», ни встроить в воображаемую «диалектическую спираль»,
также ведущую (якобы) «в итоге» к его, этого прогресса, «конечной
vekh;. Здесь самое время напомнить о том, что к такому толкованию
«бесцельных циклов» П.Сорокин подходил в процессе работы над
проблематикой своей будущей «Социологии революции», к которой его
подталкивала знаменательная «встреча» двух, казалось бы,
совершенно разнородных импульсов — практически-жизненного, с одной
стороны, и собственно теоретического — с другой. Личный опыт
«переживания и изживания» большевистской революции привел
П.Сорокина к убеждению в ее бессмысленности, поскольку сами же ее
инициаторы пришли в конце концов к осознанию необходимости
реставрировать (хотя и под другими названиями) как раз то, с
разрушения чего — «до основанья»! — они начинали свой «мировой
пожар». Это ли не фактическое свидетельство объективной
«бесцельности» российского революционного цикла, в котором
отчетливо обозначились две взаимоисключающие, хотя и
предполагающие друг друга фазы — фаза разрушения и фаза
реставрации.
В то же время П.Сорокин-социолог, отличавшийся широчайшим
историческим кругозором, не мог не попытаться сопоставить
российскую революцию с теми, о которых ему было хорошо известно из
обширной западной литературы. А это была далеко не одна лишь
«Великая французская революция», на которой буквально
«зациклились» все российские революционеры (причем не одной только
большевистской ориентации). В ходе своих постоянных
сопоставительных экскурсов в историю, сопровождавших его
конкретный анализ феномена большевистской революции, П.Сорокин
натолкнулся на поразившую его сопряженность двух вполне конкретных
фактов. С одной стороны, факта множественности и, соответственно,
разнообразия революций, имевших место в мировой истории, которые
тем не менее не противоречили общему выводу о повторяемости этого
социального феномена. А с другой — факта единообразия двух фаз,
отчетливо различаемых во всех без исключения революционных циклах:
разрушительной и восстановительной («реставративной»).
При этом, согласно П.Сорокину, структура каждого из таких
циклов, фазы которого оказывались «безысходно» замкнутыми друг на
друга, исключала возможность представить переход от первой из них
ко второй как «линию», или хотя бы «тенденцию» прогресса. Тем
менее возможным считал он рассмотрение такого рода циклов в
качестве необходимых (или даже важнейших, как считали марксисты)
этапов «поступательного развития» человечества вообще. Его
характеристика революционных «флуктуаций» как «бесцельных» или
«ненаправленных» свидетельствовала об именно таком — и никаком
ином — их понимании. Хотя они и повторялись в истории множество
раз, по убеждению П.Сорокина, эту их повторяемость невозможно
рассматривать как «закономерную связь» (или «необходимую
включенность» в нее) между ними, тем более, что вообще не имеет
смысла говорить об «исторических законах», которые с такой
легкостью (и в таком множестве) «открывали» социологи ХIХ века.
Смысл сорокинской постановки вопроса заключался здесь именно в
последовательной радикализации альтернативы, которую вообще не
замечают некоторые из наших исследователей: или исходить из
признания факта наличия в общественной жизни «феноменов
повторения, колебаний, флуктуаций и циклов» — или отправляться от
(никем еще не доказанного) постулата относительно существования —
согласно П.Сорокину — так называемых «тенденций эволюции» (либо
«исторических тенденций»), «исторических закономерностей» (либо
«законов прогресса и эволюции», «законов исторического развития» и
пр.), каковые, по его ироническому замечанию, в прошлом веке
насчитывались уже «сотнями»[1. С.310]. И уже сама заостренная
формулировка этой альтернативы свидетельствовала о решающем
выборе, который был сделан автором «Системы социологии», чье
renperhweqjne возмужание, предполагавшее окончательное
освобождение от всех прогрессистски-революционаристских иллюзий,
совсем не случайно пришлось на годы российского «революционного
террора», голода и разрухи.
Мы имеем тем больше оснований подчеркивать важность и
значимость идеи циклизма как нового системообразующего постулата,
определившего общее направление последующей эволюции зрелого
П.Сорокина, что в нем предстали сплавленными воедино, с одной
стороны, его (существенно скорректированное) мировоззрение, а с
другой — радикально обновленная версия конкретно-социологической
теории, поддающейся операционализации и открытой для эмпирической
верификации в каждом отдельном случае. Кроме того, необходимо
обратить внимание на еще один момент, принципиально важный не
только с точки зрения его значимости для индивидуальной идейной
эволюции П.Сорокина, но и с точки зрения оценки его значения в
гораздо более широком контексте возникновения и развития на Западе
«неклассической» версии социологии, персонифицируемой, в
частности, М.Вебером.
Дело в том, что поворот в сторону циклизма не был
единственным, произошедшим в первой половине 1920-х годов в
теоретическом сознании П.Сорокина. Примерно в то же время в его
идейной эволюции наметился еще один знаменательный переворот. Это
был стремительно углублявшийся разрыв автора «Системы социологии»
с той версией социологического монизма, отчасти напоминавшей
«социологизм» Э.Дюркгейма (чье влияние он явно испытал), в какой
отчетливо прослушивались «бихевиаристски», а временами даже
«рефлексологически» окрашенные обертоны, заставлявшие временами
подозревать П.Сорокина в «слабости» по отношению к вульгарно-
материалистическим толкованиям социальных явлений, которые
предлагались подчас не только В.М. Бехтеревым, но и И.П. Павловым.
Результатом такого поворота, который завершился уже к концу
этого десятилетия, стало новое толкование социального феномена,
которое можно было бы определить скорее уже как дуалистическое,
чем бескомпромиссно монистическое. Ибо отныне П.Сорокин
предпочитал называть социальный феномен как социо-культурный —
определение, которое заключает в себе изначальную двузначность,
исчезающую из нашего поля зрения, когда в нем вообще устраняется
дефис, не только объединяющий, но также и разделяющий два
«момента» этого нового понятия, прочно вошедшего в новую версию
сорокинской социологии. Но таким образом П.Сорокин сделал
решительный шаг на пути введения своей социологии в круг наук о
культуре, уже проделанный за два десятилетия до него М.Вебером. В
этом (но только в этом) отношении мы можем говорить об одинаковой
реакции немецкого и русского социологов на первый «большой кризис»
социологии, результатом которого было, в частности, возникновение
и развитие наряду с «классической социологией» также новой —
«неклассической», все дальше уклонявшейся от модели «естественных
наук», на которую изначально ориентировалась социологическая
классика, — превращаясь в гуманитарно ориентированную культур-
социологию, предполагающую нерасторжимое единство социального и
культурного аспектов исследуемых ею явлений.
Отсюда выводы. 1) Необходимо обратить особое внимание на
имманентную связь сорокинского понятия флуктуации со
смыслообразующими началами новой системы воззрений, которую
П.Сорокин шаг за шагом разворачивает в работах последней трети
1920-х годов и прежде всего, разумеется, в книге «Социальная
мобильность» (1927), где это понятие выдвигается в центр ее
концептуального построения. Здесь такая необходимость
подчеркивается тем парадоксальным фактом, что эта книга, давно уже
считающаяся на Западе одной из основополагающих для
qnnrberqrbs~yei «отрасли» социологического знания, тем не менее до
сих пор не оценена в ее более широкой значимости — в качестве
существенно важного фрагмента его собственной — а именно
циклистской — версии «неклассической» социологии. (Имеется в виду
социология, отказывающая в научной релевантности таким
макрокатегориям «классической социологии» XIX века, как
«социальный прогресс», «социальная эволюция», «социальный закон» и
т.п.) Отправляясь от понятия флуктуации, которая изначально
предстает в его истолковании как своего рода «прафеномен»
циклических изменений, характеризующихся отсутствием строго
определенной направленности, П.Сорокин осуществляет
последовательную релятивизацию эволюционистски толкуемой дихотомии
«прогресса»/«регресса», осуществляя тем самым прорыв «по ту
сторону» прогрессизма и эволюционизма.
2) Его переход на циклистские позиции не был (и не мог быть)
таким легким и плавным, каким он выглядит у наших либеральных
циклистов, до сих пор не тематизировавших со всей необходимой
здесь ясностью и отчетливостью всю глубину и радикальность
противоположности между прогрессизмом (взятым к тому же в самом
широком смысле, не исключающем и марксизм-ленинизм, также склонный
к прогрессистской риторике), с одной стороны, и теоретико-
методологически отрефлектированным циклизмом (каким его,
собственно, и представлял системно мысливший П.Сорокин), с другой.
К тому же следует учесть и то, что проблема, встававшая перед
П.Сорокиным, осложнялась еще и необходимостью отказаться не только
от прогрессистской, но также от лежащей в ее основании
эволюционистской системой представлений и понятий, от
традиционного понимания развития как такового.
3) Настаивая на отсутствии в фундаментальной структуре
изменений названного типа сколько-нибудь определенного и
устойчивого направления («вектора»), как их категориальной
особенности, Питирим Сорокин фактически солидаризировался со своим
другом и единомышленником (во всяком случае, в данном вопросе)
Н.Д. Кондратьевым, предпочитавшим называть их «волнообразными
(повторимыми или обратимыми)» [2. С.59], стремясь тем самым
подвести их под более общее понятие. Но точно так же, как и
П.Сорокин, он усматривал коренную особенность этих «волнообразных»
изменений в том, что они «постоянно меняют» свое направление (там
же). Этот важнейший аспект сорокинско-кондратьевского циклизма,
решительно противостоявшего прогрессизму, как мы убедились,
полемически заостряется П.Сорокиным в связи с понятием
«флуктуации». Причем в своей критике прогрессизма П.Сорокин,
пожалуй, был гораздо более радикален, чем его друг.
4) В связи с предпринятым нами аналитическим рассмотрением
«циклистского поворота», которым была отмечена творческая эволюция
П.Сорокина в 1920-е годы, возникает вопрос о сопряженности этого
кризисного явления с другим переворотом, произошедшим в его
теоретическом сознании в тот же период. А именно — резким
переходом П.Сорокина от бихевиаристски-рефлексологического (в духе
Бехтерева и Павлова) толкования «природы» социальности к
культурологическому, переходом, нашедшим свое понятийное выражение
в замене монистически толкуемой категории «социального» —
категорией «социокультурного» (далеко не всегда исключающей
опасность ее дуалистического толкования, которую чувствовал и сам
П.Сорокин, но которой ему не всегда удавалось избежать). Случайно
ли это хронологическое совпадение или нет? И если оно не случайно,
то поддается ли оно рациональному объяснению и в чем его
теоретическая разгадка? Вопрос этот звучит тем более настоятельно,
что мы имеем целый ряд примеров «введения» социологии в круг наук
о культуре, которое никак не сопровождался переходом его
hmhvh`rnpnb (например, того же М.Вебера) на позиции циклизма.
Однако вопрос этот требует специального — и достаточно подробного
— рассмотрения, которое, к сожалению, невозможно в ограниченных
рамках предлагаемого текста.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Изд-во полит.
лит-ры, 1992.
2. Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М.,
«Экономика», 1989.
Лоренс Т. Николс,
проф., США
НАУКА, ПОЛИТИКА И МОРАЛЬНЫЙ АКТИВИЗМ:
НОВЫЙ ПОДХОД К ИНТЕГРАЛИЗМУ П.А. СОРОКИНА
П
итирим Сорокин (1889-1968) — один из самых продуктивных ученых в
истории социологии, написавший более тридцати книг и несколько
сотен статей. Будучи самым крупным социологом первой половины XX
века, Сорокин — как в России, так и в Соединенных Штатах — немало
сделал для признания социологии в качестве академической
дисциплины. Западные ученые, пишущие о Сорокине, зачастую исходят
из того, что связь между его научными и ненаучными суждениями
довольно проблематична. Американские историки и комментаторы, как
правило, выделяют три периода его творчества: ранний —
позитивистский и бихевиористский — период; средний период, в
течение которого Сорокин занимался главным образом эмпирическими и
теоретическими исследованиями; и последний период, отмеченный
философским и квазирелигиозным активизмом. Благодаря такого рода
трактовкам, широко распространился дихотомический подход к
творчеству Сорокина: до 1937 г. оно в общем носило «научный»
характер, а в последние три десятилетия его жизни было, по большей
части, «ненаучным».
В настоящей статье эта точка зрения подвергается сомнению на
основе изучения ранних сочинений Сорокина, которые, как правило,
рассматривались как «ненаучные», а именно — серии его статей,
опубликованных в политической ежедневной газете «Воля народа» под
рубрикой «Заметки социолога». Хотя о политической публицистике
Сорокина известно уже давно, ученые не использовали этот материал
при анализе его отношения к науке. Следуя автобиографическому
рассказу самого Сорокина, большинство комментаторов склонялось к
тому, что научные и ненаучные проблемы, которыми он интересовался,
существовали как бы раздельно и не влияли друг на друга. Но стоит
только посмотреть на этот вопрос под немного другим углом зрения,
и сразу обнаружится, что Сорокин стремился согласовать решения тех
и других проблем. Тем самым изменится наш взгляд и на всю его
научную деятельность. Самая ранняя стадия этой деятельности
превратится скорее в прообраз, а не в диаметральную
противоположность зрелой стадии. Таким образом, несмотря на
утверждение самого Сорокина, будто бы он «полностью порвал» со
своим прошлым, он и в Америке оставался сугубо русским — как по
стилю, так и по призванию.
БОЛЕЕ ШИРОКОЕ ПОНИМАНИЕ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СОРОКИНА
ОСНОВА ЕДИНСТВА: МОРАЛЬНЫЙ АКТИВИЗМ. Отношение Сорокина к
научной и ненаучной деятельности обретает иной смысл, стоит нам
только посмотреть на его раннюю политическую публицистику и
позднейшую пропаганду альтруизма как на два лика морального
активизма, или, как выражается Яворский, «этического аспекта
творчества Сорокина» (Jaworski 1993: 62). В этом отношении статьи,
опубликованные в «Воле народа», являются ценным свидетельством
того, что его позиция в этом вопросе оставалась одной и той же в
течение всей его жизни. «Ненаучные» составляющие, которые
американские критики находят в исследованиях Сорокина по
альтруизму, обнаруживаются уже в этих ранних статьях.
Публицистика Сорокина в «Воле народа» проникнута нескрываемым
моральным пафосом. Действительно, когда Сорокин обсуждает такие
проблемы, как эгоизм, безразличие к судьбе нации, стремление к
власти не ради того, чтобы служить народу, на первое место выходит
нравственный аспект. Сорокин снова и снова предупреждает читателей
об угрозе морального краха, который может наступить как из-за
неэффективных действий правительства, так и из-за междоусобной
борьбы. Образ «социолога», представленный в этих статьях,
отождествляется с совестью русского народа, во имя которого он и
ведет бой с теми, кто его угнетает, будь то революционные или же
реакционные элементы.
ПРОСВЕЩЕНИЕ НАРОДА. В своих статьях из «Воли народа» Сорокин
прибегает к научной аргументации таким образом, чтобы это было
понятным грамотному читателю. Он избегает специальной
терминологии, предпочитая «ясную речь», сторонником которой
выступал Лев Толстой. Но в то же самое время он сохраняет за собой
право специалиста затрагивать такие проблемы, с которыми читатели
незнакомы. «Социолог» открыто показывает, что он рассчитывает на
постоянный контакт с патриотически настроенными гражданами, дает
твердое обязательство не допускать никакой мистификации и в то же
время дает почувствовать читателю свою полную компетенцию. Это
свойство — умение писать и выступать перед самой широкой
аудиторией — Сорокин сохранял в течение всей своей жизни.
РОЛЬ ПРОРОКА. Статьи Сорокина в «Воле народа» сочетают
бесстрашное провозглашение истины со стремлением освободить народ.
Таким образом, Сорокин в 1937 г. вовсе не «вдруг» принял на себя
пророческую позу. Скорее он вернулся в это время к уже знакомой
ему роли. Но, в отличие от многих пророков, Сорокин в качестве
основы для своей моральной критики и своих пророчеств использовал
науку.
ПРИЧИНА ПОСТОЯНСТВА
СОЦИАЛЬНАЯ РОЛЬ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ. Англо-язычные авторы, как
правило, не вполне учитывают то обстоятельство, что Сорокин
идентифицировал себя с русской интеллигенцией. Вопреки взгляду,
преобладающему в Соединенных Штатах, согласно которому жизнь
Сорокина делится на «научный» и «ненаучный» периоды, существуют
неоспоримые доказательства того, что он неуклонно следовал
призванию революционной интеллигенции, жертвующей своей жизнью и
пронизанной «жаждой мученичества». Объявленный после Октябрьской
революции политическим преступником Сорокин был приговорен к
смерти. После 1937 г. он был превращен в маргинала американской
социальной науки и в течение десятилетий испытывал по отношению к
себе пренебрежительное отношение. Хотя Козер (Coser 1977),
возможно, и прав, называя Сорокина «вечным одиночкой», лучше было
бы назвать его «вечным пророком» (см.: Johnston 1995), чье «долгое
путешествие было вместе с тем и странствием пилигрима» (Jaworski
1993: 72). Его пророческая деятельность следовала давно
установленному образцу и, по-видимому, отчасти мотивировалась
стремлением превзойти первых диссидентов.
ЗРЕЛОЕ ВИДЕНИЕ: ИНТЕГРАЛЬНАЯ НАУКА. Моральный активизм русской
интеллигенции опирался на теоретический фундамент нескольких
философских учений (например, западноевропейское просветительство,
панславизм, марксизм). Теоретической основой ранней научно-
политической деятельности Сорокина была доктрина партии
социалистов-революционеров, согласно которой «угнетенные классы
... составляют альянс в борьбе против эксплуататоров, помещиков,
буржуазии и бюрократии» (Jackson and Devlin 1989: 532). По
окончании работы над «Социальной и культурной динамикой» (Sorokin
1937-1941) Сорокин четко сформулировал альтернативное учение,
m`gb`mmne им «интегрализмом», которое в целом опирается на науку,
но науку, преобразованную путем ее синтеза с философией и
религией. Таким образом, «Заметки социолога» из «Воли народа»
можно рассматривать как предвосхищение окончательной точки зрения
Сорокина и чрезвычайно важный момент поисков примирения научной и
ненаучной роли, к которому Сорокин стремился всю свою жизнь. В
конце концов он отказался от политизированной науки для того,
чтобы придти к более широкому научному видению, которому доступна
трансцендентная реальность и не подлежит сомнению священная
ценность человеческой жизни.
Пер. с английского В.В. Сапова.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сoser 1977 — Coser L. Masters of Sociological Thought. New
York, 2nd ed.
2. Jackson and Devlin 1989 — Jackson G., Devlin R. (eds.)
Dictionary of Russian Revolution. New York.
3. Jaworski 1993 — Jaworski G. Pitirim A. Sorokin's Sociological
Anarchism // History of the Human Sciences 6, 3: 61-77.
4. Johnston 1995 — Johnston B. Pitirim A. Sorokin: An
Intellectual Biography. Lawrence, KS: University of Kansas Press.
5. Sorokin 1937-1941 — Sorokin P.A. Social and Cultural
Dynamics. New York: American Book Co.
Плотинский Ю.М.,
доц. социологического ф-та МГУ
БАЗОВЫЕ ПРИНЦИПЫ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКИ П.А. СОРОКИНА13
Т
еория социокультурной динамики П.А. Сорокина продолжает вызывать
дискуссии среди социологов. Некоторые его постулаты действительно
являются спорными, другие принципы используются современными
учеными без упоминания его имени. Чтобы оценить актуальность и
творческий потенциал концепций Сорокина, необходимо вернуться к
первоисточникам.
С наибольшей полнотой основные теоретические концепции
изложены в одной из вершин творчества Сорокина — фундаментальной
четырехтомной работе “Социальная и культурная динамика”[1]. В этом
энциклопедическом труде находящийся в расцвете творческих сил
ученый сформулировал в целостной форме теорию, базирующуюся на
научных идеях и концепциях, вынашиваемых российской культурой
начала века. Проанализировав вместе с коллегами14** огромное
количество фактического материала из культурной, социальной,
политической, экономической, военной и других сфер жизни социума,
Сорокин пришел к выводу, что в многообразии разнородных процессов
можно обнаружить определенную целостность, интегрированность,
которую он назвал социокультурной системой.
В истории западной цивилизации Сорокин обнаружил семь
достаточно устойчивых социокультурных систем, из которых
основными, базовыми являются две — “чувственная” (sensative) и
“умозрительная” (ideational). В каждый момент времени в обществе
могут присутствовать различные системы, но большинство составляют
носители доминирующей культуры.
Для “чувственной” культуры характерны: преобладание в обществе
материалистического мировоззрения, господство детерминистических
концепций, популярность утилитаристских, гедонистических
ценностей, обилие открытий и изобретений, динамичный характер
социальной жизни. В обществе с “умозрительной” культурой
доминируют элементы рационального мышления, этика абсолютных
принципов. Социальная жизнь имеет статичный характер, замедляется
темп развития науки и техники.
В качестве переходной социокультурной системы Сорокин
рассматривал “идеалистическую” (idealistic) социокультурную
систему, в которой смешаны черты двух базовых систем.
Эволюцию западной цивилизации Сорокин анализировал с помощью
модели маятниковых колебаний между этапами поочередного
доминирования умозрительной и чувственной социокультурных систем.
Переход от одного полюса к другому обязательно осуществляется
через идеалистическую систему.
Стремясь к синтезу, построению интегральной, целостной
концепции развития общества, Сорокин, по существу, разрабатывал
теорию эволюции менталитета социума. Является ли эта проблема
актуальной для современного обществоведения?
Данная проблематика является основной задачей
междисциплинарных исследований, проводимых в рамках нового
научного направления — исторической антропологии, основной объект
изучения которой — история культуры. При этом делается попытка
преодолеть традиционное изучение преимущественно высших достижений
культуры, являющихся достоянием элиты, прослеживаются взаимосвязи
qnvh`k|mni истории общества и истории культуры.
Одной из задач этого научного направления является
реконструкция картины мира, менталитета в различных человеческих
общностях. Системно подходя к построению логически связанной
картины общества и культуры, А.Я.Гуревич отмечает, что «любые
факторы исторического движения становятся его действенными
пружинами, реальными причинами, когда они пропущены через
ментальность людей и трансформированы ею» [2. С.8]. В таком случае
эволюцию ментальности можно рассматривать как когнитивную
эволюцию.
Тезис о взаимосвязи когнитивной, культурной, социальной и
биологической эволюции лежит в основе нового философского
направления — эволюционной эпистемологии, пытающейся преодолеть
разрыв между “миром природы” и “миром культуры”[3]. В исследовании
ментальности, когнитивных способностей новое научное направление
опирается на следующие основные положения:
1) культура (и культурная эволюция) формируется
специфическими, присущими только людям когнитивными механизмами;
2) эти механизмы имеют генетическую природу, т.е. коренятся в
программах развития нервной системы.
Таким образом, поставленные Сорокиным задачи являются весьма
актуальными для современного обществоведения. Но удалось ли
ученому приблизиться к их решению, насколько обоснованными и
плодотворными являются разработанные им теоретические постулаты?
Сорокин отвергал экстерналистские теории влияния внешней
среды, “механистические и бихевиористские интерпретации ментальных
и социокультурных феноменов”. Даже если все внешние условия
постоянны, изменения все равно неизбежны, они являются
имманентным, неотъемлемым атрибутом любой социокультурной системы.
Изменения укоренены в самой природе социальных систем. Система
содержит в себе зародыш, семя перемен. В этом заключается суть
принципа имманентных изменений. Влияние же внешних факторов не
может изменить последовательность фаз развития системы, не может
принудить систему перейти в состояние, потенциально ей не
свойственное.
По мнению Сорокина, изменения системы являются, в основном,
следствием не внешних воздействий, а ее собственной деятельности.
Формулируя принцип «имманентной самодетерминации» системы, Сорокин
утверждает, что последовательность фаз жизненного пути системы
задается самой системой. По его мнению, самодетерминация
эквивалентна свободе развития системы.
В такой трактовке принцип самодетерминации весьма близок к
принципу самореферентности систем, введенному У.Матураной.
Применительно к теории социальных систем принцип самореферентности
был развит в ряде работ Н.Лумана.
В работах П.Штомпки [4. C.270], посвященных разработке теории
социальных изменений, вводится ряд базовых принципов, из которых
отметим два:
Ё принцип момента (за определенной стадией или фазой развития
социальных систем чаще всего наступает следующая);
Ё принцип последовательности (следующие одна за другой фазы
зачастую не могут быть пропущены).
Очевидно, что указанные постулаты П.Штомпки весьма близки к
принципам имманентных изменений и самодетерминации Сорокина.
Почему же все-таки меняется менталитет, доминирующая система
культуры? Почему один тип уступает место другому?
Первый приведенный выше ответ является чисто системным, но
Сорокин чувствует, что этого недостаточно. Второе, более
правдоподобное объяснение носит уже когнитивный характер “...
изменение, сколь бы болезненным оно ни было, как бы является
menaundhl{l условием для любой культуры, чтобы быть творчески
созидательной на всем протяжении ее исторического развития. Ни
одна из форм культуры не беспредельна в своих созидательных
возможностях, они всегда ограничены ... Когда созидательные силы
исчерпаны и все их ограниченные возможности реализованы,
соответствующая культура и общество становятся мертвыми и не
созидательными или изменяются в новую форму, которая открывает
новые созидательные возможности и ценности” [5. С.433].
Сорокин утверждает, что “Ни одна система не заключает в себе
всю истину, так же как и ни одна другая не является целиком
ошибочной”. Так как логика развития вынуждает систему истины
“стремиться занять монопольные позиции и вытеснить другие истины,
то доля “ложного” в ней возрастает за счет уменьшения доли
истинного, в ущерб достоверности других систем”. Односторонняя
истина все дальше отстраняется от реальности и наступает момент,
когда общество оказывается перед лицом альтернативы: “либо
продолжить развитие в заданном направлении и пережить полную
атрофию, либо изменить курс за счет принятия другой, более
адекватной системы истины”. Такова, по мнению Сорокина, главная
причина периодической смены двух базовых социокультурных систем.
Почему же социокультурная система рекуррентно возвращается к
старым состояниям, а не принимает все время новые формы, не
существовавшие ранее? Сорокин отвергал механистические объяснения
ритмов колебаний действием сил, пытающихся вернуть систему в
состояние равновесия, сохранением эффекта после устранения
вызвавшей его причины и др.
Правильный ответ дает, по мнению Сорокина, принцип предела,
который он рассматривает сначала для причинно-функциональных
отношений. Описывая причинные и функциональные связи на
математическом языке, мы, как правило, используем непрерывные
зависимости. Однако в математических функциях возможны разрывы и
«прыжки». То же самое, полагает Сорокин, имеет место в
эмпирической реальности. Многие общепринятые корреляции в
социально-экономической сфере на самом деле верны в ограниченном
диапазоне изменения переменных, т.е. зависимые и независимые
переменные заключены в определенных пределах.
Существует также предел для каждого направления
социокультурных изменений. Достигнув некоторого предела,
социокультурные процессы поворачивают в новом направлении, по
которому, в свою очередь, нельзя двигаться вечно.
Но наиболее важную роль играет принцип ограниченных
возможностей изменений, который Сорокин развивает, опираясь на
идеи А.Голденвейзера и Р.Торнвальда. Этот принцип (в современной
терминологии) констатирует, что, хотя непрерывный процесс эволюции
социокультурной системы проходит бесконечное число состояний,
когнитивные возможности человека обуславливают дискретное
восприятие процессов, выделение конечного числа черт, устойчивых
состояний, этапов, направлений. Когнитивные особенности человека
ограничивают и количество рассматриваемых фаз изменений, что
вынуждает эти процессы повторять одни и те же состояния.
Сорокин утверждает, что число фундаментально различных форм
существования системы ограничено и, следовательно, конечно.
Поэтому на протяжении достаточно длительного жизненного пути
системы неизбежен рекуррентный возврат к существовавшим ранее
формам. В противном случае система, превысив свои пределы, может
потерять свою идентичность и исчезнуть. При этом полное повторение
и строго периодическое возвращение старых форм невозможно.
Сорокин полагает, что принцип предела является эмпирическим
обобщением огромного количества процессов изменений в химических,
физических, биологических и социокультурных системах.
Теорию Сорокина нередко критикуют, но речь, как правило, идет
не о теоретических проработках (большинство критиков о них не
знают), а о классификации социокультурных систем. Действительно,
выделение двух базовых типов является достаточно спорным и ряд
ученых полагает, что число типов на самом деле равно 12 или 22.
Однако любая типология легко может быть оспорена.
Удобство выделения только двух основных типов состоит в том,
что в процессе эволюции система может принимать только эти две
формы (у системы просто нет других возможностей). При этом Сорокин
не считал свою теорию циклической. Он отвергал наличие строгой
периодичности социокультурных колебаний, утверждая, что четкий
ритм может возникнуть только в результате социальных конвенций.
В труде П.А.Сорокина наиболее рельефно рассмотрены когнитивные
факторы, формирующие динамику общества. Последние годы появляется
все больше работ, посвященных когнитивному подходу к решению
фундаментальных социологических проблем.
В 1991г. R.Eyerman и A.Jamison публикуют монографию, в которой
когнитивный подход эффективно используется для анализа развития
социальных движений [6]. Появляется цикл публикаций известного
французского социолога Р.Будона, в которых обосновывается
необходимость использования в социологии когнитивных моделей [7].
Как одно из наиболее интересных и многообещающих событий в
развитии теоретической социологии ряд ведущих социологов
(П.Бергер, Л.Козер) отмечают выход в свет в 1997г. монографии
Е.Зерубавела «Приглашение в когнитивную социологию» [8].
Таким образом, намеченный в аргументации Сорокина синтез
системного и когнитивного подхода является весьма актуальным.
Имеется достаточно оснований говорить о ренессансе многих идей
Сорокина и необходимости углубленного изучения его творческого
наследия. Великий ученый, конечно, понимал, что его теория
отвечает далеко не на все вопросы и построение целостной теории
социокультурной динамики является делом будущих поколений ученых.
Даже сегодня, учитывая младенческий по научным меркам возраст
когнитологии и теории систем, построение реального синтеза,
видимо, является делом XXI века [9].
Литература
1. Sorokin P.A. Social and Cultural Dynamics. V. 1-4, N.Y.:
American Book Company, 1937-1941.
2. Гуревич А.Я. Предисловие к сборнику // Одиссей. Человек в
истории, 1989, М., 1989.
3. Эволюция, культура, познание (отв. ред. И.П.Меркулов). М.,
ИФРАН, 1996.
4. См. П.Штомпка. Социология социальных изменений. М., 1996.
5. См. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1993.
6. Eyerman R., Jamison A. Social movements. A Cognitive
Approach. Oxford.: Polity Press, 1991.
7. См., например, Будон Р. Социальные механизмы без черных
ящиков// Социология на пороге XXI века. М., 1998.
8. Zerubavel E. Social mindscape. An invitation to cognitive
sociology. L.: Harvard Univ. Press. 1997.
9. Плотинский Ю.М. Теоретические и эмпирические модели
социальных процессов. М., 1998.
Здравомыслов А.Г.,
д.ф.н., проф.
ПИТИРИМ СОРОКИН И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
П
итирим Александрович Сорокин относится к числу тех ученых, в
работах которых имеется достаточное количество высказываний,
которые можно интерпретировать по-разному в зависимости от
конкретной ситуации. Я бы хотел посвятить свое выступление
выяснению эволюции его взглядов по национальному вопросу.
Несколько ораторов, выступавших на этой сессии до меня, уже
говорили о том, что нет одного Питирима Сорокина. Сорокин, если
хотите, многолик. Во всяком случае, мы должны учитывать эволюцию
его взглядов.
Как известно, он обладал тройственной национальной
идентичностью. С одной стороны, по происхождению он был зырянин, —
теперь их называют коми. В русском языке прошлого века все
представители нерусских народов назывались “инородцами”. И вот
этот “инородец”, приехав в Санкт-Петербург, стал русским ученым.
Он встал вровень с такими учеными начала столетия, как Ковалевский
и Бехтерев, в сотрудничестве с которыми он создавал
социологическую российскую школу. Следовательно, вторая его
идентификация состояла в том, что он был русским. И третья — в
том, что он сделался американцем, пройдя за несколько лет сложный
путь социализации в США и добившись там признания в качестве
одного из ведущих американских социологов.
Все это говорит о его исключительных индивидуальных
способностях. Это подтверждается тем, что и в российской политике,
к которой он приобщился в свои молодые годы, он был не последним
человеком. Его способности были им сознательно направлены на то,
чтобы осваивать каждый раз новые пласты культуры. Достаточно
напомнить, что по приезде в США он целеустремленно занимался
английским языком, — без преодоления языкового барьера,
естественно, он не мог бы стать профессором социологии.
Следует подчеркнуть, что при рассмотрении взглядов
П.А. Сорокина по национальному вопросу особенно явственно
обнаруживается радикальное изменение его теоретических позиций в
конце жизни в сравнении с теми, какими они были в самом начале. Он
не занимался специально национальным вопросом как таковым. Эта
проблематика входила у него впоследствии в социокультурную
динамику. Но есть две работы, которые посвящены только
национальной проблеме. В 1917 году им была опубликована книга
“Проблемы социального равенства”, в которой есть раздел о
национальной проблеме. В 1967 году он пишет статью “The Essential
Characteristics of the Russian Nation in the Twentieth Century”
для американского издания: The Annals of the American Academy of
Political and Social Science. (1967. Mar. Vol. 370. P. 99-115).
Обратимся сначала к тексту первой публикации. Напомним, что
она написана во время первой мировой войны и в ходе февральской
революции. Россия находится на переломе, окраины империи — в
движении, в поисках новых путей развития. До заключения договора
1922 года еще далеко, но Украина уже превращается в
самостоятельное государство и национальные движения стали важным
фактором внутрироссийской политической борьбы. На этом фоне
П.А. Сорокин подвергает критическому рассмотрению ряд общепринятых
nopedekemhi нации и национальности.
Начинает он свой критический обзор с расовой или биологической
точки зрения на этническое начало. “Достаточно сказать, – пишет
он, – что теория чистых рас оказалась мифом; их нет, как нет,
например, и специально немецкой или английской крови. В настоящее
время чистота крови сохраняется только на конских заводах,
выводящих “чистокровных” жеребцов, да в хлевах йоркширских
свиней... В мире же людей указываемый признак единства крови и
единства расы как критерий национальности решительно не годен”. В
примечании к этому рассуждению П. Сорокин обращает внимание на
происхождение французской нации, “кровь” которой оказывается
составленной из “крови аквитанцев, силуров, иберийцев, басков,
васконов, светов, либийцев, сардонов, битуринов, вандалов,
венедов, гельветов, поляков, вендов, кимвров, вестготов, алеманов,
франков, евреев, сарацинов, этрусков, белгов, пеласгов, аваров и
т. д.”. В этом списке перечисляются 24 этнические группы. От
многих из них сохранились лишь исторические названия.
Далее Сорокин возражает против определения нации через
единство языка. Суть его возражения в следующем: “Если бы язык был
решающим признаком, то тех лиц, которые одинаково хорошо и с
детства владеют несколькими языками, пришлось бы признать
денационализированными” (приводит пример венгров). Он обращает в
этой связи внимание на известные факты национальных различий при
общности языка (англичане и американцы), равно как и
неопределенность языка в сопоставлениями с говорами и наречиями.
“Термин “язык”, — утверждает П. Сорокин, — не есть нечто абсолютно
определенное и сплошь и рядом подменяется терминами “наречие”, а
иногда и “говор”.
Вслед за этим идет опровержение религиозного или
мировоззренческого обоснования единства нации, равно как и попыток
определить таковую через единство культуры.
Он выступает и против определений нации через национальные
интересы, “через осознание своей принадлежности к определенному
политическому телу”. “Если вдуматься в это определение, то...
здесь центр тяжести лежит на психологическом отнесении себя к тому
или иному обществу или группе. Но с таким же успехом существует и
профессиональное сообщество, почему оно не нация?”
Рассмотрев ряд определений нации, П. Сорокин приходит к
следующему выводу: “Ни одна из теорий не знает, что такое
национальность... Национальности как единого социального элемента
нет, как нет и специально национальной связи. То, что обозначается
этим словом, есть просто результат нерасчлененности и неглубокого
понимания дела” [1. С.3]. И все же, несмотря на столь
категорический вывод, политический дискурс вновь и вновь
воспроизводит национальную проблематику и соответствующую ей
лексику!
Далее П. Сорокин разбирает понятие “национальный вопрос” и
показывает, что за этим словом скрываются очень разные по своему
социальному значению и насыщенности проблемы. Он подчеркивает, что
еврейский вопрос это не то, что польский, а польский — не то, что
украинский. Смысл этих вопросов состоит в том, что они “составляют
одну из глав общего учения о правовом неравенстве членов одного и
того же государства” [1. С.249]. Поэтому, полагает П.А. Сорокин, —
“нет национальных проблем и национального неравенства, а есть
общая проблема неравенства, выступающая в различных видах и
производимая различным сочетанием общих социальных факторов, среди
которых нельзя отыскать специально национального фактора,
отличного от религиозных, экономических, интеллектуальных,
правовых, бытовых, сословно-профессиональных, территориальных и т.
п. факторов” [1. С.250].
Вопреки националистическим концепциям, Сорокин считает, что
первая мировая война не может быть охарактеризована как война
между нациями. “Здесь явное заблуждение, это война — между
государствами” (там же). В полемике с П. Струве он утверждает, что
война не ведет к торжеству национализма: она приведет к укреплению
интернационализма в форме создания международного суда и
сверхгосударственной федерации Европы. Будущее территориальное
устройство Европы, утверждает П. Сорокин в 1917 г., не в
национальном принципе, а в федерации государств, в
сверхгосударственной организации Европы на почве равенства прав
всех входящих в нее личностей.
Он отмечает, что лозунги национальных движений (борьбы за
национальную свободу и независимость) нельзя воспринимать в
качестве самодовлеющих. Под этими лозунгами можно проводить самую
несправедливую политику. От имени партии эсеров он заявляет: “Пока
национальный принцип не противоречит лозунгу социального равенства
— мы от души приветствуем национальные движения (движения
украинцев, евреев, поляков, латышей и т. д.). Но как только
национальный принцип становится средством угнетения одной группой
других групп, мы поворачиваемся к нему спиной. Вся полнота прав
должна быть предоставлена каждой личности, без различия “эллина и
иудея, раба и свободного”. Индивид, с одной стороны, и
всечеловечность, с другой — вот то, что нельзя упускать из виду
нигде и никогда как неразъединимые стороны одного великого идеала”
[1. С.252].
Такова позиция П. А. Сорокина по национальному вопросу в 1917
году. Суммируя приведенные высказывания, можно сказать, что в этой
ранней публикации П. Сорокин стоит на конструктивистской точке
зрения в теории нации. Нация — некоторый миф, за которым кроется
весьма различное социальное содержание, которое нужно выявить в
конкретной ситуации.
Но проходит время, проходит жизнь, проходит 50 лет и под конец
жизни Питирим Сорокин выступает как маститый ученый — автор
социокультурной динамики. Теперь он чувствует себя обязанным дать
ответы на все вопросы жизни, в том числе и на вопрос о том, что
такое нация. В статье “Существенные характеристики русской нации в
ХХ веке” он дает определение нации. “Нация является
многосвязанной, многофункциональной, солидарной, организованной,
полузакрытой социокультурной группой, по крайней мере, отчасти
осознающей факт своего существования и единства. Эта группа
состоит из индивидов, которые, во-первых, являются гражданами
одного государства; во-вторых, имеют общий или похожий язык, в-
третьих, занимают общую территорию, на которой живут они и жили их
предки”.
В этом определении весьма явственно просматривается уклон в
примордиалистскую теорию нации. Оно не совпадает с той позицией,
которую занимал П. Сорокин в 1917 году.
Почему произошло изменение взглядов Сорокина? Не из чисто,
конечно, теоретических соображений, а из того, что между этими
публикациями свершилось очень многое, в том числе произошла вторая
мировая война. Причем Советский Союз выиграл в этой войне. На
СССР, как отмечает Сорокин, выпала гораздо более тяжелая доля
испытаний, в сравнении с союзниками по антифашистской коалиции.
Красная армия, отмечает он, сражалась с двумястами дивизиями
фашистов, в то время как все остальные союзники боролись с
двадцатью дивизиями. Это его факт, и он любил такие количественные
иллюстрации. И это, конечно, очень важный момент. Вторая мировая
война рассматривается им как война национальная. Он полагает
теперь, что “наряду с империями и обширными общественными классами
нации являются в настоящее время наиболее могущественными
qnvh`k|m{lh системами, деятельность и политика которых вполне
ощутимо определяют ход исторических процессов, жизнь и судьбы
миллионов человеческих существ” [2. С.468].
В этой же публикации Сорокин рассматривает черты русской
нации. При этом он полагает, что при рассмотрении этого вопроса
надо брать те черты нации, которые видны не в индивидуальном
общении, а видны в историческом процессе. Поэтому под русскими он
имеет в виду три исторические общности: великороссов, белорусов и
украинцев.
Сейчас, по-видимому, эта точка зрения не получит поддержки. Но
такова была точка зрения Сорокина.
Одна из главных черт русской нации, отличающая ее от наций
западноевропейских и, тем более, от американцев США, состоит в
длительности ее существования. Это свидетельство “огромной
жизнеспособности этой нации, ее замечательного упорства, всеобщей
готовности ее представителей идти на жертвы во имя выживания и
самосохранения нации, а также необычайное территориальное,
демографическое, политическое, социальное и культурное развитие в
течение ее исторической жизни”.
Стоит заметить, что под конец жизни у П. Сорокина изменилось
отношение и к советскому строю: он не разделяет здесь русскую
нацию и не рассматривает только в прошлом, как наследие монархии и
так далее. Русская нация это та, которая выдержала войну, которая
одержала победу над фашизмом, вот в чем дело. Он считает, что
преимущество русских в том, что нация пережила самое большое
многообразие политических режимов. Он утверждает, что никакой
особой революционности русской нации не существует, и приводит для
обоснования этого тезиса количественные данные, иллюстрирующие
общую продолжительность революционных периодов в России и Западной
Европе. Одно из оснований существования русского государства —
“единство в многообразии”. Это принцип, уходящий корнями в историю
русской нации и государства. В этой связи П. Сорокин приводит
факты выдвижения отдельных представителей нерусских
национальностей на самые высокие государственные посты. Он
называет имена Сталина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Кагановича.
Он полагает, что политика недискриминации и равенства расовых и
этнических групп в России — одна из причин сравнительно мирного
расширения границ русской нации и государства.
На мой взгляд, это результат идей конвергенции, которые более
основательно были разработаны после его смерти его американскими и
оппонентами, и учениками, и коллегами. На симпозиуме очень
интересно выступил проф. Б. Джонстон — биограф Питирима Сорокина.
Меня, в частности, очень интересует вопрос противостояния
П. Сорокина и Т. Парсонса в Гарвардском университете.
Представляется, что определенное значение для исхода конкуренции
между ними имела и национальная принадлежность обоих (равно как и
возраст). Предпочтение должно было быть отдано американцу, в то
время как П. Сорокин был “русский человек”, который не умел
правильно строить отношения в американской среде. И все же Парсонс
— это очень интересное наблюдение — заставлял своих учеников
штудировать Сорокина. Многие работы Парсонса изобилуют цитатами из
Сорокина, ссылками на него, как на очень крупного и видного
ученого.
ЛИТЕРАТУРА
1. П. Сорокин. Национальность, национальный вопрос и социальное
равенство/Человек. Цивилизация. Общество. М. С. 246. [Опубликовано
впервые в 1917 году в кн. П. Сорокина. Проблема социального
равенства. Пг. 1917.]
2. О России и русской философской культуре. Философы русского
onqkenjrap|qjncn зарубежья. М., Наука, 1990. С. 463-489.
Мнацаканян М.О.,
д.ф.н., профессор кафедры
социологии МГИМО МИД РФ
П.А. СОРОКИН И ИНТЕГРАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ НАЦИИ
П
режде всего возникает вопрос: в чем необходимость интегралистской
теории нации, почему именно сейчас интегралистский метод
приобретает исключительную актуальность? В этносоциологии в
настоящее время существует множество исторически формировавшихся и
появившихся недавно теорий и концепций национально-этнической
общности. Особенно разнообразны и «сверхоригинальны» различные
постмодернистские теории. Однако ни одна из них, даже самая
серьезная и обоснованная, не может быть признана универсальной, до
конца и полно раскрывающей сущность и историческое своеобразие
национально-этнической общности. Процесс дифференциации
этносоциологического знания продолжается, каждая теория, особенно
новая и новейшая, стремится найти, отыскать такую новую черту,
свойство национальной общности, на которой можно было бы построить
новую теоретическую конструкцию.
Релятивистская теория нации, например, отвергая реальность
национальной общности, считая ее «воображаемой», «иллюзорной»,
признает лишь национальное самосознание и на этом строит
теоретическую конструкцию. При таком подходе национально-
этническая общность становится действительно неуловимой, уходит,
ускользает, по образному выражению К.Каутского, «между пальцами
всякий раз, когда мы хотим его схватить» [1. C.17]. Искусственно
оторвано одно свойство, один элемент общности, разрублен тот
центральный узел множества нитей, сходящихся в нем, которым были
взаимосвязаны и объединены в интегральную национальную общность
множество элементов, свойств, отношений амбивалентного характера –
взаимопроникающих и взаимодополняющих друг друга. Одно
национальное самосознание, к тому же особенно трудно доступное для
эмпирического анализа, логического структурирования в эмпирических
целях, ни о чем не может свидетельствовать, если оно не вытекает
из психологического восприятия таких реальностей, как территория,
культура, язык, история и т.д., если оторвано от той внутренней
интегральной основы, которая представляет национальную связь.
Интегральность в этносоциологии представляет двуединую
целостность: во-первых, это интегралистская теория, призванная
интегрировать существующие теории, школы, направления, изучающие
национально-этнические общности и выражающие их сущность в
понятиях и категориях; во-вторых, это интегральность самой
национально-этнической общности как социальной реальности,
адекватно воспроизведенная в теоретически абстрактной форме.
Начнем с общих принципов и проблем теории.
Принцип интегральности или интегральный подход к уже
существующим теориям, концепциям, по нашему глубокому убеждению,
приобретают большую теоретическую ценность и сами по себе, и
огромную потенциальную эвристическую силу методологии.
Интегральная теория способна органически связать отдельные
дифференцированные теоретические направления, школы, концепции в
единое теоретическое целое, обеспечить возможности, способы и
каналы интегрального познания этого сложнейшего феномена
социальной жизни. Интегральный подход не отрицает и не отвергает
материалистическую или психологическую, политическую или иную
lndepmhqrqjs~, постмодернистскую теории национальной общности, но
считает их недостаточными, узкими, односторонними, не способными
познать природу и сущность нации во всей ее глубине и полноте.
Интегральность «снимает» бесплодную взаимную борьбу, противоречия
и противостояния между теоретическими направлениями, школами,
парадигмами. Односторонность выпячивания тех или иных сторон
национальной жизни, их абсолютизация уступает место целостному
научному исследованию нации — единого функционирующего организма.
Интегральность воссоздает также и целостную картину
исторического пути формирования национально-этнической общности,
раскрывая роль и функции в этом процессе ее различных интегральных
компонентов, показывая вместе с тем и разновременность их
появления, и относительную их самостоятельность. Формирование,
например, национально-этнической психологии как «духа народа»,
продукта коллективной творческой деятельности, берет свое начало в
первобытном обществе и генетический ее анализ в чисто
психологическом аспекте не может раскрыть сущность национальной
общности. В этом основной недостаток психологических теорий.
Включенность же психологии и национального характера в общую
систему свойств и отношений национальной жизни — политики,
экономики, культуры и т.д., их рассмотрение в состоянии
связанности, во взаимодействии раскрывает выдающуюся роль
психологии и сознания как ядра, системообразующего интегрального
фактора в этой системности.
В теоретическом плане, в смысле каналов и способов познания
национальной жизни и их адекватного теоретического выражения в
особом понятийном аппарате, интегральность лучше и полнее выявляет
социологически релевантное значение этнонациональных процессов и
явлений, их связанности, соотношение с другими явлениями,
процессами общества. Она, в силу своей способности привести в
состояние связанности отдельные дифференцированные части и функции
системы, обеспечить её восприятие как целостности, ориентирует
теорию на познание именно и прежде всего латентных сторон процесса
функционирования национально-этнической жизни, на что не способны
дифференцированные теории в отдельности. Например, политическая
или релятивистская теории в отдельности, сами по себе не могут
раскрыть природу и сущность национально-этнического конфликта,
добраться до глубин его формирования и развития потому прежде
всего, что латентные, подспудные силы и факторы конфликта в этой
сфере главным образом связаны с психологическими процессами и
сознанием. Вот почему представители этих теоретических направлений
в основном «шумят» вокруг интриг политических элит, сводят весь
конфликт к их политическим козням, пристрастиям.
Пока шла речь о теоретической интегральности, целостности
дифференцированных концептуальных направлений в рамках
этносоциологии. Но она, как междисциплинарная наука, изучает и
релевантные связи национально-этнической общности со своей
макросредой, с внешним окружением, которые, безусловно,
существенно влияют на их изменчивость и эволюцию, — на внутренние
процессы этих общностей. Поэтому понятие интегральности теории
национально-этнической общности включает в себя и ее связи,
взаимоотношения и взаимодействия с другими научными дисциплинами,
изучающими эти общности. В таком широком интегральном смысле можно
говорить об этносоциологии как о теории среднего уровня, среднего
радиуса действия в духе Р. Мертона.
Другим важнейшим аспектом интегральности теории национально-
этнической общности является интегральный характер самого объекта
теоретического анализа — самой национально-этнической общности.
Все, что сказано выше, относится к методу и каналам познания,
свойствам и структуре самой теории. Теперь можно приступить к
p`qqlnrpemh~ интегральной сущности самой нации – единства и
целостности в ней объективного и субъективного, материального,
культурного и идеологического, психологического и мыслительно-
сознательного. Даже чисто психологическое нельзя понять, как
показывает З. Фрейд, без целостного интегрального анализа в нем
сознательного и бессознательного. Перефразируя П.А. Сорокина,
можно и в данном случае сказать: нация –удивительное интегральное
явление социальной жизни.
Можно по-разному характеризовать интегральность национально-
этнической общности – логическими методами теоретического анализа,
историко-генетическим рассмотрением ее формирования и
функционирования и т.д. Однако мы считаем важным здесь показать,
как сам П.А. Сорокин дал нам образец действительно
интегралистского подхода, оставляя пока в стороне конкретные
проблемы субстанции нации, ее интегральности и т.д. К тому же эта
сторона творчества П.А. Сорокина пока что остается в тени, а его
подход к национальному вопросу преподносится российскому читателю
в крайне искаженном виде.
Остается фактом, что социолог не сразу встал на путь
реализации своего основополагающего методологического принципа –
кредо: «Интегрализм – моя философия». В 1917 г., будучи видным
деятелем правоэсеровской партии и крайне озабоченным судьбой
Российской империи (шел процесс ее распада, растаскивания по
национальным квартирам), он занял позицию национально-этнического
нигилизма. Рассматривая несколько теорий наций, он пишет: « … как
видим, ни одна из теорий не удовлетворяет и не знает, что такое
национальность … национальности как единого социального элемента
нет» [2. C.248]. Прочитав эти строки, современный «конструктивист»
или «релятивист» приходит в восторг, восклицая – видите, сам
Сорокин тоже говорит об иллюзорности нации, не признает ее
реальности. Но и тогда ранний Сорокин высказал мысли, которые
послужили основой его будущих глубоких и проницательных,
интегралистских по характеру положений. Это: а) положение о том,
что нация может считаться социально-целым, единым лишь в том
случае, когда это соединение людей по своим социальным функциям
или социальной роли представляет нечто единое, когда его
интегрированные части действуют в одном направлении и преследуют
одни цели; б) если нет специальной национальной связи, то нет и
реальной общности, единства, такая «общность» больше напоминает
бутерброд; в) интегральность и единство коллективной общности не
прямо связаны с ее организацией, но ее длительное существование
рано или поздно приводит к появлению организаций, в том числе и ее
государственно-политических форм.
Спустя несколько лет П.А. Сорокин, покидая ряды правых эсэров
и оставляя позади свои «незрелые высказывания», к тому же
продиктованные его политико-идеологическими пристрастиями к
«национальному вопросу», показывает образец научного анализа с
имманентных своей интегралистской философии позиций. В
фундаментальной работе «Система социологии» автор ставит вопрос:
а) как исторически формируются коллективные единства, общности; б)
что их объединяет, интегрирует, делает нечто единым по своим
социальным функциям и роли. Он вводит понятие «проводники
взаимодействия», имеющие социально-психологический характер. Ни
один индивид не может ни воспринимать прямо психику другого, ни
познавать ее непосредственно, ни возбуждать в другом те или иные
психические переживания без посредства внешних психических агентов
или проводников. Он утверждает, что люди могут находиться в
процессе взаимодействия несмотря на время, более того, может быть
взаимодействие между живыми и мертвыми [3. C.178-179].
Его интересуют прежде всего сложные «проводники-символы,
qhcm`k{;, передатчики идей, чувств, эмоций, волений и т.д.,
обеспечивающие символическое взаимодействие во времени и
пространстве. Очень важна, по Сорокину, «наличность более или
менее однообразного проявления («символизирования») одних и тех же
переживаний взаимодействующими индивидами, что в свою очередь дает
возможность правильного, единообразного толкования этих
символических раздражений каждому из них» (Там же. С. 184). Символ-
проводник взаимодействия становится как бы центральным узлом
множества нитей, сходящихся в нем, он поддерживает бытие
коллективных единств, выполняет цементирующе-связывающую роль.
Именно символы-проводники, связывая людей и создавая
коллективную общность, обеспечивая связь между поколениями, делают
национально-этническую общность глубоко интегрированным социальным
коллективом. Не будь этого центрального объединительного узла,
отмечает социолог, — «мы не считали бы за нечто единое ряд
разнородных по своему характеру групп, живших в различные времена»
[Там же. C.339]. И мы, вслед за Сорокиным, утверждаем, что этот
объединительный узел символического взаимодействия и есть та
интегральная национальная связь, без которой немыслимо и
национальное единство.
Именно с этих методологических позиций П.А. Сорокин предпринял
свое исследование русских как общности интегрального типа. Одним и
тем же именем «Россия» мы называем тот комплекс явлений, начинает
он, какой представляла «Россия» времен Грозного, и тот комплекс
явлений, который она представляет в наше время. И тот, и другой
комплексы — нечто единое, тождественное, коллективное единство
«Россия» 1919 г. есть продолжение коллективного единства «России»
времен Грозного. Почему, спрашивает он, несколько поколений
коллективной общности людей называли себя русскими? Потому что
между ними существовали тесные связи и особенно интенсивное
взаимодействие. «Все поколения взаимодействовали друг с другом;
взгляды, привычки, вкусы, обычаи, короче – поведение старших
передавалось младшим … в силу традиций устанавливались между ними
большее или меньшее сходство: сходство языка, верований, обычаев,
уклада жизни – словом, сходство поведения» [Там же. C.401-402].
Интегрирующую роль берут на себя символические проводники.
«Благодаря тому, что самые различные индивиды, составляющие
поколения, жившие на территории «России», назывались и называются
русскими, — в силу этой связи их с одним названием они оказываются
связанными и друг с другом». Рядом с именем ту же роль играют и
другие проводники, например, язык. «Раз различные поколения
говорят на одном и том же языке, например, на русском, — то это
влечет за собой уравнение и сближение одинаковоязычных лиц и
поколений … оказываются связанными друг с другом, мыслятся как
нечто единое». Ту же роль играют «предметные проводники»:
территория, города, деревни, имена «Иван Великий», «Москва»,
«Василий Блаженный», всевозможные реликвии, «церкви», «иконы» и
т.д. [Там же. C.402-403].
В рассматриваемой здесь работе П.А. Сорокина можно найти,
причем как бы «неожиданно», немало и других весьма важных идей и
разработок, представляющих для нашей темы богатый методологический
арсенал большой эвристической силы. Именно он подсказал, что
интегральность и есть та национальная связь, которая делает
национально-этническую общность единым комплексом свойств,
признаков и отношений амбивалентного характера, т.е. с
структурными элементами, взаимопроникающими и взаимодополняющими
друг друга. Это единое целое со своими функциями и ролью как в
отношении социальной системы в целом, так и для каждого индивида в
отдельности. Интернационализация, модернизация и глобализация,
сближение и интеграция, т.е. широкие прогрессивные процессы,
mel{qkhl{ вне языка и культуры, национальных и национально-
государственных форм бытия и общения людей. Именно как
интегральные целостности эти общности выполняют и важные
социальные функции для индивида. Человек как удивительное
интегральное существо черпает духовные силы, культурные идеи и
идеалы в интегральности национальной жизни, идентичности, которая
выполняет для него важные интегративные и нормативные, когнитивные
и инструментальные, защитные и идеологические функции. Такая
идентичность (иногда именуемая примордиальной привязанностью)
становится своего рода глубокой психологической потребностью быть
частью, принадлежать к национальной общности, дающей человеку
ощущение безопасности, защиты. По выражению Э. Геллнера, человек
вне своей национальной среды становится неуверенным, неуклюжим,
его часто посещают чувства неполноценности, аутсайдера. Что же
касается социализации личности, то она вообще невозможна вне
национальной жизни, языка и культуры, традиции, повседневности
национально-этнического бытия, наконец, сознательных и
бессознательных пластов психологии, вырастающих из глубин
интегральной связи с предшествующими поколениями.
ЛИТЕРАТУРА
1. К.Каутский. Национальная проблема. М., 1918.
2. Сорокин. Человек. Цивилизация. Общество. М., Политиздат,
1992.
3. Сорокин. Система социологии. Том I, М., 1993.
Катерный И.В.,
Государственный университет
гуманитарных наук, Москва
ОСНОВАНИЯ ПОСТОРГАНИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА
П
осторганическая теория общества (социальная органика) является
ответом на кардинальные изменения социокультурной реальности,
происходящие в мире в последние десятилетия, и предлагает
познавательные средства, которые отражают новые культурные
требования научной деятельности. Взаимосвязь научного познания и
социокультурной трансформации оказывается все более очевидной:
существовавшее с XIX века общество становится радикально другим.
А.Турен указывает, что как целостный объект социального познания
оно перестает существовать: общество отделяется от государства
(системы) и в то же время отрывается от всеобщих культурных
оснований, не поспевает за культурой, которая испытывает сегодня
быстрые и крутые изменения [1]. Естественно, что и представления о
социальном порядке как основной категории теории общества после
завершения эпохи модерна переосмысливаются уже с иных позиций :
невозможным становится мыслить социальный порядок тотальным и
гомеостатичным. Именно поэтому понятие «общества» все чаще
заменяется понятием «социальности» или Gemeinschaft в его
изначальном смысле. В области научной эпистемологии социальная
мысль кристаллизуется в рамках постнеклассической рациональности —
новой парадигмы познания. Последняя учитывает «соотнесенность
получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и
операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами» [2].
Для социальной теории это означает, что мы должны найти ответ на
вопрос: «Возможно ли существование социально фундированной истины,
которая одновременно могла бы приносить пользу людям и в то же
время обладать конвенциональной достоверностью… и, если да, то как
мы можем достигнуть этого?» [3]. Социальная органика пытается
наметить пути к достижению этого идеала.
Посторганическая теория общества (ПТО) исторически возникает
как четвертый этап развития научных представлений о человеческих
обществах. Среди предшествующих этапов мы будем выделять: 1)
социальный органицизм ( О.Конт, Г.Спенсер, Р.Вормс, А.Шеффле) ; 2)
теория социальных систем (К.Маркс, Э.Дюркгейм, П.Сорокин,
Т.Парсонс, Р.Мертон, Н.Луман, Ю.Хабермас); 3) синергетический
(социокибернетический) подход (И.Пригожин, Г.Николис, И.Стенгерс,
В.Вайдлих, Ф.Гейер).
С другой стороны, для нас имеют важное значение такие знаковые
фигуры социальной мысли, как М.Вебер, А.Шюц, Б.Вальденфельс,
П.Бурдье, Э.Гидденс.
Как видно из названия, ПТО питает свои корни из
органистической теории общества, в наиболее развитой форме
представленной в концепции Г.Спенсера. Проводя ряд аналогий между
обществом и организмом, Г.Спенсер выделяет несколько специфических
ограничений в познании «общественного сверхорганизма»: 1) все
элементы общества, люди, обладают сознанием и целенаправленностью,
поэтому символические связи имеют первостепенное значение;
социальные чувства гораздо важнее функций власти или внешнего
авторитета ; 2) общество — это, по сути, розлитое самосознание,
т.е. не элементы зависят от целого, а целое в большей степени
g`bhqhr от элементов ; 3) у общества отсутствует четкая структура
(«форма») в силу автономности элементов, подвижности его различных
«частей», нежесткости функционального разделения. При этом
социальный организм действует не в пустоте, а во взаимодействии со
средой, в которую Г.Спенсер включал не только естественные
природные условия, но также социокультурное окружение и другие
социальные организмы [4]. Таким образом, несмотря на характерный
эволюционизм и функционализм в описании, общество, наверное,
впервые обретает черты когнитивной и открытой системы. Различение
«системы» и «среды» было окончательно зафиксировано впоследствии
Т.Парсонсом и Н.Луманом. Однако, в отличие от этих мыслителей, ПТО
концептуализирует не понятие системы или организма, а понятие
среды : не система (организм) отделяется от среды и становится
тотальной, а среда порождает и включает как системные, так и
несистемные объекты. Это есть спенсеровская социокультурная среда,
в которой культура и поведение органично взаимосвязаны в рамках
конкретно-исторической практики людей. Такой подход отвечает
постнеклассическому идеалу науки, поскольку позволяет естественно
разрешить классическое противоречие социальной теории —
противоречие между общественным идеалом (спенсеровское «не люди
ради общества, а общество ради людей») и необходимостью
рассматривать общество как «особое бытие». Среда — это и есть та
«социальность», в которой Г.Спенсер и другие хотели увидеть
«общество», но которая концептуально снимает с социального
познания шоры классической эпистемологии — дихотомии реализма-
номинализма, холизма-атомизма, историцизма-сингуляризма.
Теория социальных систем претерпела значительную эволюцию в
течение своей вековой истории, начиная с К.Маркса и Э.Дюркгейма и
заканчивая Н.Луманом и Ю.Хабермасом. Не имея возможности подробно
описывать эту историю, нам важно показать принципиальные
ограничения и следствия применения системных категорий к познанию
общества: 1) общество мыслится как тотальная система социального
порядка, т.е. система, стремящаяся к максимальной адаптации и
достижению внутреннего равновесия за счет подчинения элементов
целому и подавления случайных флуктуаций; 2) в силу собственного
социологизма (когда исходными понятиями выступают «структуры»,
социальные отношения по поводу предметов, а не сами предметы) в
системном подходе получает обоснование репрессивный характер
отношений системы и ее частей, в т.ч. индивидов, эволюция мыслится
как развитие репрессивных по своей природе структур ; 3)
рациональное преобразование общества на основе экстраполяции
системной логики на историческую реальность оказывается
невозможным, т.к. вмешательство в социальное пространство ведет не
к рационализации социальных отношений, а к увеличению
непредвиденных последствий и непредсказуемости будущего развития.
В целом онтологизация понятия социальной системы вела к искажению
реальной социальной среды, в которой не находилось места
актуальному человеческому присутствию. «Реификация, — пишут
П.Бергер и Т.Лукман, указывая на системный фундаментализм, — это
представление человеческих явлений как вещей, т.е. в не-
человеческих и над-человеческих терминах… Реифицированный мир
воспринимается человеком как странная фактичность, реальные
отношения между человеком и миром … переворачиваются» [5].
Одновременно сторонником и критиком системного подхода был в
свое время и П.Сорокин. В рукописи «Историческая необходимость» он
настаивал на том, что подлинным творцом истории всегда был только
человек, исторические законы он определял через связь человеческих
свойств и потребностей. Более того, история осуществляется не
только как коллективное, но и индивидуальное стремление к идеалам
Правды, Истины и Красоты [6]. Антифундаменталистские взгляды
O.Сорокина привели его к еще двум важнейшим выводам. Во-первых,
П.Сорокиным была открыта решающая роль энергетического потенциала
культуры как фактора социального и индивидуального развития, при
этом значение имеет позитивный или негативный заряд ценностных
ориентаций : «…альтруизация индивидов, институтов и культуры
является необходимым условием для предотвращения новых войн и
смягчения межличностных и межгрупповых раздоров» [7]. Во-вторых,
анализ социокультурной динамики дал П.Сорокину основание
утверждать, что культура развивается по некоторым внутренним,
имманентным законам, которые он назвал «принципом
самодетерминации». В концепции «бесцельных исторических
флуктуаций» П.Сорокин одним из первых развенчивает миф системной
теории об исторической закономерности социального прогресса . Он
отказывается от внеисторического детерминизма (историцизма),
указывая на конкретность и случайность факторов социального
развития (в частности, рост научного знания), и пишет, что
общеисторические тенденции «в направлении к раю процветания или
аду нищеты» не подтверждаются фактами и возможно лишь говорить о
«ненаправленном цикле истории» [6. C.351].Таким образом, П.Сорокин
сделал первые шаги от классических системных представлений в
сторону нелинейной динамики, идеи которой были развиты в 70-80-х
годах в рамках синергетического подхода.
Отличие синергетического подхода состоит в переходе от
исследования простых систем к сложным, от закрытых к открытым, от
линейности к нелинейности, от рассмотрения равновесия и процессов
вблизи равновесия к делокализациии и нестабильности. Главное
понятие в синергетике — «нелинейность» — связывается, по
И.Пригожину, прежде всего с бифуркациями при изменении констант
среды [8]. Эволюция макроскопических параметров в таких системах,
как общество, объясняется нелинейными микроскопическими
интеракциями субъектов деятельности (индивидов, социальных групп).
Социальный порядок, оказывается, можно интерпретировать с помощью
аттракторов фазовых переходов, что указывает на то, что без
процессов спонтанной самоорганизации, т.е. хаоса, невозможно
никакое развитие. Синергетическое проектирование строится на
выделении трех основных компонентов: 1) учитывая общие тенденции
развертывания процессов в целостных системах. Поскольку речь идет
о сложных и диссипативных (открытых и неустойчивых) объектах, на
первый план опять выдвигается понятие «среды». Среда определяется
как «некое единое начало, выступающее как носитель различных форм
будущей организации, как поле неоднозначных путей развития» [9].
При этом структуры описываются в категориях становления, другими
словами, это не что иное, как локализованные в определенных
участках среды процессы; 2) направление или «цели» процессов
развития ( аттракторов). В синергетике впервые утверждается, что
будущее состояние среды реально формирует и изменяет ее наличное
состояние. Это означает и то, что имеющееся поле возможностей
организуется не сугубо хаотически, но детерминируется всем ходом
развития, т.е. данный спектр альтернатив задан, исходя из движения
начальных параметров порядка, которые, в свою очередь,
определяются участием субъектов. Другими словами, это 3)
преследуемый человеком идеал. Коллективное взаимодействие людей
является источником синергетического эффекта — центрального
события в появлении сложного. В то же время хаос разобщенности и
разнонаправленности на микроуровне может разрушительно сказываться
на свойствах среды как сферы сосуществования. Таким образом,
условием для всякой совместной деятельности и основанием успешного
развития в сложноорганизованном мире является когерентность
диспозиционных ориентаций, т.е. представлений о будущем.
Эпистемологически освоение наукой сложных, развивающихся и в
rn же время человекообразных систем стирает прежние границы между
методологией естественнонаучного и гуманитарного познания.
Системный подход во многом унаследовал идеал позитивистский науки,
выраженный в принципе монологического описания («наблюдения»)
объекта, когда предмет познания сводится к выявлению и объяснению
закономерных связей и структур. В отличие от этого синергетика
указывает на невозможность описания «извне». Всякое познание с
участием человека, будь это природа или общество, осуществляется
как живой диалог, коммуникация. Сегодня, наконец, «пришло время
нового содружества … между историей человека, человеческими
обществами, истинным знанием о природе и умением его использовать»
[8. C.431].
Таким образом, ПТО, конституируясь в рамках постнеклассической
парадигмы, стремится к концептуализации следующих представлений
В области онтологии. Новая научная картина мира строится на
основе : а) идеи социокультурной среды, исторической реальности
социальной практики людей. «Среда» позволяет органично связать
культуру и поведение, судьбу и историю, микро- и макроописания.
Основанием для такой связи служит рассмотрение процессов
институционализации-деинституционализации с точки зрения
повседневных и неповседневных сторон социальной практики; б) идеи
антропоцентризма, указывающей на то, что объективные формы бытия
(экономика, государство, наука, искусство, религия) имеют
человеческие истоки происхождения. Социальная практика понимается
как предметная, преобразующая деятельность человека, направленная
на осуществление человеческих потребностей, ценностей, целей,
образов, идеалов. Мир человека или мир его культуры в горизонте
практики предстает как предельно антропоцентрический потому, что
движим и направляем человечески осмысленным будущим ; в) идеи
сложного мира, который развивается за счет коллективной
самоорганизации людей в области транскоммуникативных отношений
культура--поведение ; г) идеи энергетизма, связанной с
представлением о социальной (жизненной) энергии как важнейшем
ресурсе выживания живого субъекта (индивида, сообщества) во
времени. Энергия проистекает из стратегических концепций будущего,
которые являются «виртуальным» местом культуры.
В области эпистемологии. Выдвижение принципа целостного
познания, идеалы которого развивались в русской философии и были
унаследованы П.Сорокиным. В «Социокультурной динамике» он,
критикуя современный ему позитивизм за познавательную
ограниченность, наделяет социолога способностями разумного
(рационального), чувственного (понимающего) и интуитивного
(металогического и метачувственного) познания [6. C.463-480].
Современные авторы также указывают, что для возрождения социологии
необходимы «интуиция, обостренное восприятие социальной
действительности, способность к фиксированию ассоциаций» [10]. Для
нас важно, что познавательная предметность должна удовлетворять
требованиям не только объяснения сущности явлений, но и понимания
проблемной реальности субъектов с конечной целью адекватного
включения науки в социальную практику людей. Развитие этого
принципа означает необходимость учиться перемещаться между
теоретическим анализом и практической деятельностью, направленной
на улучшение социальной жизни и трансформацию социальных
конфликтов.
В области аксиологии. Это отрицание научного партикуляризма и
соответствующего ему принципа «свободы от ценностей» и утверждение
аксиологического прагматизма, устанавливающего связь истины и
блага. Аксиологическая нагруженность познания происходит из опыта
диалога с миром. Взаимосвязь социальных ценностей и внутринаучных
когнитивных факторов актуализирует междисциплинарные связи.
Hde`knl «полезного знания» становится «создание таких
интеллектуальных и духовных условий, которые делают возможным
появление новых субъектов, новых социальных движений, дебатов и
споров в гражданском обществе» [11].
ЛИТЕРАТУРА
1. Турен А. Возвращение человека действующего. М., 1998.
2. Степин В.С. Смена типов научной рациональности // Синергетика
и психология. Тексты. Вып.1. «Методологические вопросы». М.:
«Союз», 1997. С.120.
3. Wallerstein I. Sociology and Useful Knowledge. Presidential
Letter # 8, ISA, 23 Feb 1998.
4. История теоретической социологии. В 4-х т. Т.1. М.:
«Канон»,1997. С.260-269.
5. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности.
Трактат по социологии знания. М..: Медиум, 1995. С.90.
6. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.:
Политиздат,1992. С.513-521.
7. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука,
1997. С.227.
8. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.: Прогресс,
1986.
9. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение
// Вопросы философии, 1992, № 12. С.6.
10. Социологические теории модерна, радикализованного модерна и
постмодерна. (Научно-аналит. обзор). М.: ИНИОН,1996. С.56.
11. Touraine A. Sociology: From Systems to Actors. (A paper
submitted for ISA Congress, Montreal, July 26-August 1,1998).
Сулим А.В.,
к.ф.н., доц.
Одесского государственного
экономического университета
КОНЦЕПЦИЯ ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ САМООРГАНИЗАЦИИ
И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
И
зучая общество, исследователь находится в двойственном положении:
с одной стороны, он сам есть ипостась социума, т.е. видит
общественную жизнь «изнутри»; с другой, он стремится
дистанцироваться от своей включенности в предмет исследования и
посмотреть на общество «извне». Чисто позитивистский подход к
учению об обществе выдвигает требование строго объективного
знания, свободного от непроверяемых субъективных допущений. Однако
социологи не могут ограничиться наблюдением внешнего поведения
людей, но включают в свои учения также и субъективные аспекты
человеческих действий. Заявляя о стремлении к строго объективному,
основанному на эмпирических фактах знанию, социологи при попытках
создать всеохватывающую теорию все же «соскальзывают» в
философские построения, не могут обойтись без метафизических
допущений. Так, несомненно, философский характер носит учение
П.Сорокина о циклической смене социокультурных суперсистем [1].
Приводимые статистические материалы по сути призваны лишь придать
большую убедительность тому, в чем автор, исходя из своего личного
и политического опыта, глубоко убежден и без них.
Фундаментальное различие между естествознанием и
обществоведением было осмыслено еще в XIX в. в учении
неокантианцев. Если для наук о внешней предметности характерно
объективирующее научное объяснение, предполагающее известную
отстраненность от изучаемого предмета, то для наук о духе —
понимание, эмоционально-смысловое вживание в явление,
идентификация исследователя с исследуемым. Чтобы терминологически
отделить объективное знание о внешних предметах природы от
субъективных представлений человека о своей собственной
надындивидуальной ипостаси, думается, в последнем случае лучше
употреблять термин «учение», а в первом — «знание». Термин
«учение» указывает на субъективность. Когда стремятся во что бы то
ни стало отмежеваться от философии, подчеркивая, что социология —
наука, то здесь скорее присутствует осознанное или неосознанное
стремление придать убедительность и «принудительность»
социологическим учениям, подобно тому, как безусловно
принудительным характером обладает естественнонаучное знание.
Однако то, что социологи вынуждены иметь дело с теоретическим
плюрализмом, то, что они пытаются смириться с разными подходами,
обозначая их как «различные методологии анализа», свидетельствует
о том, что такая цель вряд ли достижима.
Научно-интеллектуальные поиски последних десятилетий
обнаруживают также пути к размыванию и переосмыслению барьеров,
разделяющих естественнонаучное и социогуманитарное знание. Так,
системно-структурный подход, кибернетика, неравновесная
термодинамика активно развивают идею унифицированного описания
самых различных явлений, исходя из того, что схожесть принципов
строения порождает сходные формы поведения соответствующих
объектов, независимо от конкретной природы последних.
Одним из результатов исследований в этом направлении стали
дополняющие друг друга концепции самоорганизации — функциональная
[2; 3. С.6-37] и синергетическая [6; 7], вскрывшие инвариантные
структурно-динамические основы активности и целесообразности,
креативности и историчности систем самой различной природы.
Обнаружилось, что в основе творческого порыва, свойственного
жизни, лежат сравнительно простые принципы организации: а)
матрично опосредованное самовоспроизведение открытой
метаболической системы, находящейся вдали от устойчивого
равновесия; б) вариативность структур системы; в) функциональный
отбор на основе самовоспроизведения, т.е. в отсутствие какого-либо
«внешнего селектора» [2. С.30-34;3;4]. Данный механизм,
реализовавшись в минимальной форме в первых живых организмах,
выступил своеобразным генератором, селективным фактором и
аккумулятором функционально-ценных «находок» — структур,
действующих в направлении развития и поддержания жизни [3. С.6-
37]. Он непрестанно переходит в новые и новые формы, усложняется,
ветвится. Возникновение человека и общества, происшедшее в ходе
эволюции этого механизма, не изменило основополагающих принципов
функциональной самоорганизации (тогда бы жизни просто не стало).
Наряду с этим, в сфере физико-математических наук произошел
важный прорыв, изменивший классические представления о линейном
характере структурной эволюции в открытых сложных системах самой
различной природы и оформившийся в общенаучную дисциплину —
синергетику [6; 7]. Обнаружилось, что мир на всех уровнях есть
активная среда, находящаяся в становлении, нелинейно (через
бифуркации) переходящая из одного состояния в другое. В свете
этого возникновение новых структур (в том числе и на уровне живом)
предстает как установление нового типа согласованности в поведении
субъединиц сложных систем, переход к новой стационарности через
дестабилизацию прежнего стационарного состояния. Дарвиновским
принципам варьирования и отбора в синергетике соответствует
принцип упорядочения через флуктуации. Случайному характеру
вариаций — случайный характер выбора системой в процессе
неравновесного фазового перехода одной из нескольких структурных
возможностей (аттракторов).
В биологических и социальных системах, наряду с присущими всем
материальным объектам синергетическими принципами
структурообразования, определяющую роль играют также
функциональные закономерности. Здесь базовым селективным
механизмом, наряду с динамическим равновесием, выступает
циклическая самовоспроизводимость системы как целого. На основе
этого непрекращающегося движения системы «к себе» строятся и
изменяются все фиксированные селекторы (будь то определенные
инстинкты, потребности, интересы, нормы и ценности, картины мира,
социальные институты, знания), являющиеся «вторичными».
Создаваемое вариативностью внутреннее давление структурных
альтернатив и избирательная стабилизация последних в зависимости
от их влияния на способность системы к самовоспроизведению
определяют объективную устремленность самоорганизующихся систем за
пределы сложившейся функциональной нормативности, своей
идентичности [11. С.184].
На основе представлений о функциональной самоорганизации
открываются определенные новые перспективы сближения
методологических установок естествознания и обществоведения.
Видение общественных процессов как проявлений функциональной
самоорганизации позволяет в определенном смысле сочетать взгляд на
эти процессы «изнутри» со взглядом «извне», индивидуализирующий
подход с генерализирующим. Тем самым многие социальные явления
могут быть осмыслены по-новому, становятся очевидными моменты,
na{wmn ускользающие как от сугубо «культурцентристского», так и
односторонне объективистского подходов. Это касается, в частности,
вопросов о соотношении исторической необходимости и свободы,
предсказуемости общественных изменений, проблемы становления новых
социальных качеств, осмысления процессов функционирования знаний в
социальной системе и др.
Здесь нужно сделать несколько оговорок. Речь идет вовсе не об
уподоблении общества биологическому организму и также не об
уподоблении его биологической популяции (виду), а о структурной
аналогии между биологическими и социальными явлениями. В то же
время такое структурное подобие не носит характера внешнего
совпадения, а продукт генетического родства. Оно — результат того,
что социальная жизнь есть не только нечто качественно новое
(коллективное поведение сознательных существ), но также и
продолжение живого.
Глубинный структурный механизм жизни — в конструктивном
самовоспроизведении. Концепция функциональной самоорганизации,
таким образом, есть выражение этой наиболее общей черты жизни. Но
она также позволяет интегрировать в себе как взгляд на общество
«изнутри», так и взгляд на общество «извне». Взглянуть по-
настоящему на общество извне можно, только обратившись к тому, из
чего выросло, продолжением чего является общество — к жизни на
биологическом уровне.
В свете концепции функциональной самоорганизации иначе
предстают многие аспекты жизни общества. Сомнительными выглядят
различные концепции исторической необходимости, согласно которым
общество эволюционирует к тому или иному предопределенному (и
предсказуемому) финальному состоянию, некоторому объективно
необходимому социальному порядку. Не обнаружены объективные
критерии социального порядка, хотя в отношении физико-химических и
даже биологических образований такие критерии найдены. В то же
время принципы самоорганизации выступают дополнительным аргументом
в пользу теорий многовариантности сценариев исторического
развития, «открытости» будущего для свободного исторического
творчества.
Иначе видится также и роль случайности в общественной жизни.
Классический стиль мышления ориентируется на рассмотрение
усредненных характеристик социальных систем, жесткое разделение
факторов на существенные и несущественные. В свете же
представлений о самоорганизации случай далеко не всегда
«растворяется» (в конечном счете) в тенденции. Наоборот, в моменты
исторической неустойчивости любой фактор может стать решающим,
случайный прецедент может определить саму тенденцию, малая по
сравнению с системным целым флуктуация может решительным образом
изменить средние характеристики системы [11. С.46]. В ситуациях
неустойчивости социальная система становится «сверхчувствительной»
и может «подхватить» и превратить в устойчивую функциональную
норму даже слабые структурные отклонения-флуктуации; разумеется,
последние должны соответствовать одному из множества объективных
системных аттракторов (и вовсе не обязательно, чтобы они были
открыты для субъективности).
Важный вывод, следующий из представлений о функциональной
самоорганизации, — требование более критического отношения к любым
образам исторически необходимого и должного (т.е. к любым
претензиям на объективное знание), осознание ограниченности
познавательного оптимизма. Все такие образы, независимо от степени
их рациональной (и эмпирической) обоснованности и субъективной
значимости, оказываются лишь разновидностью системных вариаций,
поисковых «нормо-гипотез». Их превращение в функциональные нормы,
«удержание» их общественной жизнью возможно лишь на основе
jnppekvhh с объективными тенденциями самодвижения
соответствующего социокультурного целого (носителя-субстанции
функциональных норм). А это соответствие устанавливается лишь
совокупным процессом самовоспроизведения этого целого. В
частности, становится очевидным наличие структурно-организационных
границ, за которыми всеохватывающие познавательные модели
неизбежно «отрываются» от общественного целого, становятся по
отношению к нему внешними и при попытках навязать их обществу
силой превращаются в деструктивный фактор.
Это, в свою очередь, означает важность самоограничения
субъекта познания и управления, оптимизации степени
познавательного и управленческого вмешательства в ход общественных
процессов. Такое самоограничение может выражаться в допущении и
поддержании альтернативности с тем, чтобы в ходе социального
отбора на всех фазах установления новых нормативных структур более
непосредственно действовали все критерии, выражающие векторы
самодвижения целого, в том числе и те, которые в данный момент
«скрыты» от субъекта познания и управления.
В то же время осознание подчиненности социальной эволюции
синергетическим закономерностям укрепляет уверенность в том, что
именно сознательные волевые (т.е. субъективные) усилия людей,
появление той или иной социальной концепции могут существенно
повлиять на ход общественного развития. Очевидно, что, когда
общество оказывается на развилке исторических путей, именно
наличие волевой, решительной личности или группы (и
соответствующего учения) может решить судьбу выбора в пользу
одного из путей. Причем необходимым условием реализации
соответствующей возможности является как раз внутренняя
уверенность соответствующих субъектов в истинности своих знаний,
воззрений, оправдывающая «подавление» альтернативных путей
эволюции, устранение конкурентов и концентрацию общественных
ресурсов в русло осуществления избранного варианта социального
развития.
Тем самым ясно обнаруживается огромная роль в социальном
познании оценочно-конструктивной компоненты. Социальное знание
(прежде всего, всеохватывающие учения об обществе, как, например,
марксизм) не есть отстраненная констатация положения вещей, а
средство самодвижения социальной реальности. Именно субъект и его
концепция зачастую выступают эпицентром растущей флуктуации.
Соответственно, очевидной оказывается ограниченность чисто
гносеологического подхода к субъекту социального познания как
противостоящего объекту познания, а также к трактовке истины как
объективной, не зависящей от субъекта.
В этом плане особый интерес представляет системный анализ
парадоксальности социального познания и управления, связанный с
наличием в обществе не только положительных обратных связей, но и
связей саморефлексии. Эта особенность общественной жизни —
дополнительный фактор нелинейности социокультурных трансформаций.
Познавательные модели возможного и невозможного, должного и
необходимого, формирующиеся в обществе, — органическая часть самой
социальной реальности. Они не просто опосредуют реализацию уже
«готовых» и открывшихся субъекту объективных векторов социальной
селекции, не только отражают уже наличные возможности, но своим
присутствием могут существенно менять характер последних,
выступать актом их созидания и трансформации. Социогуманитарное
познание должно рассматривать себя как активный фактор социальной
жизни, стремиться учесть эффект своего собственного влияния на
изучаемые явления.
Эта системная связь нашла отражение в концепции
самоорганизующихся (реализующих и подавляющих себя) предсказаний
[9; 10]. Согласно ей, формулировка и распространение в обществе
идей, авторитетных теорий, прогнозов оказывает мобилизующее или,
наоборот, «парализующее», «гипнотизирующее» воздействие на
общественное сознание и подсознание, задавая стандарты восприятия
реальности и трансформируя поведение людей. Тем самым прогнозы, а
также социальные теории (ибо социальное знание выполняет и
прогнозирующую функцию) зачастую действуют в направлении создания
условий для утверждения своей собственной истинности или,
наоборот, — ложности. Причем даже исходно ложные, т.е. не
соответствующие объективному положению вещей взгляды могут в
некотором роде сделать себя истинными. Поэтому неверно, например,
рассматривать в качестве единственно правильного и оптимального
варианта развития ту альтернативу, которая реализуется в данный
момент, поскольку общество, приняв ее, начинает вкладывать в ее
осуществление все ресурсы и тем самым обеспечивает ей преимущество
по сравнению с другими возможностями, хотя объективно именно
последним следовало бы отдать предпочтение [9. С. 86-87].
Разумеется, далеко не всякое знание-предвидение может
самореализоваться или «разрушиться» через мобилизуемое им
поведение. Для этого нужны объективные предпосылки. Например,
публикация определенной теории может повлиять на психологию и
поведение людей только в том случае, если она соответствует
потребностям людей, уже сформировавшимся установкам и ожиданиям.
Если объективной основы нет, то одних субъективных представлений
вовсе недостаточно для того, чтобы вызвать некоторое общественное
явление. Невозможно, скажем, произвольно «конструировать»
поведение избирателей, потребителей, субъектов хозяйствования.
Однако важнейшая проблема социогуманитарного познания как раз
и заключается в том, что наличие такой объективной основы можно
выявить лишь «задним числом». Здесь принципиально невозможно
провести достаточно четкую, однозначную границу между тем, что
«можно сделать», и тем, с чем «нужно смириться». Социокультурная
реальность всегда находится в становлении, грани между объектом и
субъектом, между объективной истиной и субъективной конструкцией
размыты. Субъект социального познания и управления не в состоянии
устранить неопределенность относительно «водораздела» между
объективной необходимостью и своими собственными возможностями
изменить ситуацию (хотя и вынужден постоянно его устанавливать).
Сказанное тем более справедливо для ситуаций социально-
исторической неустойчивости. Это обстоятельство обычно
используется в политической, экономической и прочих социальных
играх для достижения личных или групповых целей. Например, в виде
публикации результатов авторитетных социологических опросов с
целью повлиять на поведение избирателей в ходе выборной кампании
(референдума) или изменить в желаемом направлении поведение
потребителей на рынке и пр.
Тем самым из концепции самоорганизации следует, с одной
стороны, требование поддержания плюрализма социальных концепций и,
следовательно, сохранение возможностей их спонтанной
дифференциации (как проявление самодвижения целого), сужающее
возможности переоценки отдельных социальных теорий, т.е.
требование самоограничения отдельных субъектов познания и
управления. С другой стороны, обосновывается необходимость высокой
оценки каждым субъектом познания именно своей концепции,
дифференцированный подход к альтернативам, подавление
«конкурентов», поскольку чрезмерное ограничение, налагаемое на
себя, может привести к самореализации пессимизма и утрате тем
самым реальных возможностей. Компромиссом между этими требованиями
представляется сохранение альтернатив в «рецессивном» состоянии —
их «подавление» путем отодвижения на задний план при сохранении
bnglnfmnqrh их актуализации и усиления спонтанным самодвижением
целого.
В этой связи, в частности, значительно больше внимания должно
уделяться также вопросу об ответственности представителей
социогуманитарных дисциплин за результаты того влияния на
общественную жизнь, которое оказывают разработанные ими взгляды.
Обычно, когда идет речь о социальной ответственности ученых, то
говорится преимущественно об ответственности естествоиспытателей,
создавших оружие массового уничтожения, методы клонирования
организмов и т.д. Но не меньшая ответственность лежит также на
обществоведах, разрабатывающих и распространяющих политические,
философские, культурологические концепции и прогнозы относительно
природы человека, человеческих отношений, тенденций общественного
развития.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П. А. Социокультурная динамика//Сорокин П.А. Человек.
Цивилизация. Общество. Пер. с англ. М., 1992. С.425-504.
2. Эйген М., Шустер П. Гиперцикл: Принципы самоорганизации
макромолекул. М.,1982.
3. Принципы организации социальных систем: Теория и практика/Под
ред. М.И.Сетрова. Киев - Одесса,1988.
4. Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход//Логика и
рост научного знания. М.,1983.
5. Кемпбелл Д.Т. Слепые вариации и селективный отбор как главная
стратегия процессов познания // Самоорганизующиеся системы. М.,
1964.
6. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.,1986.
7. Хакен Г. Синергетика. М.,1985.
8. Lau Chr. Gesellschaftliche Evolution als kollektiver
Lernprozess. B., l98l.
9. Merton R. The self-fulfilling prophicy // The Antioch Review-
Yellow Springs. Ohio -1948. Vol. 8. №2. P.193-210.
10. Гендин А.М. «Эффект Эдипа» и методологические проблемы
социального прогнозирования // Вопросы философии. 1970. №5.
Сорокин 80-89.
11. Jantsch E. The self-organizing universe: Scientific and human
implications of the emerging paradigm of evolution. Oxford etc.
1980.
Федотова Н.,
аспирантка кафедры социологии МГИМО
СОВРЕМЕННЫЕ ТРАКТОВКИ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В СОЦИОЛОГИИ И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА
РАЗВИТИЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
П
роблема глобализации является сегодня одной из самых актуальных
проблем. Она характеризует стремление социальных наук
способствовать бескризисному устойчивому развитию мира в целом,
попытку расширить сотрудничество различных обществ.
Ситуация, складывающаяся в конце 80-х — 90-е годы нашего
столетия, многими социологами описывается как неопределенная,
имеющая противоположно направленные тенденции глобализации и
локализации. По определению американского социолога Э.Тириакьяна,
складывается “новый мир возникающих новых миров”, для изучения
которого он считает необходимым прибегнуть к методологическому
подходу, во многом вытекающему из интегралистской теории
П.Сорокина. Э.Тириакьян утверждает, что методология П.Сорокина
значима не только для исследования циклических изменений, но также
для современного анализа цивилизаций, некоторые из которых
обладают совершенно отличными от доминирующих на Западе
культурными предпосылками.
Тема глобализации имеет ярко выраженный междисциплинарный
характер. Социология заинтересовалась ею позже других дисциплин
(экономики, политологии). Тем не менее идеи глобализации сегодня
воздействует на социологическое знание даже в большей мере, чем на
дисциплины, которые начали интересоваться глобализацией много
раньше. Это влияние сказывается в появлении новой проблематики, а
также в изменении парадигмы. Произошел переход от монистической
идеи прогресса, модернизации, которой следовала американская
социология, к идее плюрализма, многообразия как путей развития,
так и исследовательских подходов в социологии.
Степень разработанности проблемы глобализации в социологии не
является достаточной. Прежде всего, трудность состоит в том, что
этим термином описываются разные процессы. Поэтому важнейшими
источниками для нас являются те работы, в которых показано, где и
когда началась глобализация и в какой форме она происходила.
Ведущим среди этих трудов является книга социолога Р.Робертсона
“Глобализация” (Лондон, 1992). Мы разделяем его точку зрения, что
глобализация началась с момента возникновения капитализма и прошла
несколько фаз.
Когда сегодня речь идет о глобализации, имеют в виду либо
постмодернизационную глобализацию как признание единства
многообразного мира либо особый самостоятельный тип социальной
трансформации. Есть также попытка смягчить категоричность
выделенных направлений, особенно противоречие между современной и
постсовременной глобализацией. Ее предпринимает, например,
Ж.Н. Питерс в своей концепции глобализации, называемой им
гибридизацией.
Основные дискуссии в социологии идут по вопросу о том, что
является социальной единицей, называемой “общество”. Социология
оперирует как с абстрактным понятием “общество” — любым обществом,
так и с конкретным обществом, под которым понимается нация-
государство. В настоящее время на роль такой единицы претендует
также цивилизация как группа родственных по культуре наций-
cnqsd`pqrb. Центральный вопрос сегодняшней полемики — может ли
существовать глобальное общество? Он ставится, прежде всего,
английскими учеными, такими как Р.Робертсон и М.Фетерстоун. Они
выясняют перспективы превращения международного сообщества в
глобальное общество и вытеснения понятия «нация-государство» как
тип общества на периферию социологического анализа.
Мы проанализируем четыре существующих сегодня трактовки
глобализации и рассмотрим воздействие предлагаемых глобальных
теорий на социологическое знание как в плане изменения его
предмета, так и с точки зрения возможности новых социологических
подходов и новых задач социологии.
1.Исторически первая трактовка глобализации осуществлялась в
определенных концептуальных рамках, задаваемых теорией
модернизации. Глобализация рассматривалась как аспект
модернизационных процессов, как установление взаимосвязи мира
через прогресс.
Результатом модернизации явилось превращение средневекового
Запада как традиционного общества в современное. Глобализация
этого типа — глобализация через модернизацию, путем общего
стремления к прогрессу, как следствие попытки Запада подтянуть
весь мир до своего уровня — изучалась Э.Гидденсом, А.Тойнби,
П.Бергером и др.
Переход от традиционного общества к современному называется
модернизацией. В его основе — вера в прогресс, который
отождествлялся с опытом западных стран. Современность — эпоха
становления и развития капитализма. Современность характеризуется
формированием гражданского общества, светского государства,
автономного (свободного и ответственного) индивида. Современность
складывается на Западе в результате трех революций — Ренессанса,
Реформации и Просвещения. Эти революции не пройдены незападным
миром. Незападный мир остается прежним, традиционным, в то время,
когда Запад радикально меняется. Перед другими странами возникает
вопрос — согласиться на колонизацию или, сохраняя независимость,
пытаться пойти по пути освоения западных достижений. Основная
реакция — попытка догнать Запад, модернизироваться.
Глобализация периода модернизации и веры в прогресс имела
эмпирически наблюдаемые черты: мир становился все более единым с
помощью средств транспорта и связи, рынка, но главным фактором
глобализации, объединения мира было всеобщее стремление к
прогрессу. Модернизационные процессы в незападных странах
осуществлялись как прямое заимствование западных черт
(вестернизация) или как попытка догнать Запад.
Точка зрения Н.Стера интересна тем, что этот исследователь
пытается поддержать идеи современной глобализации (глобализации на
основе прогресса) сейчас, когда большинство ученых уже отказалось
от нее. Он стремится защитить классическую парадигму перед
очевидным наступлением новых исследовательских подходов. В
переходный период, суть которого не совсем ясна ни в отношении
Запада, ни в отношении остального мира, он тяготеет к сохранению
прежнего понимания и прежних способов исследования, тогда как
другие авторы подчеркивают фактор изменений. Он пытается дополнить
классические концепции новыми характеристиками, чтобы сохранить их
объясняющую силу.
Н.Стер ставит вопрос о способах познания глобализации. Он
признает возможность разнообразия теоретических и
исследовательских подходов к изучению глобальных процессов. При
этом глобальная трансформация вносит изменения в парадигму
социальных наук.
Под глобализацией Н.Стер понимает процесс вовлечения всего
мира в гомогенное пространство. По словам Н.Стера, “глобализация —
tnpl` расширения или “процесс растягивания”, особенно в сферах
экономической и политической деятельности”. Исследователь считает,
что процессы глобализации являются необычными, если не сказать
исключительными событиями. Вместе с тем Н.Стер полагает, что
глобализация началась уже давно.
Центральными категориями для познания глобализации, по
Н.Стеру, являются фрагментация и гомогенизация. Фрагментация и
гомогенизация — две взаимосвязанные части одного процесса. Однако,
как отмечает Н.Стер, внимание теоретиков никогда не было
одинаковым в отношении этих понятий, скорее оно было
асимметричным: “долгое время термин “фрагментация” передавал
большую угрозу основаниям общества”. При этом главную опасность,
связанную с использованием термина “глобализация”, Стер видит в
преувеличении роли гомогенизирующих факторов: “глобус —
разделенный мир”. Исследователь приводит примеры этой
разделенности мира. В их числе подчеркивается то, что рост
населения происходит неравномерно — в основном в беднейших
регионах мира, а также обращается внимание на возрождение
национализма как живой политической, культурной и экономической
силы в большинстве стран.
“Глобализация и фрагментация — это одновременные тенденции
глобальных сдвигов, хотя многие этого не видят”, делает вывод
Стер. Результат глобализации не является “обобщенным набором
изменений, действующих в одном направлении, а состоит во взаимно
противоположных тенденциях”, — приводит Стер слова Гидденса.
Глобализация обязана своим возникновением многим факторам.
Среди них решающее значение имеет экономический фактор.
Н.Стер ставит глобализацию в один ряд с модернизацией во
всемирном масштабе, которая, на его взгляд, и связывает мир в
единое целое: “хорошо укоренившийся взгляд на современное
общество, на модернизацию в глобальном масштабе... кажется мне
простым пониманием того, что мы являемся свидетелями все большей
гомогенности (генерализации) фактически во всех важных аспектах
социальной и культурной жизни”.
По мнению Стера, новое в экономических, социальных и
культурных процессах, именуемых глобализацией или
транснациональными институтами, заключается в том, что эти
процессы “являются дальнейшей интенсификацией, растягиванием и
расширением операций, координацией, взаимозависимостью и слиянием
разного рода деятельности”.
Итак, концепция глобализации на основе прогресса признает
многообразие мира, но вместе с тем его всеобщую устремленность к
прогрессу. Именно в ней, а не в простом наличии живущего на земле
человечества виделась глобализация. При этом признается,
одновременно, наличие гомогенизации и фрагментации мира,
локализации и глобализации. Гомогенизация и глобализация выступают
как искомые тенденции, а фрагментация и локализация — как наличная
реальность. Доминирующим фактором глобализации считается
экономика. Отмечается увеличение универсальности, значение
генерализаций в современной глобализации.
Все это позволяет сохранить классические парадигмы социологии
— универсальность и объективность социологического знания,
структурно-функциональные подходы, теорию социальной модернизации
и др.
2. В настоящее время идея прогресса во многом потеряла свою
притягательность. Обнаружена противоречивость прогресса и во
многом его высокая цена. Имеются примеры попыток осуществить
прогресс, закончившиеся неудачей. Вера Запада в прогресс и
привитая другим странам надежда на прогресс стали исчезать.
Сегодня под глобализацией понимают сосуществование мира в его
lmncnnap`ghh, наличие единого взаимосвязанного мира. Иными
словами, мир един потому, что он есть, он глобален, потому что
многие черты поведения людей приняли глобальный (мировой)
характер. Глобализация современности выражала веру Запада в
прогресс всех народов. Глобализация сегодня выражает
разочарованность Запада в этой вере и его стремление к статус-кво
на западных же условиях.
Рассмотрим, что представляет собой концепция глобализации на
этом этапе и какие задачи она ставит перед социологией. Наиболее
разработанным этот вопрос предстает у Э.Тириакьяна и Б.Смарта.
Э.Тириакьян отрицает, что новая фаза развития Запада является
постмодернизационной, он определяет ее как продолжение
современности, которая проходит несколько этапов в своем развитии.
Соответственно, социологическая парадигма представляется ему в
определенной мере неизменной. Вместе с тем его позиция существенно
отличается от взглядов Стера, ибо сегодняшнее состояние
современности, по его описанию, качественно другое и, по существу,
совпадает с тем, что другие исследователи называют
постсовременностью.
Э.Тириакьян показывает, что в истории бывают такие времена,
когда тип общества с привычным социальным порядком сменяется
другим. Смерть одного социального мира обозначает рождение нового
мира, который выходит на историческую сцену. История дает
множество примеров переходных моментов.
Новая фаза, отличающаяся от предыдущих, началась, по
Тириакьяну, после окончания холодной войны. Отличительной
особенностью этой фазы Тириакьян называет то, что отмечается в
качестве новой черты и другими исследователями — как не
прибегающими к понятию постсовременности, постмодернизма
(П.Бергер), так и вводящими этот концепт (Р.Инхельгард и др.).
Тириакьян не признает термина постсовременность, он пытается
показать, что речь идет о последней фазе современности. Но ее
черты и особенности в точности совпадают с тем, что другие
называют постсовременностью.
Существует противоречие в объяснении способности
социологического знания быть универсальным или локальным. Можно
представить две точки зрения: “новые миры и социология”,
“социология для одного мира”. Одни специалисты утверждают, что
хотя классическая, “нормальная” социология возникла на Западе, для
объяснения происходящих там процессов, она имеет универсальное
значение и может быть применена всюду. Это происходит потому, что
глобализация мира в период современности осуществлялась из одного
— западного центра. Другие утверждают, что сегодня это уже не так.
Суть смены парадигмы в социологии — она теряет универсальную форму
и становится более локально или регионально обусловленной, более
специфической для каждого региона. Так утверждают и Тириакьян, и
Смарт. Грубо говоря, раньше ставился вопрос лишь о том, как
применить западную социологию в России, Индии и пр. Сегодня — как
создать социологию для России, Индии и других стран. Как видим,
эта точка зрения противоположна позиции Стера, утверждающего
универсальность социологии.
Б.Смарт показывает, что глобальные трансформации привели к
дезорганизации, например, к переосмыслению отношений между Западом
и Востоком из-за преобразований в Восточной Европе и бурного
экономического роста Японии. Социологическое понятие общества,
ограниченного геополитически пределами современного государства-
нации, больше не работает, появление глобальных форм коммуникации
и увеличение миграции населения — все это ставит вопрос о предмете
социологии в новых условиях. “Существуя параллельно с социальными,
культурными и политическими трансформациями, она (социология. —
M.Ф.) пытается интерпретировать и объяснить их, и сама социология
сегодня кажется децентрализованной и плюралистической”, отмечает
Б.Смарт. “Теория, предмет и метод социологии стали факторами
различия и разногласий, поэтому угасла возможность консенсуса или
такой парадигмы в социологии, которую разделяли бы все.”
“Новый мир новых миров” бросил вызов социологии, привыкшей к
анализу современности, где многообразие миров — как их стадии
развития, так и географическая локализация — устранялись идеей
прогресса, вовлекающей (глобализирующей) мир по западному образцу.
По определению Б.Смарта, социология была социологией для одного
единственного мира, устроенного по образцу Запада. Глобализация
современности имела имя “прогресс”, глобализация сегодняшнего дня
— начинающейся постсовременности — рассматривается как единство
мира, народов Земли, заключенное в его многообразии.
По мнению Б.Смарта, идея о том, что мы сейчас живем в одном
мире, является социологически противоречивой. Такое можно
предположить только в отношении экономических и геополитических
процессов.
Поэтому, делает вывод Смарт, нужны как международные, так и
локальные или региональные формы социологии для понимания
“комплексного выражения глобальных процессов в локальных или
региональных условиях”.
Таким образом, как те авторы, кто обозначают новую парадигму
постмодернистской, так и те, кто не употребляют этого термина, но
характеризуют принципиальные сдвиги в развитии Запада и мира в
целом, выделяют следующие черты новой парадигмы социологии:
плюрализм — отсутствие единой парадигмы; индигенизация науки
(возможность появления региональных наук, решающих проблемы своих
стран); неопределенность социальной ситуации и методологические
трудности, вызванные этим; появление “нового мирового порядка” и
увеличение роли социологии международных отношений в связи с
задачей преодоления мирового хаоса; многообразие социальных миров
— “новый мир возникающих новых миров” как характерная черта новой
ситуации и новой методологии, признающей легитимность этих миров,
появление в социологии проблемы соотношения локального и
глобального; хаос, анархия и аномия в качестве важных объектов
социологического анализа; отказ от идеи прогресса и от роли
социологии в создании универсальных моделей развития, создание
атмосферы диалога новых миров как главная задача социологии;
противоречие между современным и постсовременным пониманием в
социологии; неравномерность глобализации и перехода к
постсовременности и возможности применения классической и
неклассической парадигм к разным задачам; доминирующую роль в
социологии начинают играть неклассические и непозитивистские
методологии.
3.Сегодня кажется, что связь между первым и вторым типом
глобализации потеряна, что новая концепция полностью отрицает
старую. Действительно, теоретически, на уровне идеально-типических
конструктов или моделей, такой разрыв можно констатировать. Однако
фактически и практически между старой и новой теорией существуют
отношения непрерывности, переходности и коммуникации. Существуют
авторы, которые пытаются объединить две предыдущие концепции. К их
числу относится Ж.Н. Питерс, предложивший концепцию глобализации
как гибридизации.
По его мнению, глобальные процессы противоречивы: они могут
вызвать как силы фрагментации, так и унификации. Он не согласен
как с интерпретацией глобализации как процесса, в результате
которого мир становится более унифицированным и
стандартизированным посредством технологической, коммерческой и
культурной синхронизаций, исходящих от Запада, так и с тем, что
ckna`khg`vh~ связывают с современностью.
Для изучения глобализации исследователь предлагает новый
подход, говоря, что надо рассматривать глобализацию как
гибридизацию: структурную — возникновение новых, смешанных форм
кооперации, и культурную — развитие транслокальных культур.
Структурная и культурная гибридизации взаимозависимы, так как
новые формы кооперации требуют новых культурных образований. При
этом гибридизация понимается как “фактор реорганизации социальных
пространств”. Гибридизационная перспектива позволяет переместить
внимание исследователей с изучения происходящего в границах
определенного общества, нации или класса на анализ собственно
глобализационных моментов.
Таким образом, Питерс рассматривает глобализацию как процесс
отделения культурных форм от существующих практик и их
перекомбинацию с формами других культурных практик. Культурная
гибридность является организационным феноменом. Глобализация
понимается как новая историческая эпоха, противоположная эре
господства нации-государства, то есть современности. Подлинно
глобализационной теорией, по мнению Ж.Н. Питерса, может быть
только постсовременное исследование гибридности.
4.Итак, если следовать первому модернистскому направлению
(Н.Стер), глобализация в нем понимается как спутник прогресса или
одна из его характеристик. Согласно второму — постмодернистскому
направлению (Э.Тириакьян, Б.Смарт), глобализация — это состояние
мира, признавшего неизбежность плюрализма и статус-кво. Согласно
Ж.Н. Питерсу, более очевидным признаком глобальной связанности
мира является наличие гибридных форм культуры. Ни в одной из
вышеназванных концепций еще не ставится вопрос о превращении
глобального сообщества в глобальное общество, хотя затрагиваются
вопросы об изменении в законодательстве и управлении в
международных взаимосвязях. Идея глобализации на основе прогресса
не идет далее представлений о международном сообществе, идея
глобализации на основе плюрализма не идет далее констатации того,
что это международное сообщество становится теснее.
Во всех этих подходах глобализация — только часть каких-либо
иных процессов — прогресса, плюрализации, но не самостоятельный
процесс. Однако есть группа социологов как из США (Р.Робертсон,
М.Олброу), так и из Великобритании (М.Фетерстоун), которые
рассматривают глобализацию как самостоятельный тип социальной
трансформации. Этот подход является преобладающе социологическим,
поскольку в нем впервые ставится вопрос о возможности мирового
общества, а не только о глобальной экономике или политике.
Р.Робертсон использует понятие “мировая система”, по существу
тождественное глобальному обществу. Эта система не сводится к
взаимодействию отдельных обществ, а также к представлению о
человечестве. Это такая система, которая ставит вопрос о новой
идентичности, то есть о новом самоопределении индивида и общества.
О глобализации можно, по Робертсону, говорить и тогда, когда
складывается “третья культура”, которая ориентирована не на
индивида или нацию-государство, а на такую новую реальность, как
глобальное общество. Робертсон воспринимает глобализацию как
важнейшую социальную трансформацию, создающую принципиально новый
мировой порядок.
Робертсон попытался связать идеи модернизации с международной
системой государств. Глобализация понимается как “сжатие мира” и
рост сознания мира как целого. Мир еще не стал, по Робертсону,
интегрированным, но он все более и более объединяется.
Глобализация, по его мнению, релятивизировала значение индивида и
нации-государства и изменила связь между такими элементами, как
индивид, национальное общество, международная система обществ и
weknbeweqrbn в целом. Глобальное поле образуется вне этих
элементов и именно оно играет решающую роль в характеристике
глобализации. Глобализация для Робертсона — это социальная
трансформация, которая является результатом длительного
предварительного процесса. Глобализация выступает сложным
процессом, не имеющим единого направления. Исходя из этого, нельзя
уравнивать глобализацию с гомогенизацией, поскольку глобальное не
исключает локального, а локальное — глобального. Современная форма
глобализации лучше всего описывается как “глокализация”. Робертсон
вводит этот термин, состоящий из соединения двух слов
“глобализация” и “локализация”, для подчеркивания их взаимного
осуществления в настоящее время. Глокализация — это своего рода
метафора, указывающая, что глобальное не исключает локального, и
наоборот. Он показывает, что существует много способов
практической глокализации, т.е. комбинации локального и
глобального.
По его мнению, глобализация является сначала условием, а затем
собственно содержанием распространяющейся модернизации, т.е. такой
модернизации, которая приняла разнообразные формы и
распространилась на регионы, прежде незатронутые ею. Робертсон
считает, что идеи современности получают новое направление в
процессе такой формы социальной трансформации, как глобализация.
По мнению Робертсона, речь продолжает идти не просто о глобальном
обществе, а о глобальном современном обществе, то есть
человечестве, перешедшем к капитализму, массовому производству,
секулярному образу жизни, массовому образованию и прочим ценностям
современности.
Оба исследователя — Робертсон и Фетерстоун раскрывают
глобализацию сегодня как процесс, возникающий относительно
независимо от внутренних культурных особенностей и деятельности
наций-государств. Глобализацией они называют то международное
пространство, где эта специфика обществ не играет особой роли. По
их мнению, имеется некоторое интернационализированное
пространство, которое и производит глобальную культуру.
В отличие от Р.Робертсона и М.Фетерстоуна, полагающих, что
глобализация — тип социальной трансформации, продолжающий
вхождение в современность всего мира, американский социолог
М.Олброу считает ее абсолютно новым типом социальной
трансформации, не имеющим отношения ни к современности, ни к
постсовременности. Олброу отказывается от понятия
“постсовременность” и вместо него вводит понятие “глобальная
эпоха”.
Он разделяет понятия мирового и глобального общества. Мировое
общество, по его мнению, уже существует и не является чем-то
противоположным нации-государству, возникая из наций-государств.
На примере миграции и бизнеса этот американский ученый показывает,
что мировое общество существует, эмпирически наблюдаемо как
наднациональное или интернациональное, международное,
транснациональное образование.
В отличие от этого глобальное общество — вызов старому
порядку. Оно еще не существует. Это общество с таким
структурированием социальных отношений, которое бросало бы вызов
определениям и теории нации-государства как типа общества,
являющегося предметом социологии. Поэтому глобализация является
социальной трансформацией, требующей новой теории общества.
Ключевым вопросом для социальной теории становится вопрос,
станет ли мировое общество глобальным. Ответ на этот вопрос не
является сегодня однозначно решенным.
По мнению Олброу, современная эпоха закончилась, но это не
означает конца истории. Мы живем в глобальную эру, следующую за
t`gni современности. Начало переходного периода в глобальную эру
положил взрыв атомной бомбы в Хиросиме, окончанием этого периода
стал доклад ООН о глобальном потеплении.
Исследуя глобальную культуру, нельзя оперировать понятиями,
относящимися к эпохе современности, такими как мировое
правительство, мировой рынок, новый мировой порядок, глобальная
культура, поздняя современность. Ни одно из этих понятий не
является адекватным сегодня. Глобальная эпоха включает в себя
вытеснение современности глобальностью. Это означает изменения в
основе действий и социальной организации индивидов и групп.
Глобализация не действует в одном измерении, не является
процессом, который изменяет абсолютно все прежде существовавшие
тенденции как в культуре, так и в обществе. Поэтому в глобальную
эпоху очень сложна культурная конфигурация: различные феномены
могут быть направлены как в сторону глобализации, так и быть
совершенно противоположны этому — антиглобальными.
Таким образом, Олброу не удается полностью отказаться от идеи
преемственности с современностью, особенно в плане преемственности
социологических теорий. Это происходит потому, что его построения
отчасти преждевременны, отчасти наивны. Вспомним, однако, так
называемую теорему Томаса, в которой утверждается, что “если люди
определяют ситуации как реальные, то они реальны в своих
последствиях”. Исходя из нее все вышеперечисленные теоретические
конструкции глобализации могут быть рассмотрены не только как
фиксация некоторых тенденций, но и как проект будущего.
Последняя точка зрения — глобальное общество как
социологический проект представляется наивной и преждевременной,
но ее значение состоит в том, что она пытается найти новую
универсалию после отказа от идеи прогресса. Если социология не
имеет универсалий, она теряет статус универсальной науки и может
распасться на множество не связанных друг с другом национальных
школ.
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.
2. Бакиров В. Социальное познание на пороге постиндустриального
мира//Общественные науки и современность. 1993, N1.
3. Покровский Н.Е. Вефлиемские звезды “глобализации”//Социол.
исследования. 1995, N2.
4. Albrow M. The Global Age. State and Society Beyond Modernity.
Stanford. 1997.
5. Berger P. Sociology: A Disinvitation? Society/V.30, N1.
Nov/Dec.1992
6. Dewey J. Democracy and Education. New York. 1923.P.2.
Приводится по статье: Покровский Н.Е. Непрерывность и стабильность
социального опыта как ценность // Американское общество на пороге
XXI века: Итоги, проблемы, перспективы. Материалы научной
конференции, г.Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова 31 января — 3
февраля 1995 г. М., МГУ. 1996.
7. Featherstone M. (ed.) Global Culture: Nationalism,
Globalization and Modernity. London: Sage. 1990.
8. Featherstone M. Introduction. — In: M.Featherstone (ed.).
Global Culture. Nationalism, Globalization and Modernity. A
Theory, Culture and Society. L. 1995.
9. Global Modernities. Ed. by M.Featherstone, S.Lash,
R.Robertson. L:Sage. 1995.
10. Globalization, Knowledge and Society. Ed. by Albrow and King
E. London:Sage. 1990.
11. Pieterse J.N. Globalization as Hibridization. — International
Sociology. V9, N2. June 1994.
12. Robertson R. Globalization. Social Theory and Global Culture.
L.1992.
13. Robertson R. Glocalization: Time-Space and Homogeneity-
Heterogeneity. In: Global Modernities. Ed. by M.Featherstone,
S.Lash, R.Robertson. L:Sage. 1995.
14. Smart B. Sociology, Globalization and Postmodernity: Comments
on the “Sociology for One World” Thesis. — International
Sociology. V9, N2. June 1994.
15. Ster N. Fragmentation and homogenization of social life. —
“Knowledge Societies”, London, New Deli, 1994.
16. Tiryakian E. Sociology’s Great Leap Forward: the Challenge of
Internationalization.-In: Globalization, Knowledge and Society.
Reading from International Society. Ed. by M.. Albrow and
E.King.L. 1990.
17. Tiryakian E.The New Worlds and Sociology: An Overview. —
International Sociology. V9, N2. June 1994.
18. Tiryakian E. The Wild Cards of Modernity // Dedalus. Spring
1997. Human Diversity.
19. Wallerstein I. Unthinking Social Science. The limits of
Nineteenth-Century Paradigms. L. 1995.
20. Waters M. Globalization. L., N.Y. 1995.
Марсель Фурнье,
проф. Монреальского университета, Канада
ПИТИРИМ СОРОКИН
И ФРАНЦУЗСКАЯ ШКОЛА СОЦИОЛОГИИ: ИССЛЕДОВАНИЕ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ
ТЕНДЕНЦИЙ
Б
лагодаря доктору Сергею Сорокину, у меня есть одна веская причина
зачитать выдержки из книги Питирима Сорокина, потому что вам
известно, что Канада является частью жизни, которую он описал.
Читаем ли мы Сорокина в Канаде? Не слишком много, боюсь. Я прочел
свою первую книгу о Сорокине, когда я был студентом социологии в
университете в Монреале в конце 60-х годов. Один из моих
профессоров был специалистом по Сорокину. И он просил всех
студентов читать Сорокина и его труды.
Сегодня я хотел бы представить вам анализ сотрудничества
между Питиримом Сорокиным и французской школой социологии. Мой
интерес к французской социологии - это самое главное в моей
работе.
Первая часть моего доклада касается Дюркгейма и Сорокина. Мы
кое-что знаем о взаимоотношениях Сорокина с французской школой.
Основной труд Дюркгейма о методе социологии опубликован в России в
1899 году, четыре года спустя после выхода оригинального издания
на французском языке. Питирим Сорокин знаком с работой Дюркгейма.
И Дюркгейм написал письмо Сорокину. Мне кажется, что Сорокин
послал одну из своих книг Дюркгейму. И Дюркгейм написал: “Большое
спасибо, мой дорогой друг, однако, я не могу читать по-русски”.
Согласно Сорокину, Дюркгейм является социологом международного
масштаба. В своей первой книге “Система социологии” он взял на
вооружение те же самые пестимологические посылки, что и Дюркгейм.
Это нормативная наука. Имеется определенное сходство между
социологией и естественными науками.
Сорокин также применил антисубъективизм Дюркгейма и
антипсихологизм. Когда Сорокин эмигрировал в Соединенные Штаты, он
продолжал пропагандировать работы Дюркгейма, но вскоре
стремительно изменил свою пестимологическую позицию и начал
критически относиться к объективистскому методу Дюркгейма. Как
можно объяснить эти перемены в воззрениях Сорокина? Что касается
политического опыта с 1914 по 1922 год, в этот период Сорокин
наблюдал очень много ненависти, двуличия и массовых убийств, и его
взгляды подверглись изменениям. И в результате Сорокин создал
интегральную систему социологии.
Я представлю вкратце те различия, которые имеются между
Сорокиным и Дюркгеймом. Сорокин во многом согласен с Дюркгеймом в
это время, что касается реализма Дюркгейма. Во-вторых, критерии
качественной характеристики социальных явлений. По этому вопросу
Сорокин двигался в направлении Тао. Мне кажется это соответствует
российской традиции. Российские социологи предпочитают Тао
Дюркгейму. Поэтому часто Сорокин использовал высказывания Тао
против Дюркгейма.
И еще одно отличие. Выраженная политическая позиция
Дюркгейма. Я хочу процитировать что Сорокин говорит по этому
поводу: “Вера Дюркгейма в положительные результаты регулирования
со стороны правительства и взаимоотношения между капиталом и
трудом напоминают мне некоторые формы российской коммунистической
qhqrel{ и регулирования труда.”
Я хотел бы представить в заключение несколько выводов не
только в отношении различий, но и сходства между Дюркгеймом и
Сорокиным. Сначала на методологическом уровне, где у них имеется
общее. Дальше интерес к изучению права и криминалистики. Оба имеют
очень твердую религиозную основу. Они имеют склонность быть и
учителем, и проповедником. И это касается этического масштаба
общественной жизни, вопроса солидарности и альтруизма. Это
касается также и широкой социологической теории. Как известно, в
1942 году Сорокин основал исследовательский центр по
созидательному альтруизму. Имеются и другие сходства - что
касается понятия цивилизации, глобальная и тоталитарная системы. И
последнее сходство касается современного общества. В соответствии
с Дюркгеймом имеется две опасности. Первая - анархизм. Вторая -
деспотизм. Анархия и деспотизм. Общая опасность - это анархия.
Сорокин, мне кажется, не согласен с этим анализом. Он говорит о
конце традиционного мира, дезинтеграции, разрушении семьи и брака,
эгоистическом обществе и так далее. Но критика современного
общества является более радикальной и пессимистической. Сорокин
предсказывает ужасные войны, революцию и анархию, распад нашей
религиозной морали, рост жестокости и бесчеловечности. Он
предсказывает распад нашей культуры.
Сейчас я перейду к сравнению Марселя Молса и Сорокина.
Известно, что Сорокин знал некоторые книги Молс, но не все его
творения. Для Сорокина Молс был специалистом по истории религии
примитивных народов. В 1925 году Сорокин опубликовал “Социология
революции”. Как известно, Сорокин является радикальным критиком
этой революции. Если прочесть его автобиографию, то для него, как
мы видим, эта революция является временем красного террора,
красного монстра и так далее, это освобождение самых зверских
качеств в человеке. Но Молс и Сорокин участвовали напрямую в
социалистических движениях и оба они были не согласны с
марксистской перспективой.
Большевизм не является экспериментом. Это явление, которое
пришло в самых худших условиях, в условиях нищеты и падения
режима, оно было приведено в действие меньшинством. Преступление
большевиков в использовании насилия не только против
контрреволюционеров, но и против религии. Согласно Молсу,
социализм по определению должен быть результатом общей воли
граждан. Для того, чтобы создать коммунизм, абсурдно уничтожать
необходимые элементы экономики, как-то рынок. Ведь общество без
рынка невозможно. Рынок является необходимым условием
существования экономической жизни. Развитие промежуточных
коллективов, таких как кооперативы, является необходимым условием,
если общество собирается перейти к социалистическому режиму. И,
наконец, свобода и коллективный контроль не противоречат друг
другу. Определенная доля либерализма всегда необходима даже в
условиях социалистического режима. Социалистический режим должен
включать в себя элементы капитализма и также какие-то черты
индивидуализма. Вот таковы некоторые уроки, которые можно было
вывести из анализа большевизма.
Как известно, Молс не был специалистом по Восточной Европе.
Но он получил достаточный объем информации. Он провел в России две
недели в 1906 году по научным и политическим причинам. Один из его
проектов был в то время опубликованный текст по России. Ему
говорили: вы ничего не знаете о России, не говорите по-русски,
поэтому не надо делать такую работу.
Вывод мой такой. Большевистская революция является
исторической неудачей. Я думаю, что Сорокин и Молс согласны по
этому вопросу. Однако для Молса этот провал большевизма не
opnrhbnpewhr социализму. Имеется много форм социализма. В старых
промышленных демократиях можно установить своего рода социализм,
если будет сознательная воля населения этих стран установить
подобный порядок.
Что касается Сорокина, мы видим, что Сорокин не был согласен
с этим выводом, потому что для него, как он считал, большевизм был
обречен на неудачу.
Гарольд Браун,
проф. Университета
Северная Каролина, США
ПИТИРИМ СОРОКИН:
ПРОРОК ПОЛИТИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО,
КОТОРОЕ ЯВЛЯЕТСЯ НАШИМ НАСТОЯЩИМ
Ч
то принесет нам завтра - радость, страдания или печаль? Конечно,
желание заглянуть в завтра, узнать будущее так же старо, как и
человечество. Но кто из нас имеет дар пророчества? Книга истории
вроде бы должна дать нам ориентировку. Но человеческие ожидания и
прогнозы часто оказываются ошибочными. Когда большинство блестящих
генералов, промышленников, ученых и политиков нацистской Германии
планировали вторую мировую войну, в их ожидания не входило, что
все они либо будут убиты, либо их арестуют, либо объявят военными
преступниками. И когда самые лучшие, самые талантливые из власть
предержащих в Соединенных Штатах решили вмешаться военным образом
во Вьетнам, конечно, они не хотели и не ожидали, что 50 тысяч
американцев погибнут там, что американские политические лидеры
будут опозорены, экономика войдет в спад. А когда троянцы решили
принять в дар коня, они не ожидали, что город в конечном итоге
будет сожжен, Троя будет уничтожена.
Что можно ожидать? Если мы не можем сказать, что находиться
впереди, как мы можем сказать какой поворот выбрать по дороге, по
которой мы идем. Может ли прошлое быть нашим ориентиром? Кто не
знает историю, тот вынужден повторять ошибки. Но кто знает
историю, чем он может помочь другим избежать этих ошибок. Часто на
самом деле нет - это соединения очень тщательного сбора данных и
интуиции, которая характеризует работу профессора Сорокина.
Сегодня мы на пороге нового тысячелетия, и поучительно посмотреть,
что он думал о будущем.
Прежде чем говорить о его возможностях и его прогностическом
потенциале, давайте подумаем, что означает пророк. В “Ветхом
завете” пророк - это не обязательно тот, кто предсказывал будущее
и, конечно, не тот, кто только предсказывал будущее. Священник
говорил с Богом, с Господом от имени народа, а пророк обращался к
народу от имени Бога, неся слово божье. И сейчас не трудно
показать, что у профессора Сорокина был дар предсказания будущих
событий. И я хочу показать, что есть признаки пророчества
библейского типа у Сорокина.
Дело в том, что практически на сто процентов оправдались его
прогнозы в отношении того, в каком направлении пойдет наше
общество. Что касается его краткосрочных прогнозов, то их
достоверность на самом деле во много превосходит достоверность
прогнозов большинства других прогнозистов, многие из которых
видят, как их прогнозы не оправдываются уже через несколько лет.
Есть пословица “Ничто не ново под луной”. Сейчас уже
завершается шестое тысячелетие письменной истории, и многие не
считают, что прошлое может быть хорошим ориентиром, потому что
наша модернистская или постмодернистская культура настолько
отличается от прошлых культур, что закономерности, которые мы
видим в прошлом, уже не релевантны, никакого отношения к нынешнему
дню не имеют.
Вот один из примеров. История показывает много примеров,
jncd` в небытие уходили общества, в которых сексуальная
распущенность становилась широко распространенной. По всем
статистическим обзорам, включая тот, который был опубликован
Сорокиным, современное общество уже в его время стало весьма
сексуальным, либеральным и распущенным. И сейчас мы видим, что эта
тенденция расширяется и дальше. Сейчас эта вседозволенность
называется сексуальной свободой, рассматривается как некий акт
освобождения. И негативно оцениваются попытки смотреть на это как
некий сигнал опасности, как предсказатель грядущей катастрофы
общества.
Многие попытки предсказать будущее имеют одно общее. Помимо
большой степени неточности - это пессимизм этих предсказаний. Он
свойственен Хаксли, Оруэллу. Все футурологи говорят о разных
причинах катастрофы, предупреждают, что катастрофа все равно
произойдет. Демограф Пьер Шану, например, предсказывает, что
население мира на самом деле снизится до минимальных пределов и
вымрет человечество где-то около 2500 года. Многие ученые, такие
как Освальд Шпенглер, рассматривают общество как живой организм и
считают, что каждое общество проходит фазы рождения, роста,
молодого возраста, зрелости, пожилого возраста и потом умирают.
Как Тойнби, как и Шпенглер считают, что наше христианское общество
сейчас на поздней стадии и уже практически полуразрушено. Однако
пессимизм не всегда был правилом. От государства Платона до
сочинений Уэллса, некоторые писатели и мыслители прошлого считали,
что, может быть, человечество научится как быть здоровым, мудрым и
богатым. Есть оптимистические и недавние писатели - как Сканер с
его “ Уолденом вторым”. Они считают, что какая-то более высшая
группа людей возьмет все под свой контроль.
Я думаю, что многие прогнозы можно так сформулировать, как
говорил Людовик XV “После меня хоть потоп”. Историки и социологи
не более радостны, чем теологи, и на самом деле у них более
мрачные прогнозы.
В России сейчас трудные времена. Но у нее есть материальные,
людские ресурсы, чтобы добиться успеха, но добиться успеха не в
том смысле, как мы считаем на Западе, где мыслится этот успех в
терминах дорогих круизов, пляжей и других благ и удовольствий, где
больше учатся в колледжах, а уровень образованности, как это
проявляется в отношениях, уменьшается. Религиозные и сексуальные
ограничения снимаются. И свобода фактически стала
вседозволенностью.
Но странным образом все меньше надежды на будущее. Это
типичная черта общества, каким мы видим его сегодня.
В отношении изящных искусств в 1941 году Сорокин писал:
"Современное искусство - это музей социальной патологии". Если мы
принимаем это как правильное предсказание, то я думаю, должно
вызывать уважение такое точное прогнозирование.
На современном этапе развития человеческой культуры человек,
который страдает от депрессии, не обязательно это ощущает. Люди,
которые погружены в нашу культуру, которую Питирим Сорокин назвал
чувственной, не могут представить себе, что возможны другие точки
зрения и ракурсы. Даже религиозные люди, которые имеют духовные
ценности, имеют веру и надежду в Бога, все равно предсказывают
закат современного мира. Конечно, человек, который пережил
несколько мировых войн и революций, говорит нам о гневе Божьем, но
в то же время утверждает, что катастрофы не предопределены. И он
говорит: хотя катастрофа вероятна, она не неизбежна.
Я думаю, что мы должны читать труды человека, который говорил
о культурной катастрофе, которая уже фактически рядом с нами, но
всегда бросал нам вызов с тем, чтобы мы поднялись на уровень свой
ответственности. Он не минимизировал степень проблем, которые нас
ndnkeb`kh. Он на самом деле в самых мрачных тонах рисовал
цивилизацию, вместе с тем давал пути и направления выхода. Он
говорил, что избежать катастрофы возможно, если мы не будем нашу
энергию расходовать нерационально на какие-то мелкие улучшения
нашей внешней жизни. В отличие от заката, который Шпенглер
предсказывал, не обязательно наше общество ринется в катастрофу. И
перспектива избежать этого вполне вероятна.
Еще немного лет назад ожидалась всеразрушительная война между
СССР и Соединенными Штатами. Как выяснилось, это ужасное
предсказание оказалось невыполненным. Сейчас предсказываются
исчерпания природных ресурсов и экологическая катастрофа. На самом
деле эта катастрофа произойдет, если мы не повернем на другой
путь, если человек не встанет на путь выполнения уникальной миссии
человека, как писал об этом Сорокин. И Сорокин помогает нам
преодолеть кризис. Требуется некая доля благодати Божьей, которую
мы сами не можем вызвать, она может прийти только от Господа Бога.
И есть основания для надежды. Ни один человек, ни группа, ни даже
отдельное общество не может преодолеть столь всеобъемлющий кризис.
И Сорокин говорит, что не надо в паралич впадать, а нужно искать
поиски разрешения кризиса.
Стоя на плечах такого гиганта, мы можем смотреть вперед. Но
если бы не было его, я бы многих вещей не увидел. Блажен,
благословен грядущий во имя Божье, во имя Господнее.
Раздел IV
Тенденции и проблемы
социокультурной динамики
Кравченко С.А.,
д.ф.н., проф.,
зав. каф. социологии МГИМО (У) МИД РФ
ОЦЕНКИ ПРОЦЕССА РЕФОРМИРОВАНИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА В СВЕТЕ
ИНТЕГРАЛЬНОЙ ПАРАДИГМЫ П.А. СОРОКИНА
П
ри анализе происходящих ныне в России экономических, политических,
социокультурных изменений представляется весьма актуальным
использовать многие положения интегральной парадигмы
П.А. Сорокина, которые способствуют комплексному видению
социокультурных тенденций нашего времени. Их учет, несомненно,
позволил бы избежать многих ошибок и просчетов в процессе
предпринятых в нашей стране за последнее время преобразований.
Как известно, человеческая личность, по Сорокину, является
“удивительным интегральным существом” и формируется под
воздействием ряда факторов — космических, биологических, социально-
психологических, но прежде всего — социокультурных. На характер
личностей оказывают влияние и бессознательные рефлексы, и
биосознательные регуляторы — чувство голода и жажды, сексуальные
влечения, и, наконец, социосознательные нормы и ценности. “Новая
интегральная теория человеческой личности, — поясняет Сорокин, —
не отрицает, что человек является животным организмом, наделенным
“бессознательным”, рефлексо-инстинктивным механизмом тела, но она
подчеркивает, что помимо этой формы бытия, человек является
сознательным, рациональным мыслителем и сверхсознательным творцом
или духом” [2. С.143].
Политика российских реформаторов практически всегда, а в
последнее десятилетие в особенности строилась, исходя из того, что
российский человек по своей природе сознателен, добр, рационален,
отзывчив на инициативы властей, направленные на “счастье и благо
народа”, и эти качества личности восторжествуют, как только будет
покончено с определенными социальными реалиями — монополией
компартии на власть, бюрократизмом, государственной
заорганизованностью экономической жизни и т.д.
Недооценка сложности человеческой природы, абсолютизация
рационально-умственного фактора и игнорирование бессознательных
рефлексов приводили к тому, что планы по скорейшему созиданию
“демократического будущего, правового государства” не сбывались, а
экономические преобразования, имевшие цель утвердить рыночную
ориентацию, самым причудливым образом сочетались с варварскими
акциями против собственного народа, с деструктивностью и
жестокостью по отношению к прежним “плохим” образцам жизни.
Заблуждения руководителей относительно рационалистской сущности
человека, игнорирование образцов поведения, которые имеют
глубинные бессознательные и биосознательные корни,
противопоставление голого прагматизма сложившимся представлениям
россиян о справедливости и доброте приводили не к движению в
направлении свободы, а, напротив, подрывали идеалы демократизма и
свободы, отдаляя их приближение.
По Сорокину, интегральная сущность человека должна быть
адекватной высшей интегральной ценности существующего мира —
единству Истины, Красоты и Добра. Человек весьма преуспел в добыче
истины и в создании шедевров красоты. Однако, как считал социолог,
творчество в области Добра резко отставало от творческой
деятельности в области Истины и Красоты. Человеку не удалось
обосновать эффективные пути и средства для своего морального
возвышения, для контроля своих бессознательных инстинктов и
чувственных вожделений, связанных с погоней за материальным
благополучием, властью и наслаждениями. Известные до сих пор формы
правления не принимали в расчет Доброту, энергию неэгоистической
любви, и потому “демократические режимы были почти столь же
воинственны, неустойчивы, как и авторитарные режимы, и имели такой
же высокий уровень преступности” [9. №8. С.121].
Ныне судьба как мира, так и отдельных народов, по мнению
социолога, в конечном счете зависит не от ООН, всемирного
правительства или торжества демократии, а от способности самого
человека творить Добро, от “увеличения производства и аккумуляции
неэгоистической любви к человеку и человечеству”. Доброта,
неэгоистическая творческая любовь, утверждает Сорокин, может
положить конец агрессивным нападениям индивидов и групп друг на
друга; преобразовать враждебные отношения в дружеские; может
оказать воздействие на международную политику и умиротворить
конфликты.
Кроме того, неэгоистическая любовь необходима для физического,
духовного и нравственного здоровья человека. Опираясь на свои
конкретно-социологические исследования, Сорокин отмечает, что
альтруисты живут дольше, чем эгоисты; дети, лишенные любви,
склонны к моральному уродству; любовь — сильнейшее средство против
социальной аномии.
К сожалению, при осуществлении реформ в России никогда не
ставился вопрос о Доброте, — прежде всего, вопрос о гуманности
путей и средств достижения поставленных целей, об их адекватности
интегральной природе человека, о гармонизирующей функции любви,
которая может умиротворять агрессии, вражду и борьбу. Из-за
умаления и забвения фактора Доброты, сугубо прагматического
подхода к политическим и экономическим преобразованиям в стране
никак не может сложиться механизм согласования многообразных
интересов. Изначально реформирование российского общества было
ориентировано на самые различные прагматические цели —
спекулятивную куплю-продажу, приватизацию, сбор налогов и т.д. —
но только не на то, чтобы новое взаимодействие людей привело к
совершенствованию человеческих отношений. Наши реформаторы, по
существу, игнорировали важность Доброты, ненасильственных средств.
Однако, как показало провидение социолога и подтвердила жизнь,
“без любви все Билли о правах и все конституционные гарантии
свободы есть пустая фраза” [9. №9. С.150]. Любые благие замыслы
сами по себе вовсе не ведут к процветанию, согласию, миру, если
они не обеспечивают производство любви, её проникновение в
социальные институты и культуры с целью поддержания необходимого
минимума солидарности в социальных группах. К сожалению, место
Доброты у нас оказалось занятым ненавистью и разрушительностью,
что и привело общество в состояние экономического и правового
коллапса. И верхи, и низы стали жить по иррационально-
деструктивным принципам, подчас не осознавая того.
Вероятно, сорокинские прозрения, акцентирующие необходимость
человеческих отношений, пропитанных взаимной любовью, есть
панацея, позволяющая стране вырваться из революционно-бунтарского
поля, в котором она оказалась несколько столетий назад. Следование
установкам ученого на “дух всеобщей дружбы, симпатии и
me}cnhqrhweqjni любви с взаимной помощью”, возможно, позволило бы
выбрать принципиально новый, эффективный вектор социального
реформирования и обновления, от которого зависит реализация
интегральной сущности человека.
Главный смысл реформ, по Сорокину: они должны исходить из
интегральной сущности человека и благоприятствовать его базовым
инстинктам. Для этого, как минимум, необходимо, чтобы сущности
человека соответствовала форма производства и распределение благ;
чтобы функции институтов, прежде всего государства, в конечном
счете стимулировали творческую активность населения; чтобы
утвердился морально-правовой порядок, единый как для власти, так и
населения. П.Сорокин написал ряд работ, в которых исследуются
собственно проблемы реформируемого кризисного общества, включая
труд — “Человек и общество в условиях бедствия”. Один из выводов
этой работы её автор сформулировал так: “бедствия не являются
исключительным злом: наряду с разрушительными и вредными
действиями они играют также конструктивную и положительную роль в
истории культуры и творческой деятельности человека. Для
человечества катастрофы имеют великое обучающее значение”[5.
С.53].
Интересно проследить, какие уроки из кризисов смогли извлечь
российские реформаторы.
В процесс производства, считает Сорокин, должна быть заложена
постоянно действующая пружина, именуемая “личным интересом”,
“хозяйственной автономностью и ответственностью”. Занесение на
красную доску, ордена, похвалы в газетах и т.д., по мнению
ученого, — “искусственные стимулы”, их роль ничтожна. Сорокин
предложил ряд конкретных мер, которые, по его мнению, как раз
соответствуют интегральной сущности человека: “ясное и
категорическое признание права собственности”; налоги должны быть
таковы, чтобы сохранялась “уверенность лица в прочности своих прав
на результаты своей хозяйственной деятельности” (налог по принципу
“чем больше — тем лучше” ущемляет стимул “личного интереса” и его
положительные эффекты); исключить хозяйствование в формах частного
хищничества (аренда предприятий, позволяющая выжимать из них
сиюминутную прибыль “ценой окончательного их разрушения”);
имущественная дифференциация не должна быть безмерной, что
“толкает нищие массы на разгром существующего порядка”,
уничтожение производительных сил страны; “обе крайности —
уравнительность и безмерное имущественное неравенство — ведут к
печальным результатам” [7. С.4-6].
При этом Сорокин особо подчеркивает необходимость в процессе
реформирования общества обеспечить надлежащий правовой порядок,
призванный содействовать производственной и творческой
деятельности населения. Продуктивная производственная деятельность
во благо человека и собственно человеческих отношений, считает
ученый, возможна только при правовом поведении как самого
населения, так и органов власти. Для этого необходимо. чтобы все
граждане России стали “субъектами прав, участниками, членами
единого общего коллектива”.
Как считал П.А. Сорокин, интегральное существо человека
проявляется и в том, что он является не только эмпирическим
наблюдателем и экспериментатором, рациональным мыслителем, но и
активным участником создания творческого начала во вселенной.
Помимо неорганических и органических явлений, которые существовали
до появления человека, люди создали новую реальность —
суперорганический или культурный мир, имеющий компонент смысла.
Поэтому мир общества также интегрален: идеологические смыслы,
выраженные в языке, науке, религии, философии, искусстве, образцы
материальной культуры взаимно соотносятся с социокультурными
rho`lh личностей и групп, а также сложившимися образцами их
поведения. Такой подход указывает на недостаточность материального
фактора объяснения социальной жизни и, напротив, акцентирует роль
ценностных, социокультурных установок. Будучи примененной к
российским реалиям, методология сорокинской парадигмы позволяет
пролить свет на некоторые стороны нынешней дезинтеграции страны.
Реформаторы преуспели в утверждении институциональных
структур, соответствующих-де современной мировой цивилизации, но
мало сообразующихся с цивилизационными характеристиками, присущими
российскому обществу и его населению. В результате эти новые
структуры, призванные “осчастливить народ”, на деле для
большинства россиян не стали функциональными. Хотя в принципе
россияне поддерживают институты политических свобод и рыночных
отношений, но, не обладая адекватными социокультурными статусами и
ролями, большинство людей не могут социально взаимодействовать с
агентами этих институтов — политиками, коммерсантами, банкирами. И
самое главное — значительная часть населения не может найти себя в
области производства. Миллионы людей стали отверженными и
нуждающимися. Многие лишены минимума благ, необходимых для
существования.
Радикальные манипуляции властей с институциональными
политическими и экономическими структурами неминуемо затрагивали
основы всего культурного мира страны и, согласно данной парадигме,
неизбежно вели к утрате социокультурных ориентиров, к возобладанию
бессознательных рефлексов в поведении людей, к активизации
дезинтеграционных сил, что в действительности и случилось.
Представляется, что власти недооценили последствия латентных
реакций людей на нефункциональность и дисфункциональность
структур, которые не гарантируют правовое поведение своих агентов,
не содействуя общественному миру. А ведь за этим стоит нарушение
социальных связей, разрушение семейных и брачных моделей поведения
и, как следствие, рост эмоциональной нестабильности, депрессивных
настроений, появление чего прогнозировалось Сорокиным. Когда люди
оказываются в социальных условиях, противных их интегральной
природе, то неизбежно наступает сбой механизма социального
контроля. В этих условиях социальный порядок может поддерживаться
только социальным принуждением с неизбежным свертыванием
политических свобод, распадом институтов управления и семьи. В
конечном счете люди могут постепенно утратить способность вообще
выполнять функции, необходимые для поддержания самих властных
структур, что приведет к ещё большей дезинтеграции всего общества.
Сказанное позволяет утверждать: для перехода России от
индустриализма, авторитаризма к постиндустриальной модели развития
нужно не механическое заимствование институтов парламентаризма и
рыночной экономики, но и в качестве необходимых и достаточных
условий — социокультурные основания в виде готовности населения
воспринять адекватные идеологические смыслы, социальные роли и
статусы. В России резкие перемены в институциональных структурах
не могли автоматически повлечь за собой адекватную трансформацию
социокультурного фактора, что конкретно вылилось в серьезные
потери функциональности вновь создаваемых и политических, и
экономических структур. Социокультурные ценности, адекватные
устаревшей индустриально-авторитарной модели развития, как бы к
ним не относиться и как бы их не называть, и сегодня проявляются у
значительных слоев россиян. Их влияние на широкие слои населения
остается весьма значительным, и в этой связи есть все основания
прогнозировать, что они ещё определенное время будут
противодействовать ценностям и институциональным структурам
постиндустриальной модели развития. В массовом сознании по-
прежнему доминирует престиж структур патерналистского толка, с
jnrnp{lh многие люди связывают ожидания перемен к лучшему.
То, что в России не было идеологических смыслов, образцов
материальной культуры, типов социокультурных личностей и групп для
утверждения постиндустриальных ценностей, приводит не только к
тому, что последние приходят к нам настолько деформированными,
что, по существу, обретают иное содержание, выступают как совсем
иные ценности: почти полное отсутствие правового регулирования
деятельности институтов есть одна из главных причин того, что
богатый западный опыт заимствуется в квазиформах — далеко не
лучших, примитивизированных, огрубленных образцах организации
экономических, социальных, политических отношений.
Интегральная парадигма также требует, чтобы социокультурная
динамика отдельно взятой страны рассматривалась в контексте
глобальных циклических изменений в социокультурных системах. По
мнению Питирима Сорокина, все экономические, политические,
социальные реалии, типы личностей и групп необходимо анализировать
в контексте процесса периодической смены друг друга трех известных
до сих пор социокультурных суперсистем, характерных для всей
истории человеческой цивилизации — религиозной или идеациональной,
чувственной и интегральной при доминировании одной из них.
Опираясь на данное видение исторического процесса, Сорокин
обосновал, как ему представлялось, “основной закон истории”,
согласно которому происходит перманентная флуктуация как
социокультурных суперсистем, так и флуктуация обществ и их
конкретных сфер: типы политики, экономики, идеологии не являются
постоянными и не развиваются по восходящей линии, а непрерывно
“качаются между полюсами тоталитаризма и строго свободных
режимов”. Исходя из этого постулата, социолог прогнозировал, что с
переходом от чувственной суперсистемы к новому интегральному циклу
произойдет преодоление нынешнего кризисного состояния, при котором
невиданный расцвет науки, технологий, образованности сочетается
странным образом с войнами и революциями.
В XX веке, по Сорокину, под воздействием флуктуации начался
процесс распада чувственной суперсистемы, который так или иначе
охватил все страны мира. При этом нарушились механизмы социального
контроля, ибо произошла дезинтеграция моральных, правовых
ценностей, которые управляли поведением индивидов и социальных
групп. Когда же люди выходят из-под контроля общепризнанных
ценностей, они превращаются в существа, управляемые, главным
образом, бессознательными рефлексами и биосознательными
регуляторами — своими страстями и вожделениями. В этом социолог
усматривал латентные корни индивидуализма и эгоизма, обострения
борьбы за существование, превращения силы в право и, наконец, —
войн, революций, роста преступности, проявлений социальной аномии
и массовой девиации.
Эти процессы затронули в большей или меньшей степени все
страны, включая и Россию. И с ними, очевидно, необходимо считаться
при определении целей реформирования общества, средств их
достижения, темпов преобразований, конечно, опираясь на
исследования конкретных исторических циклов.
Разумеется, Сорокин далек от того, чтобы абсолютизировать
объективные тенденции флуктуации социокультурных суперсистем.
Напротив, интегральный взгляд на человека и общество ориентирует
на учет и исследование потенциальных возможностей готовности людей
к изменениям в обществе и особенно характера их социального
приспособления в процессе реформ.
Принципиальный импульс необходимости таких исследований
исходит из закона, названного социологом “законом позитивной и
негативной поляризации”. Согласно этому закону, во времена
радикальных социокультурных преобразований люди ведут себя
mendmngm`wmn: одна часть общества, дезинтегрируясь, становится
более склонной к социальной аномии (негативный полюс), другая же,
— напротив, укрепляет потенциал институциональных обновлений
посредством морального возрождения и производства доброты по
отношению к другим людям, обеспечивая тем самым не только
самосохранение, но и обновление общества в целом, предоставляя ему
резервные шансы адаптироваться к новым социокультурным реалиям
через активное взаимодействие нарождающихся институциональных
структур и деятельностных субъектов (позитивный полюс). В
зависимости от типа личностей, превалирования биологического или
социально-культурного, индивиды тяготеют либо к одному полюсу,
либо к другому. Позитивная поляризация, по Сорокину, проявляется в
росте творческих усилий и альтруизма, в жизни по моральным
заповедям, увеличении неинституализированной религиозности,
возникновении и развитии пацифистских ассоциаций, в идеологической
терпимости, во взаимном проникновении и интеграции разных
мировоззренческих ориентаций.
Позитивная и негативная поляризация — атрибут любой
реформируемой социальной системы, любого общества, ибо это в
конечном счете проявление взаимодействий старых и новых типов
социокультурных личностей и групп, их образцов поведения. Она
имеет место и в современном российском обществе. Реформируемое
общество без позитивной и негативной поляризации — утопия. Однако
её характер зависит от того, насколько новые институциональные
структуры и социальные деятели находятся в состоянии
социокультурной совместимости. Другое дело, что сам характер
совместимости детерминирован рядом независимых переменных:
наличием доминирующей веры и идеологии, насколько они согласуются
с менталитетом людей, насколько обеспечивается преемственность
прежних и новых идеологических смыслов, социальных статусов и
ролей, образцов поведения в целом.
До сих пор наши руководители не считались с объективным
взаимодействием позитивной и негативной поляризации, рассчитывая
только на безусловную поддержку их реформаторских замыслов, и
потому так и не сумели понять, почему, казалось бы, столь
“привлекательные”, “новаторские” идеи так и не воплотились в жизнь
сообразно задуманному.
В порядке гипотезы можно утверждать, что доминирование
позитивной реакции над негативной у россиян проявлялось тогда,
когда реформаторы ратовали за институциональные структуры,
основанные на авторитарном руководстве и патернализме,
обеспечивавших коллективную безопасность. Нравится нам сегодня это
или нет, но исторические факты свидетельствуют, что все
радикальные преобразования недемократического, авторитарного толка
были в России осуществлены довольно быстро — они коррелировали с
типами социокультурных личностей миллионов. Немногие попытки
реформировать страну по пути развития экономической
самостоятельности производителей, институализации идей прав
человека и индивидуальных свобод наталкивались на контрастирующие
патерналистские ценности и образцы поведения. Доминировавшие
этатизм, коллективизм, групповой эгоизм изначально противостояли
осуждавшимся индивидуализму и личностной инициативе.
Можно спорить с Сорокиным по поводу оценок реформаторских
усилий представителей той или иной конкретной власти, но,
очевидно, социолог прав по большому счету: у народа, участвующего
почти постоянно в войнах, народа, испытывающего дефицит средств к
существованию, может быть лишь менталитет, поведение, адекватные
авторитарной, патерналистской власти. Заметим, социолог верно
спрогнозировал падение коммунистического режима с прекращением
войн и ростом сытости населения, хотя и ошибся в сроках, полагая,
wrn это произойдет значительно раньше. Однако, если следовать этой
логике ученого, то можно полагать, что война в Чечне, массовое
обнищание населения, конфронтация власти с самой собой
способствуют реставрации в той или иной форме “этатистско-
коммунистической власти”.
Нынешний процесс реформирования — ещё одна попытка
интегрировать Россию в мировое сообщество стран. Решение этой
проблемы, согласно интегральной парадигме Сорокина, видится не в
том, чтобы заимствовать из иных социокультурных реалий
идеологические смыслы и институциональные структуры, которые
неадекватны российскому культурному миру, а в том, чтобы, учитывая
вектор глобальной цикличности социокультурных суперсистем, Россия
создала свои институты, совместимые с социокультурными типами
россиян, с типичными образцами поведения своих граждан. Тогда бы
большинство россиян оказались на “позитивном полюсе”.
Результат “эпохальной борьбы” между силами “позитивной” и
“негативной поляризации”, считает Сорокин, никто “не в состоянии
предсказать с уверенностью”. Однако тенденция, по мнению ученого,
оптимистическая: “Хотя силы негативной поляризации кажутся еще
превалирующими, тем не менее силы позитивной поляризации
обнаруживают уже заметную способность для сдерживания и уменьшения
гибельных действий сил нерелигиозности и деморализации” [Там же.
С.143]. Человек не может пассивно созерцать эти процессы, как
считает Сорокин. Сообразно своему историческому предназначению —
творить Истину, Красоту и Добро — он должен предпринять попытки
трансформировать общество, приспосабливая его к своей интегральной
природе.
Парадигма, предложенная Сорокиным, позволяет также осветить
роль идеалов в процессе реформирования общества. Российские
реформаторы прекрасно осознавали, что идеалы, если их сделать
привлекательными и желанными для масс, обладают огромной силой,
способной привести в движение миллионы людей. Все усилия по
реформированию страны сопровождались выдвижением тех или иных
идеалов. Практически всегда провозглашенные идеалы поддерживались
интеллектуальной элитой, одобрялись самыми широкими слоями
общества. После чего власти требовали жертвенности, и народ порой
делал все возможное и невозможное для превращения идеалов в
реальность. Но, как правило, идеалы упорно не хотели
материализоваться, а через некоторое время зачастую вовсе
дискредитировались (ныне для многих россиян “демократия”
ассоциируется с обездоленностью).
Представляется, что творческое наследие Сорокина позволяет
ответить на вопрос, почему идеалы деградировали или результат их
воплощения в жизнь был весьма далек от ожидаемого. Если наши
неудачи не списывать на “происки” коммунистов или антикоммунистов,
либералов или демократов или же на какие-либо потусторонние силы,
то ответы на вопрос, почему так происходило, надо искать на путях
анализа идеалов в контексте специфики их флуктуации в периоды
радикальных преобразований.
Сорокин обратил внимание на то, что в эволюционные и
реформаторские периоды развития общества его ценности и идеалы
флуктуируют по-разному [8]. Причем колеблется не только их
качество, но изменяются и их сущность, и сам характер. Ценности и
идеалы, воспроизведенные в период радикальных преобразований, как
правило, иллюзорны. Их анализ позволил социологу сформулировать
“особый закон”, названный им “законом социального иллюзионизма”.
Так, Сорокин проанализировал ряд идеалов, выдвинутых февральской и
октябрьской революциями, сравнивая их с действительностью, после
того как прошло 2-3 года. Ставилась задача разрушить социальную
пирамиду неравенства, уничтожить эксплуатацию, — действительно,
Sкто был ничем, тот стал всем”, но сама пирамида имущественного и
правового неравенства не исчезла, а массы утратили даже формальные
права, включая право на жизнь. Была провозглашена свобода —
совести, слова, печати, союзов, собраний — получили то, что власть
стала “учитывать и контролировать” все стороны поведения и
взаимоотношения людей: гражданам предписывалось, какой профессией
заниматься, где жить, что читать и писать, во что верить, что
хвалить, что порицать и т.д. Декларировался принцип автономии
народов — установилось невиданное при царизме централизованное и
бюрократизированное управление. Хотели уничтожить капитализм —
разрушили средства производства и обращения, а в конечном счете —
хозяйство страны в целом и т.д.
Сорокин отмечал, что революции, несмотря на побуждения самих
революционеров, изменяют поведение людей далеко не в лучшую
сторону, культивируя вражду, злобу, ненависть, разрушение, обман.
Освободиться от этих явлений никому не дано, они неизбежны, ибо
революции “биологизируют” поведение людей. Правда, замечает
социолог, в революции есть и обратная сторона — жертвенности,
подвижничества и героизма. Но “эти явления — достояние единиц, а
не масс”, их роль ничтожна сравнительно с “биологизирующей” и
“криминализирующей” ролью революции.
“Закон социального иллюзионизма” Сорокин обосновал в 20 — 30-е
годы. Будучи оторванными от достижения мировой социологической
мысли, россиянам потребовалось несколько десятилетий, чтобы начать
понимать иллюзорность идей, выдвинутых в периоды радикальных
перемен, или, по крайней мере, неосуществимость скорой и легкой
материализации высоких и благородных идеалов.
Отсюда следует, что в принципе нельзя обольщаться идеалами,
выдвинутыми в периоды радикальных преобразований общества: они,
как правило, иллюзорны. Попытки посредством скачка перейти от
декларируемого идеального к реальному, резкая смена идеалов,
нигилистическое отношение к предшествующим идеологическим смыслам
может лишь на непродолжительный период вызвать энтузиазм у народа,
после чего неизбежно наступает возрождение “устоявшихся” идеалов и
соответствующих им традиционных образцов поведения.
Таким образом, положения интегральной парадигмы П.А. Сорокина,
если их экстраполировать на нашу современную российскую
действительность, позволяют в качестве одной из гипотез
предположить следующий сценарий (самый благоприятный). Проявив
политическую волю, реформаторы смогут направить энергию масс по
пути создания институциональных структур, приспособленных к
политическим и рыночным рискам, но которые сообразовывались бы с
характером образцов поведения миллионов россиян, в которых велик
потенциал Доброты, социальной справедливости и которые учитывают
интегральную природу человека. Эти структуры должны основываться
на неэгоистической любви и в принципе исключать неправедное
благополучие меньшинства за счет обнищания, умаления биологических
и социокультурных потребностей, реальных прав большинства. Тогда
каждый россиянин сообразно своей творческой деятельности, включая
формирующуюся потребность к активной социальной мобильности, смог
бы занять достойное место в российском социальном поле.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Социологические теории современности. М., 1992.
2. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М., 1993.
3. Сорокин П. Социокультурная динамика и эволюционизм. В кн.:
Американская социологическая мысль. М., 1994.
4. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1993.
5. Сорокин П. Человек и общество в условиях бедствия (фрагменты
книги). Вопросы социологии, 1993, № 3.
6. Сорокин П. Интегрализм — моя философия. Социс, 1992, № 10.
7. Сорокин П. Об основных условиях возможности возрождения
нашего народного хозяйства. Социс, 1994, № 2.
8. Сорокин П. Современное состояние России. Новый мир, 1992, №№
4,5.
9. Сорокин П. Таинственная энергия любви. Социс, 1991, №№ 8,9.
Римашевская Н.М.,
проф., д.э.н.,
академик РАЕН
КАЧЕСТВО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА РОССИИ
В
контексте «перестройки» и начавшихся в конце 80-х годов социально-
экономических трансформаций стало особенно очевидным, что
исследования российского населения требуют не только
количественных, но и качественных подходов. Идеология
«экстенсивности», пронизывающая все аспекты общественного
развития, существенно гипертрофировала значение численности
населения, как правило, игнорируя его качество. И это подвигло нас
на организацию в Институте специальной Лаборатории качественных
характеристик населения. Аналогичные идеи я нашла в статье
Питирима Сорокина «Современное состояние России», опубликованной в
журнале «Новый мир» №4 за 1992 г. В этой статье даются оценки
потерь, которые понесла Россия во время войны и революции, начиная
с 1914 по 1921 годы. Было показано, что количественно Россия
лишилась 21 млн. человек, но главное — это качество потерь.
«Судьба любого общества зависит прежде всего от свойств его
членов, — пишет Питирим Сорокин. — Общество, состоящее из идиотов
или бездарных людей, никогда не будет обществом преуспевающим.
Дайте группе дьяволов великолепную конституцию и все же этим не
создадите из нее прекрасного общества. И обратно, общество,
состоящее из талантливых и волевых лиц, неминуемо создает и более
совершенные формы общежития». И далее: «Внимательное изучение
явлений расцвета и гибели целых народов показывает, что одной из
основных причин их было именно резкое качественное изменение
состава их населения в ту или другую сторону». По оценкам Питирима
Сорокина, только одаренность российских предков позволила создать
«могучее государство и ряд великих общечеловеческих ценностей».
Наша методология оценки качественных характеристик населения
сводится к следующему.
Во-первых, основу ее составляет три фундаментальные
компоненты:
первая — физическое, психическое и социальное здоровье;
вторая — профессионально-квалификационные способности,
базирующиеся на интеллектуальном потенциале;
третья — культурно-нравственные характеристики, отражающие
социокультурную активность.
Каждая из указанных составляющих может быть детализирована
(либо интегрирована) в зависимости от целей измерения. Особый
набор индикаторов используется при определении качества рабочей
силы.
Во-вторых, качественные характеристики населения можно
использовать как на популяционном уровне, т.е. по отношению к
населению в целом, так и на индивидуальном, т.е. применительно к
отдельному человеку. Разумеется, конкретные индикаторы для макро-
и микроуровня будут отличными. Так, если для «верхнего» уровня
наиболее емкий показатель здоровья — это средняя продолжительность
предстоящей жизни, то на «нижнем» мы предлагаем использовать
порядковые шкалы, базирующиеся на интегральных оценках
индивидуального здоровья.
По каждому компоненту качества населения определяются свои
показатели.
В-третьих, популяционные характеристики имеют решающее
значение при территориальных и временных сравнениях;
индивидуальные показатели качества населения отличаются более
широкой областью применения. Они позволяют:
а) получить оценки «качественной структуры» населения в
межрегиональном и поселенческом разрезе;
б) исследовать дифференциацию качественного потенциала
различных демографических и социальных групп населения, оценить
масштабы, характер, причины и последствия этих различий;
в) изучить возрастную эволюцию качественного состояния и
детерминирующих его социально-экономических факторов на различных
этапах жизненного цикла индивидов;
г) понять маргинальные группы населения, имеющие
неблагоприятный статус физического и психического здоровья,
социальной дезадаптации.
Последнее время проблеме качественного состояния населения
большое внимание стали уделять международные организации, в
частности Программа развития Организации Объединенных Наций
(ПРООН), предложения которой обосновываются индикатором развития
человеческого потенциала (ИРЧП). Он представляет собой агрегат
четырех показателей: средняя ожидаемая продолжительность жизни
(СОПЖ), грамотность взрослых, средняя продолжительность обучения,
доход на душу (ВВП на душу). На наш взгляд, ИРЧП носит слишком
общий характер и в лучшем случае применим для укрупненных
макроэкономических оценок. Кстати, по оценке ПРООН ИРЧП в России
за период 1992-1996 гг. снизился почти на 70 пунктов. В результате
она передвинулась с 34 на 57 место, замыкая группы стран с высоким
уровнем человеческого потенциала (см. таблицу).
Таблица
Динамика ИРЧП в России, 1992-96 годы [1. С.11]
Год Индекс Индекс Индекс ИРЧП
СОПЖ образования ВВП
199 0,710 0,890 0,945 0,84
2 8
199 0,668 0,889 0,942 0,83
3 3
199 0,667 0,889 0,816 0,79
5 0
199 0,686 0,889 0,766 0,78
6 0
В рамках теории качественных характеристик населения (КХН)
применительно к микроуровню была проведена серия наблюдений,
направленных на измерение качества рабочей силы человека как меры
его социальной дееспособности. Исследования показали, что:
· рыночная система хозяйствования предъявляет более высокие
требования к качеству рабочей силы, чем плановая экономика,
особенно к образованию и квалификации, физическому и психическому
здоровью;
· по мере развития рыночных отношений возникают «ножницы» между
повышающимися требованиями к работнику и негативными изменениями
структуры рабочей силы; процесс идет в сторону вымывания
работников с недостаточным качеством;
· более низкими характеристиками человеческого потенциала
отличаются плохо адаптированные граждане и безработные, что и
определяет уровень застойной безработицы;
· настораживают слабые качественные характеристики учащихся 11-
х классов, представляющих основной костяк будущей рабочей силы;
· снижающийся уровень жизни делает недоступными социальные
услуги, формирующие необходимые качества населения.
Начиная с 1992 г. в России происходит процесс естественной
убыли населения, который не покрывается положительным сальдо
миграции. За истекшие 7 лет потери депопуляции составили около 5
млн. человек. Миграционный прирост компенсировал более половины
естественной убыли.
Феномен депопуляции связан с явлением интенсивного роста
смертности и снижения рождаемости. Пересечение этих тенденций —
так называемый «Русский крест» — и привело к снижению численности
населения. Отчасти происходящие процессы предопределены
предшествующим развитием страны, но в большей мере депопуляция
связана с вновь возникшими социально-экономическими условиями
негативного свойства, с особенностями системного кризиса,
охватившего все стороны жизнедеятельности страны.
Однако более серьезные проблемы связаны не столько с
численностью населения, сколько с его качеством, с состоянием
человеческого генофонда России, как основы развития общества и
государства. Для этого достаточно взглянуть на три вышеуказанные
компоненты.
Оценки физического здоровья показывают, что заболеваемость за
последнее пятилетие увеличилась по большинству нозологических
форм, а среди причин нездоровья особо острым стали: социальные
стрессы, ухудшение условий жизни населения и его питания, старение
народа и кризис системы здравоохранения. Пристального внимания
заслуживают три момента, приобретающие остро социальный характер.
Во-первых, рост туберкулеза и смертности от него. По этим
показателям Россия вернулась к уровню, который развитые страны
преодолели 30-40 лет назад, а мы примерно на рубеже 70-х годов. Во-
вторых, угрожающее увеличение венерических болезней, в частности
сифилиса. С 1990 по 1995 гг. рост его достиг 33 раз, а среди
подростков — 51 раза. Появились случаи врожденного сифилиса. В-
третьих, увеличение интенсивности заболеваний СПИДом. По
заключению Минздрава, последние полтора года рассматриваются как
начало эпидемии. За этот период число случаев зафиксированной ВИЧ-
инфекцией в 2,5 раза выше, чем за предшествующие 10 лет, а
численность реально заболевших в 10 раз больше той, что
зафиксирована.
По утверждению экспертов, 70% населения России живет в
состоянии затяжного психоэмоционального и социального стресса,
b{g{b`~yecn рост депрессий, реактивных психозов, тяжелых неврозов
и психосоматических расстройств. По данным Института мозга
человека РАН, проблемы с психическим здоровьем имеют 15% детей,
25% подростков и до 40% призывников [2. С.5].
Проведенное исследование показало, что уровень индивидуального
стресса, измеренного по тесту Райдера, повысился в период с 1989
по 1993г. со 145 до 163. Основные источники стресса — падение
доходов, дефицит личной безопасности, преступность, страх перед
будущим, конфликты на работе и семейные неурядицы. Ученые пришли к
выводу, что каждый третий взрослый нуждается в психологической
поддержке, чтобы противостоять стрессу; у женщин зависимость между
стрессом и смертью меньше выражена, чем у мужчин [3. С.49].
Социальное нездоровье населения проявляется в катастрофическом
росте социальных аномалий: алкоголизм; наркомания, особенно среди
молодежи; криминализация социальной среды; катастрофический рост
суицида. Наркомания по сравнению с 1990 г. увеличилась в 6,5 раза,
а алкогольный психоз — в 4,2 раза. Последние данные говорят о том,
что в России насчитывается более 2 млн. человек, употребляющих
наркотики, и зафиксировано 300 тыс. наркоманов.
Оценивая показатели суицида, Всемирная организация
здравоохранения признала нашу страну находящейся в состоянии
вялотекущей чрезвычайной ситуации. В 1995 г. уровень самоубийств
достиг 41,4 на 100 000. Примерно аналогичны масштабы смертности от
причин, связанных с потреблением алкоголя, которое достигло 14-15
л. чистого алкоголя в год на душу населения [4].
Отмечается ухудшение материнского и особенно детского
здоровья. Исследования показывают, что складывается парадоксальная
ситуация, когда проблемы здоровья перемещаются с группы
престарелого населения в группы детей и молодежи, что очевидно
противоречит естественным процессам, когда потери здоровья
происходят постепенно, с возрастом. Кроме того, замечено снижение
здоровья каждого последующего поколения в сравнении с предыдущим.
20% дошкольников и 50% подростков страдает хроническими
заболеваниями. Лишь 15% выпускников школ практически здоровы. Лишь
один из трех призывников может по своим объективным показателям
служить в армии. Все это, в свою очередь, чревато снижением
качества человеческого потенциала всей нации и на длительную
перспективу: ведь больное поколение не может воспроизводить
здоровых.
Рассмотрение наряду с популяционным здоровьем т.н.
индивидуального здоровья не только подтверждает характер
популяционной динамики, но и позволяет увидеть ряд дополнительных
моментов:
· уровень индивидуального здоровья имеет ту же тенденцию к
снижению:
198 198 199 199
0 9 4 8
3,6 3,3 3,2 3,1
3 9 4 8
· выявлен глубокий парадокс в гендерном соотношении здоровья:
при более высокой продолжительности предстоящей жизни женщины
обладают заниженным потенциалом здоровья;
· каждое последующее поколение характеризуется более низким
потенциалом здоровья.
Известна строгая корреляция между снижением здоровья женщин,
прежде всего беременных, и увеличением рождения уже больных детей.
В 1996 г. более трети беременных (35,8%) страдало анемией и почти
треть (31,3%) детей уже родились больными. За период с 1990 г. по
1996 г. доля рожениц, страдающих анемией, увеличилась в 2,2 раза
(всего за 6 лет), а доля детей, родившихся уже больными, — в 1,8
раза.
Кроме того, известно, что главные причины младенческой
смертности имеют перенатальный характер; они в значительной мере
связаны со здоровьем матери.
Возникает своего рода социальная «воронка», когда больные
рожают больных, а бедные воспроизводят бедных. Из этой воронки
быстро не выберешься; потребуется смена не одного поколения.
Отмечается постоянный рост инвалидизации населения. С 1985 по
1997 г. число инвалидов увеличилось почти на 3,5 млн. чел. и в
1998 г. составило 7,5 миллионов.
Особенно высок рост инвалидизации детей. С 1980 г. по 1996 г.
численность детей-инвалидов возросла в 3,3 раза, а в расчете на 10
тыс. детей — в 3,7 раза (с 43,1 до 159,0).
Активно протекают процессы, характеризующие потери
интеллектуального потенциала общества в результате «внутренней и
внешней утечки мозгов», а также образовательно-профессиональной
деградации совокупной рабочей силы вследствие интенсивно растущей
безработицы, имеющей преимущественно скрытый характер.
Известно, что численность занятых исследованиями и
разработками с 1991 г. по 1995 г. (т.е. лишь за четыре года)
уменьшилась на одну треть; потери составили 617 тыс. человек, в
т.ч. 360 тыс. исследователей. Разумеется, лишь меньшая часть из
них эмигрировала (всего 20 тыс., т.е. 6%), но большая — сменила
не только профессию, но статус и реальную занятость; часть
оказалась безработной, пополнив группу «новых бедных». По темпам
сокращения численности работников научная сфера занимает первое
место среди всех отраслей экономики.
За 1991-1998 гг. из России эмигрировали в дальнее зарубежье
около одного миллиона человек, представляя собой отток из научной
среды интеллектуальных ресурсов, включая высококвалифицированных
специалистов-электронщиков, атомщиков, астрономов, энергетиков,
специалистов по компьютерной технике и т.д. В последние годы в
структуре утечки мозгов интенсивно возрастает количество
длительных и краткосрочных командировок, привлечение ученых по
иностранным грантам, кооперация и сотрудничество с иностранными
партнерами.
Произошло снижение уровня общего образования, появился
устойчивый слой детей, не посещающих школу, который составляет
около 12% детей школьного возраста.
Рынок образовательных услуг существенно отстает от
потребностей рынка квалифицированного труда, углубляются
диспропорции между профессионально-квалифицированным уровнем
рабочей силы и изменяющимися потребностями рынка труда. Кроме
интегральной безработицы, обостряется структурное несоответствие
рабочей силы и рабочих мест. Около 20% экономически активного
населения охвачены различными формами безработицы, включая
dkhrek|m{e неплатежи заработков, что не может не вызывать
деградации рабочей силы.
Рыночная система хозяйства предъявляет иные требования к
качеству рабочей силы, чем прежняя социалистическая. Высокими
темпами растут требования к социальным качествам работников.
Низкий уровень качества рабочей силы характерен для плохо
адаптировавшихся к рынку и безработных. Продолжается старение
рабочей силы.
Не менее остро встают проблемы кризиса социальных ценностей и
ориентаций, падения нравов и моральных принципов, происходящие на
базе отсутствия правопорядка и нарушения законности в массовом
сознании. Идет процесс «размывания» таких норм нравственности, как
доброта, милосердие, вежливость, честность, ответственность,
порядочность. Все большее распространение получает прагматизм,
преобладает ориентация индивида на личную выгоду. Общество
переполнено ненавистью, агрессией, озлобленностью, чего раньше не
было и что отчасти инспирировано поляризацией жизненного уровня.
Этиология этого явления не только в семидесятилетней истории
тоталитаризма, но и в семилетнем периоде реализации экономической
реформы, основанной на американской модели либеральных ценностей,
глубоком индивидуализме, фактически чуждом русской культуре.
Фундаментальной причиной, вызвавшей столь драматические
последствия, является характер и особенности осуществляемых в
России экономических преобразований, характеризуемых «шоковой
терапией», пагубно отразившейся на основных слоях и группах
населения, отбросив их по уровню жизни на десятилетия;
ваучеризацией, принесшей не только разочарование большинству
оказавшихся обманутыми, но и апатию, и пессимизм; и наконец,
специфика проводимой приватизации государственной собственности,
которая привела к интенсивной концентрации богатства на фоне
всеобщего обнищания.
Именно население, его демографическое развитие стало жертвой
ошибок и просчетов реформирования общества, отразило негативные
социальные последствия реформ.
ЛИТЕРАТУРА
1. Третий национальный доклад о развитии человеческого
потенциала в России. ПРООН, М., 1997.
2. АИФ, №47, 1998.
3. Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской
Федерации. 1996. М., Академия.
4. А.Немцов. Потребление алкоголя и смертность в России.
«Население и общество» ; №10, 1996. ИНП РАН.
Запесоцкий А.С.,
доктор культурологических наук,
профессор, ректор Санкт-
Петербургского гуманитарного
университета профсоюзов
КУЛЬТУРОЦЕНТРИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ В СВЕТЕ ИДЕЙ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
В
условиях глобального кризиса, охватившего российское общество,
особую актуальность приобретает обращение к первоистокам
замечательной отечественной традиции философско-социологического
осмысления тенденций и перспектив духовной культуры, которые
представлены в трудах отечественных мыслителей конца XIX — первой
половины ХХ века. К ним, несомненно, относится наследие
выдающегося русского социолога и культуролога Питирима
Александровича Сорокина (1889-1968).
Прежде всего, надо отметить глубокое, фундаментальное
понимание Питиримом Сорокиным самого феномена культуры: “Всякая
великая культура, — подчеркивал Сорокин, — есть не просто
конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с
другом не связанных, а есть единство или индивидуальность, все
составные части которого пронизаны одним основополагающим
принципом и выражают одну и главную ценность (...) Именно ценность
служит основой и фундаментом всякой культуры” [1].
Доминирующие ценности культуры выступают как бы исходным
началом, собирающим воедино духовную жизнь общества: философию,
религию, этику, право, науку, искусство, образ жизни, обычаи и
т.д. П.А.Сорокин вводит понятие “культурный менталитет”,
интегрирующий воедино сферу социального духовного опыта.
Нетрудно видеть, что использование Сорокиным категорий
“ценность”, “духовная жизнь”, “менталитет” говорит о том, что
выдающийся русский социолог понимал культуру в гуманитарном ключе,
как, прежде всего, гуманитарную культуру.
Гуманитарная культура выступает в качестве основы культуры
вообще. Она — наиболее рельефное и концентрированное воплощение
ценностно-ориентационных, нормообразующих, социально-
консолидирующих и экзистенциально-индивидуализирующих ее функций,
— по сути дела, всего того, что Сорокин включал в
культурообразующие начала.
Русская гуманитарная культура несет в этом плане непреходящие
ценности. Ее специфическими чертами выступают такие
мировоззренческие фундаментальные характеристики, как
антропокосмизм, целостность и синкретичность, экзистенциальность,
“онтологический реализм”, соборность.
Специфические черты отечественной гуманитарной культуры, ее
духовный потенциал определяются ее антропологической
направленностью, а также характером идеала, который выступает не
только основой личностного самосовершенствования, но и
метафизической проблематикой смысла, цели и назначения
существования России во всемирной истории. Проблема идеала,
личного и общественного, занимает центральное место в
антропологической модели человека, разработанной в трудах
В.С.Соловьева, Н.Ф.Федорова, Н.А.Бердяева, П.А.Флоренского,
С.Н.Булгакова, И.А.Ильина, Г.П.Федотова, С.Л.Франка и других. Боль
n человеке, тревога за его судьбу — главное в творчестве великих
русских писателей Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого. Эти
имена составляют ядро отечественной гуманитарной культуры, ее
своеобразный “культурно-символический архив”. К этим именам
несомненно принадлежит и имя Питирима Александровича Сорокина.
Тема нашего доклада возникла из желания проанализировать
педагогические установки, реализуемые в деятельности Санкт-
Петербургского гуманитарного университета профсоюзов в свете
теоретических идей Питирима Сорокина.
Разноплановая образовательная и воспитательная работа СПбГУП
выстраивается коллективом Университета как некое системное
единство теоретико-методологических установок и педагогической
практики.
Наша концепция достаточно обстоятельно изложена в журнальных и
книжных публикациях, докладах на научных конференциях [2].
Деятельность СПбГУП по формированию новых пластов отечественной
культуры на основе культуроцентристской концепции Университета
широко освещается в средствах массовой информации. Но наша
концепция — динамичное целое. Она корректируется педагогической
практикой и новыми теоретическими построениями.
Мы не “вывели” нашу концепцию из трудов Питирима Сорокина, но
учитывали и учитываем эти труды. И представляется чрезвычайно
интересным соотнести наши идеи с педагогическими представлениями
выдающегося русского обществоведа. Насколько это правомерно? О
педагогических идеях П.Сорокина у нас не пишут, хотя, пожалуй, ни
одна его работа не имела столько публикаций, как “Речь на
торжественном собрании в день 103-й годовщины Петербургского
университета 21 февраля 1922 г.” — в конце 80-х — начале 90-х
годов ее (под разными названиями) напечатали почти одновременно
несколько журналов. А ведь это не единичное выступление Сорокина
на педагогические темы. Сюда же можно отнести и “Программу
преподавания социологии” (1919 г.), и “Проблемы новой социальной
педагогики”. Образ вузовского профессора представлен в статье,
посвященной выдающемуся русскому социологу Максиму Максимовичу
Ковалевскому.
Сформировавшаяся во второй половине нашего столетия новая
область философии и педагогики — философия образования трактует
образование не как локальную сферу педагогической деятельности, но
как базовую составляющую общекультурного процесса, как необходимое
условие жизни человека и общества. Питирим Сорокин серьезно
опередил эту образовательную концепцию, включив в свою знаменитую
четырехтомную работу о социальной и культурной динамике (1937-1941
гг.) педагогику и социологию образования в общий контекст
социального бытия (наряду с социологией науки, искусства, права,
нравственных отношений, войны и мира и др.). Педагогика выступает
в этом труде как фундаментальное понятие культурологии. В своей
автобиографической книге “Дальняя дорога” П.Сорокин подчеркивает,
что при всем многообразии его работ по философии,
искусствоведению, психологии, политологии, науковедению — они
части единого целого, составляющего содержание его знаменитой
“Динамики”. И упомянутая автобиография — познание собственного
жизненного пути как процесса самосозидания. Здесь он говорит об
интегральности культуры, целостно сочетающей ценности Истины,
Добра, Красоты и Пользы, не только как о фундаментальной модели
общественного развития, с которой он связывает будущее мира, но и
как о разработанном для самого себя образе жизни, позволяющем
одолеть все ее трудности и невзгоды, “пройти сквозь хаос
вакханалии бездуховности и не изменить себе............
Интегрализм дал мне твердую основу для сохранения собственной
цельности...” [3]. Идеи формирования человека были основным
opedlernl деятельности организованного им в рамках Гарвардского
университета Исследовательского центра по творческому альтруизму.
Свои надежды на благоприятное разрешение трагической ситуации
современного мира выдающийся русский мыслитель связывает с задачей
“альтруистической трансформации человечества и всего человеческого
универсума”. Этими словами заканчивается одна из последних его
книг [4].
Таким образом, речь идет не об отдельных педагогических
рассуждениях П.Сорокина, а о целостной системе формирования
человека. Системы не только теоретической, но и практической
направленности: “Мы должны стремиться ... найти новые более
рациональные способы социального воспитания. ... Человечеству
нужны не только прозрачные и элегантные узоры чистой теории, но и
практические плоды этих теорий” [5]. Построение фундаментальных
теоретико-педагогических концепций, по Питириму Сорокину, есть
условие интенсификации педагогики как сознательной деятельности,
преследующей определенные цели, реализующей воспитательные
программы.
В этой связи упомяну основные положения культуроцентристской
концепции развития нашего Университета, которая сформировалась
несколько лет назад.
В истории общества можно выделить несколько моделей культуры,
связанных с ценностной доминантой, вокруг которой образуется
культурная система. Назовем теоцентрическую модель (или
схоластическую); антропоцентристскую, сместившую акценты с
теологической проблематики на вопросы реального человеческого
бытия и по времени совпадающую с эпохой Возрождения;
естественнонаучную и технократическую модель, обусловленную
оформлением в конце XVIII века натуроцентристского типа культуры.
Всем им соответствуют определенные модели образования.
Сегодня формируется новый тип культуры, вбирающий в себя
достижения всех предшествующих культурных эпох, использующий
ценностный потенциал каждой из возникших в истории культурных
ориентаций. При этом мы исходим из того, что современный этап
развития культуры не имеет пока адекватной системы образования.
Конечно, новая образовательная педагогика не должна и не может
быть эклектичным соединением теоцентризма, антропоцентризма,
социоцентризма, натуроцентризма и техноцентризма, ибо простая
сумма этих разнородных и разноуровневых подходов не решает
проблемы построения единой и целостной образовательной концепции,
которая служила бы прежде всего актуализации и гармонизации сил и
потенций человеческой личности.
Основой такой концепции, по нашему глубокому убеждению, должна
стать широко понятая гуманитарная культура. Сущность нового этапа
развития университетского образования состоит в разработке такой
модели, которая, востребовав совокупный опыт различных культурных
систем, творчески интегрировала бы как европейские, так и
восточные традиции образования.
Концепция высшего гуманитарного образования исходит из того,
что образование — важнейший институт культуры, осуществляющий
функции социального наследования и мобильности, гуманизации
личности и общества, обеспечивающий всестороннее развитие
личности, её общественное признание и самоутверждение.
Образование, видящее свою задачу только в передаче максимального
объема знаний и освоении социальных технологий, не учитывает
духовно-нравственную составляющую человеческого существования,
влечет за собой сужение предметного поля педагогики, неполно
формирует её цели и задачи. Мы уже отметили, что Питирим Сорокин
понимал педагогику широко и фундаментально, как органический
элемент культуры. Более того. Полноценную педагогику Сорокин
p`qql`rphb`k как способ альтруистической трансформации
человеческого общества.
Разрабатывая концепцию гуманитарного университета, мы исходили
из понимания высшего гуманитарного образования не просто как
социального института подготовки человека к труду, но как
основного механизма культурной преемственности, способа
одухотворения жизненных целей молодого поколения.
Университет в этой системе координат выступает в качестве не
только образовательного и научного, но и духовного центра,
формирующего личность специалиста нового типа, отличающегося
повышенной привлекательностью для абитуриентов в силу наличия
особой системы духовно-нравственных референтов, высокого уровня
образования, нацеленности на реальные потребности рынка труда,
царящей в Университете особой духовной атмосферы Большой Культуры.
Культуроцентристская концепция, разработанная в Университете,
опирается на три принципа организации образовательного и
воспитательного пространства:
1. Принцип целостности (взаимосоответствия содержания
образования и сущностных составляющих человеческого бытия).
2. Принцип оптимизации “зоны ближайшего развития” (социально-
культурной среды как основного пространства жизнедеятельности
студента).
3. Принцип референтации образовательного пространства.
Принцип целостности развития человеческой личности реализуется
сменой парадигмы “от простого к сложному” концепцией “от целого к
части”. Гуманитарное образование целостно по своей природе.
Важнейшим направлением “возврата к целостности” является обращение
к текстам отечественной гуманитарной культуры, которая, являясь
одной из высших в истории мировой культуры форм духовной
рефлексии, содержит в себе глубокое и всестороннее понимание
человеческой личности, её сущностных сил, миссии человека в мире в
контексте “национальной картины мироздания”. Вспомним — в своей
речи на торжественном собрании, посвященном 103-й годовщине
Петербургского университета, обращаясь к студентам, П.Сорокин
говорил: “Придется подумать вам... о том, кого взять с собой в
спутники и руководители. ... Я бы взял в качестве таковых таких
лиц, как Нил Сорский, Сергей Радонежский — носители идеала старца
Зосимы; как Толстой и Достоевский. Такие “спутники”... не обманут”
[6].
Принцип многоуровневой оптимизации “зоны ближайшего развития”
предполагает целенаправленное формирование образовательного
пространства вуза как социально-культурной среды обитания
человека. Под университетской социально-культурной средой
понимается вся совокупность социальных и духовных факторов и
условий, непосредственно окружающих студента в процессе его
обучения. Акцент на гуманизацию профессионально-образовательной
среды обусловлен тем обстоятельством, что данная среда для
молодого человека (наряду с семейно-бытовой и общеидеологической
атмосферой общества) является основополагающей в системе факторов,
определяющих его ценности, нормы и идеалы.
Роль социально-культурной среды в гуманизации образовательного
пространства трудно переоценить, особенно для иногородних
студентов. Вузовская среда становится для них тем “спасительным
ковчегом”, “вторым домом”, где человек находит помощь и поддержку.
Более того. Мы рассматриваем образовательную среду не только как
систему формирования профессиональной этики будущих культурологов,
журналистов, юристов, экономистов, но и как способ компенсации тех
негативных последствий, которые влечет за собой ценностно-
деформированная идеологическая среда современного российского
общества, пропитанная культом гедонизма, индивидуализма, наживы.
Ровесник Сорокина, выдающийся русский философ Георгий Петрович
Федотов утверждал: “Без .. .среды, без воздуха культуры школа
теряет своё влияние, книга перестаёт быть вполне понятной” [7]. По
мнению П.Сорокина, создание культурной среды — первая и очевидная
задача педагогики.
Этой же цели служат мероприятия международного и
общероссийского масштаба: на базе нашего Университета ежегодно
проводятся 2-3 конференции, в которых принимают участие ведущие
ученые России и других стран; Университет питают лекции крупнейших
специалистов различных отраслей знания — достаточно назвать имена
академиков Н.П.Бехтеревой, Н.Н.Моисеева, Б.В.Раушенбаха,
Н.В.Карлова, Д.С.Лихачева, И.В.Бестужева-Лады, профессоров
С.Н.Иконниковой, М.С.Кагана, М.Б.Пиотровского, В.Т.Пуляева,
Ю.У.Фохт-Бабушкина, С.П.Капицы, Ю.Н.Афанасьева, известных
писателей и публицистов В.В.Кожинова, Ю.Корякина, А.Нуйкина,
М.М.Чулаки, режиссёров и актёров О.Табакова, Р.Виктюка,
И.Владимирова, И.Горбачева, писателей Д.А.Гранина, Г.Я.Бакланова,
А.А.Вознесенского и др.
Студенты погружаются в историко-культурное и духовное
пространство Петербурга, в его историю, архитектуру, в его
богатейшие традиции. Существенным и важнейшим элементом социально-
культурной среды Университета стало Царское Село, в котором
ежегодно проводится “День посвящения в студенты”. Царское Село —
целый микрокосм, как бы маленькая модель мира. Здесь рос и
развивался гениальный Пушкин, здесь всё овеяно духом гениального
поэта. Атмосфера Царского Села мощно стимулирует стремление к
познанию и переживанию мира, преклонению перед его мощью и
красотой, способствует воспитанию человека как гражданина
Вселенной.
Создавая психологическую атмосферу Университета, мы стремимся
к тому, чтобы она была наполнена энергией тепла, энергией любви и
доброты. В связи с этим нельзя не сказать, что Питирим Сорокин
специально занимался феноменом любви. Вслед за христианской
концепцией, Сорокин считал любовь важнейшим измерением
человеческого существования. Любовь он понимал как мощную
объединяющую силу, противостоящую хаосу и разрушению. Энергетику
любви Сорокин рассматривал как одну из важнейших составляющих
современной цивилизации. Ни демократия, ни образование, ни религия
сами по себе не способны утверждать мир и гуманность, не будучи
подкрепленными принципом любви.
Третья составляющая культуроцентристского подхода — принцип
референтации образовательного пространства. Суть принципа
референтации — обеспечить идентификацию с образом конкретного
человека и тем самым стимулировать духовный рост личности
студента, созидание им своей собственной личности. Этот принцип
воплощается в практику на основе обогащения университетского
пространства выдающимися деятелями культуры и искусства, которые
способны стать образцами духовно-творческого роста. Принцип
референтации реализуется с первых дней существования Университета
в самых различных формах: освящение вуза протоиереем о.Богданом —
настоятелем Никольского собора, учреждение института Почетных
докторов Университета, привлечение к преподаванию выдающихся
деятелей культуры, науки, образования.
Ключевым моментом в истории вуза стало решение академика
Д.С.Лихачева принять мантию Почетного доктора Университета.
Решение великого ученого современности стало первым знаком того,
что разработанная модель Университета обладает достаточными
качествами, чтобы заслужить признание. Почетными докторами
Университета стали деятели искусства, олицетворяющие вершины
духовно-нравственной и интеллектуальной культуры — выдающиеся
jnlonghrnp{ Г.В.Свиридов, А.П.Петров, прима-балерина российского
балета Н.С.Дудинская, гениальный скульптор М.К.Аникушин,
замечательный писатель Д.А.Гранин, крупнейший современный физик
Ж.И.Алферов. Вспомним вышеприведенные слова П.Сорокина о
необходимых молодому человеку спутниках и руководителях.
В этом живом общении с выдающимися современниками мы
преследуем и еще одну важную педагогическую цель, которую
П.Сорокин в статье о М.М.Ковалевском определил как воспитание
“научной и общественной терпимости” [8]. Наши студенты встречаются
с людьми разных теоретических и политических ориентаций, несходных
художественных вкусов и жизненных представлений. П.Сорокин
сочувственно отмечал нелюбовь Ковалевского к ученикам,
преклоняющимся перед любым словом учителя. Только собственный
жизненный опыт формирует позицию человека, но мы хотели бы помочь
студентам определиться в этой позиции. Речь идет о формировании
качеств интеллигента. Никакая культура не гарантирует
человеческого совершенства. Напротив, в одной и той же ситуации
разные люди ведут себя по-разному. Эту зависимость поведения от
типа личности П.Сорокин называл “законом поляризации”, подчеркивая
наибольшую его очевидность в условиях кризисов и бедствий.
“...Закон поляризации утверждает, что в зависимости от типа
личности, разочарования и неудачи вызывают противодействие часто
посредством возросшего творческого усилия.” [9]. В тяжелой
исторической ситуации, переживаемой Россией, ей нужны именно такие
люди — не поддающиеся унынию и не поддерживающие агрессию, а
преодолевающие кризис добром и творчеством.
Закончу заключительными словами “университетской” речи
Сорокина: “Надеюсь, что “Сим победиши”...”
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С.429.
2. Запесоцкий А.С. Гуманитарная культура и гуманитарное
образование. СПб: Изд-во СПбГУП,1996. 320 с.; Молодежь в
современном мире; Проблемы индивидуализации и социально-
культурной интеграции. СПб.: Изд-во СПбГУП, 1996. 248 с.;
Гуманитарная культура и гуманитарное образование // Магистр. 1997.
№ 1. С.1-14; О развитии гуманитарного образования в Университете
// Там же. 1996. № 6. С.42-46; Санкин Л.А. Образовательное
пространство в гуманитарном университете // Там же. 1997. № 3.
С.65-72. Гуманитарная культура как фактор преобразования России:
Материалы международной научно-практической конференции /
Отв.ред.В.Е.Триодин - СПб.: Изд-во СПбГУП, 1995-1998. - (День
науки в СПбГУП); Проблемы и перспективы высшего гуманитарного
образования в эпоху социальных реформ: Научно-методическая
межвузовская конференция / Отв.ред.Л.А.Санкин. СПб.: Изд-во
СПбГУП, 1995-1998; Преемственность поколений: Материалы
международной научно-практической конференции / Отв. ред.
В.Т.Лисовский. Вып.1-3. СПб.: Изд-во СПбГУП, 1996.
3. Сорокин П. Дальняя дорога: Автобиография. М., 1992. С.237-
238.
4. Сорокин П. Главные тенденции нашего времени. М., 1997. С.319.
5. Сорокин П. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных
лет. М., 1994. С.249-250.
6. Сорокин П. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных
лет. М., 1994, С.413.
7. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1992. Т.2. С.209.
8. Ковалевский М.М. - ученый, государственный деятель и
гражданин: Сб. статей. Пг. 1917. С.180-195.
9. Сорокин П. Главные тенденции нашего времени. М., 1997. С.318.
Аминов Н.А.,
к.психол.н., с.н.с ИП РАН;
Янковская Н.А.,
к.пед.н., доц.,
директор ПМСЦ ЮВОУ МКО
ШКОЛА
КАК СУБЪЕКТ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ДИНАМИКИ
О
дним из объектов социокультурной динамики является образование —
главный способ передачи накопленных знаний и эстетических
ценностей из поколения в поколение знаний. Современный период
развития системы образования России характеризуется
регионализацией образования — тенденцией, вызванной процессами
децентрализации, демонополизации образования. Вместе с тем
очевидна противоречивость этих процессов: приближение власти и
экономики к жителям, их нуждам и интересам может обернуться
реальной опасностью экономической и социальной обособленности,
изоляции. Система образования находится в центре этих
противоречий, поэтому для каждого учебного учреждения становится
актуальной проблема самоопределения, заключающаяся прежде всего в
умении найти свой профиль, свою “социальную нишу” в создающейся
единой системе образования.
1. О количественном показателе эффективности образования с
экономических позиций. С начала 70-х годов в странах Западной
Европы заметно усилился интерес к проблемам эффективности
образования и новым моделям управления учебных заведений разного
типа. Стали создаваться научно-исследовательские центры,
занимающиеся вопросами планирования и финансирования разработок,
более рациональных с точки зрения новых моделей управления
образовательными учреждениями организационных форм учебного
процесса, модернизацией его содержания и т.п. Предпринимаются
попытки выработать новые оценки деятельности учебных заведений,
“осовременить” традиционные концепции, проводить скоординированную
политику в области образования [5], [20].
В широком смысле слова эффективность системы образования
определяется степенью достижения поставленных перед нею целей.
Критерии оценки того, в какой мере школа выполняет свои функции, в
свою очередь, задаются требованиями экономики, поскольку большая
часть прироста современного производства должна осуществляться за
счет эффективного использования трудовых ресурсов, повышения их
качественных характеристик (образования, квалификации,
мастерства). Задача обеспечения своевременного и динамического
приспособления системы образования к требованиям экономики
предопределила тенденцию к пересмотру целей образования.
Одна из первых попыток найти количественный показатель
эффективности образования с экономических позиций принадлежала Т.
Шульцу [27]. В соответствии с его теорией “человеческого капитала”
дополнительный экономический рост или спад производства является
производной от “инвестиций в человека”, в том числе и расходов на
образование. Он предложил свой метод определения экономической
роли образования, с ее помощью делалась попытка усовершенствовать
механизм распределения ресурсов с целью увеличения их
экономической эффективности. В этом случае методы экономического
анализа переносились целиком в сферу образования, а норма
p`qopedekemh финансовых средств определялась по формуле “затраты
— результат”.
Позднее в ряде капиталистических стран возникло новое
направление в исследованиях проблем эффективности образования,
ведущие представители которого выступили с резкой критикой
концепции. Призывая покончить с императивом экономической
целесообразности в сфере образования [18] и пересмотреть критерии
его эффективности, они подчеркивали междисциплинарный характер
проблемы, необходимость комплексного подхода к ее решению [19],
[24], [25]. Общие критерии эффективности, полагают они, должны
разрабатываться в контексте тех общих условий, в которых
функционирует система образования, а качество последней
оцениваться в зависимости от выполнения поставленных перед нею
общих и конкретных задач.
При новом подходе квалиметрические критерии оценки
деятельности школ должны учитывать не только “затраты на
образование”, но и социально-педагогические аспекты, не
поддающиеся стоимостным оценкам, но в значительной мере
определяющие эффективность или неэффективность затрат на
образование.
В связи с этим предлагается различать две формы эффективности
образования: 1) внутреннюю, определяющую, в какой степени школа
достигла поставленных перед нею конкретных целей обучения; 2)
внешнюю, под которой понимается степень удовлетворения требований
современного общества или степень соответствия “продукции” сферы
образования структуре спроса на нее со стороны рынка труда [23] .
Этот новый подход позволял учитывать не только “прямую” отдачу
от производительных затрат в виде непосредственного экономического
эффекта, но и педагогический результат и косвенные выгоды,
получаемые обществом.
2. Критерии качества внешней эффективности образования. Поиск
путей и механизмов повышения внешней эффективности образования
идет в нескольких взаимосвязанных направлениях:
1) Рационализации системы образования на основе развития и
использования некоторых общих положений общей теории управления
(системы “планирования — программирования — бюджетирования”, ППБ).
Совершенствование управления процессом подготовки кадров
рассматривается в качестве одного из главных путей более
эффективного использования материальных и человеческих ресурсов.
Система ППБ имеет целью на основе соотнесения затрат,
ассигнованных на реализацию программ, и степени достижения
установленных целей определить их эффективность.
Предпринимаются и другие попытки разработать систему
специфических показателей для количественной оценки внешней
эффективности дидактических систем, а также конкретные механизмы и
инструменты для измерения качественных результатов образования с
тем, чтобы вывести обобщенный индекс с учетом изменившихся целей
обучения и новых критериев ее эффективности. Такая система
показателей была, в частности, применена английскими учеными У.
Вудхоллом и М. Блаугом [30] при осуществлении исследовательской
программы по оценке внешней эффективности вложений в среднее
образование Англии. В США с начала 70-х годов предпринимаются
попытки разработать по аналогии с индексом потребительских цен
обобщающий индекс продукции сферы образования, который бы позволил
оценивать систему национального образования в целом.
2) Отчетности (accountability). Согласно основополагающему
принципу отчетности, образовательное учреждение рассматривается
как предприятие, и в целях повышения эффективности его работы от
него требуется отчетность за произведенные затраты в соответствии
с поставленными перед ним задачами. Явление внедрения отчетности в
qteps образования отражает, с одной стороны, объективную тенденцию
к усилению роли государства и централизации руководства,
необходимость регулирования, планирования и контроля в масштабах
страны, с другой — стремление любой ценой снизить издержки
образования. В то же время в США, ФРГ и других странах существует
направление, представители которого считают, что принципы
отчетности не могут служить научным подходом к решению проблемы
эффективности образования, так как они предполагают установление
жестких норм контроля за деятельностью школы без обеспечения его
необходимыми условиями и правами.
3) Диверсификации высшего образования. Разрабатываются проекты
модернизации системы образования с учетом современных потребностей
рынка труда. В частности, создание в ряде стран системы высшего
образования — так называемых институтов сокращенного обучения.
4) Создание новой “технологии обучения”, направленной на
активное использование обучающих машин.
3. Критерии качества внутренней эффективности образования. По
мнению наиболее известного представителя концепции “конкретных
целей” Р.Ганье [23], в политике и практической деятельности школ
конкретные цели могут быть использованы: работниками органов
образования, разрабатывающими учебные программы для определения
конкретных задач отдельных курсов; педагогами и методистами при
отборе учебного материала и пособий для курсов; педагогами при
выборе наиболее эффективных форм организации учебного процесса для
данного состава учащихся и определения путей достижения конечных
результатов; для более полной ориентации учащихся в процессе
учения; для информации родителей о результатах проделанной работы.
В педагогике “конкретных целей” стали интенсивно развиваться
теории: таксономии целей обучения; “минимальной компетенции” (или
результатов обучения); контроля за деятельностью педагога и
учебных заведений.
Наиболее разработанной теорией таксономии целей обучения [13]
остается таксономия Блума. Она включает три крупных класса таксов
— целей обучения: познавательных, эмоциональных и психомоторных.
Для каждого класса целей устанавливается жесткий порядок усвоения
знаний, ценностей и моторных умений и формы контроля
сформированности познавательных, эмоциональных и психомоторных
операций.
Введение поуровнего порядка усвоения знаний, ценностей и
моторных умений по мере достижения познавательных, эмоциональных и
психомоторных целей обучения потребовало от дидактов [20]
разработки объективных (критериальных) стандартов усвоения знаний,
ценностей и умений на каждом уровне достижения целей.
Проект разработки объективных (критериальных) мер
результативности обучения или “программ проверки минимальной
компетентности” получил название теории “компетентности”. В рамках
данного направления акцент в первую очередь делается на
установлении лишь минимальных стандартов, “старта для всех” или
требований к уровню подготовки школьников по главным учебным
предметам (чтению, письму, арифметике) [11]. Введение “программ
минимальной компетенции” предполагает обязательность итоговых
проверок на основе разработанных стандартов, общих для
образовательных учреждений региона или страны в целом.
Изменение критериев оценки внутренней эффективности работы
школы привело к реформе педагогического образования и оценки
работы учителя на базе рассмотренной выше концепции
“компетентности” [11] . Главной задачей педагогического
образования объявляется формирование определенного типа поведения
учителя. Усвоение конкретных знаний и навыков становится средством
достижения этой цели.
Процесс обучения по новым программам стал осуществляться на
основе иерархических стадий таксономии Блума. Определяя набор
“актов поведения”, преподаватель воздействует на формирование
будущего учителя в соответствии с целями, заданными “извне”.
Строгая регламентация процесса обучения в соответствии с
запрограммированными целями расширяет возможности для более
жесткого контроля как за деятельностью учителя, так и работой
школы учителя в целом.
Измерение качественных результатов образования, лежащее в
основе оценки внутренней эффективности работы школы, —
исключительно сложная методологическая проблема. Ведь речь идет о
характеристиках, которые в силу своей природы не могут быть
полностью выражены в цифрах и формулах и до последнего времени не
были предметом статистического анализа. К таким характеристикам
относятся непараметрические показатели “социально-психологического
климата в школе”, которые стали рассматриваться как наиболее
референтные критерии оценки качества внутренней эффективности
работы образовательного учреждения [29].
4. Непараметрические критерии социально-психологического
климата или социальной атмосферы школы. Понятие “социально-
психологического климата” (социальной атмосферы) появилось в
научном языке недавно, наряду с такими интегральными понятиями,
как “психологическая атмосфера”, “психологический климат”,
“нравственная атмосфера”, “морально-психологический климат” и
другие, которые получают все большее распространение в современной
науке и практике [4].
Эти понятия возникли по аналогии с географическим понятием
климата, что позволяет осмыслить практическое значение групповых
эффектов как особых условий жизнедеятельности человека в
коллективе [15] . Были определены характерные особенности
социально-психологического климата: 1) одна из сторон
жизнедеятельности людей; 2) он не одинаков в разных коллективах;
3) он по-разному влияет на членов коллектива; 4) его влияние
сказывается на психологическом самочувствии людей.
Среди основных факторов социально-психологического климата в
трудовом коллективе чаще всего выделяют взаимоотношения по
вертикали и по горизонтали, их стиль и нормы, а затем различные
составляющие производственной обстановки. В зависимости от
состояния всех этих факторов и складывается более или менее
устойчивый специфический эмоциональный настрой членов коллектива,
непосредственно влияющий на эффективность совместной деятельности
его членов.
Из наиболее важных форм проявления социально-психологического
климата в коллективе большинство социальных психологов в первую
очередь выделяют феномены “совместимости”, “сработанности” и
“сплоченности” участников совместной деятельности рабочего
коллектива [9], [10], [12] .
5. Эмпирические исследования социально-психологического
климата в школе как интегрального показателя внутренней
эффективности его работы
Специальных исследований влияния социально-психологического
климата в школе на внутреннюю эффективность ее работы не
существует, несмотря на огромное число проведенных и проводимых
исследований сплоченности, сработанности и совместимости членов
учебных групп, педагогических и ученических коллективов средней и
высшей педагогической школы [4], [16].
Исключение составляет серия работ, проведенных В.Х. Шакуровым
[10], [17] и Ф.К. Деаком [7], в которых впервые представлены
конкретные данные о влиянии психологического климата на
эффективность работы педагогического коллектива и найдены более
референтные психологические показатели социально-психологического
климата.
В исследовании В.Х. Шакурова [17] изучалось влияние
сплоченности, сработанности и совместимости директорского корпуса
на эффективность работы учительского коллектива. Возросшая
автономия национальной школы усилила роль и ответственность
директора и его заместителей в системе управленческих
взаимоотношений. Это обусловлено тем, что руководство школой
призвано предоставлять одновременно интересы государства,
республики, региона, а также педагогического коллектива и
гармонизировать их нередкую разнонаправленность. В современных
официальных инструкциях подчеркивается, что от способности
директора школы сплачивать и стимулировать деятельность всех его
работников зависит подготовка и реализация главного
управленческого решения — плана развития и работы школы.
При изменении организации внутришкольного управления создание
оптимального социально-психологического климата в школе
подразумевает научно-обоснованный подбор и периодическую
аттестацию персонала школы, комплектование первичных коллективов с
учетом психологической совместимости людей, применение активных
социально-психологических методов, способствующих выработке и
закреплению у членов коллектива навыков эффективного
взаимодействия. Как показали результаты [10], чем выше уровень
управленческой подготовки директора школы и его заместителей,
четкого распределения обязанностей между ними, налаженных хороших
отношений, отработанных навыков корпоративных способов принятия
решений, единой системы анализа и оценки деятельности
педагогического, родительского и ученического коллектива, тем выше
способность управленческого персонала влиять на психологическую
атмосферу в школе и на климат его окружения.
В исследовании Ф.Г. Деака [7] была предпринята попытка изучить
влияние организации учебной деятельности на взаимоотношения
педагогов и учащихся. Он установил основные правила преобразования
взаимоотношений педагогов и учащихся в соответствии с новыми
критериями оценки качества внутренней эффективности работы школы.
Решающим звеном в комплексе средств формирования положительных
взаимоотношения педагогов и учащихся является соответствующая
организация учебно-воспитательного процесса, создание в школе
нужной социальной атмосферы.
6. Измерение способности школы удовлетворять новым требованиям
семьи
Квалиметрические критерии оценки деятельности школы должны
учитывать не только “затраты на образование”, но и социально-
педагогические аспекты: организацию учебно-воспитательного
процесса, его специфику и закономерности, не поддающиеся
стоимостным оценкам, но в значительной мере определяющие
эффективность затрат на образование. В связи с этим предлагается,
что различая две формы эффективности образования: внутреннюю,
определяющую, в какой степени школа достигла конкретных целей
обучения, и внешнюю, под которой понимается степень соответствия
“продукции” школы структуре спроса на нее со стороны рынка труда,
необходимо учитывать потенциального потребителя образовательных
услуг — семьи учащихся, т.е. учитывать степень удовлетворения
требований семьи к школе или степень соответствия “продукции”
школы структуре спроса на нее со стороны семьи.
Школьная система России за последние 10 лет существенно
hglemhk`q|, что способствовало переходу от модели авторитарного
учебного учреждения к отношениям равного партнерства семьи и школы
и самоуправления при организации внутришкольного управления. В
этом случае квалиметрическая оценка деятельности школы по высшему
критерию может строиться только на объективном измерении
способности школы удовлетворять новые требования семьи, выполнение
которых должно, по мнению родителей, помочь детям найти свое место
в жизни [8].
В связи с этим была предпринята попытка разработать экспертную
систему для оценки требований семьи к образовательному учреждению
(родительских ожиданий) и выделения на их основе распределения
групп родителей по степени удовлетворения успехами в школе своих
детей. Для идентификации социально-демографических и социально-
психологических факторов, предопределяющих ожидания родителей к
перспективам успешного обучения, была составлена батарея методик
[1], сгруппированных в три блока: 1) методы идентификации
социально-демографических факторов ожидания (Шкалы Эйдемиллера и
Юстицкого: “Типовое семейное состояние” и “Конструктивно-
деструктивная семья”); 2) методы анализа отношений родителей к
перспективам достижений и профессионального становления в будущем
своих детей; 3) в последний блок вошли методики: “Биологический
паспорт ребенка”; Психологические тесты предпочтений ТиГР;
“Специальной одаренности” и “Учебной мотивации”.
Первые две группы методик были адресованы для получения
информации о родителях, а последняя — для оценки родительских
ожиданий.
Для измерения степени влияния социально-демографических и
социально-психологических факторов, предопределяющих родительские
ожидания к перспективам успешного обучения детей, результаты
тестирования детей были подвергнуты корреляционному
непараметрическому анализу.
Как показали результаты нашего исследования, существование
статистически значимых связей между социально-демографическими
факторами родительских ожиданий, а также социально-психологических
отношений и некоторых показателей способностей ребенка
реализовывать свой внутренний потенциал в будущем, подтвердили
ранее опубликованные в литературе факты [14] и др.
Ведущими факторами, предопределяющими родительские ожидания в
отношении своих детей, оказались: образование и возраст отца или
их сочетание. В целом, чем выше образовательный статус отца, тем
больше он ожидает, что его ребенок будет похож на “детей,
обладающих достаточной силой выдерживать большие нагрузки”, с
выраженными пространственно-пластическими способностями.
Однако влияние первичных факторов родительских ожиданий на
проектирование будущего своего ребенка оказалось опосредовано
характером семейной атмосферы. Как было показано, показатели
“семейная атмосфера” и “деструктивность в межличностных
отношениях” обнаружили относительно большую тесноту связей с
показателями “проективного будущего ребенка”. В целом, чем выше
уровень неудовлетворенности родителей своим семейным положением,
тем выраженнее тенденция родителей искать эмоциональную поддержку
у детей и контролировать их поведение.
Поскольку между социально-демографическими и социальными
психологическими факторами ожиданий обнаружились статистически
значимые связи, прогностичность этих факторов могут возрастать,
если учесть их взаимодействие на проектирование родителями
будущего своего ребенка.
Выделение двух ведущих факторов, предопределяющих ожидание
родителей и, следовательно, меру вклада “инвестиций” в образование
своих детей, позволяет разработать объективную экспертную систему
dk оценки администрацией учреждений образовательных потребностей
родителей и выделить семьи, нуждающиеся в социальной защите и
повышении воспитательного потенциала со стороны школы.
Заключение. Аналитический обзор различных направлений в
разработке специфических показателей оценки эффективности работы
школы дает основание для оптимистического прогноза, что эта
проблема будет решена в ближайшее время. И тем не менее существует
ряд веских теоретических аргументов и эмпирических доказательств в
пользу того, что наиболее валидным и надежным способом
количественного измерения внешней и внутренней эффективности
работы учебного заведения является количественное измерение
социально-психологического климата школы и социальной атмосферы
его окружения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аминов Н.А., Янковская Н.А. Методическое руководство по
психодиагностике школьного коллектива. М., 1997.
2. Аминов Н.А., Янковская Н.А. О критериях оценки эффективности
развития школы// Психологическая наука и образование. 1998. № 3-4.
3. Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1980.
4. Бойко В.В., Ковалев А.Г., Панферов В.Н. Социально-
психологический климат коллектива и личность. М., 1983.
5. Буржуазная педагогика на современном этапе /под ред. З.А.
Мальковой, Б.Л Вульфсона. М.,1984.
6. Волков Г.Г. Легко ли учиться в американской школе? М., 1993.
7. Деак Ф.Г. Влияние организации учебной деятельности на
взаимоотношения учителей и учащихся. Автореф.канд.дис. М., 1982.
8. Дементьева И.Ф. Современная российская семья: трудности и
надежды // Педагогика, № 6, 1966.
9. Коллектив. Личность. Общение: Словарь социaльно-
психологических понятий / Под ред. Е.С. Кузьмина и В.Е. Семенова.
Л., 1987.
10. Кричевский Р.Л., Дубовская Е.М. Психология малой группы. М.,
1991.
11. Ландшеер В. Концепция “минимальной компетенции” //
Перспектива, №1, 1988.
12. Обозов Н.Н. Межличностные отношения. Л., 1979.
13. Оконь В. Введение в общую дидактику. М., 1990.
14. Раттер М. Помощь трудным детям. М., 1987.
15. Социальная психология / Под ред. Г.Л. Предвечного и Ю.А.
Шерковина. М., 1975.
16. Фридман Л.М. Педагогический опыт глазами психолога. М., 1987.
17. Шакуров Р.Х. Директор школы и микроклимат учительского
коллектива. М., 1979.
18. Щетинина В.П. Научные подходы к экономике образования //
Педагогика, № 1, 1996.
19. Вowles S., Gintis H. Schobling in Capitalist America
Educacional Reform and Contradicton of Economic Life. N.Y. 1975.
20. Competency, Assessment, Research and Evaluation. A Report of
a National Conference, March 12-15, 1974.
21. Correa H. Quantitative Methods of Educational Planning.
Scranto, 1969.
22. Educational Documentation and Information. Unesco, № 184,
1972.
23. Gagne R. The Conditions of Lerning. N.Y., 1967.
24. Husen T. Utbildung ar 2000. Stockholm. 1971.
25. Musgrave R. Knowledge, Curriculum and Change. Melbourne,
1973.
26. National Assesment and Social Indicators, N.Y., 1975.
27. Schults T. Investment in Human Capital // American Economic
Review, № 5, 1961.
28. Titze H. Die Pоlitiisierung der Shcule. Hamburg, 1973.
29. Whitе W.F., Burke C.M. Effective Teaching and Beyond //
J.Instructional Psychol. V.20, № 2, 1993.
30. Woodhall W., Blaug M. Productivity Trend in British.
Secondary Education. L., 1967.
Праздников Г.А.,
профессор, заведующий кафедрой
философии СПбГУП
ИСКУССТВО В ТВОРЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
В
канун третьего тысячелетия все чаще внимание теоретиков
привлекают вопросы, еще недавно полагаемые хрестоматийными. Мы
переживаем «кризис идентичности» практически всех форм культуры, в
том числе искусства и осознающей его теории. Дискуссии по
проблемам искусствознания и эстетики выявили их неспособность
истолковать искусство как форму жизни человеческого духа, как
«говорящее и выразительное бытие» (М.М. Бахтин). В этой ситуации
особый интерес представляет анализ творческого наследия Питирима
Сорокина. Труды выдающегося русского мыслителя, синтезирующие
философско-теоретический, исторический и социологический подходы,
пронизаны подлинно гуманитарным пониманием культуры. Именно
культура превращает социальное пространство в «человеческий мир»,
кризис культуры — есть кризис жизни.
В исследовании сложной целостности общественной жизни и
культуры как реального фундамента любой социальной системы
необходимым составляющим элементом выступает искусство. В
«Общедоступном учебнике социологии» искусство понимается как
средство удовлетворения наших чувственно-эмоциональных
потребностей, инструмент возбуждения и подавления эмоций,
определяющих поведение человека и влияющих на всю общественную
жизнь. К художественной сфере П.Сорокин обращается постоянно, не
только в случае ее анализа как специального предмета исследования.
Гомер, Шекспир, Гюго, Достоевский, Гончаров, Куприн, Чехов,
Чайковский, Левитан — эти имена встречаем мы на страницах,
посвященных толкованию основных социологических понятий, форм
морали и поведения. В публичной лекции, прочитанной в г. Устюг,
творчество Метерлинка и Верхарна рассматривается как выражение дум
и настроений определенного времени. Термин «культурная
атональность», введенный в теоретический оборот П.Сорокиным,
несомненно, представляет собой аналог атональной музыки Арнольда
Шенберга. В автобиографической книге «Дальняя дорога», отмечая
вкусовое неприятие определенных музыкальных произведений
(авангард, джаз), Сорокин оговаривает возможность и необходимость
специально-целевого восприятия: «как социолог, я вынужден время от
времени слушать их. Ведь они — зеркало поспешного смятения умов,
анархии стандартов, социальных антагонизмов…» [1. C.235].
Поскольку в любой сфере культуры совокупность свойств, норм,
ценностей образует функционально интегрированные комплексы,
представление о культурном целом предполагает пристальный
социологический анализ специфических сегментов культуры. С другой
стороны, Сорокин подчеркивает, что все многообразие его работ по
философии, теории культуры, социологии, искусствоведению,
психологии, политологии есть выражение идей целостной
теоретической концепции, наиболее полно реализованной в его
знаменитой четырехтомной «Социальной и культурной динамике» (1937-
1941гг.). Открывается этот труд 745-страничным томом «Изменение
форм искусства».
Трем типам культуры (чувственной, идеациональной и
hmrecp`k|mni) соответствуют типы искусства. Понимание искусства в
контексте определенного типа культуры предполагает осмысление
доминирующей роли сверхсистемы культуры по отношению к
художественным сюжетам, формам, стилю. Чувственное искусство
ориентировано на эмпирический мир чувств, воспроизводит являющийся
мир, осваивая его во всем многообразии. Именно в системе этого
искусства формируется стремление к постоянной изменчивости,
новизне, но в «перестойной фазе» (выражение П.Сорокина) все
явственнее начинается процесс разрушения культурной целостности,
художественная сфера отделяется от религии, науки, философии,
морали, замыкаясь в границах «искусства для искусства».
Идеациональное искусство имеет дело со сверхчувственным
трансцендентальным миром. Это искусство не интересуется событиями
и фактами чувственного мира, не стремится развлекать и доставлять
удовольствие. Оно направлено к Богу, к душе, к общению души с
Богом и с самой собой. Это искусство символично, ибо чувственный
мир — лишь знак сверхчувственной реальности. И, наконец, третий
тип культуры — интегральный. Этот, промежуточный между чувственным
и идеациональным тип культуры и искусства, хотя и является
основным, но появляется редко и живет коротко. В этом типе
культуры в центре внимания как эмпирические, так и
сверхэмпирические аспекты реальности-ценности. Здесь гармонично
сотрудничают друг с другом наука, философия, религия, искусство, а
в последнем уживаются реалистический, символический и
аллегорический стили.
Особый интерес представляет анализ современного кризисного
состояния искусства. Необходимо различать глубину и верность
понимания общих тенденций развития культуры и возможную
субъективность в оценке отдельных явлений. Сорокин сам признавал,
что, хотя его пристрастия в искусстве достаточно широки, они
вместе с тем консервативны. Вряд ли можно согласиться с отнесением
музыки Прокофьева и Шостаковича к модернизму, с включением в общий
поток «вульгарной», «монотонной», «отталкивающей» «так называемой
популярной музыки» джаза и спиричуэлс. Отмеченные исследователем в
средние века достижения и недуги художественной культуры ныне, на
исходе двадцатого столетия, могут быть уточнены, скорректированы,
но нельзя не согласиться с ними по существу. Речь идет о
необыкновенном многообразии современного искусства, его
проникновении во все аспекты жизни и влиянии на различные продукты
цивилизации, о массовой доступности как характеристической черте
современной культуры, усиленной техническими возможностями
тиражирования и трансляции. Сорокин отмечает облагораживающее
воздействие этого искусства на современного человека. Однако
«симптомы усталости и дезинтеграции» обнаруживаются уже в конце
девятнадцатого века. Гедонистическая функция искусства
трансформируется до простого чувственного наслаждения, (как пишет
П.Сорокин, — уровня «вино — женщина — песня»). Обращенность в
чувственный мир оборачивается иллюзорным его воспроизведением
безотносительно к постижению сути, интерес к патологии и
негативным сторонам жизни становится самодовлеющим, а
специализация и профессионализация творчества все больше изолирует
художника от культурной общности. Искусство начинает служить не
Богу Любви, но Сатане (впрочем, эти тенденции равно характеризуют
современную науку, философию, религию, право, этику).
Процессу распада и дезинтеграции противостоит «мобилизация
оппозиционных сил». В столкновениях и борьбе, охватившей все сферы
социальной жизни, наши умы и души, идет медленное формирование
нового, интегрального строя, объединяющего все формы культуры на
основе высших ценностей Истины — Добра — Красоты. Именно в этом
типе культуры, наряду с сохраняемым ценностным отношением к
wsbqrbemm{l и умопостигаемым сторонам мира, особый интерес
вызывают возможности освоения сверхчувственной и сверхрациональной
реальности, а они связаны в первую очередь с интуицией-
вдохновением великих художников. Разумеется, не только их
(П.Сорокин говорит о пророчествах великих моральных и религиозных
лидеров, о прозрениях философов), но именно искусство обращено к
миру в целом, в искусстве явственнее, чем где-либо, человек-
художник воспринимается как (со)участник космических творческих
сил. Неизъяснимое на понятийном языке это единство с космосом
вполне конкретно переживается. В этом типе культуры
актуализируется все лучшее из предшествующих цивилизаций. Никогда
прежде человеку не было открыто в таком объеме искусство Большого
Пространства и Времени. Еще в 1922г. в работе «Начало великой
ревизии» П.Сорокин, понимая природу катастрофического мироощущения
времени, оспаривал тезис о гибели культуры. В «Динамике» он вводит
понятие «энергия культуры», связывая с ним идею о максимальном
развитии в культуре и культурой человеческих возможностей.
Трагическая ситуация времени лишний раз заставляет нас осознать
важность «задачи альтруистической трансформации человечества и
всего человеческого универсума» [2. C.319]. Любопытно признание
Сорокина относительно биографичности интегрального мировоззрения —
он создал его, «чтобы пройти сквозь хаос вакханалии бездуховности
и не изменить себе…» [1. С.237]. Теоретическое понимание сущности
искусства и культуры (что они есть) неотделимы для мыслителя от
императива (какими они должны быть), хотя он нигде не формулирует
это положение. Контроль в культуре осуществляется не внешним
насилием, а глубоко интериоризованными религиозными, этическими и
другими ценностями. Нравственный смысл культуры и искусства —
жизнеподдержание, а основная сила, способная сделать эту жизнь
счастливой, — любовь между людьми, альтруизм. Любовь объединяет,
противостоит хаосу и разрушению. П.Сорокин возглавляет не совсем
обычный проект, реализуемый в исследовательском центре
Гарвардского университета — «Мистическая энергия любви». Изучаются
различные источники любви и пути ее «более эффективного
производства». Один из важнейших источников («гигантская
энергетическая установка») — искусство. В одной из последних своих
книг (1964 г.) в ряду имен героев, оказывавших влияние на миллионы
людей — Будды, Иисуса, Св. Франциска Ассизского и Ганди, — мы
находим Гомера, Шекспира, Баха, Бетховена. Речь идет не о каких-то
внехудожественных влияниях («Поэт в России больше, чем поэт»), но
об актуализации художественным гением скрытых потенциалов
реальности, о трансформации эстетической энергии в энергию любви
(«вдохновляющее воздействие изящных искусств»).
Исследования искусства научной ценностью обладают только
тогда, когда есть уверенность, что искусство правильно
идентифицируется. Классификация искусства невозможна без его
квалификации. Никакая логика не в состоянии идентифицировать
искусство вне соответствующего его переживания. Для П.Сорокина с
детства до последних дней искусство было дорого и близко.
Разумеется, общение с искусством было его сердечной
привязанностью, а не профессиональным делом, но он прекрасно
понимал, сколь значима эта область личностной культуры для
гуманитария. Жизненный путь ученого не первичен и не вторичен по
отношению к научному творчеству, а составляет с ним единое целое.
Это органическое состояние человека, живущего и проживающего жизнь
во всем ее объеме, то, что М.М. Бахтин называл «единством
обымания» реального бытия и специализированной деятельности —
традиция русской гуманитарной культуры, не только не утраченная
П.Сорокиным в эмиграции, но, несомненно, развитая в американский
период творчества. В целостном процессе «творчества —
fhgmeopnfhb`mh; неразрывны отношения ученого к миру и к самому
себе, ответственность перед наукой и перед жизнью, творение
научных трудов и самого себя, следование неизбежной логике истории
и единоборство с обстоятельствами. Творческая деятельность
Питирима Сорокина — органическая составляющая его жизненного пути,
поступок в масштабе жизни, форма нравственного поведения.
И последнее. Творческая деятельность Питирима Сорокина —
органическая составляющая его жизненного пути, поступок в масштабе
жизни, форма нравственного поведения. В целостном процессе
«творчества — жизнепроживания» неразрывны отношения ученого к миру
и к самому себе, ответственность перед наукой и перед жизнью,
творение научных трудов и самого себя, следование неизбежной
логике истории и единоборство с обстоятельствами. Жизненный путь
ученого не первичен и не вторичен по отношению к научному
творчеству, а составляет с ним единое целое. Это органическое
состояние человека, живущего и проживающего жизнь во всем ее
объеме, то, что М.М. Бахтин называл «единством обымания» реального
бытия и специализированной деятельности, — традиция русской
гуманитарной культуры, не только не утраченная П.Сорокиным в
эмиграции, но, несомненно, развитая в американский период
творчества.
Подводя итоги своей жизни, выдающийся мыслитель отмечает, что
моральные заповеди христианства (особенно Нагорная проповедь)
обусловили его нравственные ценности в ранней молодости и на всю
жизнь и именно в них корни Гарвардского исследовательского центра
по созидательному альтруизму, созданного им в 1949 году. В его
мировоззрении Бог и природа, красота и правда, наука, искусство и
этика — «одно гармоничное целое» [1. С.34]. Эти особенности
творческого наследия Сорокина особенно значимы в сфере его
суждений об искусстве, авторитетность которых определяется
собственным художественным опытом, качеством вкуса.
Классификация искусства, конечно, возможна и на уровне
формального знания, но научной ценностью она обладает только
тогда, когда есть уверенность, что искусство правильно
классифицируется.
Никакая логика не в состоянии идентифицировать искусство вне
соответствующего его переживания (Т.Адорно как-то заметил, что
Кант был последним в истории философии мыслителем, способным дать
серьезную трактовку эстетических проблем, не будучи тонким
ценителем искусства. Почему это было возможно — особый разговор).
Для П.Сорокина с детства до последнего дня искусство было дорого и
близко. Пение в церкви не только стимулировало любовь к лирике, но
настолько профессионализировало его в этой области, что он стал
регентом церковного и руководителем школьных хоров. Знакомство с
главным дирижером Бостонского симфонического оркестра, выдающимся
музыкантом Кусевицким переросло в дружбу на всю жизнь и
способствовало сближению с выдающимися композиторами и
исполнителями (С.В. Рахманиновым, А.Т. Гречаниновым, Н.А. Малько).
Обладая фонотекой, включавшей почти все лучшие произведения
мировой музыки, он постоянно ее слушал, даже выработал привычку
ставить специально подобранные записи во время работы. В ранние
годы он прочел Пушкина, Гоголя, Тургенева, Диккенса, дружил с
литераторами в России, Чехии, Америке, долго общался с О.Хаксли.
Всю жизнь посещал выставки, ходил в театр и кино, следил за
развитием современных художественных направлений. Разумеется,
общение с искусством было его сердечной привязанностью, а не
профессиональным делом, но он прекрасно понимал, сколь значима эта
область личностной культуры для гуманитария.
В учебные планы созданного им в начале 30-х годов факультета
социологии он включил ряд лекционных курсов по литературе и
hqjsqqrbs, которые читали лучшие специалисты университета.
Выдающийся русский мыслитель остался в истории гуманитарной
культуры не только замечательными трудами, он сам — Питирим
Александрович Сорокин как лицо, индивидуальность — часть этой
культуры, в известном смысле — ее норма.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П. Дальняя дорога. М., 1992.
2. Сорокин П. Главные тенденции нашего времени. М., Наука, 1994.
Пищулин С.Н.,
к.соц.н., ст. препод.
ИНТЕГРАЛЬНАЯ КОНЦЕПЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ КРИЗИСНЫХ
СИТУАЦИЙ П.А.СОРОКИНА
С
оциологическая теория Сорокина характеризуется принципиально новым
взглядом на природу социальных явлений и институтов, суть своей
социологической концепции сам Сорокин определил как интегрализм.
Гипотезы о социокультурном интегрализме были выстраданы Сорокиным
под воздействием противоречивого единства российской и
американской культур, взаимоотношения между которыми наложили
отпечаток на всю историю человечества в ХХ столетии. Жизнь
показала, что между социализмом и капитализмом как диалектически
противоречивыми общественно-экономическими формациями существует
много общего. Действительно, если в годы т.н. “холодной войны”
успехи и достижения противоборствующих сторон совершенно
отрицались их оппонентами, то история взаимодействия, мирного
сосуществования социальных систем капитализма и социализма знает
примеры положительного влияния друг на друга и в конечном итоге на
всю интегральную природу человечества. Теория и практика
американского менеджмента (Тейлора, Форда и др.) нашла применение
в плановой экономике социализма, позволила всесторонне осмыслить
вопросы повышения производительности труда, материального
стимулирования работников в условиях командно-административной
экономики СССР; в свою очередь, теория социального партнерства
Ф.Рузвельта была успешно интерпретирована в условиях глубокого
социально-экономического кризиса в годы Великой депрессии в США
под воздействием некоторого улучшения положения рабочего класса в
СССР и базировалась на необходимости социальной заботы о положении
малообеспеченных слоев общества, обеспечения права на труд, отдых,
образование, жилье.
Практически все обширное творчество Сорокина может быть
адекватно интерпретировано с точки зрения регулирования кризисных
ситуаций на планетарном уровне. Впитав в себя сущностные основы
древней российской и модернистской американской культур, Сорокин
пришел к историческому выводу о возможности и необходимости
интегрального общежития различных социокультурных реальностей.
Пожалуй, в недавнем прошлом взгляды на коррекционно-упреждающее
регулирование социально-политических кризисов и конфликтов
Сорокина можно было отнести к апологетике доктрины о мирном
сосуществовании разных общественно-политических формаций. Сегодня,
на пороге ХХI века, можно смело говорить о необходимости создания
т.н. многополярного мира в интересах охранения этнической и
социокультурной уникальности различных общественных систем. Под
многополярным миром понимается достижение международного
консенсуса, право на самобытность и уникальность, поиск
компромисса в спорных вопросах, устранение из мировой практики
т.н. права сильного, когда некоторые государства по своему
усмотрению могут возлагать на себя миссию по наведению мирового
порядка, роль международного жандарма. История человечества в ХХ
веке, как и в предыдущие века, наглядно доказала, что право
сильного, когда сильнейший всегда прав, а слабейший виновен,
ущербно, антисоциально. Хочется надеяться, что человечество уже
исчерпало лимит на мировые войны. Весь ход мирового прогресса
m`ckdmn демонстрирует интегративную сущность международных
отношений, востребованность права на многополярность мира,
самобытность и консенсус.
В этом аспекте социология Сорокина представляется актуальным
взглядом на человека настоящего и будущего времени, попыткой
конгруэнтной интеграции противоречивых тенденций развития мирового
сообщества, когда долгие тысячелетия представители различных
социумов через тернии локальных и глобальных конфликтов шли к
осознанию необходимости мировой интеграции.
Что же такое сегодня интеграция? Данное понятие происходит от
латинского integratio ( восполнение, восстановление). В данном
значении имеется в виду сущностная причинно-следственная
зависимость социокультурной динамики как общемирового процесса,
когда часть зависит от целого, а целое комбинируется из частей,
когда события в одной, пусть даже самой маленькой стране могут
всколыхнуть весь мир. Интеграция подразумевает возможность
восполнения общего из особенного, рекреацию (восстановление)
утраченного мирового спокойствия, преемственности традиций и
поколений, сотрудничество, взаимовыгодное динамичное развитие.
Интеграция подразумевает объединение частей социокультурной
реальности в одно целое, упорядочивание элементов функциональной
структуры, которые ранее были рассогласованы, насильственно
расчленены, неупорядочены. Интегрализм в социальной, политической,
экономической, культурной сферах помогает избежать хаотически
агрессивного существования государств, явлений, институтов,
индивидуумов. История знает примеры, когда под давлением
общественного мнения мирового сообщества торжествует здравый
смысл, восстанавливается хрупкое равновесие, продолжается
прерванный процесс мировой интеграции, о котором сегодня можно
вести речь как о факторе выживаемости мирового сообщества, да и
жизни на Земле. В то же время имеется много примеров
саморазрушения социокультурных систем в силу дезинтеграции,
социально-политической и экономической раздробленности.
В социологии понятие интегрализма применяется в аспекте
изучения микро- и макроуровней социальной реальности, структурной
целостности и характера взаимодействия. Понятие интегрализма имеет
в социологии давнюю традицию, что подчеркивает адекватность
социальных знаний для отображения социальной динамики.
Э.Дюркгейм под органической солидарностью понимал интегрализм
как приоритетный социологический показатель, ресурс оздоровления
общественных отношений и залог процветания социума, когда людей
объединяет их имманентная интегральная сущность. Интегрализм
выражает основные условия социальной солидарности и ставит все
общество перед необходимостью считаться с мнением всех
представителей гражданского общества. Человечество на бытовом
уровне воспринимает интегрализм, органическую солидарность как
оптимистический принцип “один за всех и все за одного”.
Определенное внимание концепции интегрализма уделил М.Вебер.
Вебер зафиксировал наличие интеграции между социальными системами
на базе некоторых общих норм, ценностей, потребностей.
Интегральная потребность человечества заключается, по Веберу, во
всеобщей тенденции к рациональности. Именно в ракурсе
рационализации многообразного веера социальных страстей и
ценностей человечество сможет прийти к некоторому порядку на
политическом, экономическом, культурном уровнях и гармонии на
уровне межличностного общения, интеграции социальных систем.
Большое внимание изучению проблем социальной интеграции
отводится в творчестве Т.Парсонса. По Парсонсу, мировой прогресс
приводит к усложнению общественно-политической реальности,
дифференциации систем и институтов, что чревато системными
opnrhbnpewhlh, непониманием, размежеванием. Это вынуждает
общество искать пути для глобальной интеграции. Т.Парсонс ввел
понятие нормативной и ценностной интеграции в своей структурно-
функциональной сетке AGIL, структурировав таким образом процесс
социологической систематизации понятия интеграция. Консенсус в
отношении норм и ценностей является для Т.Парсонса фундаментальным
интегрирующим фактором в обществе. В вопросах о причинах и
следствиях социальных изменений взгляды Т.Парсонса и П. Сорокина в
большой степени конгруэнтны. Так, Т.Парсонс отмечает, что ни одна
из социальных систем в реальности не находится в состоянии
стабильности и равновесия. Однако поиск социального равновесия
необходим для поддержания жизнеспособности системы. Процесс
социальной динамики Т.Парсонс представлял как “подвижное
равновесие”. Данная идея перекликается с воззрениями П.Сорокина на
социальные флуктуации, маятниковые социокультурные колебания с
инстинктивным поиском “золотой середины”.
Таким образом, социология интегрализма П.Сорокина впитала в
себя широкую палитру социологических взглядов и воззрений.
В рамках изучения кризисных состояний в социуме П.Сорокин
предложил изучать общество, его институты, явления с позиции
объективности социокультурных систем. Большое внимание в данном
контексте П.Сорокин уделил изучению диалектики объект-субъектных
отношений. Динамика социокультурных систем двояка и противоречива.
· Социальная реальность объективных систем находится в сложном
движении флуктуаций (маятниковых социальных колебаний) с поиском
оптимальной величины отклонения — по горизонтали и вертикали.
· Социальная реальность — сложная интегральная сущность самого
человека, мира ценностей, где происходят флуктуации человеческой
природы между добром и злом, правым и левым в политике, мужским и
женским, физикой и лирикой.
П. Сорокин ввел в употребление понятие социальных флуктуаций,
что позволяет адекватно интерпретировать причины и следствия
социальных и политических, экономических и культурных, семейных и
бытовых конфликтов. Фиксация маятниковых колебаний с перманентным
поиском оптимальной величины отклонения позволяет социальным
технологам выработать некоторые критерии индикации экстремальных и
оптимальных отклонений в тех или иных социальных ситуациях,
определить объективные или субъективные причины раскачивания
социальной лодки, прогнозировать моменты переворачивания. Знание
интегральной сущности человека позволяет находить оптимальные
значения между полюсами социальных взаимодействий в среде
политической жизни, экономических отношениях и т.п.
Конкретный тип социокультурной динамики определяет мотивацию
деятельности человека. Исторический процесс — социальные,
политические, экономические, колебания общественного сознания,
электоральной статистики, гражданской ситуации и т.д.
Большое значение для изучения коррекционно-упреждающих
социологических характеристик интегративного метода П.Сорокина
имеет его работа “Моя философия — интегрализм”, которая
представляет собой глубокое осмысление интегральной сущности
человека, социума, политики, экономики, каузальную способность
социума отражать, анализировать и вследствие научного осмысления
(например, социологического) изменять мир с помощью использования
каналов познания. Социальная реальность, по Сорокину,
принципиально познаваема, человек способен изучить свое бытие с
помощью чувств, разума, сверхрациональной интуиции. “При
интегральном использовании этих трех каналов познания они
дополняют друг друга и контролируют.” [1. C.134].
Интегральная сущность человека как личности представляет
собой возможность быть активным участником создания творческого
m`w`k` во Вселенной. Действительно, ход истории показывает, что
прогресс человека — реальная составляющая социального мира,
позволившая социальным индивидуумам выйти из первобытных пещер,
изобрести чудеса техники, покорить просторы Космоса и достигнуть
огромного множества других поразительных успехов. Окружающую
действительность П. Сорокин подразделял на следующие подсистемы:
1. Неорганические явления.
2. Органический мир, биосистемы, существовавшие до появления
человека.
3. Суперорганическая реальность, которую создал человек или
культурный мир.
Таким образом подчеркивается значимость человека как субъекта
объективной реальности, являющегося венцом творения и одновременно
несущего персональную ответственность за разрешение не только
социально-эконономических, но и не менее важных природно-
экологических конфликтов. Данные воззрения П.Сорокина
перекликаются с концепцией Вернадского о ноосфере как
многоступенчатой системе жизни.
Наиболее важной жизненной системой представляется значимость
культурного мира — единство Истины, Красоты, Добра. Сами по себе
эти триединые понятия представляют собой гуманитарный идеал
человечества и как бы подчеркивают, по мысли великого русского
писателя А.Чехова, что в человеке все должно быть прекрасно. Но
кроме общечеловеческой ценности, данная триада имеет прикладное
методологическое значение.
Со времен Платона известно, что для оптимального достижения
целей государственного и социального управления, лица,
осуществляющие властные функции, должны сочетать в себе высокие
профессиональные качества с нравственностью и личной культурой. По
мнению Сорокина, и с этим спустя несколько десятилетий нельзя не
согласиться, творчество в области Добра отстало от успехов в деле
Истины и Красоты. Действительно, все развитые страны мира,
достигнув больших научно-технических успехов, способных
преобразить быт социума, сталкиваются со все более возрастающей
бездуховностью. В аспекте конкретных коррекционно-упреждающих
специфических социологических технологий можно обратить внимание
на крайне низкий уровень политической культуры самых широких
общественных масс, аномию, безнравственность в принятии властных
решений на самых разных уровнях, от мнения простого избирателя и
до самых вершин.
П.Сорокин предлагает рассматривать три наиболее важных модуса
бытия.
1. Эмпирически-чувственный.
2. Рационально-умственный.
3. Сверхчувственно-сверхрациональный.
В первом модусе реальность постигается с помощью органов и
дополнительных инструментов. Если для познания в области точных и
естественных наук все обстоит достаточно просто и на помощь
человеку приходят микроскоп, телескоп, вычислительная машина и
т.д., то в области социокультурной реальности все намного сложнее.
Именно на основе эмпирически-чувственного опыта в социальной среде
осуществляется большинство действий. Так, по мнению социологов,
около 40 % избирателей принимают решение о голосовании спонтанно,
не имея устойчиво продуманных политических взглядов и твердого
мнения о том, кто же из многочисленного списка претендентов
способен реально отстаивать интересы данного конкретного
избирателя и целых сегментов электорального спектра. Именно на
этом спекулируют многие недобросовестные политики, а в целом все
более усугубляется отчуждение власти и народа, или как сказал бы
O.Сорокин — дезинтеграция.
В следующем модусе реальность постигается с помощью рассудка,
высших форм логики, например, формальной, математической,
философской. К избирателям с данной формой принятия электорального
решения относятся лица, составляющие электорат системообразующих
партий, позволяющие властной системе любого общества избегать
слишком сильных шараханий от одной крайности к другой. Данная
форма познания реальности доступна, по мысли П.Сорокина,
подавляющему большинству индивидуумов и по мере овладения данной
формой гносеологии большинством индивидуумов способна оказать
благоприятное влияние на процесс интегрального регулирования
кризисных ситуаций — от политики и финансов до бытовой сфер
применения.
Третий, высший модус познания — сверхчувственно-
сверхрациональный — доступен для одаренных личностей, присутствует
в минуты “высшего озарения”. Именно к лицам с данным типом
познания можно отнести т.н. харизматиков, лидеров, вожаков, если
рассматривать мир социально-политической реальности. Дискуссионным
остается вопрос о роли личности в истории. Спасут ли мир
исключительно выдающиеся люди, аккумулирующие в себе социальной
энергии гораздо больше, чем другие, т.н. пассионарии, как это
предположил Л.Н.Гумилев в работе “Этногенез и биосфера земли”, и
если пик пассионарной активности для данной нации уже прошел, то
горе этой нации, или все-таки будущее за рациональным,
компромиссным, интеграционным центризмом самых широких народных
масс, например избирателей, “сделавших правильный выбор” ?
В рамках изучения возможностей для интегративного разрешения
социальных противоречий и конфликтов П.Сорокин предлагает
рассматривать новое царство реальности. Данное царство составляют
элементы социокультурной динамики — идеи, ценности, моральные
нормы. Действительно, реальная жизненная практика наглядно
демонстрирует тот факт, на который обратил внимание П.Сорокин, что
идеи способны изменять физический и социальный мир.
Все мы знаем, что словом можно убить и словом можно спасти.
Поэтому человек, тщательно продумывающий свои слова и поступки,
анализирующий концепцию своего поведения, с точки зрения
окружающих, имеет гораздо больше шансов на успешную
самопрезентацию, чем человек, поступающий обратным образом.
Особенно возрастает значение данного понятия, если речь идет о
разрешении политических, экономических, этнических и др.
конфликтов.
Большая роль в передаче смысловых значений в области политики
лежит на рекламе, пропаганде, агитации, других способах
формирования и коррекции общественного мнения. П.Сорокин обращает
внимание на тот факт, что государственный флаг — обычный кусок
дешевой материи может принимать значение национальной гордости и
выступать символом государственной интеграции.
В аспекте изучения и возможности оказания коррекционно-
упреждающего воздействия П.Сорокин сформулировал “этажи
культурного мира”:
1. Неисчерпаемая вселенная смыслов, объединенных в системы
языка, науки, техники, религии, литературы, живописи, музыки и
проч. Данный уровень демонстрирует для социального технолога
задачу учета в своих рекомендациях самого широко спектра
социальных корреляций, когда одно случайное действие того или
иного властного лица или органа может поставить под вопрос его
прежние достижения.
2. Конгломерация элементов материальной культуры, воплощения и
олицетворения идей от простых орудий древнего человека до
jnqlhweqjni ракеты. Данный уровень демонстрирует для социального
технолога задачу выработки рекомендаций по созданию банка данных
идей и продуктов (от объединительной идеи до высококачественных
достижений в области науки и техники ), которые наилучшим образом
способны сами себя рекламировать.
3. Мир индивидуумов как личностей, носителей идей и воплощений
смыслов (короли, преступники, должники, капиталисты, социалисты и
т.д.). Данный уровень демонстрирует необходимость выработки
конкретных способов социально-технологического воздействия на
конкретные сегменты населения, учета чаяний и запросов конкретных
людей и их неисчерпаемого творческого потенциала.
4. Системы социальных действий, церемоний, ритуалов, поступков,
где индивидуумы воплощают идеи. Данный уровень подчеркивает
значимость социальной среды, установленных способов самовыражения
и волеизъявления для адекватной интеграции творческих идей в
реальную жизненную практику.
Особо хочется остановиться на теории творческой
неэгоистической любви и ее значении для гуманизации общественных
отношений. П.Сорокин созданием данной теории подчеркнул, что люди
в массе своей забывают простую истину, что человек создан для
любви. С любовью нужно относиться к ближнему, к родине, природе,
своему делу и т.д. Без данного имманентного чувства не приходится
вести речь ни о какой подлинной интеграции. Данная теория
подкрепляется некоторыми социологическими наблюдениями,
иллюстрирующими необходимость творческой неэгоистической любви для
прогресса человечества. Любовь:
· может положить конец агрессивным нападениям индивидов друг на
друга;
· может преобразовать враждебные отношения в дружеские;
· может оказать реальное воздействие на международную политику,
умиротворить конфликты;
· это животворящая сила, необходимая для здоровья и
процветания.
Более того, установлено, что люди — альтруисты живут дольше и
более счастливо, чем эгоисты. Дети, лишенные любви, имеют
тенденцию к моральному и социальному уродству.
Данная теория при всей своей идеалистичности четко
высвечивает скрытые резервы и возможности интегральной концепции
социального регулирования кризисных ситуаций.
Большое внимание П.Сорокин уделил социологическому анализу
феномена, причин и следствий революций, путям реформирования,
гармонизации и интеграции общества в условиях кризиса. П.Сорокин
написал ряд работ, в которых исследуется проблематика
интегрального регулирования общественно-политических кризисов.
Системообразующая работа П.Сорокина в данной области — “Человек и
общество в условиях кризиса” опубликована в России отдельными
фрагментами [2]. Сорокин призывал в ходе общественно-политического
реформирования избегать крайностей, резких колебаний,
предупреждал, что если маятник слишком сильно качнется в одну
сторону, то общество обречено испытать на себе обратное движение
“колеса истории”. В то же время для реформаторов всех времен и
народов существует верный ориентир — интегральная сущность
человека. Любое противоестественное или противоправное, т.н.
антисоциальное действие, когда реформы переходят “порог терпения”,
а отношение к реформаторам выходит за рамки “порога доверия”,
вынуждает маятник истории качнуться в обратную сторону, и народные
массы пойдут свергать с пьедестала “героев вчерашних дней”.
Способы разрешения экономических конфликтов представлялись
П.Сорокину следующим образом. Интегральная сущность человека
должна соответствовать формам и способам материального и духовного
opnhgbndqrb` и распределения благ. Функции государства, например,
такая как налогообложение, должны стимулировать творческую
активность человека. Необходимо создание правового государства,
утверждение единого морально-правового порядка как для власти, так
и для населения. В качестве основы для интегрального
сосуществования разных форм собственности в производство должна
быть заложена постоянно действующая пружина, именуемая “личным
интересом”. Сорокин предложил ряд мер, которые не потеряли свою
актуальность в России и на пороге ХХI века. “...Ясное и
категорическое признание права собственности... налоги должны быть
таковы, чтобы сохранялась уверенность лица в прочности своих прав
на результаты своей хозяйственной деятельности” (налог по принципу
“чем больше — тем лучше” ущемляет стимул “личного интереса” и его
положительных эффектов) ... имущественная дифференциация не должна
быть безмерной, что толкает нищие массы на разгром существующего
порядка, порождает преступления, бунты, ведущие к разгрому
производительных сил страны (обе крайности — уравнительность и
безмерное имущественное неравенство — ведут к печальным
результатам)” [3].
По мнению П.Сорокина, революции и войны усиливают
дезинтеграцию общества, под лозунгом улучшения жизни, “всеобщего
равенства и братства” власть в социуме переходит от одной
социальной группы к другой. Революции и войны вызывают негативные
изменения в численности и качественном составе народонаселения,
увеличивается смертность, рождаемость уменьшается, погибают цвет
нации, молодежь, высококвалифицированные работники, интеллигенция
и т.д. [4].
Представляет большой интерес анализ П.Сорокиным ценностей и
идеалов революции. В данном ракурсе П.Сорокиным была проведена
эмпирическая работа по обобщению изменения значимости ряда
лозунгов, выдвинутых февральской и октябрьской революциями 1917г.
по истечении 2-3 лет. Выводы, к которым пришел автор, подтвердили
созданный им закон социального иллюзионизма. Так, например,
революционерами провозглашались задачи: свобода совести, слова,
печати, собраний — в реальности новая власть стала еще более
жестко контролировать поведение людей. Вместо диктатуры
пролетариата — власть бюрократического партийного аппарата.
Расхождения между словами и делами, по мнению П.Сорокина, были не
случайными и не являлись злым умыслом большевиков. Все дело
заключалось в отсутствии интегративных моментов в целях и задачах
революционеров, отторжении инакомыслия, принуждении к подчинению.
Возможность конструктивного выхода общества из кризиса
П.Сорокин видел в интегративной конвергенции (схождении признаков)
правых и левых взглядов, возрождении интегральной сущности
человека.
В условиях перманентного кризиса в России наблюдается
тенденция к политической эволюции, постепенному дрейфованию
электорального процесса от жесткой идеологизированности,
выражавшейся в экстремальных флуктуациях (демократы-коммунисты,
красные, белые, коричневые и т.д.), к прагматикам, хозяйственникам
у власти (пример — региональные губернаторские выборы) и от них к
профессионалам своего дела, в данном случае политики. Часто в
обществе звучит мнение, что Россия исчерпала лимит на революции.
Именно сегодня в России формируется хрупкое общественно-
политическое равновесие, возникают символы новых выборов. Чтобы
отвечать потребностям неограниченного круга избирателей и самых
широких народных масс, что необходимо сегодня для победы на
выборах, по данным социологических опросов [5], должно
присутствовать сочетание следующих приоритетов:
· сочетание личной свободы и сильного государства;
· развитая экономика, но без личных тягот и страданий.
В целом интегральная концепция в социологии, основоположником
которой по праву считается П.Сорокин, способна оказать
благотворное влияние на пути и методы разрешения конфликтов в
самом широком спектре социальных отношений. Актуальность
интегрализма как формы мышления в условиях новых мировых
общественно-политических реальностей возрастает.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П. Моя философия — интегрализм. Социс, 1992, № 10.
С.134.
2. Сорокин П. Человек и общество в условиях бедствия (фрагменты
книги). Вопросы социологии, 1993, № 3.
3. Сорокин П. Об основных условиях возможности возрождения
нашего народного хозяйства. Социс, 1994, № 2. С.4-6.
4. Сорокин П. Современное состояние России. Новый мир, 1992, №
4.
5. @ “Социальный мониторинг”(МГПУ).
Рыбина Н.В.,
аспирантка социол. ф-та МГУ
ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ ФОРМ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
И
мя русско-американского социолога Питирима Александровича Сорокина
хорошо известно в мировом научном сообществе. Сорокина называют
одним из самых выдающихся умов ХХ века, внесших значительный вклад
в разработку теории социального взаимодействия. Как и многие
другие исследователи, он считал, что предметом социологии
выступает межчеловеческое взаимодействие, отличное от
взаимодействия в неорганической и органической природе.
Социология, по его мнению, есть наука о поведении людей,
находящихся в процессе социального взаимодействия.
Основываясь на этом, Сорокин анализирует и выделяет специфику
и структуру межчеловеческого взаимодействия. Еще в начале ХХ века
он отмечает, что в социальной действительности конкретных форм
взаимодействия бесчисленное множество, и предпринимает успешную
попытку классифицировать виды взаимодействия согласно с элементами
взаимодействия в зависимости:
1) от количества и качества взаимодействующих индивидов;
2) от характера актов;
3) от характера проводников.
Сорокин отмечает, что такая классификация не может считаться
законченной в силу многообразия форм и видов взаимодействия. Это
утверждение является особенно актуальным в конце ХХ века, когда
человек сталкивается с массой новых для него проблем и вынужден в
процессе жизнедеятельности постоянно вступать в различные формы
взаимодействия.
Следует отметить, что новые виды взаимодействия возникают как
следствие появления новых видов проводников, разнообразие и
классификация которых были описаны П.Сорокиным в работе «Система
социологии». В частности, он отмечает, что чтобы взаимодействие
между индивидами было возможно, для этого требуется, помимо
наличности индивидов и их способности реагировать на раздражения,
наличие: 1) особых аппаратов у членов взаимодействия, позволяющих
им воспринимать идущие от других раздражения, 2) способности или
возможности индивидов «посылать в той или иной форме раздражения
или стимулы», 3) наличия аппаратов реакции, позволяющих им
«отвечать» на эти раздражения.
Однако наличия этих аппаратов недостаточно, чтобы обеспечить
взаимодействие между индивидами. Не говоря уже о психическом
взаимодействии, чисто физическое взаимодействие людей имело бы
весьма ограниченный, случайный и незначительный характер, если бы
не было проводников взаимодействия. Под проводниками
взаимодействия понимаются все те средства, благодаря которым
раздражение, исходящее от одних индивидов, передается и доходит до
других. Без проводников чисто физическое взаимодействие людей
«обречено было бы на ничтожные качественные и количественные
размеры, психическое же общение их было бы абсолютно невозможным»
[1. С.175]. Так как ряд условий ставил и ставит человека перед
необходимостью жить в среде подобных ему существ, то он должен был
взаимодействовать с такими же, как и он; а раз взаимодействие было
неизбежностью (и не только физическое, но и психическое), то
неизбежным было и появление проводников, без которых никакое
oqhuhweqjne и сколько-нибудь значительное физическое
взаимодействие были и остаются невозможными. В этом общая почва и
причина появления проводников и, в частности, символических
проводников.
Так что же это за новые формы взаимодействия и благодаря каким
особенностям современных проводников они возникли? И главное:
почему их анализ представляется достаточно важным в современных
условиях?
Речь в данном случае пойдет о новой форме взаимодействия,
преобразовавшейся из уже существующей, а именно, об одной из форм
образования, дистанционной, которая приобретает особую
актуальность в быстро изменяющемся технологически и экономически
современном мире. Дистанционное обучение (ДО), по определению, —
это обучение на расстоянии, когда преподаватель и обучаемый
разделены пространством, обучение с использованием новейших
средств информационных технологий. И именно оно помогает в
настоящее время решить проблему непрерывного совершенствования
знаний на протяжении всей жизни человека.
В первую очередь хотелось бы отметить, что образовательный
процесс, как акт взаимодействия, может быть описан в категориях,
представленных П.Сорокиным [1. С.141], в то время как его новая
форма, дистанционное обучение, как раз и возникла благодаря
появлению новых проводников взаимодействия, описанных ниже.
Что касается проводников, то по своей физической природе и по
характеру рецептивных органов, воспринимающих их, обе категории
проводников распадаются на: звуковые; световые, частным случаем
которых являются проводники цветовые; механические, своим
прикосновением передающие нам ряд раздражений, идущих от других
людей; тепловые, действующие на всю чувствительную поверхность
тела; двигательные по своей природе представляющие вид физической
энергии, энергию работы; химические; электрические; вещественно-
предметные, представляющие комплекс физико-химических свойств
(материя, цвет, форма и т.п.), в своей совокупности составляющие
тот или иной «предмет» и воспринимаемые рядом органов чувств.
Легко видеть, что эта классификация проводников логически
очень груба. Она исходит не из одного, а из многих
классификационных критериев. Цель Сорокина в данном случае–
указать наиболее важные виды проводников взаимных акций и реакций
людей, играющих значительную роль в процессе человеческого
общения.
При этом следует заметить, что благодаря техническому
прогрессу мы можем добавить в список проводников такой важный
сегодня элемент, как компьютерные телекоммуникации (КТК). Причем
представляется достаточно сложным расположить его в уже
предложенную Сорокиным классификацию, так как этот новый вид
проводников дает людям возможность взаимодействовать сразу
посредством звуковых, световых (цветовых), вещественно-предметных
проводников, объединяя, таким образом, свойства сразу нескольких
уже имеющихся проводников. Интересно то, что взаимодействующие
индивиды могут находиться весьма далеко друг от друга и никогда не
вступать в непосредственный контакт, тем не менее, они могут,
общаясь интерактивно (в режиме диалога), не только получать
(обмениваться) сигналами и раздражителями, но и сами влиять на
характер полученного путем изменения цвето-звуковых и графических
характеристик, что позволяют современные информационные
технологии.
В зависимости от количества индивидов Сорокин различает случаи
взаимодействия: 1) между двумя индивидами; 2) между одним и
многими индивидами (лектор и аудитория, актер и зрители, вождь и
солдаты); 3) между многими индивидами с той и другой стороны или
lefds двумя группами индивидов (взаимодействие профессиональных
групп, государств, наций).
В данном случае сложно отнести ДО к какому-то из трех видов
взаимодействия, т.к. благодаря свойству интерактивности в этом
виде образования возможно взаимодействие как между двумя
индивидами (преподавателем и студентом), так и между одним и
многими (лектор и аудитория) и между многими индивидами
(телеконференции, аудио- видеоконференции, вид взаимодействия,
который собственно распадается на взаимодействие каждого с
каждым).
В зависимости от характера актов, которыми взаимодействующие
индивиды раздражают друг друга и реагируют на эти раздражения,
процессы взаимодействия, по Сорокину, могут быть сгруппированы на
сотни тысяч способов, среди них:
1.Типы взаимодействий в зависимости от актов делания и неделания.
2.Взаимодействие одностороннее и двустороннее.
3.Взаимодействие длительное и временное.
4.Взаимодействие антагонистическое и солидаристическое.
5.Взаимодействие шаблонное и нешаблонное.
6.Взаимодействия сознательные и бессознательные.
7.Взаимодействие интеллектуальное, чувственно-эмоциональное и
волевое.
8.Формы взаимодействия в зависимости от природы проводников:
8.1. Звуковое, прежде всего словесное.
8.2. Светоцветовое (путем книг, газет, писем, телеграмм,
рисунков, картин и т.д.).
8.3. Предметно-символическое.
8.4. Двигательно-мимическое.
8.5. Посредством химических реагентов.
8.6. Механическое (обмен физическими актами).
8.7. Тепловое.
8.8. Электрическое, сложное электро-звуковое или электро-
цветовое (путем телефона, телеграфа).
9.Взаимодействие посредственное, где акт-раздражитель и реакция
достигают адресата лишь при помощи других людей, и
непосредственное, где взаимодействующие люди обходятся без
посредников-людей.
Суммируя вышеизложенное, можно охарактеризовать ДО как акт
делания, взаимодействие длительное, солидаристическое, шаблонное
(хотя этот момент может быть спорным, так как технология и правила
ДО в настоящее время еще не установлены до конца), сознательное,
интеллектуальное, звуковое, светоцветовое, посредственное,
интерактивное [2].
Целый ряд факторов, обусловленных дидактическими свойствами
компьютерных телекоммуникаций, говорит в пользу расширения
имеющихся и появления новых возможностей взаимодействия людей.
Среди таких факторов можно выделить:
· возможность хранения информации о результатах взаимодействия
в памяти компьютера в течение необходимой продолжительности
времени, возможность ее редактирования, обработки, распечатки и
т.д. Эта возможность позволяет индивидам возобновлять свои
взаимодействия через определенный период времени, возвращаясь к
тому этапу, на котором они однажды прервали эти взаимодействия;
· возможность интерактивности с помощью специально создаваемой
для этих целей мультимедийной информации и оперативной обратной
связи; возможность диалога с любым партнером. Этот вид
взаимодействия позволяет получать немедленную реакцию
взаимодействующих индивидов, несмотря на то, что обмен взаимными
актами может происходить на большом расстоянии без прямого
контакта.
Справедливо будет отметить, что ДО является не единственной
новой формой взаимодействия, возникшей за последние десятилетия в
условиях перехода от индустриальной к информационной цивилизации.
Но так как оно, как и высшее образование в целом, становится одной
из важнейших проблем, с которыми столкнулось в XX веке
человечество, осмысление лежащих в его основе элементов
представляется весьма важным для дальнейшего развития всей системы
образования.
В заключение следует отметить, что теория социального
взаимодействия, разработанная П. Сорокиным, требует дальнейшего
развития, поскольку она заложила лишь общий контур здания и
наметила пути дальнейшего исследования данной проблемы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Система социологии. Т. 1. М., 1993.
2. Дистанционное образование в России: проблемы и перспективы //
Материалы Шестой Международной конференции по дистанционному
образованию. М., МЭСИ, 1998.
Тверитнева Е.В.,
аспирантка кафедры
социологии МГИМО (У) МИД РФ
КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОВЕДЕНИЕ КАК ФАКТОР
СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ
П
режде всего, необходимо остановиться на том, что означает сам
термин «коллективное поведение», и почему необходимо обратить
внимание на данный феномен социальной реальности именно сейчас, в
наше время.
Социологи традиционно отделяли коллективное поведение от
обычного, устоявшегося (routine) социального поведения. Г. Блумер,
который разработал концепцию коллективного поведения в
символическом интеракционизме, полагал, что «коллективное
поведение возникает спонтанно, не подчиняется предустановленным
соглашениям» и являет собой совместную деятельность людей, которая
происходит вне поля действия каких-то правил или экспектаций. В
противоположность ему обычное, устоявшееся поведение базируется на
взаимных экспектациях и общих представлениях участников. К. Лэнг и
Г. Лэнг определили три основные черты коллективного поведения:
спонтанность (spontaneity) — это подразумевает, что в своих
реакциях индивиды руководствуются, главным образом, настроением
момента; мимолетность (transitoriness) — это означает, что
взаимодействие носит относительно временный характер; и
непостоянство (volatility), — а это связано с неожиданным,
внезапным возникновением новых форм деятельности и организации,
что является следствием отсутствия ориентированности индивидов на
нормы и традиции.
Следующий вопрос относительно коллективного поведения, на
который надлежит ответить, заключается в том, при каких условиях и
в каких ситуациях оно возникает, что ведет к данной специфической
форме взаимодействия между людьми. Коллективное поведение
возникает как отклик на проблемную ситуацию, которая заключает в
себе некое препятствие для устоявшегося поведения и делает
невозможным для людей вести свои дела как обычно. По характеру
проблемные ситуации могут быть разделены на политические,
экономические, психологические, культурные, этнические. В общем и
целом под коллективным поведением следует понимать «социальную
активность, которая имеет место в условиях временно нестабильных
из-за отсутствия четко определенных норм». Будучи отклонением от
заведенного порядка, коллективное поведение позволяет людям
адаптироваться к новым условиям жизни. Следует обратить внимание
на то, что изучение коллективного поведения пересекается с
изучением социальных изменений, поскольку под социальными
изменениями понимают «любые изменения в культуре, социальной
организации и социальном поведении». Коллективное поведение не
только возникает в ситуации социальных изменений, оно также
инициирует сами социальные изменения.
Русско-американский социолог П.А. Сорокин предложил
циклическую теорию социальных изменений, согласно которой
существует три типа социокультурных систем — чувственная,
идеациональная и идеалистическая, каждой из которых соответствует
своя, особая система ценностей и которые сменяют друг друга.
Переход от одного типа к другому означает, прежде всего, смену
vemmnqrei, которая неизбежно сопровождается кризисом. Индивиды в
подобный переходный период как бы теряют ориентиры, что являет
собой благодатную почву для возникновения новых форм коллективного
поведения. П.А. Сорокин полагал, что XX век — это период кризиса
чувственных ценностей, господствовавших в Европе в течение почти
шести веков, и перехода к новому, интегральному типу культуры. В
современной России также наблюдается переход — от идеационального
социокультурного строя, который преобладал в течение всего
советского периода, к чувственному, который вбирает в себя уже
отмирающие ценности Западной Европы. Исходя из вышесказанного,
правомочно охарактеризовать XX век в целом и в особенности
настоящий период как время социальных изменений и кризиса.
Можно привести точку зрения еще одного крупного социолога — Г.
Лебона, который писал, что «единственные важные перемены, из
которых вытекает обновление цивилизаций, совершаются в идеях,
понятиях и верованиях». Современная эпоха как раз и являет собой
один из тех критических моментов, когда происходит изменение в
сфере «человеческой мысли», предшествующее общецивилизационному
обновлению. Г. Лебон назвал это время переходным и анархическим.
Вышеизложенное должно стать обоснованием того, почему именно
сейчас следует обратить внимание на изучение социальных изменений
в целом и на феномен коллективного поведения в частности. Ведь как
уже говорилось, именно в ситуации нестабильности и перемен
возникают новые формы взаимодействия между людьми, которые как раз
и могут быть отнесены к сфере коллективного поведения. Недаром Г.
Лебон полагал, что масса, или толпа станет повелительницей
современной, носящей хаотический характер, эпохи.
Согласно Г. Свонсону, изучение коллективного поведения всегда
имело два основных направления. Первое из них связано с анализом
конкретных коллективных группирований и форм коллективного
поведения (например, толп, паник, мятежей). В частности,
основоположник концепции коллективного поведения в символическом
интеракционизме, Г. Блумер, проанализировал три основные формы
коллективного поведения — толпы (crowd), массы (mass) и
общественности (public). Второе направление в изучении
коллективного поведения было всегда сфокусировано на процессах,
сопутствующих коллективному поведению. К примеру, К. Лэнг и Г.Э.
Лэнг выделили пять базовых процессов, лежащих в основе перехода
устойчивых, традиционных форм поведения в новые формы
коллективного поведения и в основе полной или частичной
трансформации социального порядка: деморализация, коллективная
редефиниция, коллективная защита, массовая конверсия,
кристаллизация.
Толпа являет собой одну из самых известных и широко
распространенных форм коллективного поведения. Мы имеем
возможность наблюдать за толпами в нашей повседневной жизни,
периодически мы сами становимся членами толпы. Толпа может быть
определена как временное объединение людей, которые разделяют
общее беспокойство или интерес и которые находятся в
непосредственной физической близости друг от друга. Согласно
«теории заразительности» (contagion theory), члены толп
сосредоточены друг на друге, происходит своего рода заражение
одних индивидов эмоциями и настроениями других и в результате
члены толпы разделяют общие настроения, образуя тем самым некое
однородное целое. Такого взгляда на толпу придерживались Г. Блумер
и Г. Лебон. Данную теорию нельзя считать безосновательной,
поскольку именно некая степень единства является предпосылкой к
тому, что люди начинают вести себя как единая сила. В
противоположность данной теории, «теория внезапно возникающих
норм» (emergent — norm theory) утверждает, что люди в толпе не
bk~r собой некую однородную совокупность, в которой все
одинаково настроены и испытывают одни и те же эмоции. Тернер и
Киллиан выступают против «иллюзии единодушия», которая зачастую
окутывает коллективное поведение. Они полагают, что мотивы людей
зачастую различны, и в качестве подтверждения предлагают типологию
участия в толпах, включающую в себя пять уровней. Ими выделены
следующие типы: «посвященные» (committed individuals),
«заинтересованные» (concerned individuals), «взволнованные»
(excited individuals), «зрители» (spectators) и «эксплуататоры»
(exploiters). Все эти типы участников преследуют различные цели, и
степень вовлеченности их в коллективное поведение различна.
«Теория внезапно возникающих норм» также акцентирует внимание на
том, как возникают новые коллективные определения и как
формируются новые нормы поведения. Безусловно, обе теории имеют
свои достоинства и могут быть применены для исследования поведения
толп, однако, одним из достоинств «теории внезапно возникающих
норм» является то, что она не противопоставляет коллективное
поведение поведению традиционному. Она подчеркивает тот факт, что
коллективное поведение не означает полного отсутствия социального
порядка, а, наоборот, служит основой для возникновения нового,
воплощенного в новых нормах и ситуативных определениях.
Существует много различных классификаций толп. Согласно одной
из них, можно выделить агрессивные толпы (violent crowds),
включающие в себя сборища (mobs) и мятежи (riots); и испуганные
толпы (frightened crowds) — паники и массовую истерию. Сборища и
мятежи являют собой такие толпы, члены которых, в стремлении
достичь некой общей краткосрочной цели, склонны к разрушительным и
агрессивным действиям. Однако сборища являют собой более
сплоченную, по сравнению с мятежами, совокупность людей, более
сфокусированную на достижении цели. По сути, определение сборищ и
мятежей совпадает с определением действующей, или психологической
толпы, данным Г. Блумером. Широко распространено мнение, что
сборища и мятежи, или действующие толпы, всегда агрессивны.
Действительно, люди, входящие в них, склонны действовать на
основании порыва, нежели на основании установленного правила, и
вне каких-либо нравственных предписаний. Поэтому Г. Блумер назвал
действующую толпу некультурной и неморальной группой, которая
зачастую весьма жестока. Подтверждением тому могут быть городские
бунты в США с 1966 по 1968 гг., массовые акции пенсионеров,
учителей и шахтеров в России в 90-е гг., демонстрации студентов во
всем мире и т.п. Во многих случаях подобные акции заканчиваются
столкновением с полицией, битьем стекол, бросанием камней и
бутылок с зажигательной смесью, драками. Это происходит потому,
что индивид в толпе теряет критическое восприятие и самоконтроль,
что приводит к неспособности анализировать свои действия и
действия других, повышенной внушаемости и выходу тех эмоций,
которые обычно сдерживаются. С другой стороны, поведение толпы не
всегда бывает насильственным и разрушительным. П.А. Сорокин в
своих «Листках из русского дневника» описывал события, имевшие
место во время революции 1917 года. Среди прочих зарисовок есть
одна, касающаяся его наблюдения за шествием людей, которые
хоронили погибших за дело революции. П.А. Сорокин окрестил его
«великолепным спектаклем», когда сотни тысяч людей шли по улицам,
и их голоса, музыка и оркестр «сливались в едином погребальном
гимне», и при этом совершенный порядок, дисциплина в течение
часов, пока процессия продвигалась по улицам. П.А. Сорокин писал:
«Такая толпа взволновала меня, все это было так по-человечески».
Этот пример являет собой подтверждение тому, что толпы могут и не
быть жестокими и агрессивными — многое определяется целью
участников, изначальной их настроенностью.
Паника — это коллективное бегство в целях спасения, а массовая
истерия — та же паника, но охватывающая людей, не находящихся в
непосредственной близости друг от друга, а физически распыленных
на довольно широкой территории. Распространено мнение, что паника
— весьма распространенное явление во время стихийных бедствий, что
люди спасаются бегством, забывая о своих обязательствах друг перед
другом. Однако подобные представления — это заблуждения, поскольку
паника — весьма редкое явление при стихийных бедствиях, зато она
вполне может возникнуть и при достаточно обычных обстоятельствах,
но в определенных условиях. Паника обычно имеет место, если люди
ощущают срочную потребность покинуть место в связи с какой-либо
угрозой, если количество выходов ограничено, так что люди отчасти
оказываются пойманными в ловушку, и если доступы к выходу
оказываются заблокированными из-за большого числа людей (например,
в театре, во время пожара). Однако если люди осознают, что пути к
бегству нет, то паники не происходит — они испытывают ужас или
начинают вести себя подобно детям.
Наиболее известный случай массовой истерии произошел 30
октября 1938 года в США — миллионы американцев тогда прослушали
радиопостановку по книге Г. Уэллса «Война миров» и поверили в
возможность нашествия марсиан. Несмотря на то, что люди были
физически распылены, они испытывали одинаковое чувство ужаса,
которое заставляло их вести себя схожим образом: одни бросились
спасать своих близких, другие звонили родным и соседям, третьи
спешили вызвать «скорую» и полицию.
Массовая истерия близка к другой форме коллективного
поведения, которую можно назвать «истерической эпидемией». А.
Керкхофф определил это явление как ситуацию, в которой
«психологические симптомы, которым нет удовлетворительного
физического объяснения, распространяются в группе людей». То есть
некоторые ощущения, которые носят скорее психологический характер
и вызваны, скажем, стрессовой ситуацией, начинают истолковываться
как симптомы физического заболевания. Помимо этого типа
истерической эпидемии, которая имеет место, как правило, в рамках
какой-либо организации или учреждения, то есть в узкой группе
людей, существуют и другие. К ним можно отнести наблюдение
летающих тарелок, эксцентричные, странные объяснения естественных
явлений и все виды общераспространенных заблуждений. Объяснить
подобные явления можно по-разному. По мнению руководителя
клинического отделения Московского института психиатрии МЗ РФ
Ю.Полищука, возникновение представлений об инопланетянах,
неопознанных объектах — это следствие ожидания чуда. Иными
словами, истерическая эпидемия может быть вызвана стрессами, с
которыми человек сталкивается каждый день, и однообразием его
повседневной жизни, а истерическая эпидемия — это своего рода
«разрядка», социальный предохранительный клапан.
Иная классификация толп была представлена Тернером и
Киллианом. Они выделили солидарную толпу и индивидуалистическую на
основании степени разделения функций между членами; компактную и
рассеянную толпу; а также действующую и экспрессивную. Последняя
была проанализирована Г. Блумером, который писал, что
экспрессивная толпа, в отличие от действующей, обращена не на
некую внешнюю цель, а на саму себя, то есть интровертна.
Возникающее в такой толпе эмоциональное напряжение находит поэтому
выход не в каких-либо целенаправленных действиях, а в смехе,
плаче, крике, танцах и т.п. Примерами экспрессивной, или, как ее
еще называют, танцующей, толпы могут послужить вакханалии,
карнавалы, религиозные сходки, дискотеки.
Следующая после толпы форма коллективного поведения также
весьма распространена, в особенности в современном обществе. Речь
hder о массе. Согласно определению Г. Блумера, масса включает в
себя анонимных индивидов, а это значит, что между ними отсутствует
непосредственный контакт; она больше по масштабам, если сравнивать
ее с толпой, и более разнородна, ибо ее члены могут отличаться
друг от друга своими социальными качествами, то есть занимать
различное общественное положение, иметь разные профессиональные,
культурные и материальные позиции. Однако основной отличительной
чертой массы является природа и способ ее поведения. В массе
каждый индивид предоставлен самому себе, он делает свой выбор в
отношении некоего объекта, и массовое поведение складывается из
совпадений таких индивидуальных выборов. Это можно обнаружить на
примере Клондайкской лихорадки. Тогда объектом интереса,
привлекавшим внимание разных индивидов, были золотые рудники. В
период лихорадки каждый участник имел собственную цель, и
кооперация между людьми была минимальной, однако действия каждого
отдельного индивида были схожи с действиями других — каждый по
отдельности сделал свой выбор, который совпал с выбором других, и
в итоге огромное количество людей устремилось на рудники. В XX
веке масса становится могучей силой. Г. Блумер писал, что этому
способствовали миграции, перемены места жительства, газеты, кино,
радио, образование — эти факторы привели к выходу людей за пределы
их локального окружения в более широкий мир, где они постоянно
вынуждены совершать свой выбор. Этот выбор ныне простирается от
выбора зубной пасты до выбора партийной платформы, моды, а
совпадение выборов позволяет говорить о «массовом потреблении»,
«массовых вкусах». Хотя некоторые ученые полагают, что массовый
человек — это посредственность, возводящая свои вкусы в ранг
должного, а массовое общество — это общество «серых» людей (такого
взгляда придерживался, в частности, Х. Ортега-и-Гассет), однако
массовое поведение — атрибут нашего времени, а масса -
«повелительница эпохи», как назвал ее Г. Лебон, и нельзя не
считаться с ее все возрастающей силой. Воздействие массы может
быть весьма широким и приводить к серьезным изменениям в
социальных институтах (например, если речь идет об электоральном
поведении).
Последней из трех основных форм коллективного поведения
является общественность. Стоит отметить, что этот тип коллективов
встречается в демократически развитых обществах, где существует
возможность свободно высказывать свое мнение и развитая сеть
средств массовой коммуникации, позволяющая это делать (включая
новейшие — такие как Интернет). Общественность можно определить
как совокупность людей, которые сталкиваются с какой-то проблемой,
разделяются во мнениях относительно ее разрешения и вступают в
дискуссию, которая помогает выработать некое коллективное решение,
называемое общественным мнением. Общественное мнение нельзя
назвать простой механической суммой взглядов некой совокупности
людей на проблему, равно как и нельзя назвать его средним этих
взглядов. Это, скорее, наиболее распространенное мнение, которое
«размещается где-то между в высшей степени эмоциональной и
предвзятой точкой зрения и в высшей степени разумным и обдуманным
мнением».
В данной работе была сделана попытка отобразить такой феномен
социальной реальности, как коллективное поведение. Были выделены
основные черты коллективного поведения, ситуации, в которых оно
имеет место, и его основные формы. В заключение необходимо еще раз
подчеркнуть, что в качестве подхода к исследованию социальных
изменений концепция коллективного поведения имеет важное
достоинство — она акцентирует внимание на том, что люди
действительно делают, как они себя ведут, что и определяет в
конечном счете состояние общества — его стабильность или
meqr`ahk|mnqr|. Общество меняется, потому что люди, по разным
причинам, начинают действовать иначе, стремясь решить старые
проблемы новыми способами, или определить принятые ими однажды
условия как новые проблемы, которые нужно решать.
Низовцев В.В.,
к.ф-м.н., МГУ им. М.В. Ломоносова
ПАРАДИГМАЛЬНАЯ ДИНАМИКА В
ЕСТЕСТВОЗНАНИИ НОВОЙ ЭРЫ
СТАГНАЦИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ ФИЗИКИ
П
ри чтении газетных материалов, обещающих новые технологические
решения на базе фундаментальной физики, может сложиться
впечатление, что в этой области существует цельная теория,
применение которой в перспективе обеспечит технологические
прорывы. Однако каждый серьёзный физик-теоретик видит непочатый
край работы и знает о хронической «оппозиции природы» его
построениям.
В наши дни теоретическая физика представляет собой скорее
набор сырых гипотез, принципов и приёмов решения частных задач,
чем последовательную и зрелую теорию, которую отличают логическая
согласованность и концептуальная автономия. Несмотря на
использование самых изощрённых математических и логических
спекуляций, оказалось невозможным объединение частных
теоретических подходов на единой и непротиворечивой концептуальной
основе. Непродуктивным оказалось и обращение с этой целью к модели
Большого Взрыва.
На исходе века физическая наука перестала служить источником
рациональной и материалистической составляющей мировоззрения. Её
концепции не удаётся интегрировать в духовный мир рационально
мыслящего человека. Одновременно она демонстрирует признаки
кризиса и своего метода, и своей философии. Прекращение
строительства монструозного Суперколлайдера в США и такого же
Ускорительно-накопительного комплекса под Москвой говорит само за
себя [1]. Ныне в этой сфере ощущается некоторая усталость мысли,
концептуальные проблемы приобрели кабинетный схоластический
характер. Теоретическая физика явно «остывает».
Всё сказанное выше не означает, что физика навсегда исчерпала
свой прогностический потенциал. Это справедливо лишь в отношении
современной постмодернистской физики. Стоящие перед нею задачи
достигли такого уровня, что начинают сказываться изъяны метода
физиков. Впрочем, и раньше технологические успехи физики были
основаны на полу-эмпирических подходах. К примеру, как показал
американский науковед Э.Янч, прогресс в 30-40-е годы в сфере
технологий, использующих расщепление ядер, происходил на случайной
основе [2].
Состояние стагнации фундаментальной физики последних
десятилетий есть закономерное следствие потрясений, случившихся с
нею в начале века и известных как революция. В методологическом
отношении она имела инволюционный характер. Ближайший её
культурный прототип — инволюция геоцентризма периода поздней
античности. В обоих случаях методологический сдвиг был обусловлен
процессами демократизации науки. После обеих инволюций
познавательные установки науки оказались основаны на редукции
реальности к математическим абстракциям или вненаучных
позитивистских доктринах простоты и инвариантности.
Для историографии и философии физики подобная постановка
вопроса абсолютно нова и обещает быть продуктивной, так как
ongbnker за необъяснимыми сменами парадигм естествознания увидеть
закономерный социокультурный процесс и обозначить перспективы
науки в следующем столетии. В этом вопросе можно опираться на
результаты Питирима Сорокина по анализу эволюции познавательных
моделей в истории человечества. Он убедительно показал, что
научные методологические установки зависят не столько от уровня
технологической и научной практики, сколько от некоторых социально-
психологических обстоятельств, которые эволюционируют по мере
созревания или «старения» рассматриваемой цивилизации или
культурной традиции. В роковые периоды революционного срыва данные
корреляции становятся особенно зримы.
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА И НАУЧНЫЙ МЕТОД
История Нового времени — это череда трагических социальных и
политических потрясений, пережитых человечеством в погоне за
фетишем личной свободы. Мы знаем многочисленные примеры, когда
либеральные «прогрессивные» революции оборачивались
цивилизационным откатом — бунтом, войной, массовым голодом,
террором и тоталитарными режимами. Данный демократически-
консервативный цикл наблюдается и в больших исторических
масштабах, формируя глобальную цивилизацию или культуру. В
европейской истории этапы цикла оказались следующими: демократия
античности — хаос эллинизма — средневековье — Возрождение —
демократия Нового времени — хаос ХХ века. За Сократом следует
Великий инквизитор. В коротких исторических масштабах: за графом
Мирабо (Герценом) приходит Марат (Ленин).
Результаты изысканий Сорокина позволяют сделать обобщающий
вывод о том, что история культур представляет собой невротическое
повторение отмеченного выше социально-психологического цикла.
Человечеству не удаётся разорвать этот метафизический круг
исторических предписаний, так как социальная сфера остаётся ареной
игры иррациональных сил человеческой души.
Для нашей темы важно, что Сорокин обнаружил параллели между
мировоззренческими установками в обществе и общепринятой
методологией решения не только социальных, но и естественно-
научных проблем. Он писал: «...влиятельность, распространение и
авторитет каждой концепции зависит во многом от характера
доминирующей ментальности данной культуры в данное время» [3].
Таким образом, социальный невротический цикл «коллективного
бессознательного» получает своё выражение и в эволюции научных
познавательных установок.
Действительно, естествознание новой эры знало периоды резких
парадигмальных изменений. Среди них можно выделить следующие:
инволюция геоцентризма эллинов, реставрация системного
гелиоцентризма Коперником, протестантская научная революция XVII-
XVIII вв., построение ортодоксальной (системной) классической
науки в XIX веке, наконец, методологический срыв в начале нашего
столетия, приведший к построению модернистской квантово-
релятивистской физики.
Отмеченный выше политико-культурный рефрен находит своё
выражение в естественно-научном парадигмальном цикле.
Демократизация научной среды неизбежно сопровождается падением
методологического уровня исследований и формированием знания,
смыкающегося в своей концептуальной части с паранаукой. В целом,
методологические положения науки являются отражением
идеологических представлений, и в этом смысле даже естественные
науки имеют «идеологическое измерение».
Попробуем подойти с этой историософской меркой к истории
естествознания. Рассмотрим параллели между инволюцией геоцентризма
Птолемея периода поздней античности и революцией Планка,
]imxreim`, Бора и др. в физике начала нашего столетия.
ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ И ФИЗИКА
Глубоко закономерно, что парадигма современной физики была
сформирована в декадентскую фазу эволюции европейского
общественного сознания, которая была результатом первой мировой
войны и связанных с нею потрясений. В такие исторические периоды
мышление человека становится более метафизичным, чем обычно. В
общественном сознании и научной среде популярны субъективно-
идеалистические представления о несвязном, эклектичном мире, где
царят случай и магия числа. Хаотизация социальной среды вызывает
истеризацию общественного сознания и способствует усилению
амбициозных устремлений в душе ученого. О том, какие страсти
кипели в ту пору в респектабельной научно-технической сфере,
например в Германии, красноречиво говорят трагические смерти
великого учёного Л.Больцмана (1906) и талантливого изобретателя
Р.Дизеля (1913).
В конце ХХ века явственно проступают причины революции в
физике, и они оказываются скорее социально-психологическими, чем
собственно научными. Утрата научного метода, его профанизация,
построение противоречивой научной картины — это результаты
демократизации научной среды после утраты национальными академиями
монополии в управлении наукой. Привой демократизма на стволе
ортодоксальной аристократической науки очень быстро перетянул на
себя все её соки.
Отсутствие серьёзной философской культуры, слишком большие
надежды на интуицию, неспособность подняться над «очевидностью»
экспериментальных зависимостей — всё это признаки неорганизованной
любознательности, характерной для всякой ренессансной культуры.
Последняя показывает себя продуктивной в «искусствах», но
демонстрирует весьма скромные возможности в построении системного
знания. Поэтому не исключено, что аристократизация, герметизация
науки в прошлые века и даже её сакрализация в школе Пифагора были
не столько институциональным и генетическим признаком, как
сообщает Ю.А. Шичалин [4], сколько эпистемологическим принципом.
Пифагору приписывают запрет для учеников на пищу простолюдина —
бобы и слова: «Юноши, свято блюдите в безмолвии все эти речи...».
Надо полагать, в перманентно демократизирующейся Греции Пифагор не
один раз мог оказаться свидетелем профанизации знания.
После работ А.Койре принято говорить о разнице ментальных
структур в разные исторические эпохи, о том, что научная и вообще
материальная практика играет второстепенную роль в развитии
знания, что позитивизм Птолемея и Маха есть временное отступление
науки от своих идеалов. Однако вненаучные причины таких
отступлений остаются пока не рассмотренными, а для современной
физики в этом вопросе вообще сделано исключение. Апологетический
характер философии новой физики обнаруживается в том, что
иррациональные признаки и концептуальные проблемы физического
знания не связываются с методом его построения, но объявляются
новыми принципами природы. Между тем новизна их сомнительна.
Принципы, постулаты и доктрины современной физики — это римейки
арсенала протонауки поздней античности, результатом которых и
явилась противоречивая «картина физической реальности», не
способная к объединению и развитию [5].
«АЛЬМАГЕСТ» КАК ПРЕТЕКСТ
Вернёмся на два тысячелетия назад и рассмотрим социально-
психологический фон и методологическое существо процессов,
произошедших в науке эллинов во времена Аполлония Пергского и
Птолемея.
Обращение к материалам по социально-психологической атмосфере
начала новой эры показывает, что совпадение с началом ХХ века
просто поразительное. Эллинизм — это падение греческих полисов,
разлагающее действие восточных монархий и восточных религий,
гуманизация греческой культуры с одновременной её вульгаризацией,
формирование «рыночной экономики» и «торжество чувственной
истины», сказал бы Сорокин. «Планеты восстают на звёзды», — пишет
Птолемей о нерегулярном «поведении» планет, используя
реминисценцию, навеянную процессами в обществе.
«Наука перестала быть уделом узкого круга избранных. [...]
Процветают буколика, эпиграмма, жанровые сценки и картинки.
Прежняя религиозность... изменилась существенным образом. [...]
Поэтому эллинизм — период религиозных поисков», — писал
А.Б. Ранович [6]. На этом психологическом фоне утрачивается
цельность мировосприятия, происходит заметная девальвация
натурфилософии, занятие наукой превращается в промысел, приходит в
упадок строгая научная традиция. Из истории науки известно, что
геоцентризму Гиппарха (II в. до н.э.) и Птолемея (I-II вв. н.э.)
предшествовала гелиоцентрическая система мира Аристарха Самосского
(около 310-230 гг. до н.э.). С позиции историка науки — переход к
геоцентризму следует расценивать как научную инволюцию.
«Альмагест» Птолемея, астрологический трактат, вызванный к жизни
социальным заказом, был обречён на геоцентризм. Самим Птолемеем он
рассматривался как руководство к точному вычислению планетных
эфемерид, необходимых для составления карты астрологических и
метеорологических предсказаний. Позитивистская позиция Птолемея,
отсутствие единой концепции, таким образом, были оправданы.
На рубеже XIX-XX вв. до известной степени повторилась
общественная, психологическая и методологическая атмосфера
эллинизма, поэтому научная революция начала века в концептуально-
методологическом отношении тождественна инволюции геоцентризма в
науке эллинов. Надо ли теперь говорить, что позитивистская физика
нашего столетия была обязана стать антропоцентрической. Это
получило своё выражение в психофизическом подходе копенгагенской
школы физиков и антропном принципе [7].
Учёные поздней античности и начала нашего столетия равно
оказались не способны строить системное знание. «Торжество
чувственной истины» обрекало их на эмпирицизм наблюдателя, чуждого
обобщениям. Знание становилось прагматическим, но фрагментарным, в
итоге — противоречивым.
Интересно сравнить конкретные методы, которыми строили науку
позитивисты-эллины и отцы-основатели современной физики. Научный
редактор недавно изданного у нас «Альмагеста» Г.Е. Куртик о методе
времён Птолемея пишет: «Астрономическая и математическая сторона
дела здесь доминирует над философской. [...] В астрономии
возникают целые разделы, связанные с практикой вычисления, которые
вообще с философских позиций не рассматривались» [8]. Но ведь
именно таким прагматическим методом Планком была построена
концепция квантования [9]. На новом научном материале Планк
воспроизвёл древний вычислительный метод. С эпистемологической
точки зрения принципы квантования не отличаются от идеологии
метода предвычисления положений планет, разработанного Птолемеем.
Эллинским прототипом современных релятивистских подходов Пуанкаре-
Эйнштейна может служить «релятивистская» по смыслу теорема
Аполлония Пергского [10].
Таким образом, новую физику следует сопоставлять не с
коперниканским периодом науки, как это принято, но с птоломеевым.
СИСТЕМНОСТЬ И ПРОТЕСТАНТИЗМ
Геоцентризм удовлетворял астрономов и мореходов в течение
полутора тысяч лет. Однако гелиоцентрическая система мира
Jnoepmhj`, несмотря на меньшую вначале точность получаемых
результатов, оказалась настолько цельной и убедительной, что сразу
была признана как выдающееся научное открытие. Книга Коперника «Об
обращении небесных сфер» была издана в 1543 г. в Нюрнберге.
Важно отметить, что Коперник и другие учёные (Декарт, Ньютон)
в значительной мере обязаны своими научными достижениями культуре
ортодоксального религиозного мышления. «С 800 до 1600 г. Италия
сделала примерно от 25 до 41% всех научных открытий и изобретений
в Европе», — сообщает Сорокин. Когда результаты «рациональной
науки» не выдерживают сравнения с системным знанием религии,
учёный пытается искать опору в её методе. По данным Московской
Патриархии, 60 священников, служащих в разных приходах России,
имеют дипломы выпускников Московского университета. Хрестоматийный
пример осознания «порченности разума» — отречение автора данной
метафоры Блеза Паскаля (1623-1662) от своих научных результатов и
обращение к истине откровения. В ХХ веке оскорбительный для
рационального знания агностицизм позитивистской науки подвигнул к
отречению от неё другого учёного — П.А. Флоренского.
Ортодоксальное католическое течение мысли, известное как
неотомизм, могло бы служить методологическим образцом для физики.
После ста лет методической анархии некоторые трюизмы неотомизма
выглядят откровением для представителя рациональной науки. Что же
в католицизме для физиков наиболее интересно? Прежде всего, это
системность знания, преемственность, запрет на демократизацию
(профанизацию) учения, четкая граница между непознаваемым
(онтологией, аксиоматикой) и познаваемым, сфера которого постоянно
расширяется. Согласно доктрине неотомизма15, результаты
рационального изучения природы могут стать составной частью
монотеистического культа, своеобразной натуральной теологии.
Познакомиться с римско-католическими критериями научного метода
познания можно по двум доступным для широкого читателя книгам
историка науки и члена Папской академии наук Стэнли Яки [12].
Заметная эрозия строгого метода в религии и науке произошла с
распространением протестантизма, который сыграл весьма
противоречивую роль в истории культуры. С одной стороны, он
раскрепостил исследовательские потенции человека Нового времени. С
другой, как пишет В.Н. Катасонов, «Реформация, ведомая тем
...«нигилистическим» импульсом, который она позаимствовала в
волюнтаристской традиции средневековья, не признавала
онтологического достоинства за сотворёнными вещами» [13]. В этой
связи не будет большим преувеличением считать, что
«протестантская» наука обречена быть внесистемной, до известной
степени даже иррациональной. Ибо, как отмечает М.А. Киссель [14],
«в само понимание христианской веры протестантизм вносил
определённый дух иррационализма, недоверия к разуму в его
стремлении охватить мироздание категориальной схемой».
Протестантизм (внесистемность, эмпирицизм) науки Нового времени
объясняется тем, что большинство пионеров новой науки в XVII-XVIII
вв. принадлежало к протестантской (самой активной) социокультурной
корпорации.
В наши дни социолог Н.Е. Покровский приходит к выводу, что
«столетия господства протестантской трудовой этики порядком
истощили потенциал культуры» [15]. Имеются не меньшие основания
утверждать, что к настоящему времени исчерпаны методологические
возможности протестантской традиции в физике. Фактически уже к
концу 19-го столетия это понимали Максвелл, Гельмгольц, Больцман и
Умов. Каждый из них внёс заметный вклад в построение системного
(ортодоксального) знания.
К сожалению, в начале века эволюционное развитие науки было
сорвано. В теоретической физике случился рецидив протестантизма,
m` что имелись, как мы видели, свои исторические причины. Таким
образом, лютеранин по происхождению — Бор является знаковой
фигурой современной протестантской физики. Для общества в целом в
нашем столетии протестантская (волюнтаристская) парадигма теологии
обернулась волюнтаристской внесистемной методологией технократии.
РЕТРОИДЕНТИФИКАЦИЯ ФИЗИКИ И ЕЁ БУДУЩЕЕ
Повторение через две тысячи лет в современной науке стадии
методологического невроза, характерной для поздней античности,
говорит о том, что первичными в парадигмальном процессе
оказываются не научные предпосылки, не уровень технологической или
научной практики, но весьма прозаические иррациональные
экзистенциальные человеческие устремления в период демократических
потрясений.
Современная физика — это манифестация радикализма в науке.
Между тем, для всякой интеллектуальной конструкции обязательна
преемственность — необходимое условие её целостности и
продуктивности. В случае квантового и релятивистского подходов
данное условие было нарушено. Этим и объясняются теперешнее
состояние физики и её скромные прогностические возможности. Ведь
не случайно же в XVIII-XIX вв. наука добилась больших успехов, чем
в ХХ, как установил П.Сорокин [16]. Двадцатому столетию нечего
противопоставить систематике представителей животного и
растительного миров К.Линнея (XVIII в.), периодической системе
элементов Д.И. Менделеева (XIX в.) и систематике пространственных
групп кристаллов Е.С. Фёдорова (XIX в.).
Высказанные здесь догадки об отождествлении современной физики
с определённой метанаучной традицией открывают нам глаза на истоки
её сомнительных положений. На исходе ХХ века физика — единственная
сфера интеллектуальной деятельности, не прошедшая спасительной для
неё демифологизации. Современное стремление к объективной
реконструкции истории Европы рубежа веков рождает надежды на то,
что этот процесс затронет и физику. ХХ век, в молодости
разрушивший основы культурного наследия человечества, близок к
возвращению к некоторым испытанным истинам. Их повторное обретение
по своим масштабам сродни открытиям. Последнее в особенности
справедливо в случае физики.
Ретроидентификация современной науки заставляет связывать
будущее физики с её недалёким прошлым. Допланковские подходы конца
XIX века — для нас не седая древность, но будущее. Таким образом,
задача современной физики — чисто политическая, — реставрация.
ХХ век — это начало конца парадигмы либерализма. История явно
отдаёт свои предпочтения фундаменталистским идеологиям. Косвенный
признак — невинные победы «левых» и «зелёных» в странах Европы.
Даже доктрина либерализма приобретает фундаменталистские черты. По-
видимому, парадигмальный культурный цикл новой эры завершается.
Выразительный признак культурной усталости Запада — постмодернизм
в искусстве, философии и даже науке. Грядущая фундаменталистская
эпоха вызовет к жизни ортодоксальную классическую науку. Признаки
реставрационных процессов в физике у нас в стране и за рубежом
подтверждают данный прогноз.
ЛИТЕРАТУРА
1. Окунь Л.Б. Современное состояние физики элементарных частиц
// УФН 1998. Т.168. №6. С. 625-629.
2. Янч Э. Прогнозирование научно-технического прогресса. М.:
«Прогресс». 1974. С. 63-68.
3. Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика (главы из
книги). М.: ИЭ РАН. 1999. С.41. Материалы Международного научного
симпозиума, посвящённого 110-летию со дня рождения П.А. Сорокина.
Lnqjb` — Санкт-Петербург, 4-6 февраля 1999 г. Изд-во СПбГУП. 1999.
4. Шичалин Ю.А. Статус науки в орфико-пифагорейских кругах. В
сб.: Философско-религиозные истоки науки. М.: «МАРТИС». 1997. С.12-
43.
5. Низовцев В.В. Методологические параллели между современной
физикой и наукой поздней античности. В сб.: Питирим Сорокин и
социокультурные тенденции нашего времени. Материалы к
Международному научному симпозиуму, посвящённому 110-летию со дня
рождения П.А. Сорокина. Москва — Санкт-Петербург, 4-6 февраля 1999
г. Изд-во СПбГУП. 1999. С.55-56.
6. Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. М.-Л.: Изд-во
АН СССР. 1950. С. 36-37; 286-294.
7. Павленко А.Н. Антропный принцип: истоки и следствия в
европейской научной рациональности. В сб.: Философско-религиозные
истоки науки. М.: «Мартис». 1997. С.178-218.
8. Куртик Г.Е. Понятие скорости в античной науке: Аристотель-
Птолемей. В сб.: Исследования по истории физики и механики. 1991-
1992. ИИЕТ РАН. М.: «Наука». 1997. С.219-248.
9. Шёпф Х.-Г. От Кирхгофа до Планка. М.: «Мир». 1981. С.49, 52.
10. Птолемей Клавдий. Альмагест. Математические сочинения в
тринадцати книгах. М.: «Наука». 1998. III, 3.
11. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: «Наука».
1997. С. 12.
12. Яки С.Л. Спаситель науки. М. 1992.; 250С.; Бог и космологи.
Долгопрудный. 1993. 321С.
13. Катасонов В.Н. Интеллектуализм и волюнтаризм: религиозно-
философский горизонт науки Нового времени. В сб.: Философско-
религиозные истоки науки. М.: «Мартис». 1997. С.144-177.
14. М.А. Киссель. Христианская метафизика как фактор становления
и прогресса науки Нового времени. Там же. С.265-318.
15. Покровский Н.Е. НГ-СЦЕНАРИИ. Апрель 1997 г.
16. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат.
1992. С.480-486.
Раздел V
Проблемы экономической социологии
Соколова Л.В.,
д.э.н., профессор Государственного
университета управления
ИДЕИ ПИТИРИМА СОРОКИНА – ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ФУНДАМЕНТ РЕШЕНИЯ
СОВРЕМЕННЫХ ПРОБЛЕМ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
ЭКОНОМИКИ РОССИИ
Н
аучное наследие российской экономической школы, сложившейся в XIX-
XX вв., в частности, разработки П.Сорокина, В.Вернадского,
А.Богданова, С.Булгакова, Н.Федорова, Н.Кондратьева, составляет
тот теоретический фундамент, в котором так нуждается современная
Россия для решения возникших социально-экономических и
технологических проблем.
Существующая в настоящее время в России идеология
реформирования экономики с полной ориентацией на заимствование
научных разработок ученых других стран, к сожалению, не
отличающихся целостным подходом к развитию, обуславливает
реализацию стандартных подходов, наличие устоявшихся мифов,
инерции мышления.
В мировой науке отсутствуют целостные теории и концепции как
индустриального, так и постиндустриального развития. Кроме того,
нельзя не учитывать, что сложившиеся в промышленно развитых
странах современные рыночные отношения явились результатом
длительного развития общества и личности, в отличие от России.
Есть различные подходы к оценке специфики России,
предопределяющей результаты того или иного варианта реформ,
включая подходы, полностью игнорирующие наличие этой специфики, и
подходы, связанные с убежденностью в уникальности России.
Не позволяют заимствовать зарубежный опыт исторически
сложившиеся социально-психологические условия общественной жизни
России.
Ретрологические оценки и оценки современных тенденций развития
России обуславливают необходимость уникального ее пути, а не
развития на основе только обобщения мирового опыта.
П.Сорокин писал: «Мое будущее есть обнаружение моих свойств и
будущее человечества – обнаружение его свойств. Исторический ход –
его дело, и историческая причина – оно само» [1. С.521].
Сформировавшаяся в России культура труда обусловлена
национальным развитием, традициями и требует длительного времени
для изменения.
П.Сорокин рассматривал культуру в качестве интегральной
системы, отмечая, что она «обладает свойственной ей ментальностью,
собственной системой истины и знания, собственной философией и
мировоззрением, своей религией и образцом «святости», собственными
представлениями правого и недолжного, своими нравами, законами,
кодексом поведения, своими доминирующими формами социальных
отношений, собственной экономической и политической организацией,
наконец, собственным типом личности со свойственным только ему
менталитетом и поведением» [1. С.22].
Развитие любого общества определяется его внутренними
bnglnfmnqrlh, его собственными силами на основе гармонии в
развитии социально-экономического, общественно-политического и
духовного секторов.
Присутствие честолюбивой философии социально-экономического
развития России должно являться стержнем формирования
государственной политики и ее реализации.
Речь должна идти об амбициозной стратегии, обоснованной
имеющимся в России научно-технологическим потенциалом и
возможностями его наращивания.
Прогресс социально-экономической системы России возможен
только на основе технологического развития, т.е. развития системы
технологий, включая научные, технические, человековедческие и
экономические технологии.
В принятых концепциях и программах перехода к рынку в России
рассматривались многие вопросы, но, к большому сожалению, только
не вопросы технологического развития.
Реформирование в России не носило комплексного характера, не
были выделены как приоритетные, так и болевые точки экономики, к
числу которых относится развитие технологий. В начале и ходе
перестройки в России не только не востребовался значительный
научно-технический потенциал, но и произошел его регресс в силу
сложившегося неблагоприятного отношения государства, прежде всего
к развитию науки.
Попытка не замечать существующее положение в области
технологического развития, уйти от решения проблем или решить их
частично ведет Россию к самым серьезным и необратимым
последствиям, которые уже сейчас можно предвидеть, но трагически
ощутить в самой ближайшей перспективе.
Сложившееся положение в России в настоящее время обусловлено
переплетением значительного числа критических ситуаций,
затрагивающих структурные, производственно-технические,
социальные, образовательные, экологические и научные факторы.
Основные проблемы технологического развития экономики России
на современном этапе обусловлены такими противоречиями, как:
противоречия между долгосрочными и текущими интересами развития
экономики; между национальными интересами и интересами промышленно
развитых стран; между накопленным научно-техническим потенциалом и
техническим уровнем производства в народном хозяйстве; между
топливно-энергетическими и наукоемкими отраслями; между отраслями
гражданской сферы и ВПК; между группами отраслей, ориентированных
на внешний и внутренний рынок; между характером научного труда и
незрелыми рыночными отношениями.
Накопившиеся в экономике России противоречия определяют
сущность технологической реальности, неперспективной с точки
зрения дальнейшего развития.
Современное реформирование в России в основном было направлено
на перераспределение собственности на ресурсы, на элементы
национального богатства, а не на создание условий для развития
экономики. Существующая до настоящего времени приоритетность
перераспределительных мер по отношению к мерам, обеспечивающим
условия для развития, оказала негативное воздействие на
технологии.
Парадокс российского реформирования состоит в ориентации, с
одной стороны, на интеграцию в мировое сообщество с развитием
рыночных отношений, с другой стороны, на потерю научно-
технологического потенциала, составляющего в промышленно развитых
странах основу развития.
Правда, существует мнение, что мы, современники реформ, не
можем дать объективных оценок происходящим процессам. Уместно
вспомнить о точке зрения по этому вопросу П.Сорокина. Он
j`recnphweqjh отрицал мнения, согласно которым истинные оценки
историческим событиям могут быть даны через несколько поколений.
Он считал, что «не потомки, а современники – лучшие судьи и
наблюдатели истории. Исторический опыт первых основан на
документах, а потому не адекватен, в то время как опыт
современников не опосредован ничем, их знакомство с событием
непосредственно, они переживали их ежедневно и на себе лично, в то
время как знания потомков фрагментарны, случайностны и обезличены.
Это утверждение становится еще весомее в отношении тех
современников, которые расширяют круг своего индивидуального опыта
опытом других людей, статистическими обращениями и другими
научными методами, дополняющими и корректирующими личностные
знания» [1. C.269].
Формирование и реализация государственной политики
предполагает определение ролей и значимости каждой сферы народного
хозяйства.
Если ставится цель превратить Россию в экономическое
пространство с мощным технологическим потенциалом, то главную роль
необходимо отдать науке и образованию.
Реальность технологического развития будет иметь место только
при условии интеллектуализации экономики. Для прохождения
кризисного этапа требуются не только социально-экономические, но и
этносоциальные изменения. Необходима перестройка менталитета,
стереотипа поведения людей, рост их энергетичности
(пассионарности). Коренным образом должно быть изменено
существующее отношение российского общества к науке.
П.Сорокин отмечал: «Ряд произведений труда, для создания
которых потребуется особый талант и одаренность (например,
произведение искусства, науки), могут оцениваться выше, чем
рядовые продукты труда, а посему и авторы таких произведений будут
получать долю социальных благ (экономические блага, слава,
уважение, восхищение и т.п.) более высокую, чем доля рядовых
работников» [1. C.263].
Обосновано также утверждение П.Сорокина о необходимости
интеллектуального равенства в получении и овладении логическими и
научными приемами, чтобы перерабатывать интеллектуальную пищу.
Однако П.Сорокин предупредил, что интеллектуальное равенство
далеко от абсолютного равенства и не направлено на то, «чтобы
опустить Ньютона до уровня дикаря, а напротив, поднять последнего
до высоты первого» [1. C.265].
Не случайно понятия «кризис», «отчужденное сознание»
рассматривают как понятия одного методологического уровня. Именно
они определяют возможность социально-психологического понимания
стоящих перед Россией проблем и путей их решения.
В российском обществе присутствует «эффект разочарования» и
потеря энтузиазма. Только развитие науки, образования, культуры
через новое мировоззрение, новую идеологическую направленность,
новую культуру может явиться первоначальным импульсом для
позитивных изменений в обществе и экономике.
Успешность реализации российской модели развития будет
определяться идеологией, которой мы будем придерживаться.
Очевидно, что основными критериями, которые должны быть положены в
основу, должны стать критерии истины, красоты, добра, пользы.
П.Сорокин отмечал, что любую социально значимую человеческую
активность можно объяснить посредством категорий истины, красоты,
добра и пользы.
Грубое «протаскивание» России через сугубо экономическую
реформацию уже привело к значительной потере традиционных сторон
российского общества, которые обладают постиндустриальным
потенциалом. Ключевым фактором развития является система
vemmnqrei. В России пока остаются ключевые конкурентные
преимущества научно-технического потенциала и преимущества
духовного над материальным (система моральных ценностей). Эти
традиционные для России ценности органично соответствуют
тенденциям постиндустриального развития.
Постиндустриальная цивилизация имеет гуманистическую
направленность, индивидуальность подъема национальных культур.
Россия, обладающая богатейшим культурным наследием, имеет все
шансы для прогресса. Однако и в области культуры в России
накапливается критическая масса, а кризис в области культуры, как
известно, более длителен, чем в экономической и научно-технической
сфере.
Основой технологического развития экономики России должно
стать решение задачи самореализации соответственно новой системе
общественных ценностей, цивилизации и присущей России системе
исторических ценностей.
При оценке возможностей технологического развития России
необходимо учитывать фактор наследственности, а также зависимость
от умственной продукции других стран. Самостоятельные
интеллектуальные достижения и новаторские применения их
результатов – показатель развития, критерий технологической
конкурентоспособности на международной арене.
П.Сорокин считал интеграционным фактором социальной жизни
коллективный рефлекс. Российское общество должно быть максимально
мобилизовано на основе объединительной идеи. Честолюбивая
философия развития в качестве мирового технологического лидера в
российском обществе должна явиться стержнем государственной
политики.
Специфика российского пути обусловлена необходимостью развития
нового исторического типа практики и предполагает на основе
использования как позитивных, так и негативных моментов реформ за
рубежом творческий подход к созданию собственной теории
реформации. Российский путь технологической реформации должен
рассматриваться как тип практики, формирующийся на основе
национально-ориентированного подхода.
Исторически российская научная мысль отличалась способностью
генерировать принципиально новые идеи, затрагивающие мировые
проблемы на ключевых рубежах развития. Теоретическое наследие
российской экономической школы, сложившейся в XIX-XX вв.,
отличавшейся широким социокультурным подходом к экономическим
процессам, к системе общественных ценностей отвечает требованиям
современного этапа развития цивилизации.
Продолжение ее исторической миссии должна взять на себя
современная российская научная школа, решая задачи по формированию
целостной теории и концепции развития России и мира в новых
цивилизационных условиях.
ЛИТЕРАТУРА
1. П. Сорокин. Человек. Цивилизация. Общество. М., Изд-во
Политической литературы, 1992.
Джанкарло Паллавичини,
Университет Боккони (Италия),
академик РАЕН
ПРЕДЕЛЫ РУССКОГО ПУТИ К РЫНКУ И ПРЕДЕЛЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ:
ДВЕ КРАЙНОСТИ НА ПУТИ К ОДНОЙ ЦЕЛИ В ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПРЕДВИДЕНИЙ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
М
не хотелось бы сравнить Питирима Сорокина с двуликим Янусом, так
как он родился в России, а жил в Америке. Поэтому у него было как
бы две души, и это позволяло ему сочетать Восток с Западом. Но не
только. Этот новый Янус обладал необыкновенной способностью
совмещать противоположности: духовное с практическим, божественное
с человеческим, человеческое во всей его сложности и цельности, и
всё это в земном человеке, стремящемся отыскать всё самое лучшее в
себе и в обществе.
Эта способность обладать полем зрения в 360 градусов является
отличительной и неповторимой чертой великого гуманиста, социолога
и мыслителя Питирима Сорокина. Он говорил об искажениях,
возникающих из-за слишком узкого взгляда на жизнь, на общество, на
природу, не способного в силу своей ограниченности охватить и
понять подлинное значение всей совокупности фактов и феноменов и
обнаружить их истинную связь.
Большая часть всех несчастий, которые мы наблюдаем в мире с
его волнениями, проявлениями дискриминации, со всевозможными
«измами», из которых проистекают и набирают силу идеологические
ошибки и беды общества, человека и природы, начиная от экстремизма
до фундаментализма, экономизма, утилитаризма, персонализма, Ї все
они происходят от отсутствия совокупного видения реальности и
отсутствия надежды у общества и у человека. Того самого видения,
которым обладал Питирим Сорокин.
На практике это привело к тому, что технологический и
материальный прогресс не сопровождался столь же интенсивным
моральным и духовным прогрессом.
Я постараюсь более подробно остановиться на этом замечании,
поскольку являюсь убеждённым сторонником полноты и глобальности
мысли, без чего всё сводится лишь к узкому, или, что ещё хуже,
частичному взгляду на вещи и явления. Может быть, в отношении
России мне это будет сделать легче, так как в этом случае, мне
кажется, я немножко схож с Питиримом Сорокиным, так как я родился
и живу на Западе, но очень часто бываю в России и общаюсь с её
учёными, представителями интеллигенции, артистами и художниками на
протяжении свыше десятка лет.
Наши рассуждения можно начать с экономики. Экономика поначалу
считалась средством достижения благосостояния. Отчасти это так и
было. Но лишь на благо некоторых и во вред всем остальным.
Вспомним о громадных слаборазвитых территориях на нашей планете.
Сам технологический прогресс, движимый в чрезмерной степени
экономическими причинами и жаждой прибыли, создал огромные
пространства со слаборазвитой экономикой. Подумайте только, что
50% населения земного шара, включая и детей, которые родятся,
будут не в состоянии хотя бы раз в жизни воспользоваться
телефоном. И всё это результат уже прошлого технологического
прогресса, когда темпы его развития были несравненно ниже
нынешних. Человеку в его эволюции понадобились многие тысячелетия,
wrna{ придумать инструмент для разжигания огня. В течение
нескольких десятилетий он заменил лошадь двигателем внутреннего
сгорания, а парус – паровой машиной. Сейчас же в некоторых
высокотехнологичных областях, в информатике и коммуникации
изменения происходят очень быстро. Если сейчас вы, к примеру,
идёте покупать персональный компьютер, то существует большая
вероятность того, что, выходя из магазина, вы сможете увидеть, как
из грузовика выгружают более совершенную модель. Существует
система Интернет, имеющая своих пользователей, но они составляют
меньшинство; уже почти год действует Интернет-2, связывающий между
собой сотни университетов и исследовательских центров в США. Эта
система способна суммировать и передать в течение одной секунды
все сведения, заключённые в тридцативосьмитомной британской
энциклопедии.
Без полного представления об этих технологиях и без контроля
над ними мы рискуем усилить диспропорции и превратить человека в
простого пользователя инструментов и технических идей, которые он
не в состоянии ассимилировать. Технология в некоторых областях
прогрессирует со скоростью, превосходящей способности человека к
её ассимиляции, так как у него есть биологический предел. Риск
состоит в ослаблении личной и коллективной идентичности и в
истощении культурных корней, питающих и формирующих состояние
мысли, определяющее, что из прошлого следует сохранить в памяти.
Кто знает, какое место займут Моцарт, Бетховен или Чайковский в
музыкальной панораме будущего по сравнению с многочисленными
формами оглушительной дискотечной музыки? Что изменится в культуре
и что останется, а что будет забыто? Вспомним, что культура – это
то, что отличает людей от животных. Это отличительная черта
человека, ещё более фундаментальная, чем право.
И даже прикосновение к этим грандиозным темам с использованием
подхода Питирима Сорокина объясняет, как можно, не препятствуя
технологическому прогрессу, направить его на благо человека. Это
широкое видение проблемы позволяет умерить экономические выгоды и
защитить основные права человека.
Мне не хотелось бы высказывать суждения о достоинствах
технологического прогресса. Проблема состоит в том, как его
стимулировать и распространить на пользу каждому человеку и всему
обществу, как регулировать его таким образом, чтобы он был связан
со всей совокупностью феноменов. Нельзя допустить, чтобы всё
определялось только прибылью.
Нужно, чтобы мотивацией людей, действующих в области
экономики, была бы не только прибыль и личная выгода, а достижение
подлинного «благосостояния для всех», как это было сказано в
первых определениях экономики. Это благосостояние должно
обеспечивать соответствующий доступ как к материальным благам, так
и к благам духовным, моральным, этическим, социальным, культурным
в не слишком загрязнённой окружающей среде. Короче говоря,
обеспечивать лучшее качество жизни, примиряя запросы экономики с
запросами морали, этики и т.д.
Необходимо, чтобы работа предприятий, естественным образом
базирующаяся на экономическом аспекте предпринимательской
деятельности и, следовательно на получении прибыли, не должна
оставлять в стороне, а наоборот, всё время иметь в виду целый ряд
социальных, этических, культурных и природозащитных аспектов.
Притом все эти положения не должны оставаться пустой фразой, а
осуществляться на деле. А впрочем, все эти аспекты составляют
«жизнь» предприятия, от которой зависит самая возможность его
существования и его успешная деятельность.
Этой темой я занимаюсь уже давно; в 1960-е годы в одной из
моих публикаций «Структурный характер распределительной системы в
Hr`khh; (351 стр., изд. Джуфре) я предложил точный способ расчётов
результатов, не связанных напрямую с экономикой и получением
прибыли. Имеется уже некоторый опыт в этой области, но и
сопротивление пока ещё достаточно велико, хотя оно и имеет
тенденцию к уменьшению.
На самом деле дикий рынок и сама глобализация сейчас стали
предметом дискуссии, особенно в отношении механизмов контроля, о
которых говорят всё больше и больше.
Уже на многих крупных предприятиях имеются этические кодексы и
«социальные бюджеты», наряду с нормальной бухгалтерской
отчётностью в денежном выражении. Но обычно речь идёт об
инициативе, направленной на то, чтобы продемонстрировать
потребителям внимание данного предприятия к проблемам культуры и
защиты окружающей среды в самом общем виде, что-то вроде «макияжа»
с пропагандистскими целями. И действительно, на Западе отмечают,
что среди мотивации выбора товара фактор цены не имеет большого
значения по сравнению с фактором «имиджа» и якобы социальным и
гуманистическим содержанием.
Однако существует 600 небольших предприятий, разбросанных по
всему миру, и особенно в Бразилии, Италии, Германии, есть они и в
Азии, и в Африке, которые практикуют этот тип экономики,
проявляющий внимание к человеку и его духовным, социальным,
культурным ценностям, к вопросам охраны окружающей среды. Они
направляют треть своей прибыли на помощь беднейшим слоям
населения, на развитие этой формы экономики, на духовные и
моральные ценности, лежащие в её основе, а одну треть на усиление
предприятия. В четверг 28 января 1999г. я участвовал в заседании в
Миланском Католическом университете, на котором состоялось
вручение диплома «honoris causa» Кларе Любих, основательнице
движения «Фоколари» (Защитники домашнего очага), которые выступают
за реализацию этой формы экономики, «Экономики для всего
общества».
И здесь в России я отметил растущий интерес к этим идеям и
проведению оценки деятельности предприятий указанным способом,
названным мною «Разложением параметров» и изложенным в упомянутой
книге 1960-х годов. Наиболее квалифицированный интерес к этому я
встретил в Институте экономики РАН и у академика Л.И. Абалкина, с
которым мы сотрудничаем в этой области. На встрече, посвящённой
созданию структур, предназначенных содействовать восстановлению
финансового равновесия в группе российских предприятий,
состоявшейся в Институте экономики, было положено начало
обсуждению этих проблем.
Это важный шаг, ибо излишний детерминизм и нацеленность на
получение прибыли объясняют большую часть трудностей, возникающих
в процессе трансформации российских предприятий и в правильном
движении к рынку, так же как и большую часть недостатков
глобализации экономики на Западе, которая осуществляется под
флагом дикого рынка.
Движение к либерализму за последнее десятилетие охватило весь
мир, в качестве панацеи от инфляции, застоя и безработицы в
странах с развитой экономикой. Это же поветрие охватило также
некоторые страны Латинской Америки, Азии и страны с плановой
экономикой Восточной Европы. Однако свободный рынок «tout court»
оказался обманчивым перед лицом кризиса, разразившегося во многих
странах Латинской Америки, Азии и в самой России. В том смысле,
что такой либерализм привёл лишь к обогащению немногих, а вовсе не
к всеобщему благосостоянию, к финансовым спекуляциям, а не к
производительному труду.
Настало время вернуться к актуальной мысли Питирима Сорокина,
с его глобальным видением проблемы, о неизбежности уменьшения
jnmrpnk в централизованной экономике и неизбежном усилении
регламентации в экономике свободного рынка. Здесь сходятся два
пути, начинающиеся с разных позиций, но следующие по сходящимся
направлениям.
Отсюда следует, что Российской Федерации следовало бы внести
коррективы в свою первоначальную цель – движение к свободному
рынку (в виде дикого рынка), и направиться к цели, к которой,
вероятно, пойдёт и Запад. Это подходящий случай, чтобы отметить,
что политические, технологические и рыночные революции часто
бывают «мнимыми революциями». В том смысле, что они теряют из вида
глобальность проблем. Эти революции привлекают излишнее внимание к
некоторым аспектам перемен, которые, в свою очередь, вызывают
нарушение равновесия и ущерб, для устранения которых необходимо
бывает начать всё с начала с большими усилиями и жертвами (речь
идёт даже о страдании народов и обречении беднейших классов на
хроническое недоедание, а иногда и об уничтожении людей физически
слабых, особенно стариков).
Всего этого можно было бы избежать, если бы процесс шёл
постепенно, как, кстати, я рекомендовал в своё время, будучи
западным консультантом советского правительства по экономическим
реформам, проводимым правительством Рыжкова/Абалкина. И именно
академик Леонид Абалкин и некоторые его сотрудники были
единственными, которые поняли смысл призыва к постепенности. То,
что произошло потом, хорошо известно всем, и я, являясь
экономистом-либералом, с сожалением думаю о китайской модели, даже
если сейчас Китай испытывает трудности, вызванные кризисом в Азии.
Мне приятно вспомнить Джакомо Леопарди, одного из самых
крупных итальянских поэтов, который на страницах «Operette morali»
в диалоге Тристана и его друга приводит диалог о переходном
периоде и говорит устами Тристана : «… извините меня, что мне
смешно, когда я слышу о быстром переходе, и скажу всем, что любой
переход должен осуществляться медленно, потому что, когда эти
переходы совершаются поспешно, то через некоторое время приходится
возвращаться назад, а потом совершать их постепенно». Такие
стремительные переходы – это переходы лишь кажущиеся, а не
подлинные.
Приведя эти высказывания, уже отдалённые от нас временем, но
исполненные полного историзма, которые показывают нам, что мир,
общество, человек, экономика, культура, наука и даже окружающая
среда могут изменяться и даже глубоко изменяться, но постепенно,
чтобы эти изменения были реальными и окончательными. Настаивать
сверх меры на ускорении ритма означает только наносить вред и
откладывать начало движения по правильному пути перехода и
увеличивать цену, которую придётся заплатить за достижение
конечного результата. Таким образом, речь идёт всегда о некой
дихотомии между желанием и надеждой, между волнением и утешением,
между исполнением и ожиданием, но всё это преодолимо, потому что
считается, что точка прибытия будет лучше, чем положение в точке
отправления.
Гениальная прозорливость Питирима Сорокина позволяет мне
высказать некоторые суждения, касающиеся культуры и науки, чтобы
продемонстрировать необходимость изменений, затрагивающих всё и
всех, о которых предупреждал Питирим Сорокин.
Представляется, что культура, понимаемая во всём её объеме, на
пороге нового тысячелетия приобретает критический характер, как
внутри себя, так и в отношении технологической и экономической
доминант, отличающихся малой критичностью и быстрыми изменениями,
последствия которых невозможно предугадать. Таким образом,
необходимо преодолеть застой, в котором она пребывает из-за
отсутствия новаторского влияния левого крыла, заблудившегося на
qbn8l утопическом пути, и из-за утраты целостности и ориентации
культуры правого крыла, ныне лишённого мотивации.
В отсутствии серьёзных стимулов, способных сориентировать на
правильную оценку культуры прошлого и на движение вперёд, общество
и его отдельные члены остаются во власти дальнейшего развития
техницизма и глобального рынка, тесно связанных друг с другом,
которые без воздействия со стороны культуры могут начать
функционировать только в своих интересах, а не в интересах
человека.
Что касается науки, то можно сказать, что на неё воздействуют
два фактора. Первый – это то, что она рискует быть превращена в
чисто техническую дисциплину с научно-математическим
инструментарием, тем самым предав своё призвание, которое с самого
начала направляло её на осмысление глубинного смысла феноменов и
вещей.
Второй фактор становится очевидным, когда наука имеет чисто
исследовательский характер и обращена к изучению огромных систем
Вселенной или к открытию секретов элементарных частиц, основываясь
на принципе демонстрации.
Но человек, углубляясь в бесконечно малое, формирует новые
гипотезы, новые теории, которые не могут быть продемонстрированы.
И таким образом, он как бы достиг точки, дальше которой он не
может пойти, если будет подчинять своё движение вперёд объективной
истине, то есть такой, которая может быть продемонстрирована.
Это случай с теорией «superstrings», являющейся дальнейшим
развитием идеи, выдвинутой в 1940-х годах русским учёным Георгием
Гамовым, уехавшим в Америку. Согласно этой теории Вселенная
возникла в результате стремительного расширения необыкновенной
концентрации материи и энергии. Теория эта была вульгаризирована
его оппонентами в виде «Большого взрыва».
Эти «superstrings» представляют собой бесконечно малые кольца
из первородной материи, вращающиеся, по крайней мере, в десяти
измерениях. Они могут существовать на бумаге, но, чтобы их
продемонстрировать, нужно было бы построить ускоритель частиц
длиною в 1000 световых лет, а вся солнечная система составляет
лишь часы. Ясно, что мы никогда не сможем построить такой
ускоритель. Но тогда мы должны остановиться и подумать о науке,
отказаться от объективной истины и принять всё на веру.
Здесь уместно вернуться к той совокупности духовного и
материального, божественного и человеческого, которую Питирим
Сорокин, этот двуликий светоч, всегда предлагал в качестве модели.
Модель, которая демонстрирует свою незаменимость во времени, с её
частичной или секторальной ориентацией, и которая столь
совершенна, что она годится для всех, в том числе и для России в
её движении по пути к рынку или по пути глобализации экономики.
России следует оценить предстоящий ей путь и те меры, которые
должны быть приняты, касающиеся каждого человека и всего общества
во всех его проявлениях, разработать генеральную экономическую
политику, хорошо сбалансированную и обеспечивающую достижение
поставленных целей. Отдаляясь от излишнего детерминизма и от
чрезмерного либералистского давления, столь милого сердцу
некоторых международных организаций. То есть стремиться создать
Россию, которая была бы не только страной рыночной и страной
торговцев, но которая сумела бы создать различные ценности,
учитывая человеческое и нравственное измерения развития экономики
и культурного единства, усиленного плюрализмом, открытым и
диалогу, и сотрудничеству. Только таким образом можно избежать
угасания порыва, возникшего за годы трудного перехода, порыва,
который в последнее время обнаруживает тенденцию к ослаблению.
Для глобализации экономики необходимо умерить дикий рынок,
opendnkeb при помощи международных правил дихотомию между рынками
всё более широкими и взаимозависимыми и контрольными структурами
всё более фрагментарными и неэффективными. Нет смысла
глобализовать и усиливать зависимость от чужого финансового и
экономического развития и каждому идти в поисках наибольшей
индивидуальной выгоды.
Нужно преодолеть противоречие между глобальностью рынка и
обнищанием широких слоёв населения, из-за чего может возникнуть
напряжение и волнение, которые будет трудно контролировать.
Необходимо даже в самых развитых странах сдержать
соответствующими мерами и средствами стремление к экономическому
развитию без занятости, для чего следует преодолеть экономическую
концепцию кейнсианского типа, в соответствии с которой достаточно
расширить потребление, чтобы привлечь инвестиции и увеличить
занятость.
Необходимо также отрешиться от монетаристских убеждений, вроде
кривой Филлипса, уже опровергнутой фактами, в соответствии с
которой увеличение занятости порождает инфляцию.
Глобализация рынков — это уже совершившийся факт, избежать её
невозможно, но ей следует противостоять соответствующими мерами в
интересах всего общества.
Я уверен, что Питирим Сорокин смог бы интерпретировать в более
реалистической и менее утопической манере события в России и
явление глобализации и с присущей ему проницательностью дать этому
исчерпывающую оценку.
Как «Angelo Novus» (Новый ангел) известного художника Кли, он
сейчас «… видит небывалую катастрофу, продолжающую нагромождать к
его ногам груды развалин. Ангел хотел бы остановить свой полёт,
воскресить мёртвых, восстановить разрушения…», но ветер яростно
раздувает его крылья, так что он не может сложить их, и его
неумолимо несёт «… в будущее, к которому Ангел поворачивается
спиной, а тем временем обломки и развалины громоздятся до самого
неба».
И вот так же, как Ангелу Кли, России и Западу нужно обратиться
к прошлому, чтобы воспарить над его обломками, оценить его ошибки
и взять из него истинные ценности и традиции, держа крылья
раскрытыми ветру нового, влекущего в будущее, которое неумолимо
наступает. Так сделал бы Питирим Сорокин. Так должны сделать и мы.
Сухорукова С.М.,
д.э.н., проф. МИТХТ им. М.В. Ломоносова
ОТНОШЕНИЯ СОБСТВЕННОСТИ КАК ВЕКТОР
СОЦИОПРИРОДНОЙ ДИНАМИКИ
Д
олгое время господствовавший в отечественном обществоведении так
называемый формационный подход методологически сковывал изучение
проблем современного экологического кризиса и не позволял увидеть
его глубинные причины, присущие сегодня в одинаковой степени и
капиталистическому, и социалистическому способам производства. В
постперестроечной экологической литературе все более утверждается
понятие «цивилизация», как нечто единое, выходящее за рамки
отдельных социальных систем. Это позволяет рассматривать
современное человечество в совокупности всего многообразия
социальных отношений вкупе с системной зависимостью сложившегося
способа жизнеобеспечения от гомеостаза Земной биосферы. Поэтому
идеи П.Сорокина оказались так интересны и близки тем авторам,
которые занимаются проблемами «экологической культуры».
Классик социологии ХХ века П.Сорокин рассматривает
функционирование «больших культурных систем и суперсистем»,
определяя причинно-смысловую логику их динамики. Согласно его
концепции, все составные части таких суперсистем или цивилизаций
составляют единое целое, пронизаны «одним основополагающим
принципом и выражают одну, главную ценность». В зависимости от
того, преимущественно в каких сферах познания формируется эта
ценность или система истины, П.Сорокин выделяет идеациональный,
идеалистический и чувственный типы суперсистем. Согласно его
концепции, развивающийся последние пять столетий в западном мире
чувственный тип цивилизации в настоящее время исчерпал потенциал
своего развития и должен быть заменен идеациональным
(интегральным), основанным на сверхчувственной и сверхрациональной
системе истины. С позиции этого положения постараемся
проанализировать причинно-следственную зависимость глобальной
экологической ситуации ХХ века от отношений собственности, как
системоообразующего фактора экономической подсистемы
индустриальной цивилизации.
Возникновение экологического кризиса непосредственно связывают
с негативными последствиями научно-технической революции, как
кульминацией индустриальной цивилизации. Наука и техника
действительно играют значительную роль в индустриальном обществе.
Экологически негативную. Дело в том, что их функция системно
детерминирована таким образом в данном социокультурном
пространстве, что они обслуживают рост материального производства,
способствуя при этом дальнейшему истощению недр, загрязнению
среды, то и истреблению целых народов в борьбе за скудеющие
ресурсы Земли. Эти «достижения» ученых никем не порицаются как
безнравственные. Сами ученые (за редким исключением) не испытывают
угрызений совести, наращивая технический потенциал
природоразрушения, ибо «полезность» науки всей социально-
экономической системой определяется способностью замещать
природную среду техногенной. Поэтому, несмотря на все разговоры об
экологической катастрофе, природоразрушительную функцию науки и
техники продолжают обслуживать все институты общества. На
природоразрушительную функцию науки «работают» образование,
~phqopsdemvh, финансы, патентное дело, а также стратегия и
тактика государственного управления и т.д. И само население не
осознает угрозы своему существованию со стороны ученых-
технократов, полагая их деятельность благонамеренной. Как писал
Питирим Сорокин, линейная теория социальной эволюции и прогресса
породила в обществе абсолютную уверенность в том, что любое
открытие науки и его использование способствуют поступательному
движению человечества. Инженеры, рабочие, внедряя и обслуживая
разработанные технологии, продолжают дело ученых. Банки кредитуют
подобные инновации, торговые учреждения распространяют готовую
продукцию, а мы ее покупаем. Все общество включено в систему
отношений экологически опасного производства.
А что собственно согласовывает и направляет деятельность
различных профессиональных слоев в любом социокультурном
пространстве? — Порядок реализации их потребностей
жизнеобеспечения. Поэтому волнующий нас секрет инерции
природоразрушения начнем искать в связке экономических интересов.
Ученые, инженеры, рабочие, служащие экономически зависят от
интересов тех, кто финансирует науку, образование, промышленность.
А интересы тех, кто фактически распоряжается общественными
финансами в индустриальном обществе, совершенно не предусматривают
преодоления экологического кризиса. Дело в том, что возглавляет
иерархию экономических интересов социальная элита — финансово-
промышленная олигархия. А она, будучи фундаментально связана с
характером производства нашей цивилизации, не заинтересована в
предотвращении последствий, которые ее ожидают в связи с
деградацией природной среды. Речь идет об экономической
заинтересованности. Именно эта заинтересованность отсутствует.
Почему?
Во-первых, обращение значительной части финансовых средств не
связано с производством. Бирже-банковские спекулятивные игры
обеспечивают значительные доходы для финансово-промышленной
олигархии.
Во-вторых, что касается той части финансовых средств, которая
связана с промышленным производством, то тут способ получения
доходов финансово-промышленной олигархии организован на основе
парадигмы хозяйствования, не требующей согласования с законами
природы. Сохранение жизнепригодности природной среды, согласно
этой парадигме, не коррелируется с экономической эффективностью.
На самом деле, если учитывать внешние экологические издержки,
прибыльность опасных отраслей производства давно имеет минусовые
значения. Но ложные критерии хозяйствования продолжают сохраняться
благодаря системным связям, ориентированным на ложную парадигму
природопользования. В результате общество имеет непрекращающуюся
деградацию Среды и падение экономической эффективности ее
использования. Те меры по улучшению экологической ситуации,
которые сегодня предпринимаются, носят компенсационный характер и
не позволяют обеспечить предотвращение дальнейших осложнений.
Теперь попробуем разобраться, каким же образом можно было бы
задать зависимость экономических интересов от экологических
потребностей людей.
В любой экономике содержание экономических интересов привязано
к отношениям собственности на главные факторы производства, что и
становится определяющим для всех социально-экономических связей.
Почему в условиях доиндустриальной цивилизации существовала
системная привязанность труда к задачам воспроизводства
жизнепригодности Среды? Потому что системообразующим фактором в
хозяйственном природопользовании были отношения собственности на
природные ресурсы. В устойчивых этносах эти отношения отличались
экологической целесообразностью. Они поддерживались всем
lmncnnap`ghel социальных (общинно-племенных, классово-кастовых и
т.д.) связей и закреплялись этическими установками табу, традиций,
легенд, праздников, ритуалов, пословиц, поговорок, что помогало из
поколения в поколение удерживать функциональные связи
коллективного слежения (и заинтересованности в таком слежении) за
сохранностью природного окружения.
В индустриальном обществе системообразующим фактором
становятся отношения собственности на искусственно созданные
средства производства, а также на природные ресурсы постольку,
поскольку они обеспечивают воспроизводство этих средств
производства. Поэтому техногенные, а не естественные
закономерности определяют характер и темпы роста промышленного
производства, его специализацию, концентрацию, размещение,
технологическое оснащение. Целевой объект собственности изначально
определяет технократическую направленность экономических связей
всех субъектов хозяйствования в индустриальном обществе.
Безусловно, система интересов общества не ограничивается
собственниками средств производства. Кроме них есть еще и
непосредственные производители — владеющие способностью к труду и
непосредственно создающие материальные блага. Но их интересы
оказываются функционально зависимыми от работодателя.
Если доминирует собственность на искусственно созданные
средства производства, то неизбежно в процессах хозяйственной
деятельности нарушается социоприродное единство. Через
последовательность социально-экономических связей проводятся такие
технико-технологические решения, которые работают на создание
искусственной Среды жизнеобеспечения. А для воспроизводства
естественной среды сегодня необходимо, чтобы связи между
субъектами хозяйствования определялись экологически согласованными
правомочиями пользования природными факторами жизнеобеспечения с
двухцелевым критерием результативности: экономическая
целесообразность и воспроизводство природной среды. Такие
отношения собственности обеспечат формирование специализации
предприятий, их кооперирование, размещение и технологическое
оснащение в соответствии с двухцелевыми интегральными эколого-
экономическими принципами, что в итоге даст интегральную эколого-
экономическую эффективность. Экономические интересы субъектов
хозяйствования начнут включать в себя экономическую
заинтересованность (и ответственность) за соблюдение экологических
лимитов хозяйствования постольку, поскольку порядок
налогообложения, кредитования, штрафования, страхования,
субсидирования и пр. будет «привязан» к двухцелевой
критериальности пользования природными ресурсами. Постепенно в
общей системе эколого-экономических интересов сложится
естественная иерархическая соподчиненность — от локально-
регионального до государственного уровня, и эти связи начнут
работать на воспроизводство социоприродного единства в масштабах
всей экономики.
Питирим Сорокин считал, что любое изменение в любом компоненте
данной культурной формации функционально или логически
воздействует на другие компоненты и, следовательно, на данную
культуру в целом. Он говорил о «любом компоненте». В данном случае
разговор идет об изменении структурообразующего компонента
экономической подсистемы в индустриальном обществе. Следовательно,
у нас достаточно теоретических оснований утверждать о существенном
влиянии этих изменений на характер хозяйственного
природопользования.
Однако сегодня это звучит как очередная утопия, ибо понятно,
что экологизация экономических интересов может произойти лишь при
наличии экологической нравственности в обществе. И система эколого-
}jnmnlhweqjhu интересов будет «работать» лишь в условиях единого в
государстве эколого-экономического пространства. А такое
пространство возможно только при наличии желания у россиян создать
устойчивую экономику и не превратиться в экологическую колонию.
Осознание этой цели еще не наступило, и политические,
идеологические, конфессионально-религиозные распри, а также
конкуренция, построенная на ложных экономических критериях, не
позволяют сформироваться такому пространству и экологизировать
правомочия пользования природными ресурсами.
Экологически устойчивое жизнеобеспечение возможно лишь при
осуществлении системного триединства экологии, экономики и
экологической этики. А пока это единство не построено, люди будут
задыхаться от смога, болеть от непригодной воды, так как их
экологические потребности не учитываются содержанием экономических
интересов субъектов хозяйствования и господствующей в обществе
системой ценностей. Несовместимость экологических и экономических
потребностей остается системным признаком современной
хозяйственной деятельности. Отсюда с неизбежностью продолжает
вытекать разнонаправленность экологических и экономических
интересов, которая в настоящее время приняла уже характер
антагонизма. Этот антагонизм может привести социум только к
экологической катастрофе.
Возникает тупиковая ситуация: важнейшим условием для
преодоления эколого-экономического кризиса является экологизация
правомочий пользования природными ресурсами. С одной стороны. А с
другой — это невозможно сделать, пока в обществе не созреет
понимание абсолютной ценности самой жизни, а не техники, эту жизнь
уничтожающей. И тут встает проблема инерции привычек, сложившихся
стереотипов потребления и нравственных принципов в
технократическом обществе.
Как показывает практика, системная основа экономических
интересов в индустриальной цивилизации воспроизводит
потребительство и экологическую агрессию не только как технико-
технологический, но и как социально-этический феномен. Благодаря
этому этика индустриальной цивилизации поддерживается на
преклонении перед возможностями техники, как таковой, невзирая на
ее антиприродную направленность. Итак, технократическая форма
собственности поддерживает технократическую этику, и наоборот. Как
разорвать этот порочный круг? Помочь может образование,
построенное на новой методологической основе, учитывающей
нерасторжимость многокомпонентного социоприродного единства. Новое
образование изменило бы видение экологической проблемы у наших
специалистов. И законодатели, определяющие правовые основы
отношений собственности, поняли бы их функцию в восстановлении
социоприродного единства. Но радикальная переориентация
образования, как структурного элемента такой суперсистемы, как
цивилизация, невозможна без изменения мировоззрения.
Глубинная причина нравственной глухоты технократизма лежит в
мировоззрении, сформировавшем человека — покорителя Земли,
природные ресурсы которой будто бы должны служить лишь
удовлетворению его ничем не ограниченных материальных
потребностей. О духовных потребностях «научное» мировоззрение не
заботится, считая экологию духа несуществующим миражем. Поэтому
индустриальное общество, в соответствии со своим мировоззрением, в
содержании целей, стимулов и ценностей учитывает только
материальные потребности людей, при этом вне согласования их с
какими-либо экологическими лимитами.
В каждую эпоху существует свое миропонимание. В эпоху
индустриальной цивилизации представление о Мире сводится до
представлений о непосредственном окружении человека, доступного
dk бесконечного преобразования с помощью техники. И этика,
соответственно, строится на понимании ценностей этого мира.
Научное мировоззрение индустриальной цивилизации создавалось на
отрицании какой-либо преемственности с архаическим и мифо-
религиозным мировоззрением, которое имело в виду иное
пространственно-временное сопряжение человека с Миром. Отсюда и
этические постулаты древности были иными («Жить надо так, чтобы не
навредить седьмому поколению» — принцип североамериканских
индейцев). В оценке любой деятельности приоритетно было духовно-
нравственное табу, которое порой нам кажется наивным. Но, однако,
тогда создание орудий труда не могло быть самоцелью,
противопоставляющей при этом человека миру окружающему. Этим
мировоззрением не допускался антагонизм между природой, этикой и
хозяйственной деятельностью. Если антагонизм возникал, то
цивилизация приходила в упадок.
В заключение можно сказать, что для того, чтобы в наши дни
приступить к восстановлению нарушенного единства экологии, этики и
экономики, необходимо обозначить экологическую культуру как цель
дальнейших преобразований в стране и объяснить населению системную
связанность всех мероприятий в создании нового, экологически
безопасного способа жизнеобеспечения.
Экологическая культура предполагает способ жизнеобеспечения,
не нарушающий жизнепригодности Среды. Для этого общество системой
своих духовных ценностей, этических принципов, экономических
механизмов, правовых норм и социальных институтов формирует такие
потребности и технико-технологические способы их удовлетворения,
которые обеспечивают ко-эволюцию Общества и Природы.
Уточним отдельные моменты.
1. Императивы экологической этики — звенья, сопрягающие экологию
и экономику, и строятся они с учетом естественнонаучных
закономерностей воспроизводства жизнепригодной биосферы в процессе
ее хозяйственного использования.
2. Функциональное сопряжение экологии, экономики, этики
осуществляется через цепь эколого-экономических интересов,
построенных в соответствии с интегральными эколого-экономическими
принципами, обеспечивающими интегральную эколого-экономическую
эффективность.
3. «Экология» и «экономика» не рассматриваются как
рядоположенные образования: «экономика» входит в «экологию» (по
аналогии с куклой-матрешкой). Это означает приоритет экологических
закономерностей при определении интегральных эколого-экономических
принципов хозяйственного природопользования.
4. Социальным фундаментом становления системного единства
экологии, экономики, этики могут стать экологизированные отношения
пользования природными ресурсами, при том, что субъектом владения
остается общество в целом. Отношения собственности реализуются во
всех социальных связях, обуславливая мотивацию производственной,
научной и т.д. деятельности людей, а также реальную иерархию
ценностей общества, образ жизни.
Но главное: мотивация экологически безопасного хозяйствования
предполагает удовлетворение не только материальных, но и духовно-
нравственных потребностей.
Общество не сможет обеспечить эколого-экономического
благополучия без реализации своего духовного потенциала. Именно
духовно-нравственные потребности помогут принять доминанту
экологических императивов в хозяйственной деятельности. Так
социальное, природное и космическое начало в человеке будет
воссоединено.
Темницкий А.Л.,
к.соц.н.,
научный сотрудник ИС РАН
ДИНАМИКА СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ
В СФЕРЕ ТРУДА В 90-е гг.16
П
роцесс радикализации экономических преобразований в России
сопровождается столкновением традиционных («советских») и новых
(«постсоветских») социокультурных ориентаций в сознании и
поведении населения в сфере труда, которое можно рассматривать как
столкновение «идеациональной» и «чувственной» форм трудовой
культуры [1].
К числу традиционных факторов в сфере труда, которые можно
назвать «советскими» и которые оказывали преобладающее влияние на
труд рабочих до 1992 г. и действуют до сего времени, следует
отнести коллективистские и патерналистские ориентации, ориентации
на гарантированную занятость и работу на одном месте. К новым
(«постсоветским») ориентациям: индивидуалистические ориентации,
ориентации на партнерские отношения с руководством, на трудовую
мобильность и вторичную занятость.
Наиболее показательным объектом для рассмотрения динамики
социокультурных ориентаций в сфере труда являются, на мой взгляд,
рабочие промышленных предприятий с разными формами собственности.
Изучение социокультурных процессов на уровне предприятия позволяет
проследить характер реально происходящих изменений в контактных
социальных группах, взаимоотношения в которых можно рассматривать
как социокультурное поле частного вида.
Для эмпирической проверки взаимосвязи «советского» и
«постсоветского» в сфере труда используются материалы
социологических исследований сектора рабочего и внерабочего
времени Института социологии РАН, непосредственное участие в
которых принимал автор. Это — массивы данных рабочих промышленных
предприятий: Москва — 1993 г. (рабочие частных предприятий, N-172,
рабочие акционированных предприятий, N-327), Москва — 1996 г.
(рабочие частного предприятия, N-230). Для выявления динамики
изменений социокультурных ориентаций рабочих используются массивы
Псков — 198 г. (рабочие предприятий промышленности, N-487),
Томилино — 1990 г. (рабочие государственного предприятия,. N-425).
Ниже приведены некоторые предварительные выводы, касающиеся
динамики и особенностей взаимосвязи социокультурных ориентаций
«советского» и «постсоветского» типа у рабочих промышленных
предприятий.
По исследованию взаимосвязи коллективистских —
индивидуалистических ориентаций сделан следующий вывод. Очищенный
от идеологического воздействия, реальный коллективизм рабочих в
труде формируется на основе индивидуальной ответственности за свой
труд. Промежуточной формой между индивидуализмом и коллективизмом
выступает солидаризм, жестко не противостоящий ни тому, ни
другому. Солидаризм, естественно возникающий на основе личного
интереса, корректирует индивидуалистические начала в сторону
общих, не навязывая личности работника чуждых ей целей и не
принося индивидуальные интересы в жертву общему благу, если только
эта жертва не вознаграждается выгодами для участников солидарной
группы.
Данный вывод основан на обобщении эмпирических материалов
исследований и требует более детального рассмотрения отдельных
положений.
а) Реальный трудовой коллективизм в среде рабочих формируется
на основе «очищения» от идеологического вмешательства.
Несомненно, что принципы коллективизма, основанные на
подчинении личности коллективу, играли ведущую роль в официальной
идеологии социалистического общества. Преобладание в сознании
работника коллективистских установок на использование рабочего
времени в 1986 г. можно объяснить, прежде всего, адекватным
восприятием нормативной информации о необходимости полного и
рационального использования рабочего времени [2]. Проводником
данной информации являлась в то время идеологическая и политико-
воспитательная работа в трудовых коллективах. Со свертыванием
такого рода политики уровень коллективистской ответственности за
использование рабочего времени снизился. Однако, как можно
объяснить тот факт, что большая часть рабочих по-прежнему склонна
к коллективистскому типу отношения к использованию рабочего
времени (табл.1)?
Таблица 1
Распределение рабочих обследованных предприятий по уровню
моральной ответственности за использование рабочего времени (% к
числу ответивших)
Уровень ПсковТоми-Москва Москв Москва
ответственности 1986 лино 1993г. а 1996
за использование г 1990 акцион 1993 г.
рабочего времени г ирован г. частно
ные частн е
ые
Каждый рабочий 88 67 55 56 54
должен
чувствовать
моральную
ответственность
за использование
своего рабочего
времени и
времени
товарищей по
работе
Каждый рабочий 8 24 36 34 39
должен отвечать
только за себя
Рабочий не 4 9 9 10 7
должен
чувствовать
ответственности
за использование
даже своего
рабочего
времени. Для
этого есть
руководители.
Из таблицы видно, что за период семи «перестроечных» лет (1986-
1992) произошло резкое снижение коллективистских и одновременно
рост индивидуалистических установок на использование рабочего
времени, после которого изменения были весьма незначительными.
Таким образом, влияние идеологического фактора в формировании
коллективистских установок на использование рабочего времени можно
оценивать в пределах 30-35%.
То, что для большинства рабочих промышленных предприятий, в
том числе частных, остается главным — коллективистский характер
установок на использование рабочего времени, — дает возможность
делать предположения о существовании базовых уровней коллективизма
и индивидуализма в труде, мало подвластных времени, имеющих более
глубокие, прежде всего социокультурные корни.
б) Трудовой коллективизм формируется на основе индивидуальной
ответственности за свой труд.
Когда мы отмечаем, что работник считает себя ответственным не
только за использование своего рабочего времени, но и рабочего
времени товарищей по работе, мы тем самым подчеркиваем, что прежде
всего он является ответственным за свой индивидуальный труд, и
только на этой основе созревает тот или иной уровень коллективной
ответственности. Таким образом, можно сказать, что индивидуализм в
труде не строго противостоит коллективизму, а может
трансформироваться в установки коллективистского характера при
условии сопряженности индивидуального труда с групповым.
Результаты исследований свидетельствуют, что коллективистское
восприятие ответственности за использование рабочего времени
оказывает благоприятное влияние на развитие других видов
коллективной ответственности и, прежде всего, ответственности за
работу предприятия в целом (табл.2).
Таблица 2
Ответственность за работу предприятия в зависимости от уровня
ответственности за использование рабочего времени (индексы)
Уровень Томи- Москва Москв Москва
ответственности за лино 1993 г. а 1996 г.
использование 1990 акциони 1993 частное
рабочего времени г. ро- г.
ванные частн
ые
Каждый рабочий 3,3 3.2 3,3 3,3
должен чувствовать
моральную
ответственность за
использование
своего рабочего
времени и времени
товарищей по
работе
Каждый рабочий 2,4 2,8 2,2 2,4
должен отвечать
только за себя
Примечание. Минимальное значение индексов 1, максимальное 5.
Ответственность за работу предприятия измерялась по пятибалльной
шкале (5 — чувствуют себя ответственными за работу всего
предприятия полностью, 3 — частично, 1 — совсем нет).
в) Промежуточной формой между коллективизмом и индивидуализмом
в труде выступает солидаризм, жестко не противостоящий ни тому, ни
другому.
На основе взаимосвязи двух видов коллективной ответственности
(за использование рабочего времени и за работу предприятия) можно
выделить условно «чистый» тип коллективизма, который образуют
рабочие, полностью ответственные за работу предприятия и
чувствующие ответственность не только за использование своего
рабочего времени, но и времени товарищей по работе. Другой
противоположный тип, который можно назвать условно «чистым» типом
индивидуализма, образуют рабочие, не чувствующие никакой
ответственности за работу предприятия и считающие, что каждый
рабочий должен отвечать только за себя. И первый, и второй типы
включают меньшую часть обследованных рабочих. Преобладающим
является смешанный тип, в котором коллективистские и
индивидуалистические ориентации рабочих «размыты» и могут быть
(как показали исследования) трансформированы в сторону общих для
трудового коллектива целей при условии эффективного задействования
личных интересов рабочих. Такой тип рабочих условно можно назвать
«солидаристским» (табл.3).
Таблица 3
Распределение рабочих обследованных предприятий по типам
ответственности за работу предприятия и использования рабочего
времени (% к числу ответивших)
Типы Томили Москва Москва Москва
ответственности но 1993 г. 1993 1996
1990 акциониро- г. г.
г. ванные частны частно
е е
«Чистые» 23 18 19 16
коллективисты
«Солидаристы» 68 62 66 70
«Чистые» 9 10 15 14
индивидуалисты
По исследованию взаимосвязи патерналистских — партнерских
ориентаций рабочих был сделан вывод, что патернализм остается не
только ведущим принципом в отношениях руководства — подчинения, но
и является притягательным для большинства обследованных рабочих.
Основа устойчивости патерналистских ориентаций лежит не только и
не столько в сохранении зависимости рабочих от руководства
предприятия, а прежде всего в том, что интересы большинства
рабочих во многом невосприимчивы к иным формам отношений.
С 1992 г. фактически произошло разрушение всех основных форм
патернализма: государственного, общественных и профсоюзных
организаций, трудового коллектива. Работник остался один на один с
администрацией, хозяевами предприятий. Тем не менее значимость
патерналистских ориентаций по существу осталась неизменной,
несмотря на невозможность их удовлетворения (табл.4).
Таблица 4
Патерналистские ориентации рабочих обследованных предприятий
(% к числу ответивших)
Формы Томи- Москва МоскваМосква
патерналистских лино 1993 г. 1993 1996 г.
ориентаций 1990 акционир г. частное
г. о-ванные частны
е
Ориентация на * 21 35 39
помощь
предприятия в
решении личных
бытовых проблем
Ориентация на 48 32 31 27
неформальные
отношения с
руководителями
(неудовлетворенно
сть равнодушием
руководства)
Лояльность к 76 60 72 76
предприятию
(полная или
частичная
ответственность
за работу всего
предприятия)
* Вопрос не задавался.
Ориентация на партнерские отношения с руководством не находит
значимого выражения в рабочей среде. Это связано прежде всего с
тем, что партнерство, предполагающее равноправное взаимовыгодное
сотрудничество, является более трудным путем, требующим
значительных интеллектуальных и волевых усилий при построения
стратегии отношений руководства — подчинения. Несомненно, что
идеология партнерства обладает более мощным потенциалом
конструктивизма и должна охватывать все поля взаимодействия,
менять весь образ жизни, образ мысли [3]. Однако на сегодня
«рабочий — партнер», который должен обладать качествами «сильного»
работника (высокий уровень профессиональной компетентности,
дисциплинированности и т.п.) и не иметь неудовлетворенных бытовых
потребностей, является малораспространенным типом. Доля таких
рабочих, как правило, не превышает 25%. К наиболее явным
характеристикам их трудового поведения относится:
неудовлетворенность зависимостью заработной платы от
взаимоотношений с руководством, высокий уровень потенциальной
текучести, ориентация на вторичную занятость. Именно вторичная
занятость является наиболее распространенной формой выражения
высокого потенциала рабочих.
Вторичная занятость является одним из значимых социокультурных
феноменов 90-х годов, отражающим «постсоветский» тип сознания и
трудового поведения рабочих. Высокий уровень ориентированности
рабочих на вторичную занятость связан не только с материальными
мотивами, но и со стремлением укрепить свое положение в
нестабильных условиях труда и занятости, с желанием вырваться из
«оков» патернализма (табл. 5).
Однако найти вторичную занятость удавалось и удается далеко не
всем желающим. Одним из наиболее устойчивых, подтвержденных
многочисленными исследованиями фактов является наличие вторичной
занятости у наиболее «продвинутых» (более молодых,
квалифицированных, образованных и оплачиваемых) групп наемных
работников. Этот факт требует осмысления и оценки. Широко
распространена точка зрения, что вторичная занятость обусловлена
преимущественно материальными мотивами и компенсирует низкую
заработную плату на основном месте работы.
Таблица 5
Ориентация на вторичную занятость у рабочих обследованных
предприятий ( % к числу ответивших)
Формы ориентации Томи- Москва Москва Москв
на вторичную лино 1993 г. 1993 а
занятость 1990 акционир г. 1996
г. о-ванные частны г.
е частн
ое
Не имеют 45 20 32 33
дополнительной
оплачиваемой
работы и не хотят
ее иметь
Не имеют 45 57 39 56
дополнительной
оплачиваемой
работы, но хотят
ее иметь
Имеют 10 23 29 11
дополнительную
оплачиваемую
работу
В действительности заработная плата и среднемесячный доход на
одного члена семьи у «вторичнозанятых» всегда были несколько выше,
чем у не имеющих ее. Опросы общественного мнения свидетельствуют,
что в семьях с высокими доходами подрабатывают чаще, чем со
средним и низким [4]. Данные наших исследований также подтверждают
этот вывод. Заработок на основном месте работы и доход на одного
члена семьи у «вторичнозанятых» во всех исследованиях всегда был
несколько выше, а удовлетворенность им всегда ниже, чем у не
имеющих ее (табл.6).
Таблица 6
Вторичная занятость (ВЗ) и материальное положение рабочих
Массивы Размер Доход (в Удовлетвор
данных зарплаты среднем на енность
(в среднем одного размером
— руб. в члена зарплаты
месяц) семьи — (индексы)
руб. в
месяц)
нет есть нет есть нет есть
ВЗ ВЗ ВЗ ВЗ ВЗ ВЗ
Томилино — 200 210 130 150 2,7 2,5
90
Москва 5514 6990 2525 2665 2,2 1,7
93/94 0 0 5 0
Москва — 1185 1240 * * 2,9 2,5
96 00 00
*Примечание. Вопрос не задавался.
Помимо материальных выгод, наличие вторичной занятости
позволяет группам работников с высоким социально-профессиональным
статусом еще более упрочить свое положение в глазах остальных
работников и руководителей. «Вторичнозанятые» в большей мере, чем
не имеющие ее, подчеркивают свою «независимость» от коллег по
работе, от предприятия. Вывод о высоком уровне независимости
«вторичнозанятых» от предприятия нашел свое подтверждение и на
материалах других исследований. В частности, анализ данных,
любезно предоставленных коллективом проекта «Формирование новых
солидарностей в реформируемом обществе» под руководством д.ф.н.,
профессора В.А. Ядова, показал, что среди «вторичнозанятых»
рабочих завода «Арсенал» в Санкт-Петербурге зависимость от
предприятия выражалась в 5 раз реже, чем у не имеющих ее. К
показателям, отражающим более выгодное положение
«вторичнозанятых», можно также отнести большую их уверенность в
стабильности занятости и вместе с тем более высокий уровень
потенциальной текучести по сравнению с теми, у кого ее нет.
Итак, одним из следствий вторичной занятости становится рост
дифференциации в среде рабочих, отсутствие возможности, работая на
одном рабочем месте (особенно на «неуспешных» предприятиях),
добиться относительного материального благополучия. В нестабильном
обществе с наибольшей силой «срабатывает» теория: чем больше точек
опоры имеет человек, тем увереннее он себя чувствует.
Другим следствием вторичной занятости является
перераспределение и без того «ограниченного» вторичного рынка
рабочих мест в пользу более «сильных», продвинутых групп рабочих.
Актуализация проблемы гарантий занятости на предприятии как
результат сознательной политики реформирования общества в сторону
рынка породила новое, ранее неведомое чувство страха потери
работы. Страх потери работы можно рассматривать как новый
социокультурный фактор трудовых ориентаций. Страх потери работы
способствует закреплению рабочих на предприятии, резко снижает
потенциальную текучесть. Например, на частном швейном предприятии
только единицы из числа испытывающих страх потери работы
собирались уйти с предприятия в ближайшее время. Среди не
испытывающих подобного чувства число намеревающихся уйти с
предприятия существенно выше (31 % в 1993г. и 56 % в 1996г.).
Страх потери работы отражается не только на завышении оценок
удовлетворенности элементами производственной ситуации и работы на
предприятии в целом, но и в снижении критичности и
требовательности к улучшению условий труда и быта на предприятии.
В частности, наиболее актуальная для всех рабочих проблема
недостаточного для жизни размера зарплаты под влиянием страха
потери работы притупляется, получает менее интенсивное выражение.
Несмотря на то, что размер зарплаты у испытывающих чувство страха
потери работы даже несколько ниже, на актуальность данной проблемы
указало 60%, а среди тех, кто не испытывает такого чувства, — 78%.
Данные исследований позволяют предположить, что под влиянием
чувства страха потери работы происходит «психогашение» актуальных
проблем труда и жизни в целом.
Таким образом, к наиболее заметным проявлениям «советского» в
сфере труда в 90-е гг. можно отнести умеренный коллективизм и
патернализм, а «постсоветского» — ориентацию на вторичную
занятость и страх потери работы. В целом взаимосвязь «советского»
и «постсоветского» характеризует сложность и неопределенность
процесса трансформации сознания и поведения рабочих и вместе с тем
малоподвластность реформистскому курсу на ускорение
qnvhnjsk|rspm{u процессов в «нужном» направлении.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С.425-
504.
2. Фонд времени и мероприятия в социальной сфере. М., 1989.
С.40.
3. Яковец Ю.В. Русский циклизм и теория партнерства // Тенденции
и перспективы социокультурной динамики. М.,1999. С.18.
4. Работающее население России: настроение и оценки (июль 1998)
// Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные
изменения. 1998. №5. С.90.
Алёшина И.В.,
к.э.н., доцент
Государственного университета управления,
Москва
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ И ПОВЕДЕНИЕ ПОТРЕБИТЕЛЕЙ ТОВАРОВ, УСЛУГ,
ИДЕЙ
1. Социальная стратификация и маркетинг
С
оциальная стратификация как иерархическое разделение общества на
группы традиционно используется в маркетинге и управлении
поведением потребителей в развитых странах. В России ассоциация
социальной стратификации и маркетинга минимальна не только на
практике, но и в теории. Это происходит по двум причинам. Во-
первых, продвижение продукта на рынок как развитых, так и
развивающихся стран не всегда требует жесткой идентификации
социального класса. Во-вторых, до недавнего времени критерий
дохода потребителя считался практиками российского маркетинга
необходимым и достаточным для сегментирования российского рынка.
Однако социальная стратификация используется не только для
сегментирования рынка, но и для позиционирования продукта —
товара, услуги, идеи. Сегментирование рынка — это деление его на
сегменты, одинаково реагирующие на комплекс маркетинга.
Позиционирование продукта — это определение отличной от других
позиции продукта на рынке и в сознании потребителей.
Позиционирование осуществляется нередко на основе ассоциации
товара, услуги, идеи с социальным классом, к которому принадлежит
или стремится принадлежать потребитель. А социальный класс, даже в
России реформенного периода, не детерминируется абсолютно и
статично лишь финансовыми ресурсами.
Действительно, имущественное расслоение граждан России
середины 90-х достаточно велико, причем оценить его сложно по
причине расхождения официальных и реальных данных. Однако даже
принимая во внимание существенную дифференциацию доходов
сегодняшних россиян, следует признать, что процесс экономического
и социального реформирования России, начавшийся на рубеже 1980-
1990-х гг., еще не завершен. Сложившаяся в первые годы реформ
экономическая и социально-политическая структура России
неустойчива и нестабильна. Об этом свидетельствуют постоянные
перестановки фигур в высших эшелонах власти в результате
периодических кризисов в финансовой и политической сферах, а также
остановки былых флагманов индустрии, забастовки учителей и
шахтеров, криминальные разборки “теневиков”, убийства крупных
бизнесменов, политиков и влиятельных чиновников.
Сегодня развитые страны находятся на информационной
(постиндустриальной) стадии цивилизационного развития, а Россия
всё еще переходит из индустриальной в информационную стадию
цивилизации. Этот переход в значительной мере генерируем внешними
процессами глобализации экономики, информации и бизнеса. В
условиях растущей глобализации (т.е. обретения явлениями мирового
масштаба) с завершением первого, “дикого” этапа перераспределения
собственности, в России неизбежно последует перераспределение
власти и собственности в пользу тех, кто способен её цивилизованно
и компетентно использовать. Это означает в перспективе рост
qnvh`k|mni мобильности в России и приближение социальной структуры
нации к моделям цивилизованных стран. Поэтому по мере
трансформации социально-экономической и политической структуры
российского общества растет значение социальной стратификации,
используемой маркетологами развитых стран в управлении
потребительским поведением.
Позиционирование многих продуктов в условиях
высококонкурентного рынка базируется на существующем или желаемом
социальном статусе потребителя. Например, реклама престижных
товаров (одежды, автомобилей, услуг образования) апеллирует к
людям высокого социального статуса, а также к тем, кто стремится
достичь его. Для людей высокого социального статуса реклама
ассоциирует престижную марку (модель) продукта с их высоким
социальным статусом. Для тех, кто стремится к более высокому
социальному статусу, престижная марка представляется как средство
обретения желаемых аспектов престижного жизненного стиля.
Американцы и канадцы используют термины “социальный класс” и
“социальное положение” (social standing) взаимозаменяемо, со
значением “социальный ранг”.
Социальный ранг индивидуума — интегральная характеристика его
свойств, которые оценивают, имеют и стремятся иметь другие.
Образование, занятие, владение или собственность, источник
дохода влияют на социальное положение, как показано на рис. 1
[Hawkins (1995), p.120]. Социальное положение меняется от низшего
класса до высшего. Низший класс — класс с низким уровнем или
отсутствием социоэкономических характеристик, желаемых обществом.
Высший класс — класс, обладающий многими социоэкономическими
характеристиками, рассматриваемыми обществом как желаемые и
значимые для высокого статуса.
Рис.1. Социальное положение вытекает из поведения и влияет на
поведение
Индивидуумы с различным социальным положением склонны вести
различный образ жизнь. Говорят, что у них — различный жизненный
стиль, т.е. характер использования жизненных ресурсов: временныґх,
финансовых, материальных, интеллектуальных и пр. С ростом значения
жизненного стиля для сегментации развитых рынков, социально-
классовая система определяется как иерархическое разделение
общества на относительно различные и гомогенные группы по
критериям отношений, ценностей и жизненных стилей.
Концепция социально-классовой системы значима для маркетеров
тем, что декларирует существование набора уникальных
способов/образцов поведения членов каждого социального класса. Для
маркетеров важно понимать, когда социальный класс является
значимым фактором потребительского поведения, а когда — нет. Как
показано на рис. 2 [Hawkins (1995), p.120], часть образцов
поведения для классов — уникальны, при этом другие образцы
поведения разделяются несколькими классами, т.е. являются общими.
Рис. 2. Уникальные и общие образцы поведения классов
Таким образом, использование концепции социального класса в
формулировании маркетинговых стратегий достаточно специфично и
часто зависит от ситуации.
2. Детерминанты социального класса
Идентификация переменных, определяющих социальный класс,
ведется в исследованиях по социальной стратификации, начиная с
1920-х гг. К числу интересных решений относится набор девяти
переменных, составленный американскими исследователями Gilbert и
Kahl (1982) [Engel (1995), p.682], показанный на рис.3.
Экономиче Переменные Политические
ские взаимодействия переменные
переменны
е
Занятие Персональный Власть
Доход престиж Классовое
Владения Ассоциация сознание
Социализация Мобильность
Рис.3. Переменные социального статуса
Для анализа потребительского поведения наиболее интересны
шесть переменных социального класса, определенные американским
социологом Joseph Kahl (1957) [там же, p.683]: занятие,
персональное исполнение (в сравнении с коллегами), взаимодействия,
владения, ценностные ориентации, классовое сознание.
В отсутствие достаточно достоверных данных о реальном
образовании, доходах и занятости в нестабильной России до сих пор
нет надежных схем социальной классификации. Прижился только термин
“новые русские”, но и он после августовского кризиса 1998 г.
несколько поблек. Действительно, в стране, по периодически
появляющимся экспертным оценкам, до половины дипломов “куплены”,
т.е. факт образования не абсолютно достоверен. От четверти до
сорока процентов экономики страны находится “в тени” при половине
российского денежного оборота, осуществляемого “черным налом” [4].
А о реальном статусе занятости (т.е. где и чем человек
зарабатывает на жизнь на самом деле) значительной части граждан
знают только сами эти граждане. В отсутствие достоверных сведений
о значениях параметров социального статуса российских граждан
отсутствует достаточно надежная и известная модель классовой
структуры в сегодняшней России. Поэтому российским аналитикам
потребительского поведения полезно обратиться к моделям, созданным
в США, учитывая общность ряда тенденций изменения в характере
занятости в условиях глобализации информации, технологии,
экономики, культуры.
Классическими подходами к структурированию американского
общества являются функциональный подход Gilbert и Кahl (1982) и
репутационный подход Coleman и Rainwater (1978) [Engel (1995),
p.699; Hawkins (1995),p.123]. Функциональный подход Gilbert и Кahl
(1982) фокусируется на занятии, уровне дохода, условиях жизни и
идентификации с этнической или расовой группой. Coleman и
Rainwater базировали свою структуру социального класса на
“репутации”, полагаясь на воображение человека с улицы.
Репутационный подход разработан для отражения популярного
представления и наблюдения того, как люди взаимодействуют друг с
другом — как равные, вышестоящие или нижестоящие по социальному
статусу. В основе подхода — персональный и групповой престиж. Обе
социально-классовые структуры делят американское общество на
высших, средних и низших американцев.
Хотя функциональный и репутационный подходы основаны на разных
концепциях, они близки в оценках размеров трех классов — высшего,
среднего и низшего. Американские исследователи Coleman и Rainwater
разработали в 1983 г. профили социальных классов в показателях
дохода, образования, и занятия [Hawkins, (1995),p.123;
Assael,p.360].
В России характеристика социальных классов весьма актуальна.
Здесь постоянно ведутся дискуссии о том, что такое средний класс
(составляющий основу демократии и стабильности в цивилизованных
странах в силу своей значительной величины), как и когда он будет
создан в России. Часть общества претендует на элитарный статус.
Другая часть не желает быть низшим слоем и ждет, когда правители
“поднимут” их в средний класс. В 1978 г. Coleman и Rainwater
p`gp`anr`kh для американского общества подробную характеристику
структуры социальных классов. В условиях глобализации социально-
экономических явлений тенденции изменения этой социальной
структуры эхом отзываются и в нашей стране.
3. Социальная стратификация и маркетинговая стратегия
Американские исследователи потребительского поведения
разработали множество методов для измерения и описания социального
класса. Эти методы предназначены для соотнесения зависимых
переменных потребительского поведения (таких как использование
продуктов, марочные предпочтения, отношения, имидж магазина и
покупки в нем) с независимыми переменными социального класса.
Универсального измерителя социального статуса не существует.
Измерение социального статуса может проводиться на основе
однокритериальных и мультикритериальных показателей. Маркетер
должен уметь выбирать критерии в зависимости от типа продукта и
рынка для решения конкретной проблемы.
Потребительское поведение лишь отчасти определяется системой
социальной стратификации. Тем не менее, социальная стратификация
может использоваться для разработки маркетинговой стратегии, как
это показано на рис.4.
Рис. 4. Использование социальной стратификации для разработки
маркетинговой стратегии
С развитием информационных технологий меняется социально-
экономическая основа общества, расширяется сфера интеллектуального
труда. Используя социально-стратификационный подход, маркетеры всё
больше внимания обращают на жизненный стиль и ценностные
ориентации потребителей, на психографические критерии сегментации
рынков.
ЛИТЕРАТУРА
1. Assael H. Consumer Behavior and Marketing Action. 5-th ed.
South-West Publishing Co., 1995 .- 750 pp.
2. Engel J.F., Blackwell R.D., Miniard P.W. Consumer Behavior. 8-
th edition. The Dryden Press, 1995. — 951 pp.
3. Hawkins D.I, Best R.J., Coney K.A. Consumer Behavior:
Implications for Marketing Strategy. 6-th edition. IRWIN, 1995.-
649 pp.
4. Н.Варнавская, Г.Ляпунова. “Уйти от налогов можно не отходя от
кассы” // Коммерсант Daily, 27.02.98.
Волгин Н.А., д.э.н.,
профессор Российской академии
государственной службы при Президенте РФ
ОПЛАТА ТРУДА В РОССИИ: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И СОВРЕМЕННОЙ ПРАКТИКИ
Н
аибольшая социальная напряженность в переходной экономике
российского общества связана с проблемами оплаты труда. Они
накаляют социальную атмосферу в стране, делают ее взрывоопасной.
В этой связи необходимы глубокие теоретико-методологические и
социологические исследования мотиваций человека к труду и его
результатам с учетом конкретных исторических, политических,
экономических и других условий. Значительный вклад в теорию
мотиваций внес Питирим Александрович Сорокин. В его известных
работах доступно и обоснованно излагаются теоретические и
практические рекомендации, позволяющие в современных условиях
строить более совершенные, действенные системы стимулирования
труда, не допустить в распределительных отношениях острых
социальных конфликтов между работодателями и наемными работниками.
Прежде всего, в данном контексте стоит отметить оригинальную
концепцию «мотивационного действия наград и наказаний» (1. С.115-
140). Даже простое перечисление отдельных наиболее принципиальных
сорокинских теорем мотивационного влияния наказаний и наград на
поведение людей свидетельствует об их актуальности в современных
условиях. Например:
«При прочих равных условиях одна и та же награда или одно и то
же наказание тем сильнее влияют на поведение человека, чем момент
их выполнения ближе. Наказание, готовое обрушиться сейчас, и
награда, которую можно получить сейчас, действуют гораздо сильнее,
чем награды и наказания, отодвигаемые в неопределенное будущее, и
чем они дальше отодвигаются, тем степень их влияния становится
меньше. За известным пределом времени, различным для различных
индивидов, влияние их равно нулю» (1. С.119). Как тут можно
удержаться, не вспомнив в этой связи нашу российскую суперпроблему
несвоевременной выплаты вознаграждений за результаты трудовой
деятельности. Никакие успокоения и заверения государства,
работодателей (типа – проиндексируем задержанную с выплатой
заработную плату; позднее увеличим ее размер в полтора, два раза и
т.д.) здесь не помогут и не окажут существенного влияния на
результативность труда работника, ибо «одна и та же награда
производит тем большее влияние на поведение одного и того же
человека, чем она ближе. Это положение давно уже было схвачено
народной мудростью и выразилось в пословице: «Лучше синица в
руках, чем журавль в небе» (1. С.120).
«Из двух или большего числа наградных актов та награда имеет
большее мотивационное влияние, которая в данный момент является
для него более желательной, приятной, нужной и вообще – лучшей и
качественно и количественно…. Само собой разумеется, что,
например, награда в виде пищи гораздо более желательна для
голодного, чем награда в виде шахматной доски или билета на
концерт Шаляпина…» (1. С.134,136).
И здесь не сложно провести соответствующую аналогию с
современными российскими проблемами в оплате труда, когда
заработную плату выплачивают не в рублях, а натуральными
(вещественными) товарами, которые, как правило, производит
opedophrhe, где трудится работник – посудой, обувью, керамической
плиткой и т.д. Они как таковые не очень нужны работнику, поскольку
для удовлетворения своих жизненных потребностей он их должен
самостоятельно реализовать и получить деньги. Такая «тяжелая»
цепочка материального стимулирования труда, естественно,
отрицательно сказывается на мотивациях и производительности
работника.
С учетом отмеченных выше теорем и теоретических выводов
П.А.Сорокина, а также анализа реальной ситуации в области оплаты
труда в России отметим наиболее крупные и острые проблемы.
Если быть достаточно скрупулезным и точным, то легко
выделяется около двух десятков противоречий и проблем в сфере
оплаты труда. Однако не все из них равнозначны по своим
отрицательным зарядам и возможным социальным последствиям.
Отметим лишь те, которые непосредственно влияют на социально-
экономическую безопасность российского государства. Эти проблемы
не могут постоянно, безгранично во времени иметь место в
общественной жизни. Если провести образную аналогию с человеческим
организмом, то это не хроническая близорукость, плоскостопие или
легкий постоянный насморк, а более опасные болезни, типа
туберкулеза, пневмонии и т.п. И если их вовремя не вылечить, то
последствия могут быть непоправимыми для человека. Примерно то же
грозит обществу, если не будут решены некоторые вопросы, имеющие
место в стимулировании труда работников.
Итак, перечислим далеко не безопасные проблемы в области
оплаты труда:
· задержки с выплатой заработной платы (от одного месяца в
более или менее благополучных регионах до года и больше в
депрессивных городах и районах России);
· низкая воспроизводственная функция оплаты труда (в настоящее
время минимальная заработная плата, установленная государством,
составляет немногим более 10% от уровня физиологического
прожиточного минимума);
· резкое падение стимулирующей роли оплаты труда в развитии
экономики страны, объемов производства на предприятиях, реализации
физических и интеллектуальных способностей работников (размеры
заработной платы почти не зависят от их квалификации, качества
труда, результативности производства и динамики макроэкономических
показателей; в материальном стимулировании господствует
уравниловка, вознаграждение за труд распределяется по принципу
«всем сестрам по серьгам»);
· сокращение доли трудовой части в совокупном доходе работника,
что сигнализирует об усилении апатии к труду, снижении его
престижности со всеми вытекающими последствиями для общества (доля
заработной платы в общем доходе работника в среднем по РФ
составляет сейчас менее 40%, большая его часть приходится на
дивиденды от собственности, ценных бумаг, доходы от
предпринимательской деятельности, различные социальные пособия,
компенсации и т.д.);
· чрезмерная дифференциация в оплате труда (разрыв в оплате
труда только по официальной статистике составляет сейчас примерно
1:26). Причем эта разница в размерах заработков работников
наиболее массовых профессий определяется не отличиями в их
квалификации, профессионализме, результативности труда, а зависит,
прежде всего, от формы собственности предприятия – частное,
унитарное, государственное, СП, ФПГ и т.п.; отраслевой
принадлежности – хлебозавод, школа, больница, типография, алмазно-
бриллиантовая корпорация, банк, нефтегазоперерабатывающий завод и
т.д. Кстати, по этому показателю (1:26) Россия занимает в
настоящее время первое место в мире.
Если продолжить анализ отмеченных проблем, то несложно
заметить, что из каждой вытекает множество других, производных
проблем и противоречий, связанных, в частности, с нарушением
принципов социальной справедливости, недоучетом региональных
особенностей, условий труда, отличий между производственной,
бюджетной сферой, государственной службой и т.д.
Для того чтобы в еще более полной мере представить всю
опасность и возможные последствия названных проблем, целесообразно
перейти от практики к теории этого вопроса, разобраться сначала с
сущностью и содержанием заработной платы, а после этого еще раз,
но уже по-новому, взглянуть на указанные выше проблемы. Дело в
том, что верный обоснованный теоретический срез имеет большое
практическое значение, позволяет более взвешенно принимать
конкретные практические решения. Например, если принять
теоретическое положение (а оно до сих пор доминирует в учебниках)
о том, что заработная плата – это часть национального дохода,
распределяемая между работниками в соответствии с количеством и
качеством затраченного труда, то в принципе нет большой беды от
тех проблем, которые имеют место в оплате труда. Плохо, но, как
говорится, не смертельно. Не вовремя человек получает часть
национального дохода – ничего страшного, подождет месяц, два и
больше. Но можно придерживаться другой распространенной точки
зрения – заработная плата есть основная доля жизненных средств
работника. Здесь острота пяти названных проблем усиливается до
максимума. Что значит в этом контексте вовремя не платить
работнику заработную плату? Это недопустимо, ибо не будет средств
для воспроизводства (даже простого) рабочей силы. То есть, как
видим, взгляд на одну и ту же практическую проблему резко меняется
в зависимости от ее теоретико-методологического представления.
Итак, что же такое заработная плата? Несмотря на большой
исторический стаж этой экономической категории (не менее чем у
«прибыли», «цены», «себестоимости» и т.п.), до сих пор нет
единства и одинаковых подходов в определении ее сущности и
содержания. В экономической литературе последних лет, в лекциях,
докладах, речах и выступлениях современных ученых, политиков,
практиков, чиновников чаще выделяется два возможных варианта
определения сущности заработной платы:
Ё заработная плата – это цена труда;
Ё заработная плата – это цена рабочей силы.
Для выбора окончательного варианта сущности заработной платы
целесообразно, с нашей точки зрения, использовать
воспроизводственный подход к рабочей силе, который, как и для
любого товара, включает четыре известные фазы:
1) производства (формирования);
2) распределения;
3) обмена;
4) потребления (использования) рабочей силы.
Процесс производства (формирования) рабочей силы (способности
к труду), то есть подготовки работника, начинается со школы, он
продолжается в ВУЗах, колледжах, при подготовке на рабочем месте,
в институтах повышения квалификации, на стажировках и т.д. Процесс
распределения и обмена рабочей силы, как правило, происходит на
рынке труда при участии трех субъектов института социального
партнерства — работодателей, наемных работников и государства, а
также непосредственно на предприятии (это наем, ротация
работников, увольнение и т.п.). Потребление (использование)
рабочей силы осуществляется непосредственно на рабочем месте, в
процессе труда, которое сопровождается производством конкретной
общественно полезной продукции, услуг, полуфабрикатов и т.д.
Qkednb`rek|mn, процесс труда имеет место только на четвертой фазе
воспроизводства рабочей силы – фазе ее использования.
Из проведенного выше анализа логично вытекают два
теоретических вывода, которые напрямую выходят на практику. Если
мы говорим, что заработная плата – это цена труда, значит
работодатель обязан включить в ее структуру только затраты,
связанные с четвертой фазой воспроизводства (использованием
рабочей силы), затраты, которые имели место лишь в процессе
трудовой деятельности. Если же мы говорим, что заработная плата –
цена рабочей силы, то она должна включать в себя затраты и
издержки по всем четырем фазам – формирования, распределения,
обмена и использования рабочей силы. Здесь как раз тот случай,
когда от теоретических заключений может во многом зависеть
практика формирования заработной платы и ее реальные размеры.
Думается, что выбор здесь очевиден. Заработная плата, как цена
рабочей силы, должна отражать не только затраты и издержки,
связанные с трудовым процессом, но и подготовкой, обучением
работника, поиском рабочего места и т.п. Она должна быть
достаточной по своему размеру не только для простого, но и
расширенного воспроизводства рабочей силы, ее развития, а также
для содержания нетрудоспособных членов семьи (детей, родителей-
пенсионеров, инвалидов и т.д.).
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество: Пер.с англ. М.:
Политиздат, 1992.
2. Питирим Сорокин и социокультурные тенденции нашего времени
/Научн.ред.Ю.В.Яковец. М.-СПб.: Изд-во СПб ГУП, 1999.
3. Тенденции и перспективы социокультурной динамики /Под
ред.Ю.В.Яковца. М.: ИЭ РАН, 1999.
4. Доходы и заработная плата: проблемы формирования,
распределения, регулирования /Под общ.ред.Н.А.Волгина. – М.: Изд-
во РАГС, 1999.
5. Социально-трудовая сфера России в переходный период: реалии и
перспективы. М.: Молодая гвардия, 1996.
Абрамов Р.Н.,
магистрант ИС РАН
ВОЗМОЖНОСТИ РАЗВИТИЯ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ МЕНЕДЖМЕНТА В
РОССИИ
Н
а пересечении экономической социологии, социологии профессий,
социологии организаций и стратификационных теорий развивается
группа теорий, которую можно обозначить как социология
менеджмента. В западной традиции существует достаточно частных и
общих теорий и исследований, в которые включается изучение
феномена менеджмента и менеджеров как социальной группы. При этом
определение менеджмента включает несколько подходов:
q менеджмент как функции, методы и приемы руководства людьми в
различных организациях (коммерческих и некоммерческих);
q социальная группа, состоящая из людей, получивших специальное
образование в сфере управления и практически занимающихся
руководством;
q научная дисциплина, область знаний, имеющая собственный
предмет и метод исследования, сформировавшая свои традиции и
научные школы;
q специфическая субкультура с особыми ценностями, нормами,
духовными и мировоззренческими ориентирами, стилем жизни [8. C.4].
Часто типы менеджмента классифицируют по соответствующим
институциональным формам организаций: правительственный, военный,
бизнес-менеджмент, менеджмент государственных учреждений,
менеджмент государственных предприятий. Такое многообразие
подходов к менеджменту вызвало к жизни множество различных теорий
в данной сфере. Условно их можно сгруппировать в несколько блоков:
1 «Внутрименеджерские» теории являются частью науки
менеджмента и отражают эволюцию взглядов менеджеров на свою роль в
организации в разные периоды развития индустриального общества.
Безусловно, к таким теориям можно отнести научный менеджмент Ф.У.
Тейлора, административный менеджмент А. Файоля [11], принципы
эффективности Х. Эмерсона. Следующим этапом стала школа
человеческих отношений и бихевиоризм в управлении, П. Дракер
выдвинул концепцию целевого управления, модель «мусорной корзины»
была предложена школой Карнеги (Сайерт, Саймон, Марч) [2], теорию
восприятия предложил Ч. Барнард. Наряду с перечисленными теориями,
менеджмент породил целый ряд подходов к управлению: ситуационный,
количественный, процессный подходы, «японский», «американский»,
«европейский» менеджмент, управление по результатам, концепции
организационной культуры, модель виртуальной корпорации и т.д.
2. Социологические теории менеджмента касаются различных
аспектов деятельности менеджеров в организации: изменение роли
различных слоев менеджмента, нюансы менеджерского контроля за
трудовым процессом, легитимация власти менеджеров и прочее.
Возрастание роли управленцев как особой социальной группы отмечал
еще Й. Шумпетер [10. C. 43-50], модель идеальной бюрократии М.
Вебера косвенно касается роли менеджеров в организации. После
второй мировой войны социальные теории менеджмента стали активно
развиваться: Э. Гоулднер, описывая развитие централизованной
бюрократической системы контроля в промышленности, полагал, что
этические и патерналистские обязательства менеджмента заменяются
служебными отношениями в рамках жестких экономических понятий об
}ttejrhbmnqrh [18]; П. Энтони, исследуя принципы менеджериальной
идеологии, полагает, что целью современного менеджмента являются
изменения в обществе, способствующие интересам бизнеса в целом;
Девид Локвуд говорил о рутинизации конторских операций, которая
ведет одновременно к специализации и деквалификации клерков; Харри
Браверман выдвинул тезис о деквалификации менеджеров и о
сохранении принципов фордизма в управлении [7]; Ральф Дарендорф
говорил о зависимости авторитета менеджера корпорации от уровня
его образования; Дж. Томпсон назвал менеджеров посредниками между
внутренней закрытой системой (производство) и внешней системой
(общество) [22]; Ричард Эдвардс обосновал расширение сферы
управленческого контроля в организации, которое зависело от
увеличения концентрации экономических ресурсов, усложнения
производства и его дифференцированности; С.Марглин, в продолжение
идей других теоретиков, развил тезис о замене капиталиста на
управляющего в современном производстве [21]; Э. Петтигрю, К Ледж
исследовали символические аспекты управленческой работы и вклад
менеджеров в реализацию моральной и политической легитимации в
процессе организации труда [8. С.29].
3. «Футурологические» теории рассматривали менеджеров как
социальную группу, которой предстоит занять доминирующее положение
в позднем индустриальном и постиндустриальном обществе. Наиболее
известная теория («революция менеджеров») была выдвинута Дж.
Бернхемом; основная ее идея состоит в том, что произойдет
вытеснение класса собственников классом управляющих, к которым
перейдет фактическое управление [19]. Впрочем, сегодня тезис о
революции менеджеров несколько потускнел, так как многие прогнозы
в этом направлении не оправдались. П.Сорокин в 1953 г. также
заявил о трансформации капиталистического класса в менеджерский
[4]. Дж. Гелбрейт, говоря о власти технократов, во многом
подразумевал большую часть группы производственных менеджеров.
Д.Белл, разрабатывая свою концепцию постиндустриального общества,
одну из ключевых ролей в нем отводил менеджерам. Д.Белл
предполагал развитие новой науки- экономизирования, которая
занимается оптимальным размещением ограниченных ресурсов в
соответствии с определенными целями. Современным выражением
принципа экономизирования является корпорация, основанная на
принципе функциональной рациональности [6. С. 332-333].
4. Стратификационные теории менеджмента предлагали различные
подходы к исследованию положения менеджеров в качестве части
стратификационной модели индустриального общества. К.Маркс одним
из первых обратил внимание на зарождающийся класс «белых
воротничков» в промышленности: «менеджеры» были той группой,
которой капиталисты делегируют административные и руководящие
полномочия, «конторские работники» занимались подсчетами и мелкой
административной работой. М.Вебер рассматривал менеджеров как
статусную группу, наделенную определенными властными полномочиями
на производстве и входящую в состав среднего класса. Некоторые
теоретики исследовали менеджеров с точки зрения их включенности во
властные элиты. Райт Миллс посвятил несколько глав своей книги
«Властвующая элита» обоснованию идеи о том, что администраторы
высшего уровня фактически переходят в класс собственников —
владельцев крупных пакетов корпоративных ценных бумаг; а также
Миллс считал занятие должности администратора в крупной компании
одним из «лифтов», обеспечивающих восходящую социальную
мобильность для обладателя этой должности [5]. В 70-е годы,
проводя анализ отношений внутри французского правящего класса,
социологи Бирнбаум П., Барук Ш., Беллэш М., Марие А. выявили
тенденцию перехода части промышленной аристократии из статуса
собственников в статус высших администраторов — управляющих
opedophrhlh. Такая тенденция стала очевидна во Франции с
середины 60-х годов [1]. Эрик Олин Райт определил место менеджеров
разного уровня (высшие, средние, супервайзоры) в стратификационной
системе общества. П.Бурдье и М. де Сен- Мартен на основе анализа
образования и происхождения высших менеджеров ряда компаний
исследовали зависимость между базовым образованием будущих
менеджеров и траекторией их карьеры. Наряду с перечисленными
теориями и исследованиями существует и ряд других: в любой
стратификационной модели общества присутствует позиция, которую
отводят социальной группе менеджеров. При этом обычно менеджеров
считают одной из основных групп, формирующих средний класс.
Безусловно, следует еще раз подчеркнуть, что предложенная
классификация теорий, касающихся менеджмента, условна: часть
теорий из одного блока также можно отнести и к другому. Такой
краткий обзор может служить иллюстрацией неослабевающего интереса
исследователей к менеджменту и менеджерам.
Российский менеджмент находится в стадии институциализации. Во-
первых, менеджмент приобретает статус научной дисциплины,
открываются кафедры и факультеты в вузах, создаются бизнес-школы,
готовятся и защищаются диссертации, выпускаются научные
периодические издания («Менеджмент», «Проблемы теории и практики
управления», «Управление персоналом» и т.п.). Создаются
объединения специалистов в области управленческих наук: Ассоциация
развития управления (АРУ), Российская ассоциация бизнес-
образования (РАБО). Во-вторых, определенный статус приобретает
профессия менеджера — бизнес-образование обеспечивает
воспроизводство кадров, занятие некоторых престижных должностей в
коммерческих и государственных структурах становится возможным
только тем, кто обладает дипломом об управленческом образовании.
Таким образом, происходит автономизация менеджеров как
профессионалов, претендующих на экспертное знание по управлению
персоналом на производстве и в офисе. Креденциализм является одним
из средств такого самозакрытия группы. Подобные явления
наблюдались в США — особенно в 50-60-е годы, когда степень МВА
стала признаваться в университетской среде. Обоснование
необходимости особого образования для администраторов сделал
А.Файоль в начале века [11. С.79-80, С.96]. Также изначально
коммерческий характер бизнес- образования, то есть высокая
начальная стоимость диплома поощряет рекрутирование будущих кадров
менеджеров из средних и элитных слоев. В-третьих, существуют
потенциальные возможности для формирования на российской почве
особой менеджериальной идеологии, отличающейся от идеологии
собственников, клерков и рабочих. В-четвертых, дальнейшее развитие
отечественного бизнеса позволяет сделать предположение о росте
потребности в профессиональных управленцах, что существенно
увеличит число и влияние менеджеров на производстве и вне его.
В настоящий момент еще не стало очевидным влияние менеджеров
на производство и общество: данная социальная группа слишком
молода и менеджеры не приобрели соответствующего статуса в
организациях. При этом менеджеров в таком понимании можно
определить как людей, получивших специальное образование в области
управления и занимающих в организациях должности, предполагающие
руководство группой сотрудников. Управленцы в советском понимании
занимали руководящие должности в организациях, однако, в
большинстве случаев не имели управленческого образования. В данном
контексте речь идет о «классическом» понимании менеджеров, которое
принято у западных исследователей. Российские социологи в
исследованиях, связанных с менеджерами и менеджментом,
концентрировали свои интересы вокруг нескольких аспектов данной
проблематики:
1. Развитие науки управления в СССР и России разрабатывали
Беркович, А.И. Кравченко[13], [14] и другие.
2. Динамика распределения ролей различных уровней менеджмента во
время распределения власти в период приватизации внутри
предприятий изучалась Алашеевой С. [15], Кабалиной В.И. [17],
Чириковой А.Е. [12. С.106-110], Рывкиной Р.В. [9. С. 317-341].
3. Место менеджеров и «белых воротничков» в стратификационной
структуре советского и постсоветского общества обозначали
Заславская Т.И.[18], Ильин В.И. [3. С.81-135], [16. С. 98-121],
Радаев В.В. и Шкаратан О.И. [7. С. 308-310].
Наличие потенциальных возможностей у менеджеров вырасти во
влиятельную социальную группу, а также значительный опыт
исследований менеджмента и менеджеров в мировой социологии
позволяют говорить о широком исследовательском поле по изучению
процессов формирования, средств легитимации власти и стиля жизни
российских менеджеров.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бирнбаум П., Барук Ш., Беллэш М., Марие А. Французский
правящий класс. Пер. с фр. М.: «Прогресс», 1981. 254 с.
2. Дункан Джек У. Основополагающие идеи в менеджменте. Уроки
основоположников менеджмента и управленческой практики. Пер. с
англ. М.: Дело, 1996г. 272 с.
3. Ильин В.И. Государство и социальная стратификация советского
и постсоветского обществ. 1917-1996 гг.: Опыт конструктивистко-
структуралистского анализа. Сыктывкар. Сыктывкарский универститет,
ИС РАН, 1996. 349 с.
4. История теоретической социологии в 4-х томах. Т.3. Под ред.
Давыдова Ю.Н. М.: «КАНОН», 1997. 448 с.
5. Миллс Р. Властвующая элита. Пер. с англ. М. «Иностр. лит-ра»,
1959. 543 с.
6. Очерки по истории теоретической социологии ХХ столетия (от М.
Вебера к Ю.Хабермасу, от Г.Зиммеля к постмодернизму) / Ю.Н.
Давыдов, А.Б. Гофман, А.Д. Ковалев и др.). М.: Наука, 1994. 380 с.
7. Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация: учеб.
пособие. М.: Аспект Пресс, 1996. 318 с.
8. Романов П.В. Современные социологические теории менеджмента
(курс лекций). М. 1997. 63 с.
9. Рывкина Р.В. Экономическая социология переходной России. Люди
и реформы. М.: Дело, 1998. 432 с.
10. Социально- политические воззрения Й. Шумпетера (реферативный
сборник) — М.: ИНИОН АН СССР, 1989г.- 105С.
11. Файоль А. Общее и промышленное управление. Пер. с англ. М.
Журнал «Контроллинг», 1992. 111 с.
12. Чирикова А.Е. Лидеры российского предпринимательства:
менталитет, смыслы, ценности. М.: ИС РАН 1997.
13. Кравченко А.И. Социология труда в ХХ веке (историко-
критический очерк) — М.: «Наука», 1987. 181 с.
14. Кравченко А.И. Классики социологии менеджмента: Ф.Тейлор,
А.Гастев. СПб.: РХГИ, 1998. 320 с.
15. Алашеева С. Неформальные отношения в процессе производства:
взгляд изнутри // Социолог. Исслед. 1995. №2, С.12-19.
16. Ильин В.И. «Белые воротнички» в современной России: новые
средние слои или конторский пролетариат? // Рубеж №8-9, 1996. С.98-
121.
17. Кабалина В.И. Изменение функций и статуса линейных
руководителей // Социолог. Исследов. 1998. №5. С.34-43.
18. Заславская Т.И. Структура современного российского общества
// Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного
мнения. 1995. №6. С.6-13.
19. Burnham J.The managerial revolution: what happening in the
world, New York, John Day, 1941.
20. Gouldner A. Patterns of industrial bureacray. New York: Free
Press, 1954.
21. Marglin S. The origins and functions of hierarchy in
capitalist production / Nichols T. Capital and Labour. Glasgow:
Fontana, 1980, p.239.
22. Thompson J. D. Organization in Action. New York: Free Press,
p.12.
Гуртов В.К.,
к.э.н., доцент РАГС
КРИЗИС И ПРИОРИТЕТЫ СОЦИАЛЬНО – ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ В РОССИИ
М
ы живем в историческое время. Завершается эра индустриального
общества. Все нагляднее проступают контуры новой мировой
цивилизации. Явственнее намечается вступление в век
информационного общества на основе научных открытий XX столетия. В
экономическом, политическом, финансовом отношении, в
информационной политике происходят изменения, которые формируют
начальный период века грядущего. Уже сейчас видно, что это будет
совершенно иной мир, весьма противоречивый как для мирового
сообщества, так и для России.
Родилось уже поколение, которому предстоит дожить до середины
XXI века. Весьма важно и то, что лучшие интеллектуальные силы США,
Японии, Германии и Китая заняты определением концепции развития
своих стран до 2015-2020 года, выработкой приоритетов
экономической и социальной политики, ищут свое место в будущем
новом устройстве мирового сообщества.
В экономической литературе просматриваются несколько возможных
вариантов мирового развития, которые во многом определят структуру
будущего мирового сообщества, соотношение потенциальных вариантов
расстановки сил, выбор между различными сценариями. По мнению
академика Абалкина Л.И., дискуссия идет о борьбе разных моделей и
социально-политических установок, среди которых он выделяет три
возможных сценария развития событий [1. С.33-34].
Первый – формирование одной супердержавы, которая претендует
на универсальность ее ценностей для всех стран и народов. В основе
таких представлений экономическое могущество одной страны, мощная,
не имеющая равных монополизация информационных систем и методов
управления массовым сознанием, использование огромного, хорошо
сконцентрированного и не имеющего на сегодня равного по силе
военного потенциала.
Второй – это концепция формирования «золотого миллиарда» и
мировой окраины. В данной модели группа высокоразвитых стран
выделяется в качестве своеобразной элиты с отторжением всего
остального населения на окраину мирового сообщества. В основе этой
концепции лежит формирование мощной финансовой элиты, втягивающей
большинство стран в режим неэквивалентного обмена и долговой
зависимости, подкуп и деморализация национальных элит большинства
стран, информационное давление через систему массовой информации.
Главная цель такой политики – лишить остальные государства
возможности производить высокотехническую продукцию, обеспечить
сдвиг всех пропорций в сторону развитых стран в энергопотреблении
и в ресурсопотреблении в ущерб странам третьего мира.
Весьма любопытным является тот факт, что при равенстве
количества населения в США и в России – примерно около 3% от
численности населения планеты, совершенно разные возможности при
более пристальном взгляде на национальные богатства. США
потребляет 15% глобальных ресурсов, а это невозможно без нанесения
ущерба интересам других народов. В то же время на территории
России сосредоточено до 35% запасов мировых ресурсов и более
половины стратегического сырья. При их суммарной оценке видно, что
каждый житель ее в 3-5 раз богаче американца и в 10-15 раз —
opedqr`bhrek европейского континента. В материально-ресурсном
аспекте Россия – единственная в мире страна, самообеспеченная для
интенсивного социально-экономического развития [2. С.6,18].
В результате проведения политики «золотого миллиарда»
население этих стран имеет средний душевой доход в десятки раз
больший, чем доход, получаемый остальным населением Земли,
проживающим в странах третьего мира (а это 80% населения Земли).
Известно, что 10% населения Земли имеет душевой доход более чем 20
тысяч долларов в год, 20% — более чем 9 тысяч, основная же масса
людей – от 500 до 1200 долларов, но много и таких, кто получает
даже меньше 200 долларов.
В обоих вариантах существует опасность утраты своеобразия
типов цивилизации, их подгонки под универсальные стандарты вплоть
до раскола мира. За этим стоит потеря человечеством своего
многообразия, социально-культурного и национального устройства
отдельных регионов. Такой путь способен обескровить традиции
мировой культуры, подогнать все страны под некие универсальные
стандарты.
Третий сценарий – создание системы полицентрического
формирования мирового сообщества, создание в его рамках 5 – 7
крупных центров со своими сферами влияния и притяжения, с
сохранением многоцветного мира с разнообразием и равноценностью
входящих в него моделей организации экономической и социально-
политической жизни.
Выбор одного из этих вариантов является не просто результатом
чисто интеллектуальных усилий, это результат столкновения и борьбы
различных сил и тенденций. Это вопрос судьбоносный для будущего
мирового устройства, на котором будут сконцентрированы усилия
стран в начале ХХI столетия.
Что касается России, то на пороге нового века она стоит перед
необходимостью серьезного, достаточно радикального пересмотра
путей ее преобразования, нового концептуального – смыслового
определения места и ее исторической роли и места на стыке
европейской и восточной культуры. Хотя это является первоочередной
из всех ближайших задач, она до сих пор не определила своего
выбора. Отсутствуют целенаправленные работы над продуманной
долгосрочной концепцией развития, нет концентрации сил над
разработкой как ближайших, так и долгосрочных ориентиров социально
– экономического развития.
События, которые произошли 17 августа 1998 года, существенно
осложнили все экономические и социальные процессы в стране.
Произошел гигантский спад производства, резкий скачек цен и
массовое обнищание населения. Массовый дефолт и обесценивание
национальной валюты качественно изменили положение в стране и ее
место в мире.
Известно, что государственный долг России до 17 августа
измерялся суммой в 150 млрд. долларов. Если брать сложившийся до
этого валютный курс рубля и доллара и оценивать его в соотношении
1:6, то это равнялось примерно 900 млрд. рублей, что несколько
превышало треть валового внутреннего продукта страны в 1997 году.
За 1,5 месяца это соотношение изменилось в пропорции 1:16. А это
означает, что размер внешнего долга возрос примерно до 2 трлн. 400
млрд. рублей или, с учетом возможного роста ВВП из-за повышения
цен до 3 триллионов рублей, 80% от объема ВВП.
Произошло не только снижение доходов населения, но и
обескровливание реального сектора экономики, прямое изъятие
оборотных средств. Гигантских размеров достиг кризис платежей, как
отличительная особенность сложившейся в стране долговой экономики.
Объем просроченной кредитной задолженности достиг на 1 сентября
1998 года суммы в размере 1 трлн. 214 млрд. рублей. Это в 3,5 раза
ank|xe всей денежной массы в стране (как наличных, так и
безналичных денег).
Общая задолженность по заработной плате выросла за 1997 год на
12,5 млрд. рублей, а за девять месяцев 1998 года – на 28,5 млрд.
рублей. Бюджетная задолженность за это время увеличилась почти в
три раза [1. С.38]. Лишь с конца 1999 г. — начала 2000 г.
положение стало улучшаться.
Задолженность по заработной плате
Задолженность (млрд. руб.)
Бюджетная Общая
На 1.01.1997 9,6 47,1
г.
На 1.01.1998 6,9 59,6
г.
На 1.10.1998 20,9 88,1
г.
В условиях кризиса ухудшается положение большинства населения
– растет безработица, уменьшаются доходы основного населения,
углубляется социальная поляризация, усиливается недовольство тех,
кто понес наибольшие потери. Если кризис носит длительный и
глубокий характер, тогда созревают предпосылки для революции. А «…
революция, – как отмечал очевидец революционных коллизий начала
века знаменитый русско–американский социолог Питирим Сорокин, —
суть худший способ улучшения материальных и духовных условий жизни
масс… Революции скорее не социализируют людей, а биологизируют; не
увеличивают, а сокращают все базовые свободы; не улучшают, а
скорее ухудшают экономическое и культурное положение рабочего
класса… Чего бы она ни добивалась, достигается это чудовищной и
непропорционально великой ценой» [3. С.270].
Исторический разлом, в котором оказалось все мировое
сообщество на рубеже нового тысячелетия, ставит задачу глубокого
анализа и переоценки научных наследий уходящего века. В этой связи
многие из идей Питирима Сорокина становятся наиболее понятными
только сейчас.
Он подчеркивал, что « типы экономик, систем управления и
идеологии во всех странах не являются чем-то постоянным, но
непрерывно колеблются между полюсами тоталитарного и совершенно
свободного режимов типа laisser passer, laisser faire с минимумом
правительственного контроля социальной жизни, взаимоотношений и
поведения граждан. В течение чрезвычайного периода
правительственный контроль может увеличиваться, и соответствующие
системы экономики, управления и идеологий в разной степени
подвергаются тоталитарной конверсии; в другой период в том же
самом обществе масштаб и жесткость правительственной регламентации
может уменьшаться, и его экономика, управление, идеологии и весь
образ жизни детотализируются или реконвертируются в направлении
свободной экономики, управления, идеологий и образа жизни» [4.
С.123].
Происходящие в стране сложные преобразовательные процессы
необходимо рассматривать в комплексе закономерностей циклично –
генетической динамики общества. Выбор государственной стратегии,
как считают специалисты [5. С.33-34], необходимо соотносить
резонансным взаимодействием циклов и кризисов разной длительности
в различных областях – экономической, технологической,
экологической, социально – политической, на разных фазах циклов:
среднесрочных (около десятилетия), долгосрочных Кондратьевских
(полувековых) и цивилизационных (охватывающих несколько столетий).
Чтобы не доводить обездоленные массы до разрушительного
революционного взрыва, государство должно предусматривать систему
мер по смягчению социальных тягот жизни.
«Настала пора, – как справедливо считает Кушлин В.И., —
напрямую увязать содержание рыночных преобразований с задачами
обеспечения на базе реформ устойчивого роста благосостояния народа
страны в целом» [6. С.37].
Только при таком подходе социальный, а точнее социально-
экономический компонент становится центральным фактором,
предопределяющим и направленность рыночных реформ, и мотивацию
действий участников преобразований.
«Чтобы наши российские реформы стали эффективными, нужно как
можно быстрее создать и запустить механизм раскрытия
созидательного потенциала людей в контексте процесса расширенного
воспроизводства. Под этим углом зрения нужно посмотреть на
взаимосвязи многих процессов: потребления и сбережения, структуры
qaepefemhi, соотношение сбережений и накоплений, накоплений и
капитальных вложений» [Там же. С.40]..
Считается, что первоисточник инвестиционного процесса – это
сбережения граждан. Официально принято полагать, что в России
довольно высокая норма сбережений. В 1995 –1997 годы она, по
данным Госкомстата, составляла 22 –25 %. Однако в ней, по мнению
специалистов, не учтен повторный счет, очистка от которого снижает
этот показатель до 9 –10% в 1995 году и до 8,3% в 1997 году [7.
С.50-51].
Кроме того, в стране большой дисбаланс между сбережениями
основной массы работников, в своей основе низкооплачиваемых, и
уровнем накопления у элиты (до 30% от ВВП). По имеющимся данным,
показатель доходов, относящихся к массовому потребителю,
уменьшился с 49% в 1990 году до 23% в 1997 году. В условиях
низкого инвестиционного спроса отечественной экономики, которая
составляет не более 12-15% от ВВП, высокие доходы элиты не
поступают во внутренние инвестиции. В значительной части они
переходят в доллары и вывозятся из страны.
В связи с этим необходимо сделать так, чтобы социальные
потребности стали восприниматься населением как органическая цель
реформ.
Нами поддерживаются позиции тех ученых экономистов и
политиков, которые по праву считают ключевой проблему современного
этапа реформ в смещении центра их тяжести в поисках решений и
действиях: не сводить усилия лишь к совершенствованию финансовых
оборотов, а заняться реальным сектором экономики, разворачивая его
развитие на научно-инновационную основу, на базе более активных
инвестиций в науку, образование и приоритетные отрасли
отечественного производства. Подтверждением этому служат
заключения экспертов-аналитиков при Совете Федерации Федерального
Собрания Российской Федерации, которые пришли к выводу, что для
вывода страны на траекторию устойчивого развития, для преодоления
инерции спада производства и разрушения научно-промышленного
потенциала параметры роста ВВП за год должны составлять не менее
5%, в том числе инвестиции в наукоемкую промышленность и новые
технологии – до 20%. Приросты заработной платы при этом должны
быть не ниже 12% в год, а конечное повышение эффективности
производства при этом должно составлять не менее 10% в год.
ЛИТЕРАТУРА
1. Абалкин Л.И. Вызов эпохи и приоритеты экономической и
социальной политики государства. Деловая жизнь России. Январь,
1999.
2. Вольский А. Максимизация инновационного фактора – решающее
условие устойчивого развития современных экономических систем.
Лужков Ю. Политический центризм и «третий путь» развития. Деловая
жизнь России, январь 1999 г.
3. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат,
1992.
4. Сорокин П. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука.
5. Яковец Ю.В. История цивилизаций. М.: Владос, 1997.
6. Кушлин В.И. Эффективность рыночных преобразований.
Государственная служба, № 1-2, 1998.
7. Григорьев Л. В поисках пути к экономическому росту. Вопросы
экономики, №8, 1998.
Раздел VI
Государство, политика и нравственность
Кушлин В.И.,
д.э.н., проф., академик РАЕН
ПРОЕКЦИЯ РОССИИ
НА «ИНТЕГРАЛЬНЫЙ» СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ СТРОЙ ПИТИРИМА СОРОКИНА
О
дин из самых впечатляющих результатов научного творчества Питирима
Сорокина — его далеко идущий прогноз мировой социокультурной
динамики. Наиболее существенный и для нашего времени вывод связан
с показом бесперспективности так называемого «чувственного»
(секулярного) социокультурного строя. Того строя, который
характерен сегодня для высокоразвитых стран и который Россия
избрала в качестве «идеальной» модели в своих реформах. П. Сорокин
убедительно показал, что сами базовые принципы секулярного строя —
ориентация на удовлетворение материальных чувственных
потребностей, на получение удовольствий, развлечений, по многим
причинам, уже не могут иметь безусловной перспективы. Исчерпали
себя и соответствующие научные концепции. Он обосновывает
неизбежность утверждения нового, «интегрального» (как он его
назвал) социокультурного строя. Выводы П.Сорокина можно
оспаривать, но невозможно проигнорировать.
Для всех, кто серьезно осмысливает разработки, касающиеся
интегрального строя, постиндустриального общества и вообще
социальных перспектив, особый интерес должны представлять два
принципиальных свойства будущего общества, выделенных П.Сорокиным.
Во-первых, то, что серьезно понижается статус индивидуализма как
основного мотивационного фактора существующего развитого общества.
Новый строй, пишет П.Сорокин, должен воодушевляться не «борьбой за
существование и взаимным соперничеством», а духом всеобщей дружбы
и симпатии, неэгоистической любви и взаимной помощи [1. C.75]. Во-
вторых, базой нового строя должны стать современные научные знания
и аккумулированная мудрость человечества.
С момента, когда П.Сорокин делал свой прогноз о будущем
общественном устройстве, в мире произошли серьезные изменения.
Резко ослабел в своем влиянии фактор социалистической альтернативы
капиталистическому устройству мира. С исчезновением СССР утратила
былое значение двухполюсная конструкция мира. Потеряли
актуальность — как это выглядит на поверхности — разработки,
касающиеся конвергенции двух систем. Но вместе с этим ошибочно
говорить, будто уже утвердилась «победа» одной из двух систем
мироустройства над другой, а сами идеи конвергенции остались в
прошлом. Тревоги за будущее мира, в том числе и его благополучной
части, в условиях однополюсности нисколько не уменьшились, а
скорее усилились. И можно утверждать, что разработки П.Сорокина,
обосновывающие неприемлемость потребительской конструкции общества
и необходимость формирования нового, «интегрального»
социокультурного строя, стали еще более значимыми и в научном, и в
социально-политическом отношении.
Мой доклад был задуман как проецирование России на
теоретическую конструкцию, выстроенную П.Сорокиным в аспекте
прошлого, настоящего и будущего.
Начнем с того, в какой мере сегодняшняя Россия на фоне
aeqopevedemrmncn кризиса страны может считать себя причастной к
разработке столь высоких проблем, как выбор парадигмы мирового
будущего. У меня на этот счет мнение вполне определенное: любое
самоустранение России от этого будет во вред не только нашей
стране, а и мировому сообществу в целом. Не следует забывать, что
вне проблем, касающихся России, вне материалов по СССР Питирим
Сорокин и другие передовые мыслители мира просто не смогли бы
дойти до главных обобщений по поводу общих противоречий ХХ века и
облика будущей «интегральной» культуры и «интегрального»
социополитического строя.
Не только ради интересов наших народов, а и в интересах
мировой науки об обществе следует более глубоко изучать процессы,
характерные для социалистического этапа жизни нашей страны. Это
надо сделать спокойно, непредвзято. С тем, чтобы понять движущие
силы, постоянно воспроизводящие в нашем обществе начала
коллективизма и сотрудничества, духовности и творчества. Этот
показательный опыт большого народа не может быть утрачен. Его
осмысление и использование способно облегчить поиск оптимальной
дороги к тому мировому будущему, о котором мечтал П.Сорокин.
Пытаясь спроецировать разработки П.Сорокина на нынешнюю
Россию, мы, разумеется, вновь и вновь обращаемся к оценке
трансформационных процессов, связываемых с понятием радикальных
реформ. На фоне кризиса, разверзшегося после августа 1998 года,
почти всем стали ясны многие грубые ошибки, допущенные в ходе
экономической реформы. Можно констатировать, что глубинный
источник этих ошибок – в попытке резко поменять социально-
психологическую конструкцию общества. Происходил активный, — не
считаясь с социальными издержками, — слом существующей
хозяйственной системы с ориентацией на сложившиеся во вне
«образцы». Беда в том, что никакого творчества проявлено не было:
наблюдалось бессистемное и, можно сказать, суетливое копирование
уже пройденных западных моделей общества. Последствия такого пути
ныне почти очевидны.
Что делать далее? Есть ли у нас еще ресурс и наличествует ли
готовность двигаться в сторону общества, базирующегося на знаниях
и творчестве? Самим раскладом сил в мире Россия поставлена сейчас
в положение «догоняющего». С одной стороны, это уязвляет, а многих
просто деморализует. Но, если посмотреть на вопрос с другой
стороны, данное положение может оказаться и некоторым значительным
преимуществом. Если путь, по которому движется нынешний
капиталистический поезд, ведет в итоге к пропасти, то глупо просто
«догонять», расходуя на это все ресурсы.
Заманчиво было бы применить принцип (к которому пытались
подступиться еще в советские времена) — «обгонять, не догоняя!» Но
если он в условиях единой и правящей КПСС остался словесным
лозунгом, то теперь подобная установка вообще повисает в воздухе.
Да и по сути провозглашение данного принципа далеко не безупречно,
если руководствоваться представлением П.Сорокина о будущем.
Правомерна другая постановка этой проблемы. Она вытекает из
более глобального взгляда на наш внутрироссийский кризис. Мы
привыкли считать, что Россия отстает от Запада в развороте
Кондратьевских и цивилизационных циклов едва ли не на один цикл.
Но это только в том случае, если развитие «лидеров» действительно
отвечает требованиям общечеловеческого прогресса. А сегодня все
больше исследователей начинает понимать, что это далеко не так.
Есть много фактов, дающих основания говорить, что кризис в России
есть в значительной мере предвестник общемирового кризиса,
предшествующего вступлению в новую цивилизационную фазу. И, может
быть, Россия раньше других вступила в этот мировой этап, а значит,
обретает опыт преодоления противоречий, которого нет у других.
Qsyeqrbemmn и то, что у России сохранилось в менталитете многое из
того, что по законам циклического развития должно стать главным,
структуроопределяющим качеством следующего цивилизационного этапа.
Я имею в виду свойства общинной цивилизации, корнями уходящий в
вековую культуру России.
Известно, что сегодня сложилась определенная монополия на
глобальные разработки. Всё, что считается истиной, произрастает из
научных центров, поддерживаемых Западом. При всем кажущемся
многообразии этих прогнозов они довольно просты по конструкции.
Спасибо З.Бжезинскому, после выхода его новой книги «Великая
шахматная доска» эта простота стала хорошо видимой для любого
человека, умеющего читать. Сам автор в интервью по поводу этой
книги В. Третьякову заявляет: «В книге очень открыто говорится о
гегемонизме США, поскольку такой гегемонизм наличествует. Но это
гегемонизм демократии, — подчеркивает З.Бжезинский, — и это сильно
отличает его от того гегемонизма, который был раньше» [2].
Итак, мировой порядок, согласно замыслам господствующей элиты,
должен сохраняться при помощи силы, которая изначально является
носительницей «прогрессивного». И вопрос заключается только в том,
чтобы с этим вся мировая общественность согласилась.
«Цель политики США, — я цитирую книгу Бжезинского, — должна
без каких-либо оправданий состоять из двух частей: необходимости
закрепить собственное господствующее положение... и необходимости
создать геополитическую структуру, которая будет смягчать
неизбежные потрясения и напряженность, вызванные социально-
политическими переменами, в то же время формируя геополитическую
сердцевину взаимной ответственности за управление миром без войн».
Есть ли у нас в России ясность (я уж не говорю о согласии) по
этому вопросу? По сути, речь идет о том, что должно установиться
довольно жесткое управление миром со стороны нескольких стран,
опережающих всех на порядок по комфорту жизни. И эти стандарты
менять не предполагается. Дж.Буш выразился об этом предельно
четко: «Американский образ жизни не подлежит обсуждению». Это
дополняется аксиоматичными установками прогнозистов (Р.Соколоу,
Пристонский университет): «Американский жизненный уровень ни в
коем случае не должен распространяться на весь мир».
Итак, вновь модель будущего оказывается «простой» и
«красивой». Я не хочу здесь касаться вопроса о реалистичности
подобного прогноза. Если составители в него действительно верят,
то, как говорится, бог им судья. Но ведь это отражается и на
авторитете прогнозного обществоведения в целом, а также задает
тональность в общем миропонимании. Думается, не так уж не прав
академик РАЕН Панарин А.С., когда он утверждает, что нынешнее
чрезмерное усиление Запада в ущерб Востоку сопровождается (наряду
с получаемыми текущими выгодами) примитивизацией мышления самого
Запада, в частности, стратегического, геополитического мышления
[3. С.91].
Вариант мирового будущего, на принципе торжества «западнизма»,
как показано весьма серьезными учеными, изучающими мир более
комплексно, чем некоторые политически предвзятые западные
прогнозисты, не способен сохранить относительное равновесие на
Земле больше, чем на 50 лет. И это при идеальном условии, если
«остальной мир» политически согласится с выраженными одной страной
претензиями на господство, что мало вероятно.
Многие опасности для человечества в этом плане приоткрываются
анализом истоков и последствий череды финансовых кризисов
последнего времени. В разных кругах обсуждаются возможности
регулирования таких валютно-финансовых возмущений из единого
центра при посредстве глобальных информационных сетей. Я не говорю
здесь о высказываемых подозрениях, что имевшие место региональные
thm`mqnb{e кризисы уже сейчас кем-то управлялись не без корысти. Я
говорю о другом: если полагаться на такое управление из
монопольного центра как на мировой стабилизатор, то надежность его
призрачна. Талантливые хакеры уже сейчас способны преодолеть самые
изощренные системы защиты. Вряд ли в выигрыше от монопольного
положения в глобальной информационной сети всегда смогут быть одни
и те же силы!
У России есть шанс внести свой вклад в реконструкцию
складывающегося однолинейного геополитического мышления. Может
быть использован особый интегральный характер исторического
прошлого страны и опыт преодоления новых сложных противоречий, с
которыми нам пришлось столкнуться раньше других стран.
Особенно болезненным для нашей страны может оказаться
следование западным геополитическим моделям в области региональной
политики. Часто можно услышать, что расширение экономической
самостоятельности российских регионов вплоть до конфедерализации
страны — это вполне респектабельный путь, способный снять сложные
противоречия современной жизни. Но за такими аргументами чаще
всего скрывается корысть внешних для России сил. Практика
регионализации социально-экономической и политической жизни
последних лет показывает, что почти всегда она сопровождалась
понижением требовательности к стратегической эффективности
использования природных ресурсов. Замена общенационального
интереса в оценке природного ресурса интересом региональным обычно
приводит к тактике ускоренного проедания его запаса даже по
демпинговым ценам. Ясно, что стратегическая выгода добровольно
отдается в таких случаях внешнему партнеру.
Сравнительная достаточность природно-ресурсного потенциала
России не должна порождать беспечность. Ресурсы ископаемых
находятся в труднодоступных местах, отягощаемых суровостью
климатических условий. Нужно ориентироваться на политику
сохранения ресурсного потенциала для будущего страны с акцентом на
наукоемкие ресурсосберегающие технологии. Это еще более усиливает
значимость для нашей страны общегосударственной научно-
технологической политики.
И здесь я хочу вернуться к вопросу, поставленному в начале
моего доклада: есть ли у нас ресурс, позволяющий вносить вклад в
формирование общества, базирующегося на творчестве и знаниях?
Я хотел бы настаивать на уникальности научно-поисковых
традиций России, которые позволяют рассчитывать на умножение
генерирования фундаментальных идей в области общественного
устройства и новых технологий жизни людей. Очень важно всем вновь
поверить в это.
Хотя за последние 10 лет значительная часть наших научно-
творческих кадров уехала за границу, потенциал свершения научных
открытий, сориентированных на будущее, в стране с учетом ее
специфических качеств и традиций огромен. Масштаб ресурсов России,
объединяемый понятием «интеллектуальная собственность»,
независимые эксперты оценивают величиной около 400 млрд. долл. [4.
С.3]. Было бы великим счастьем, если бы удалось «оплодотворить»
эти познавательные возможности и традиции инновационно-
предпринимательским началом, заимствованным в странах с западным
менталитетом.
Может быть также обращен в новое качество исторически
характерный для России стиль жизни, сочетающий в себе высокую
духовность, склонность к глубоким творческим размышлениям с
относительной скромностью быта и условий труда, отсутствием
завышенных потребностей в комфорте.
Особого внимания к себе требует проблема более полного
использования российского образовательного потенциала, который во
lmnchu отношениях сильнее, продуктивнее (с позиций требований
постиндустриального общества), чем образовательные системы ряда
стран Запада.
Наверное, не следует стесняться и в вопросе об активизации
разработок, касающихся интеграции народов (и государств) на
постсоветском пространстве. Чем плоха, например, идея создания на
территории бывшего СССР системы институтов, а может, и
межгосударственного правительства, адекватных постиндустриальной
эпохе? Сегодня это выглядит фантазией чаще всего не потому, что не
эффективно или не осуществимо по технологическим или историческим
причинам. Отторжение идет на уровне политики, сконструированной
зачастую искусственно. Можно применительно к этой теме
перефразировать мысль П.Сорокина, приводимую им в конце книги
«Главные тенденции нашего времени»: как только наше общество или
его лидеры серьезно решат построить такой порядок, им и всем
станет ясно, что план этот вполне реализуем, что это не
утопическая мечта [1. С.309-310].
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.:Наука.
1997.
2. Независимая газета, 1998, 31 декабря.
3. Панарин А.С. Двуполушарная структура мира: смысл дихотомии
Восток-Запад. — В сб.: Локальные цивилизации в ХХ1 век:
столкновение или партнерство? — Материалы к Х Междисциплинарной
дискуссии. М., 1998.
4. Поиск, 1997, 1-7 ноября, № 45.
Яновский Р.Г.,
член-корр. РАН,
президент Российского
общества социологов и демографов
ПИТИРИМ СОРОКИН: ВОПРОСЫ ВОЙНЫ И МИРА
В
социологическом творчестве Питирима Сорокина война занимает
достойное место. Он довольно рано занялся этими вопросами. Уже
после революции пятого года, после русско-японской войны,
естественно, его заинтересовали проблемы войны. Его интегральная
философия была связана с представлениями о том, что нужно
рационально, интуитивно и экспериментально, практически подходить
к изучению явлений. И он изучает эти вопросы, будучи студентом.
События российской революции его втянули. Здесь мало говорилось о
том, что он был революционером определенного толка, эсером. И в
этом отношении он был социалистом. Я приведу одно маленькое
высказывание, которым он заканчивает одну из своих статьей в 1917
году: “Мы идем с теми, кто освобождает народы и до тех пор, пока
они это делают, пока они его освобождают.”
Надо еще одну вещь сказать, о которой здесь как-то робко и
умолчали, о взаимоотношениях и о диспуте между Питиримом Сорокиным
и Лениным. Ленин был на 19 лет старше Питирима Сорокина, и,
естественно, это не могло не сказаться. Он знал его и понимал, что
происходит. И когда с Питиримом Сорокиным случилось вот такое
несчастье, когда его арестовали, а Питирим Сорокин был русским
патриотом, потому что он был оборонцем, а Ленин был пораженцем.
Газета “Правда” попала в руки Владимира Ильича Ленина. Это было
осенью 1918 года, когда уже шла девальвация самого Брестского
мира, а вы знаете, что Ленин был в одиночестве в этом отношении, и
он пишет статью, будучи больным и раненным, “Ценные признания
Питирима Сорокина”. В этой статье он, прежде всего, хвалит
Сорокина. Вы вдумайтесь только в одно положение о том, что часто
мелкая буржуазия и крестьянство более патриотичны, чем буржуазия и
пролетариат. Это Ленин пишет в 1918 году, когда революцию
признавали только как пролетарскую революцию. Это было не
случайно, потому что Питирим Сорокин по своему происхождению был
рабоче-крестьянский ребенок, который на своих плечах перенес
тяжесть тех событий, которые были тогда. В три года потерял мать,
в 11 лет покинул семью. Сумел поучиться и в Вычуге, и в других
местах получить образование. Экстерном сдал на аттестат зрелости и
получил высокое и глубокое образование в университете. Это же надо
видеть, это надо осязать, это надо понимать.
Сорокин глубоко занимается исследованием войны. Сначала он
выявляет ее природу. Не требует доказательства, что война — это
зло. Но что это за явление? Почему на протяжении веков связь
времен осуществляется через военные действия? Этим вопросом
задался Питирим Сорокин. Но будучи эмпириком, будучи
исследователем, близким к естествоиспытателям (не случайна его
дружба с Бехтеревым и с Павловым), генетическое понимание этих
вопросов заставляет его задуматься. И он начинает анализировать
все войны. Он проанализировал 967 войн, причем с Древней Греции до
наших дней, до его кончины. В том числе 151 войну, которую вела
Россия. Не меньше войн вели Англия, Италия и другие страны. Он всю
европейскую цивилизацию посмотрел через войну и пришел к выводу,
wrn война не только проклятие, а она имеет и положительные
явления, и что люди в это время раскалываются, одни становятся
более альтруистичны и более уважительны, и более героические, и
более совестливые, а другие становятся более безнравственными,
более аморальными и так далее. И это он проследил на протяжении
тысячелетий. Это же подвиг, это научный подвиг. Причем Сорокин это
сделал на основе социологического анализа, огромного количества
фактов. В частности, говоря о нашей Родине, он пишет: почему
великороссы выдержали киевский этнос, суздальский и московский
выдержали только потому, что это были суперэтносы, что они
сражались. Он говорит: войны, войны и войны. И действительно,
посмотрите на ХХ век, самый кровавый век. Это подтверждение его
теории о том, что войны становятся более разрушительными, что они
более жестоки. Если в средние века, пишет Сорокин, были рыцарские
бои, были какие-то определенные правила ведения войны, то возьмите
душегубки, возьмите современные средства убийства людей, они стали
мощными, более того, они стали непримиримыми. А война стала
омерзительной, и в лице народов она проклинается, как бедствие для
человечества. И те скандальные события, которые происходят сейчас,
они есть не что иное, как реакция инстинкта и сознания масс на те
безобразия, которые имеют место, проявляются ли они в Афганистане,
или в районе Африки, или в Чечне, или где угодно. И вот этот
сорокинский анализ, честный и открытый, основанный на множестве
фактов, говорит о том, что это явление надо изучать. И дальше он
приходит к вопросу — а как же быть? Он говорит: я не проповедник,
я ученый. Есть две альтернативы: или войны будут продолжаться,
если не изменить ситуацию, они будут идти, если будет
эксплуатация, если будет социальная несправедливость, если будут
жестокость, насилие и так далее. Для того чтобы они перестали
быть, надо изменить социокультурную среду, преодолеть насилие. Он
выдвигает идею дружбы, быстрейшего изменения социальных условий
жизни. И если мы всмотримся сейчас в то, что происходит на наших
глазах, мы увидим, что это так и есть. И не случайно И.А.Ильин
пишет, что одним из лучших оппонентов у марксистов был Питирим
Сорокин. Он не был враждебно настроен, он был в колебаниях, был в
исканиях, в наступлении и отступлении в понимании этих процессов.
Но он был революционером и он шел в нужном направлении. Поэтому
встает вопрос, что мы должны изучать это идейное научное наследие.
Я должен сказать, что у нас очень мало переведено. Всего две главы
«Социальной и культурной динамики» Питирима Сорокина сейчас
переведены. Я очень благодарен военным, которые предоставили мне
две главы из третьей книги, связанных с проблемами войны и мира из
его четырехтомника, связанные с социодинамикой, это 9 и 11 главы,
где описано то, о чем я здесь кратко говорил. Нам надо изучать и
развивать тенденции, связанные с войной и миром, с решением
вопроса. Питирим Сорокин прямо говорит, что если народы возьмут в
руки это дело и будут сами сознательно бороться в этом отношении,
то альтернатива безвоенного решения спорных вопросов на планете
будет иметь место.
Конструктивная идея, которую нам надо усвоить и понять, — это
смена лидерства. Сорокин прямо говорил в конце своей жизни, в
последних своих работах, что центр творческого лидерства
переместился или перемещается на Восток, в частности, в Китай,
Индию, Россию и другие страны Востока. Сейчас поднимается арабский
мир, возникает новая цивилизация. В перспективе будет единство
многообразных цивилизационных центров, возникнет несколько центров
притяжения. Я только что был в Китае. И я должен сказать, что это
ведь не агитация о том, что в ближайшие десятилетия Китай выйдет
на первое место в мире по объему ВВП. Это реальность, живая
реальность. И так, как они работают сейчас, работают в три смены,
onunfe, что они это выполнят. Хотя у них проблем очень много. Наша
же с вами задача в освоении теоретического наследия, которое
оставил наш великий соотечественник.
Я призываю особенно молодежь заняться освоением научного
наследия Питирима Сорокина по целому ряду направлений. Это очень
серьезно. Это большая наука.
Панкова Л.Н.,
доктор философских наук,
профессор МГУ им. М.В. Ломоносова
СОЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА П.А. СОРОКИНА
В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ КОНКУРИРУЮЩИХ ИНТЕРЕСОВ
С
овременные представления о взаимоотношениях личности и власти
сформировались под влиянием двух основных методологических
ориентиров политической науки. Первый — институциональный анализ,
истоки которого находятся в классической политической мысли.
Второй — поведенческий подход, разработанный во второй половине ХХ
века. Для инстуционального анализа характерен интерес к
философским, нравственным, ценностным, культурным и историческим
элементам власти в их соотношении с природой человека. Данный
анализ позволяет выделить две теоретические модели описания,
понимания и объяснения взаимодействия человека и власти:
«подчинения» и «интереса». Каждая из них характеризует различные
механизмы включения человека во власть. В условиях
функционирования модели подчинения, действующей в обществе с
достаточно высокой степенью регламентации, происходит
взаимодействие механизма отбора, контроля и предписания.
Необходимость такой модели мотивируется природой человека:
неразумной, эгоистичной и, следовательно, нуждающейся в контроле.
Основные элементы этой модели были замечены еще Аристотелем,
полагавшим, что властвование и подчинение не только необходимы, но
и полезны, так как заложены в самой природе людей, среди которых
одни от рождения предназначены к подчинению, другие к
властвованию. Фундаментальные же основы ее были разработаны
Т.Гоббсом, полагавшим, что врожденный инстинкт человека — «вечное
и бесконечное желание все большей и большей власти. Мало того,
там, где нет власти, способной держать в подчинении всех, люди не
испытывают никакого удовольствия (а, напротив, значит горечь) от
жизни в обществе»[1. С.149-155]. Власть — источник всех этических
норм.
Эта идея Гоббса была поддержана и исследована как
элитаристами, согласно которым нормальное функционирование социума
возможно там, где имеет место наличие компетентной власти
меньшинства над большинством, так и эгалитаристами — сторонниками
демократических традиций, по утверждению которых отдельные
индивиды во имя общей свободы обязаны отказаться от «жажды» власти
и руководствоваться только «общей волей» социума. Новые мотивы,
объясняющие необходимость подчиненного положения личности, вводят
современные политологи: во-первых, оправданием ее управленческих
задач, так как современное общество является созревшей
меритократией, где власть основана на признании заслуг (Д.Белл,
С.Липсет, У.Мур); во-вторых, обеспечением константной и стабильной
демократии, в основе которой требование «политики для политиков»
(Р. Даль, У.Корнхаузер, Дж. Шумпетер); в-третьих, достижение
большего равенства (Дж.Роулз, Г.Гэнс). Таким образом, личность в
модели «подчинения» выступает в роли пассивного объекта
управления, нуждающегося в механизмах, способных обуздать ее
несовершенную природу. Иная модель «интереса» была разработана
первоначально в произведениях А.Смита и Г.Спенсера, в которых
взаимоотношения личности и власти рассматриваются опосредованно,
qjbng| призму личного интереса как источника социальной
активности. В этой модели социальный и политический порядок
возможен в результате сочетания интересов различных групп социума.
Поэтому важна не сила подавления, а рациональное осознание людьми
личных выгод от объединения общих усилий. Существует два типа этой
модели:
1) в основе «концепции благоразумных интересов» любая власть —
источник угнетения человека;
2) «концепция конкурирующих интересов» предполагает порядок
как следствие взаимодействия между индивидами.
Концепция «конкурирующих интересов» в современной политической
социологии в качестве методологической базы применяет социальную
аналитику П.А. Сорокина. Обратимся к его бессмертной классификации
форм социального взаимодействия: видам взаимодействия в
зависимости от количества и качества взаимодействующих индивидов;
видам взаимодействия в зависимости от характера актов; видам
взаимодействия в зависимости от проводников. При этом не будем
забывать предостережения ученого, что классифицировать любые
явления можно различно в зависимости от критерия классификации.
Итак, в зависимости от количества индивидов П.А. Сорокин различал
следующие формы взаимодействия: «1) между двумя индивидами; 2)
одним и многими (лектор и аудитория, актер и зритель, вождь и
солдаты etc.); 3) между многими индивидами с той и другой стороны
или между двумя группами индивидов (схватка полка с полком,
взаимодействие профессиональных групп, государств, наций и
т.д.)...»[2. C.261]. При этом ученый отмечал, что все процессы
взаимодействия входят в одну из этих групп.
В отношении взаимодействия в зависимости от качества индивидов
П.А. Сорокин пришел к выводу, что «взаимодействие между
однородными единицами и по своим свойствам, и по результатам будет
носить совершенно иной характер, чем между единицами разнородными»
[Там же. C.263]. Отсюда следует вывод, что характер и свойства
взаимодействия людей друг с другом функционально связаны с
характером и свойствами взаимодействующих индивидов в социальном
пространстве.
Значительно сложнее описать виды взаимодействия в зависимости
от характера актов. Описав типы взаимодействий в зависимости от
актов делания и неделания, одностороннее и двустороннее,
длительное и временное, антагонистическое и солидаристическое,
глобальное и неглобальное, сознательное и бессознательное, а также
интеллектуальное, чувственно-эмоциональное и волевое, П.А. Сорокин
по сути определил границы применимости этих типов в политической
социологии. Его исследование видов взаимодействия в зависимости от
проводников (звукового, свето-цветового, двигательно-мимического,
предметно-символического, механического, теплового,
электрического), а также посредственного и непосредственного
отвечает современной когнитивной социологии и семантике
политического языка.
П.А. Сорокин являлся сторонником эволюционного пути
реформирования России. Он создал определенную методологию такого
реформирования: а) реформы не должны попирать человеческую природу
и противоречить ее базовым инстинктам; б) любой практической
реализации реформ должно предшествовать тщательное научное
изучение конкретных социальных условий; в) каждый элемент
изменения социальной системы вначале должен быть опробован на
микроуровне и только после того, как будут получены позитивные
результаты, перенесен на макроуровень; г) реформы должны
проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами.
По сути своей методология социального реформирования
П.А. Сорокина бессмертна, т.к. она исходит из многомерности
qnvh`k|mncn пространства, что особенно актуально на пороге нового
века. О.Тоффлер в своей книге «Смещение власти: знание, богатство
и сила на пороге XXI века» подчеркивает, что современный мир
вступил в «эру смещения власти, когда постепенно распадаются все
существующие в мире властные структуры и зарождаются принципиально
новые» [3. P3]. Этот процесс он связывает с новой ролью знаний в
обществе, основанной на внедрении интеллектуальных технологий.
Именно об этом мечтал выдающийся русский ученый П.А. Сорокин в
начале ХХ века. История подтвердила социальные прогнозы великого
ученого.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гоббс Т. Избранные произведения в 2-х тт. М., 1964. Т.2.
2. Сорокин П.А. Система социологии. М., 1993. Т. 1. С. 261.
3. Там же. С. 263.
4. Toffler Al. Power shift: Knowledge, Wealth and Violence at
the Edge of 21-st Century. N.Y.-Z., 1990, p.3.
Морозков С.В.,
аспирант социологического фак. МГУ
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВОМ И ГРАЖДАНСКИМ ОБЩЕСТВОМ КАК
ФАКТОР ЭФФЕКТИВНОГО СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
У
сложнение общественной жизни, возникновение разделения трудовой
деятельности, появление различных экономических, социальных,
культурных интересов и потребностей привело к образованию
государства как одного из основных социальных институтов.
На протяжении истории развития человеческого общества менялись
формы устройства государства, методы и средства реализации
государственной власти. Не оставались неизменными и представления
о сущности государства.
Можно выделить два основных исторических функциональных
аспекта, в рамках которых рассматривалось назначение государства.
Согласно первому подходу, государство является силой, служащей
интересам общества и личности. Оно возникло ради всеобщего блага и
счастья, является результатом естественной потребности человека в
коллективном сосуществовании и заключения независимыми индивидами
«общественного договора». Государство призвано защищать
естественные и неотчуждаемые права человека на свободу действий,
распоряжения своим имуществом и личной жизнью, ибо все это
определено потребностью сохранения человечества.
С точки зрения другого подхода, происхождение государства
объяснялось в рамках марксистской теории, согласно которой оно
призвано было обеспечить реализацию не всеобщих, а классовых,
групповых интересов. Государство рассматривалось как
эксплуататорское, представляло собой орудие проведения в жизнь
политики господствующего класса. Государственная политика
строилась главным образом на подавлении и угнетении трудящихся,
удержании их в повиновении у «власть имущих».
На определенных этапах культурно-исторического развития
общества преобладала классовая природа государства. Однако, как
показывает история, доминирующим было и остается общесоциальное
назначение государства. По мнению И.А. Ильина, оно «состоит в том,
чтобы при всяких условиях обращаться с каждым гражданином как с
духовно свободным и творческим центром сил, ибо труды и создания
этих духовных центров составляют живую ткань народной и
государственной жизни… все должны иметь возможность работать и
творить по своей свободной, творческой инициативе», при этом (в
чем и проявляется основное назначение общесоциального государства)
«никто не должен быть исключен из государственной системы защиты,
заботы и содействия» [1. С.266].
Каковы бы ни были в историческом прошлом причины возникновения
государств: опасность войны, сама война, классовое насилие и т. д.
– нынешние цивилизованные государства существуют не для и не на
основе классовой эксплуатации. Продолжительное управление
обществом только с помощью насилия и угнетения, в конце концов,
всегда приводило к разрушению системы государственной власти.
«Современное государство основано на компромиссе, и конституция
каждого отдельного государства есть компромисс, примиряющий
различные стремления наиболее влиятельных социальных групп в
данном государстве» [2. С.118].
Из сказанного можно сделать вывод, что базовая функция
cnqsd`pqrb` заключается в управлении общественной
жизнедеятельностью людей в целях ее упорядочения, сохранения или
преобразования посредством удовлетворения наиболее общих интересов
и потребностей социальных слоев и групп, прав и свобод граждан.
Однако деятельность людей связана не только с удовлетворением
общезначимых стремлений и желаний. В повседневной жизни
большинство индивидов занято удовлетворением самых разнообразных
частных интересов и потребностей, которые составляют сферу так
называемого гражданского общества.
Под гражданским обществом чаще всего понимается независимая от
государства и существующая наряду с ним особая сфера общественной
жизни, состоящая из различных социальных групп, движений,
объединений, культурных, национальных, территориальных и иных
общностей и служащая формой выражения многообразных интересов
личности. Это общество представляет собой некое единство
независимых друг от друга воль индивидов и их групп,
взаимодействующих между собой на основе спонтанно слагающихся
добровольных соглашений и сотрудничества. Сотрудничество и
соглашения между людьми строятся на их взаимном уважении, на вере
в то, что каждый свободный человек обладает способностью
самостоятельно или совместно с другими, тоже свободными людьми
разрешить свои проблемы без административного вмешательства со
стороны государственных органов власти и их представителей. Причем
если для государства характерно превалирование иерархических
связей, вертикальных отношений, основанных на использовании
властных ресурсов, то для гражданского общества – горизонтальных,
невластных.
В реальной жизни разделение гражданского общества и
государства весьма условно, но в науке оно необходимо для
понимания механизма функционирования общественной жизни,
определения уровня и характера их взаимозависимости и
взаимовлияния, пересечения их интересов.
По мнению П.А. Сорокина, данное разграничение общественного
организма на различные составляющие играет значительную роль, в
первую очередь, в изображении государства не как абсолютной высшей
формы общественного устройства, которое подчиняет себе все
негосударственные организации и включает их в свой состав, лишь
как что-то второстепенное, мелкое, незначительное, а как только
одну из многих группировок, не абсорбирующей другие –
«общественные» [3. С.77-78].
Можно выделить несколько взглядов на прогрессивное развитие
общества через определенные взаимоотношения между государством и
гражданским обществом, в основе которых лежит степень
вмешательства государства в повседневную жизнь людей. Их можно
рассмотреть в трех исторических контекстах:
- вариант подчинения гражданского общества государству, который
имел место в до- и после революционной России. «У нас до революции
1917 года, — пишет Сорокин, — были порядки «полицейского
государства»… После октябрьского переворота объем государственной
опеки населения достиг небывалых размеров… Населению
предписывается, как и чем оно должно заниматься, как думать, как
верить, во что одеваться, чем питаться, какие газеты читать, какие
книги писать, каких ораторов слушать и т.д. Словом, вся жизнь
граждан поставлена под опеку государственного недреманного ока»
[4. С.52];
- вариант сбалансированных отношений между государством и
гражданским обществом (развитые страны Запада). Он достигается за
счет равномерного распространения власти между различными уровнями
и сферами социальной организации общества. «Если государство
начинает шататься», необходимо, чтобы «тотчас же выступала наружу
opnwm` структура гражданского общества» [5. С.200], готовая взять
на себя обязанности по успешному выполнению тех функций, которое
государство, в данный момент и в силу ряда причин, выполнять не
может;
- третий вариант предполагает, что гражданское общество станет
почвой развития гегемонии, которая впоследствии может быть
распространена и на государство. В соответствии с этим подходом не
государством определяется и обуславливается гражданское общество,
а гражданским обществом обуславливается и определяется государство
[6. С.35].
Наиболее предпочтительным типом современных взаимоотношений
между государством и гражданским обществом, скорее всего, следует
считать вариант сбалансированных отношений и, как следствие их
дальнейшего совершенствования – гегемонии гражданского общества.
Данный вид взаимоотношений детерминируется сложностью современного
общества, которое, на сегодняшний момент, представляет собой
единую и непрерывную организационную систему. Механизмом
общественного управления выступает интеграция:
во-первых, управляющего воздействия, суть которого состоит в
«достижении запланированного результата»;
во-вторых, самоорганизация, отличительными свойствами которой
являются «самопроизвольность, отсутствие единого организующего
начала», в основании которой лежат различные цели субъектов
общественной системы, достижение которых задает процесс
самосовершенствования;
и, в-третьих, организационного порядка, представляющего собой
систему с,оциальных норм, целей, связей, которые, с одной стороны,
заданы целевым управленческим воздействием, формализованы,
закреплены официально, а с другой, систему правил и норм,
сложившихся стихийно и представляющих неформальную структуру [7.
С.23-24].
В процессе самоорганизации возникают нормы, правила,
ценностные ориентации и социальные связи, которые в результате их
полезности, целесообразности разделяются большинством участников
данного социального процесса и переходят в разряд стабильно
действующих, долговременных, повторяющихся. Организационный
порядок, в свою очередь, обеспечивает определенную степень
стабильности социальной системы, дает возможность экономии
управляющей энергии.
Один из крупнейших американских политологов Винсент Остром
видит основу построения нового демократического общественного
порядка в подлинно самоуправляющемся обществе. Оно, по его мнению,
является альтернативой не только автократическому правлению, но и
любой централизованной властной иерархии, любой бюрократической
системе. Самоорганизация гражданского общества заключается «в
принципе построения общества, основанного не на командах и
контроле «сверху-вниз», а на процессах согласования различных
интересов отдельных людей и их всевозможных объединений» [8.
С.13]. Потенциалом такого самоуправляющегося общества выступают:
верховенство права, отсутствие монополии на власть,
полицентрическая структура принятия решений, правовое
регулирование процедур разрешения конфликтов, общая
интеллектуальная культура анализа возникающих проблем, другие
гражданские навыки, в частности, умение граждан объединяться на
основе общих интересов и мирным путем находить оптимальные решения
[Там же. С. 15].
П.А. Сорокин также считает, что государство не должно
вмешиваться в частную жизнь граждан. Они сами смогут установить
наилучшие порядки, если им предоставить полную свободу действий.
Тоталитарная же система государственной власти не способна
}ttejrhbmn управлять обществом [3. С.164].
Пророческим и, как никогда, актуальным можно назвать
высказывание Сорокина по поводу одного из парадоксов русской
революции – НЭПа. «История, — пишет он, — поистине сыграла злую
шутку с коммунистами. Она заставила их собственными руками вводить
снова капитализм, так успешно разрушавшийся ими. И они увидели,
наконец, что коммунизм привел к полному развалу всей хозяйственной
жизни, и им стало понятно, что коммунистическая система не в
состоянии возродить хозяйство, и что без капитализма нет спасения»
[9. С.130] .
Таким образом, рассматривая государство и гражданское
общество, как различные слагаемые управления общественной
системой, как управляющее воздействие и самоорганизацию и
результат их взаимодействия – организационный порядок, можно
предположить, что наиболее эффективное социальное управление
заключается в определении места и функций каждого из компонента
управления, в построении их взаимодействия во взаимосвязи, в
единстве их стратегических целей и задач.
Грамотное же управление со стороны государства состоит в том,
чтобы максимальный объем целенаправленных управляющих воздействий
перевести в ранг общественного порядка, то есть сделать из них
совокупность постоянно действующих стабильных связей и норм. При
этом реструктуризация данного порядка должна использовать
позитивные нормы и связи, являющиеся продуктом самоорганизации
гражданского общества, которые способны нести значительную
нагрузку в общественном управленческом механизме.
В нашей стране источником подлинной демократии и эффективной
рыночной экономики в современных условиях могло бы и должно
выступить гражданское общество. Но в условиях переходного периода
оно еще находится в стадии становления и развития. Оно еще не
имеет реального механизма, способного защитить и провести в жизнь
представления, идеи, мнения, потребности, интересы людей,
возникающие в процессе их совместной жизни и деятельности,
осуществляемой вне рамок и без вмешательства государства. Поэтому
государству, продолжающему оставаться доминирующим институтом по
управлению жизнедеятельностью общества, следует создавать
необходимые условия, и в первую очередь соответствующую
законодательную базу, для успешного формирования гражданского
общества, способного в будущем выступить одним из факторов
социальной стабильности и прогресса.
Однако современная система государственной власти в России,
включая многих политических деятелей общегосударственного
масштаба, несмотря на постоянную демонстрацию своей приверженности
демократическим ценностям, идеалам и провозглашение их в качестве
базовых ориентиров развития нашего общества, еще тяготеет к
авторитарным методам и средствам социального управления. При этом
цели, которые достигаются таким образом, зачастую диаметрально
противоположны воле большинства населения.
Поэтому люди не должны надеяться только на то, что большинство
их проблем решит и должна решать государственная власть. Системе
государственного управления Российской Федерации еще предстоит
пройти долгий, но необходимый путь преобразования, прежде чем она
начнет приобретать черты правового, с социально ориентированной
рыночной экономикой государства.
Гражданскому обществу необходимо проявлять инициативу по
самостоятельному решению стоящих перед ним задач, включая и
осуществление контроля за деятельностью органов государственной
власти. Население может и должно проявлять гражданскую активность
посредством участия в выборах представителей в законодательные
органы власти, обращения в суд, даже несмотря на то, что часто эти
deiqrbh не приносят ощутимых, а главное, справедливых
результатов. Но самое важное – это желание и готовность граждан
самостоятельно справляться с возникающими у них проблемными
ситуациями, участие в некой конкретной форме общественной
деятельности, способность и умение объединяться для достижения
общих интересов, требующих совместных усилий. Именно такой способ
формирования и развития гражданского общества, с одной стороны, и
постепенная демократизация системы государственного управления, с
другой, в конце концов будут способствовать прогрессивному
развитию нашего общества.
ЛИТЕРАТУРА
1. Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 266.
2. Кистяковский Б.А. В защиту права (интеллигенция и
правосознание) // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991. С. 118.
3. Сорокин П.А. Система социологии. М., 1993. Т. 2. С. 77-78.
4. Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных
лет // Ин-т социологии. М., 1994. С. 52.
5. Грамши А. Избранные произведения в 3-х т. М., 1987-1989. Т.
3. С. 200.
6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3.
7. Пригожин А.И. Современная социология организаций. М., 1995.
С. 23-24.
8. Остром В. Смысл американского федерализма. Что такое
самоуправляющееся общество. М., 1993. С. 13.
9. Сорокин П.А. Россия после НЭПа // Вестник Российской Академии
наук. 1992. № 2. С. 130.
Атаян И.М.,
аспирантка ГУГН
ПЕРСПЕКТИВЫ УЧАСТИЯ ГОСУДАРСТВА В ФОРМИРОВАНИИ ИНСТИТУТОВ РЫНКА
(НА ПРИМЕРЕ ИНСТИТУТА ТРУДОВОГО ПОСРЕДНИЧЕСТВА)
В
России период для формирования рыночных социальных институтов по
времени краток. Их регуляционные функции еще не сложились или
сильно редуцированы. Рыночные механизмы прививаются медленно.
Ученые 90-х гг. видят решение этой проблемы в построении общества
смешанного типа, или государственного капитализма [1]. Частная
собственность на средства производства и приоритет государства в
регулировании экономических процессов, что выражается в социально-
ориентированной системе перераспределения производственного
продукта, определяют основы смешанного, или открытого общества.
Экономической опорой смешанному обществу служит многосекторное
хозяйство.
Предпосылкой построения государственного капитализма послужила
потребность российского общества в социально ориентированном
рынке. Среди предлагаемых подходов к продвижению государства в
рынок хотелось бы выделить институциональный. Его примером служит
позиция М.Интриллигейтора, американского ученого, наблюдающего за
развитием рынка в России, который считает, что государственное
вмешательство в рынок должно происходить на уровне институтов [2].
По его мнению, есть публичные и квазипубличные институты,
расположенные на стыке социальных институтов Экономика и Политика,
а также в их составе. Публичные институты — это институты, которые
обеспечивают удовлетворение тех общественных потребностей,
игнорирование которых угрожало бы жизнеспособности общества. Это
некие саморегуляторы общества, которые могут быть сформированы
только государством. К исключительно государственной сфере, по
мнению М.Интриллигейтора, должно относиться построение публичных
институтов: системы собственности, правовой системы и системы
здорового денежного обращения. Кроме того, государство должно
создать правоохранительные учреждения для борьбы с коррупцией и
монополизацией и систему социального страхования.
Квазипубличные институты — это институты, похожие на
публичные, но только по форме. Они тоже обеспечивают
удовлетворение общественных потребностей, доступны широким массам,
но они не ставят цели защиты общества изнутри, поэтому могут быть
по форме собственности не только государственными, но и частными.
Это кредитно-банковские учреждения, специализированная реклама и
другие информационные услуги. В странах сформировавшегося
капитализма квазипубличные институты, многообразием которых
определяется зрелость общества, могут быть развиты как
государственным, так и частным сектором. Но в России в ситуации
стремительного перехода к рынку, по мнению М.Интриллигейтора, они
должны быть созданы государством. Эти институты позволяют
покупателям и продавцам находить друг друга, и государство,
содействуя их развитию, окажет помощь в открытии рынков. Например,
следуя логике американского ученого, государство сможет решать
проблемы занятости, построив институт трудового посредничества как
образующий рынок труда.
Государственное вмешательство в рынок — идея, не лишенная
рационального зерна, но вопрос очень тонкий. В социально
nphemrhpnb`mmnl обществе государственное курирование экономических
структур неизбежно. Однако опыт НЭПа показал, что простое
насаждение государством рыночных образований по природе
противоречиво. Рассмотрим рынок труда. Трудовое посредничество —
рынкообразующий компонент (без квазипубличного института
посредничества нет рынка). В то же время оно является точкой
приложения социальной политики. В настоящий момент «трудовой
посредник» уже заявил о себе, ознаменовав существование рынка
труда. Он представлен на рынке труда альтернативными формами:
некоммерческой (государственной и общественной), учреждениями
которой являются службы занятости, и коммерческой (частной) —
кадровые агентства по подбору персонала.
Так, Федеральной службой занятости в рамках борьбы с
безработицей разрабатываются меры, которые могут быть сведены к
трем типам действий со стороны государства: 1) создание рабочих
мест; 2) трудоустройство через службы занятости на освобождающиеся
места в условиях постоянной реорганизации предприятий и
учреждений; 3) обеспечение определенной степени свободы
экономического поведения населения. И если первый и третий типы в
большей мере предполагают развитие многосекторного хозяйства и
разработку нормативно-правовой базы, приспособленной к рынку, то
второй — попытка формирования государством рыночного
квазипубличного института трудового посредничества. Однако
государственный посредник в условиях рынка оказывается
неэффективным. По данным одного из опросов населения России,
только 19% работающих в первую очередь предпочтет обращение в
государственные службы занятости в случае потери работы.
Безработные же обращаются в службы занятости, как правило, без
надежд на трудоустройство и большей частью за бесплатной
информацией о вакансиях, которая пополняется неоперативно и
неполна, поскольку многие работодатели избегают набирать персонал
через государственную организацию. Причина неэффективности
государственного посредника — негибкость по отношении к быстро
изменяющейся конъюнктуре, которая противоречит природе рынка.
Но даже при слабом функционировании государственного
посредника полное делегирование государством частному сектору
развитие квазипубличного института трудового посредничества
затруднено. В настоящий момент в России частные фирмы,
действительно, более восприимчивы к колебаниям рынка, поскольку
строятся на коммерческой основе. Но они не способны существенно
повлиять на занятость в целом, т.к. охватывают только узкие его
сегменты: рынки конкретных профессий и рынки «спецзаказов» —
ключевых сотрудников, специалистов высокой квалификации. По данным
того же исследования, к услугам частных агентств, в первую
очередь, в случае потери работы прибегнут лишь 4% работающих
россиян. Основным же способом трудоустройства по-прежнему является
неинституциональный — 37% работающих рассчитывают на поиск работы
через родственников, друзей и знакомых.
Таким образом, ни отдельно государственный или частный
посредник, ни взятые в совокупности, в настоящее время они не
выполняют в полной мере регулятивных функций на рынке человеческих
ресурсов. Сегментация рынка, развитость отдельных направлений
закономерны в ситуации становления рынка. Но уже на этапе его
укрепления возникнет вопрос о его выравнивании. При постепенном
расширении сфер влияния частных посредников, «захвате рынков»,
развитие квазипубличного института трудового посредничества будет
определяться частным посредником. Уже сейчас это подталкивает к
поиску компромиссов в вопросе о курировании. Так, с нашей точки
зрения, курирование государством развития квазипубличного
института трудового посредничества должно быть мягким. Это
b{p`f`erq в построении партнерских отношений между
государственным некоммерческим посредничеством при участии
общественных посреднических организаций. Для такого партнерства,
безусловно, требуется разработка отдельной программы при участии
ученых различного профиля. Но уже сейчас можно выделить, по
меньшей мере, две линии партнерства.
1. Формирование совокупной базы данных как безработных, так и
ищущих труда, и рассмотрение перспектив обмена кадровыми
ресурсами.
2. Активная информационная поддержка со стороны государства —
содействие проведению комплексных масштабных маркетинговых
исследований рынка труда по проблемам общероссийской важности,
которые частное агентство охватить не в силах. А) Определение
миграционного потенциала, районирование оттоков и притоков рабочей
силы. Б) Наблюдение за движением сезонной рабочей силы. В)
Возможности применения труда безработных, охваченных структурной
безработицей, согласных на переезд. Г) Прогнозирование динамики
структурной безработицы. Д) наблюдение за развитием гибких форм
занятости как наиболее соответствующих природе рынка, а также
других направлений.
При подобном союзничестве усилится лоббирование интересов
безработных. Трудоабсорбирующий потенциал частного сектора с
развитием многосекторного хозяйства будет увеличиваться. Тем не
менее известна некоторая предвзятость работодателей коммерческого
сектора к статусу «безработный», что усиливает и без того ощутимую
дезадаптацию безработных на рынке труда. При трудоустройстве этой
категории через коммерческое агентство по договору с
государственной службой занятости такая предвзятость имела бы
меньше оснований. Кроме того, частные кадровые службы уже сейчас
обладают для этого значительно большими ресурсами.
Общая стратегия государства может быть сформулирована так:
создание правовых и организационных предпосылок для регионально-
отраслевого социального партнерства по вопросам занятости.
ЛИТЕРАТУРА
1. Игрицкий Ю.И. Общественная трансформация в СССР и России
после 1985 г.: взгляды и концепции. М.: ИНИОН РАН. 1998.
2. Интриллигейтор М. Реформа российской экономики: роль
институтов // Экономика и мат. Методы. 1997. Т. 33. Вып. 3.
Левашова А.В.,
аспирантка
социологического факультета МГУ
ГОСУДАРСТВО КАК ОБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РАБОТАХ П.СОРОКИНА
П.
Сорокин непосредственно не занимался вопросами теории
международных отношений, но его интерес к проблемам возникновения
и природы цивилизаций, государств как типа коллективных
группировок, условий и структуры коллективного взаимодействия,
сущности отношений между Востоком и Западом позволил ему внести
значительный и до конца еще не осмысленный вклад в социологию
международных отношений [1]. Его разработки по «теории
коллективного взаимодействия» и государства, как одной из основных
форм такого взаимодействия, представляют весьма существенную
основу для переосмысления существующих подходов исследования в
социологии международных отношений.
Государственно-центристская модель в теории международных
отношений являлась основной на протяжении всего ХХ столетия.
Долгое время государство рассматривалось как типичный и наиболее
влиятельный международный актор, как основной субъект
международного права и как главная форма политической организации
человеческих общностей [2]. Примерно с XIX в. на международную
арену выходят и с каждым десятилетием все большее влияние
приобретают негосударственные участники международных отношений:
межправительственные организации, неправительственные организации,
ТНК и другие. Общепризнанно, что возрастание их роли и влияния
относительно новое явление в международных отношениях, характерное
только для периода после окончания второй мировой войны. За
последние тридцать лет в литературе по международным отношениям
были достаточно глубоко описаны и проанализированы типы
государственных и негосударственных акторов, история их
возникновения, структура и процесс их функционирования. При этом
можно констатировать незначительное внимание к внутренним
основаниям появления негосударственных участников на международной
арене, теоретическим основам их существования и взаимодействия с
государством [3]. Кроме П.Сорокина, эту проблему рассматривали
Д.Френкель, М.Каплан, К.Дойтч, М.Уолтц и др. По Сорокину,
исследование взаимодействия любых социальных групп
(государственные и негосударственные акторы международных
отношений представляют собой различные типы социальных групп)
определяется тем, что «характер и свойства взаимодействия
функционально связаны с характером и свойствами взаимодействующих
центров» [4]. Поэтому весьма полезным в данном ключе будет анализ
определений и основных сущностных характеристик государственных и
негосударственных акторов международных отношений.
Традиционно в качестве основных выделяются три следующих
важнейших социологических элемента современного государства:
организованный народ, территория, органы власти, обладающие
полномочиями над этим населением и территорией [5]. В «Системе
социологии» П. Сорокин дает блестящий анализ внутренним основаниям
разделения государственных и негосударственных коллективных
объединений, что по смыслу близко к позициям социологического
подхода в международных отношениях, завоевавшего признание только
в последней четверти ХХ века [6].
«Неверно, — пишет П. Сорокин, — во-первых, — что
«негосударственные организации входят составными элементами в
государственную организацию» и заключаются в ее пределах. Такие
коллективы, как католическая и буддийская церковь, как
«интернациональное объединение рабочих», как «желтая раса», как
«польская национальность», не умещались и не умещаются в пределах
государства, а выходят за его пределы… Государство — только одна
из многих группировок, остальные — не абсорбируются ею и не
совпадают с государственной, каждая из этих группировок – явление
sui generis и одна на другую не сводимы. Поэтому нельзя «общество
вообще» заменять государством, нельзя, выделив государство,
остальные группировки объединять одним термином «общество» и
противополагать их, как нечто единое, государству. Так дело
обстоит сейчас; так же оно обстояло и в прошлом» [7. С.77-78].
Основываясь на своей теории «основных элементарных
группировок», П. Сорокин пытается определить, что отличает
государственные коллективы от других социальных группировок.
Заметим, что отличительные признаки государства: территория,
население и государственная власть, указываемые обычно
государствоведами, неудачны. Они не позволяют отчетливо выделить
государственные коллективы от других. Основной же характерный
признак государства, отличающий его от негосударственных
коллективов, усматривают «в наличии суверенной, или
первоначальной, или непроизводной власти» [Там же. С.151-152].
Весьма интересно заметить, что по прошествии почти восьмидесяти
лет с момента написания П. Сорокиным «Системы социологии»
правоведы продолжают в качестве основных признаков выделять именно
эти три известных элемента. Сорокин приводит острую критику
подобных теорий. «Легко видеть неудачность таких «конструкций».
Указание на население, территорию и власть, т.е. правящий центр
как на «элементы» государства, не может служить искомым
разграничительным признаком, это очевидно: почти все
организованные коллективы состоят из этих «элементов». Возьмете ли
вы церковь как организованную систему взаимодействия, вы там
найдете: 1) население – верующих, «абонентов» церковной системы;
2) территорию, которую церковь занимает своими учреждениями и
членами (напр., территория католической церкви обнимает границы
Италии, Испании, Португалии, Франции, части Швейцарии, Польши и
т.д.); церковную власть, издающую свои законы и регулирующую
поведение своих «абонентов», в лице папы, патриарха, синода, со
всеми их агентами. То же применимо и к политической партии
(население – члены партии, власть – центр, комитет партии,
территория – границы распространения данной партии), и т.д.» [Там
же. С.152-153].
Подобные «ошибочные конструкции» государствоведов, по мнению
П. Сорокина, объясняются концепцией «единого общества», в
соответствии с которой полагается, что индивид может быть
абонентом только государственной системы взаимодействия, что
последняя способна удовлетворить всем его запросам и регулировать
его поведение во всех сферах. Отсюда тезис: население – элемент
государства; отсюда государство, как монопольная компания,
абсорбирующая целиком население. Но индивид – не монопольный
объект регулировки государственной власти, он является объектом
регулировки и других «властей». Это значит, что и население как
совокупность индивидов не является монопольным достоянием
«государственного общества». Оно – достояние ряда других
коллективов или систем взаимодействия, отличных от государства…
Оно – «элемент» всех тех «систем взаимодействия», абонентом коих
оно является, и центральные органы коих регулируют, каждый в своей
сфере, его поведение [8]. Этот же факт является обратной стороной
lmncnkhmeimnqrh социального расслоения и сложности системы
координат, определяющих положение индивида в среде населения.
Не менее интересную критику П. Сорокин дает по отношению к
тезису о территории государства. «Обычно думают, что территория
принадлежит только государству, что только государственная власть
может действовать на пространстве ее территории. Юридическая
фикция! – скажем мы в ответ на это. … Да, государственная система
локализуется на определенной территории и занимает определенную
часть земной поверхности. Но на той же территории, локализуется
ряд других систем взаимодействия, которые существуют вне времени и
пространства, «абоненты» которых – население живут на земле,
учреждения которых имеют материальную природу» [7. С.154].
Многие исследователи усматривают отличительное качество
государства в принудительности, его праве использовать силу для
контроля своей территории. Отсюда следует, что независимо от
своего желания или нежелания индивид с рождения принужден рамками
государства. «Когда одна группа лиц может сделать свою волю
обязательной для другой, когда личность закрепощается обществом,
независимо от своего согласия, то мы имеем перед собою
государство, и насколько в данном обществе существует обязательное
подчинение одной его воли другой, настолько в него входит
государственный элемент» [9]. Но П. Сорокин оспаривает даже этот,
как кажется на первый взгляд, неоспоримый сущностный признак
государства. «Не является специфической чертой государства
наличность принудительной власти, стоящей над населением, и
принудительных мер, практикуемых ею для сохранения
«государственного порядка». То же свойственно большинству
организованных внегосударственных групп. Раз в группе совершилось
расслоение на правящий центр и управляемую массу, тем самым
правящий центр (будет ли им папа и синод в церкви, центральный
комитет в партии и т.д.) – механически оказывается над
управляемыми и использует ряд принудительных мер для сохранения
единства и порядка группы. Власть и дисциплинарно-принудительные
меры, скрытое или явное насилие над членами группы – все это
бесспорное проявление принудительных мер со стороны власти
внегосударственных союзов. … Принудительность свойственна
большинству организованных коллективных единств» [7. С.155-156].
Единственным отличительным признаком государства является
суверенность государственной власти или первичность,
самоуправляемость последней. «Но и эти признаки, как известно,
очень условны. … Есть ряд государств (напр., средневековые
государства, «союзное государство» и т.д.) несуверенных. Остается
признак первичности власти, ее самоуправомоченности. … Но и этот
критерий весьма непрочен. Дело в том, что в истории мы имели ряд
коллективов, которые, как, напр., католическая церковь, обладали и
суверенной и первичной властью. Такую же роль играл и ряд других
коллективов, напр., средневековые цехи и другие сословные
коллективы. … Можно с большой основательностью утверждать, что
власть внегосударственных коллективов в огромном большинстве
случаев создается вопреки государственной власти и вопреки ее
противодействию» [Там же. С.156-159]. Это значит, что и признак
верховенства, первичности власти не может служить признаком,
отличающим государственные коллективы от других,
внегосударственных.
Рядом с этим мы можем отметить и другое замечание П. Сорокина
о том, что отношения, образующие государственную систему
взаимодействия, неодинаковы в разных государственных коллективах
или в одном и том же государстве в различные эпохи. Государство не
представляет чего-то постоянного и отношения субъектов, образующие
эту систему, меняются: государство то обслуживает множество
onrpeamnqrei своих абонентов, то, напротив, сокращает свое
обслуживание до минимума. Предполагая совокупность взаимоотношений
членов населения величиной постоянной, П. Сорокин делает вывод:
чем более развита сеть взаимоотношений, образующих государство,
тем менее развиты сети других, внегосударственных систем
взаимодействия. Этот тезис весьма полезен при объяснении быстрого
роста числа негосударственных акторов международных отношений во
второй половине ХХ в. До середины ХХ в. преобладала тенденция к
усилению влияния государства, апофеозом которой стало создание
тоталитарных режимов. Во второй половине ХХ в. гражданское
общество существенно ограничило и урезало прерогативы политических
лидеров и государственной бюрократии. Сходную эволюцию претерпели
отношения государственных органов с агентами материального
производства. Вплоть до середины ХХ в. государство укрепляло
контроль в сфере экономики. С появлением ТНК ясно обнаружились
пределы его возможностей. Таким образом, можно говорить об
изменении отношений между государством, гражданским обществом и
негосударственными акторами.
Фактически П.Сорокин предугадал те изменения, которые
характеризуют современное состояние международных отношений и
выделяются современными учеными как фундаментальные изменения. Это
и автономизация деятельности транснациональных акторов, и
лояльность индивида нескольким социальным сферам, и попытки
государства найти новые формы легитимности. Происходит борьба
между государством и негосударственными акторами, что, по сути,
предвидел П. Сорокин в своей «Системе социологии»: «Борьба
государств с другими государствами, государств с
негосударственными коллективами составляла и составляет один из
важнейших фронтов на военном поле истории» [7. С.171], и что
подтверждается последними международными событиями [11]. Мощным
источником дестабилизации становится заимствование государством
методов и средств, присущих новым международным акторам. Делая все
больше уступок групповой идентификации (и групповой
исключительности), идя на уступки и компромиссы во взаимодействии
с новыми акторами, государство активно способствует разрушению
главных принципов, составляющих саму основу легитимности
государства: суверенитета, первичности и принудительности власти и
др. [12].
В заключение отметим, что, несмотря на достаточно серьезную
критику понимания государства как особой формы коллективного
взаимодействия, П. Сорокин не отрицает его права легитимного
насилия в рамках определенной территории, исключительного права
издания законов и правил, обязательных для всего населения, права
наложения и сбора налогов со всей территории. Государство не может
иметь одну постоянную форму на протяжении истории, оно
трансформируется. Государство не исчезает с политической арены, но
предоставляет негосударственным организациям исполнять часть своих
функций.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.:1990; Система
Социологии, Москва: Наука, 1993. Том 1, 2; Главные тенденции
нашего времени, Москва: Наука, 1997.
2. Международные отношения: социологические подходы / Рук. авт.
колл. проф. П.А. Цыганков. – М.: Гардарика, 1998. С.237;
Цыганков П.А., Международные отношения, М.: Новая школа, 1996.
С.171.
3. Russett Br., Starr H., «World Politics. The menu for choice».
Freeman and Co., 3rd ed., 1989.
4. Сорокин П. Система социологии. Том 1. С.264.
5. Тихомиров Ю.А. «Государство на рубеже столетий» //
Государство и Право, 1997, № 2. С.24-25, Russett Br., Starr H.,
«World Politics. The menu for choice». Freeman and Co., 3rd ed.,
1989, p. 57.
6. Цыганков П.А., Цыганков А.П. «Межгосударственное
сотрудничество: возможности социологического подхода» //
Общественные науки и современность, 1999, № 1. С.151.
7. Сорокин П. «Система социологии», М.: Наука, 1993. Том 2.
8. См. об этом: Парсонс Т. «Система современных обществ».
Москва: Аспект пресс, 1997. С.23; Сорокин П., «Система
социологии», М.: Наука, 1993, Том 2. С.23.
9. Лавров. «Государственный элемент в будущем обществе». Лондон,
1876. С.12-17.
10. Кувалдин В.Б. «Глобализация и национальное государство», в
кн. «Роль государства в развитии общества: Россия и международный
опыт». Материалы международного симпозиума 23-24 мая 1997 г.,
Москва, 1997. С.112.
11. Monde diplomatique. 1998. Fеvrier. P.22.
12. Badie B., Le jeu triangulaire. Sociologie des nationalismes /
Dir. Birnbaum P. Paris, 1997.
Николаев В.Г.
КРИЗИС 17 АВГУСТА КАК МОРАЛЬНЫЙ КРИЗИС:
«Я - МЫ - ЦЕНТРИЧЕСКАЯ» УСТАНОВКА
И ПРОБЛЕМА ДОВЕРИЯ
О
дна из главных тем исследований П.Сорокина — кризис нашего
времени. Эта тема вписана у него в более широкую тему: динамику
суперсистем. Говоря о суперсистемах, Сорокин говорит прежде всего
об общих философских (мировоззренческих) посылках, находящих
изоморфное выражение во всех сферах социальной жизни. Эти посылки
— всегда в некоторой степени моральные посылки. Иначе говоря: в
каждом обществе на каждом этапе его исторического пути есть
некоторые общие мировоззренческие установки, имеющие моральный
характер, и кризисные явления общественной жизни — внешняя
проекция этих установок. Идея эта достаточно продуктивная, но для
дальнейшего ее развития и углубления полезно переместить ее на
более конкретный уровень. В частности, можно взять кризис 17
августа 1998г. (конкретный кризис в конкретном обществе) и
рассмотреть ту установку, которая лежит в его основе.
Для осуществления такого анализа можно воспользоваться
феноменологическим методом, придав ему в целом нехарактерный
культурологический оборот. Общая идея: в каждом обществе на том
или ином этапе его развития доминирует некая естественная
(наивная) установка, — но не универсальная и абстрактная, а
конкретная и определенным образом культурно-структурированная.
В нашем обществе на нынешнем этапе его развития тоже есть
такая установка, которая, вероятно, и нашла выражение в том
кризисе, который получил определение «кризис 17 августа».
На уровне наивного описания эта установка выглядит следующим
образом: «Лозунг нашей жизни в России приблизительно таков:
«Интересно только то, что происходит прямо сейчас и про что завтра
никто не вспомнит. Все мало-мальски важное и серьезное скучно и
обсуждению не подлежит. А после нас хоть потоп». Россия, вообще
говоря, живет одним днем. Какой курс доллара сегодня? Где
перехватить денег до получки (до сбора налогов, нового займа,
выполнения плана пермской фабрикой Гознака и прочее)?»
(«Коммерсантъ», 3. 02. 1999). Узкий временной диапазон ориентации
дополняется аналогичным узким пространственным диапазоном.
Эта установка не универсальна для всех россиян; но она
типична. Как типизация она органично входит в наш жизненный мир и
в нашу структуру релевантностей (хотя бы как навязанная
релевантность). Есть основания полагать, что эта установка
определяет социальную атмосферу в нашем обществе. Ее суть:
сосредоточение внимания на относительно узких пространственно-
временных окрестностях актуального здесь-и-сейчас — и необращение
внимания на более широкие пространственно-временные параметры
собственных действий.
Эта установка проявляется на разных уровнях индивидуального и
коллективного действия: от бытового поведения до государственной
политики. Ее проявления изоморфны в силу своего общего источника.
Коллективные действия, в которых выражается эта установка, —
прямые проекции происходящих из этой установки индивидуальных
действий коллективных репрезентаторов.
Для естественной установки вообще характерно, что: (а)
meonqpedqrbemm` среда человеческого существования, т. е.
жизненный мир, организуется вокруг здесь-и-сейчас как исходной
точки; (б) этот непосредственный мир вписан в более широкую
пространственно-временную систему координат; (в) здесь-и-сейчас
противостоит там-и-тогда, мысленно отделенное от него границей и
выходящее за пределы непосредственно актуального мира. Для
естественной установки, характеризующей российское сознание,
характерен малый радиус непосредственно актуального мира.
Действие индивида организуется из здесь-и-сейчас как точки, в
которой он находится. Важными элементами системы релевантностей,
на основе которой организуется действие, являются цели, средства,
ожидаемые реакции других, ожидаемые последствия и т. п. Для нашего
сознания, имеющего описываемую установку, релевантности,
принимаемые во внимание, ограничены узкими окрестностями
непосредственно актуального мира — и характерно невнимание к миру,
находящемуся там-и-тогда.
Постоянное сосредоточение внимания на относительно узких
окрестностях здесь-и-сейчас — это и сосредоточение внимания на
том, кто в этих окрестностях находится. А в них находится
индивидуальное «Я» как источник индивидуального действия, и
типизированное «Я» (или различные «мы») как источник коллективного
действия. Иначе говоря: естественным сопровождением сосредоточения
внимания на узкоактуальных окрестностях здесь-и-сейчас являются
эгоцентризмы и различного рода «этноцентризмы» (в самом широком их
понимании); а естественным дополнением такого внимания к себе
(«мне», «нам») является невнимание к «там», «тогда» и «другим», не
включенным в перечень типичных групповых идентичностей («мы»).
Образно говоря, Россия чрезвычайно богата литературой и
литературным философствованием и крайне бедна этнографией
(литература здесь символизирует обостренный интерес к глубинам
индивидуальной и коллективной, «русской» души, т. е.
направленность вовнутрь; а этнография — противоположную ей
направленность вовне).
Поскольку указанные «эгоцентризмы» и «этноцентризмы» изоморфны
в своей исходной установке, эту установку можно обозначить единым
термином: «я-мы-центрическая».
Это как минимум отчасти объясняет характерное для России
парадоксальное сочетание крайних форм индивидуального и группового
эгоизма с крайними формами коллективизма. Внешние формы
индивидуализма и коллективизма — проявления одной и той же
установки. Коллективизмы всегда сопровождаются противопоставлением
коллектива («мы») остальному человечеству, т. е. тоже могут быть
отнесены к групповым эгоизмам.
«Я-мы-центрическая» запертость российского сознания в
относительно узких актуальных окрестностях имеет историческое
происхождение. В качестве гипотетических ее источников можно
назвать жизненный опыт территориальной запертости, который
исторически поддерживался крепостным правом, институтом прописки,
«железным занавесом» и т. д., а также вынесение стратегического
планирования за пределы непосредственных жизненных интересов,
которое в советское время поддерживалось перераспределением
стратегических проектирований в пользу надындивидуальных
государственных институтов.
Вычеркнутость широкого пространственно-временного мира из
непосредственной реальности жизненного опыта, невнимание к этому
миру, его актуальная нерелевантность благоприятствовали его
мифологизации: мифологизации дальнего, прошлого и будущего, — были
ее объективной предпосылкой.
В частности, в условиях закрытости советского общества
(непроницаемости границ) объектами мифологизации были «Восток» и
+G`o`d;. Свобода передвижения, пришедшая с крахом СССР,
способствует крушению этих мифов.
В ходе исторического развития сформировалась особая временная
структура нынешнего российского сознания.
Одним из исторических факторов ее формирования было
христианское мировоззрение, которое утверждало вертикальную связь
здесь-и-сейчас («бренного мира») с вечным, вневременным порядком
высшего, божественного мира. Ориентация на будущее отрицалась:
«Всему свое время, и время всякой вещи под небом... Суета сует..,
все — суета» (Еккл. 3, 1; 12, 8); «Не заботьтесь о завтрашнем дне,
ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого
дня своей заботы» (Матф. 6, 34).
Секуляризация обыденного мировоззрения разорвала эту
вертикальную связь — а вместе с ней и соответствующую
стратегическую ориентацию на сверх-актуальное.
Аналогичный разрыв вертикальной связи здесь-и-сейчас с
вечностью произошел не только в православных культурах, но и в
протестантских; однако в последних он сопровождался перенесением
ориентации на сверх-актуальное в горизонтальное временное
измерение (секулярное будущее). Само спасение было перенесено в
будущее и присутствовало в сознании верующего протестанта как
непосредственно живой ориентир. Из здесь-и-сейчас протестанта
исходила стратегическая ориентация на будущее, придававшая
особенную ценность использования времени («Время — деньги»). В
пространственном измерении ей соответствовал географический
экспансионизм: именно протестанты были первыми поселенцами в
Америке.
В российской культуре аналогичный перенос высшего
стратегического ориентира в секулярное будущее не состоялся. На
протяжении советского периода такая ориентация была: коммунизм как
эсхатологическое окончание истории. Но, во-первых, эта ориентация
была в значительной степени навязанной релевантностью, а во-
вторых, постоянные переопределения этого стратегического ориентира
(скорая победа коммунизма во всем мире, построение коммунизма к
1980 г., развитой социализм, перестройка) и постоянное
неосуществление обещаний полностью эту ориентацию подорвали.
Вместе с очередным определением («реформы»), которое носит
исключительно переходный смысл, будущее осталось неопределенным и
вакантным для новых мифологий. Попытки утверждения новой
стратегической государственной идеологии в условиях слабого
государства и несвязанности этих проектов с обыденными
мировоззренческими установками людей оказываются неэффективными.
В этих обстоятельствах сформировалась ситуация, когда
единственной надежной областью локализации высшего сверх-
актуального «стратегического» идеала стало прошлое. Условием,
благоприятствующим успешности такой локализации, является то, что
отечественная история на протяжении истекшего столетия многократно
теряла свою преемственность, переписывалась и начиналась заново, а
также то, что советское прошлое оставило после себя главным
образом мифологические продукты, из которых трудно вывести ту
объективную реальность, в которой они сформировались.
Таким образом, стратегическая ориентация россиянина, имеющего
«я-мы-центрическую» установку, принимает форму ностальгии —
воспоминания о прошлом «величии». По данным фонда «Общественное
мнение», 54% россиян испытывают ностальгию по брежневской эпохе.
Типичность «я-мы-центрической» установки ставит со всей
остротой проблему доверия. Человек без стратегической ориентации
актуального поведения, «живущий одним днем» — некредитоспособен.
Стены недоверия, вырастающие на почве такой установки, разделяют
как «я-центрированных» граждан, так и (после 17 августа) Россию в
veknl и западных инвесторов. Социальная среда в нынешней России
неблагоприятна для стратегических финансовых, интеллектуальных,
эмоциональных и прочих вложений. Кроме всего прочего, кризис
вскрыл замкнутую «мы-центрированность» российского сознания —
нежелание и неумение встать на точку зрения западных инвесторов,
склонность к скрытым и неприкрытым угрозам.
Проблема еще и в том, что узкоактуальность поведенческих
ориентаций определяет общую атмосферу в обществе: стратегия
недоверия становится по крайней мере беспроигрышной, а риски
перераспределяются в пользу доверчивых. «Доверчивость» в нашем
обществе синонимична «наивности» и «глупости».
Кризис, получивший название «кризис 17 августа», — это по
природе своей моральный кризис, кризис доверия, проистекающий из
системообразующей «я-мы-центрической» установки и ее производных.
Система, построенная на такой общей установке, неустойчива, и 17
августа может оказаться предвестником ее распада. Опасность этого
кризиса в том, что он может стать началом либо анархии, либо
нового тоталитаризма. Для утверждения последнего, в частности,
есть существенные предпосылки: с одной стороны, массовое взаимное
недоверие, атомизация индивидов, еще большее ослабление моральных
уз, с другой стороны, поиски новой объединяющей мифологии («третий
путь» и т. п.), типичная беспринципность политиков, опасная
конъюнктурность политических альянсов, а также высокая
отзывчивость части населения России к основным постулатам
тоталитарной идеологии.
РАЗДЕЛ VII
Социокультурное будущее
Добреньков В.И.,
д.ф.н., профессор
КРИЗИС РОССИИ И ЕЁ БУДУЩЕЕ В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ
ДИНАМИКИ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
В
судьбе России последние 8 лет обозначились как переломные. Прежде
всего, это время радикальной ломки устойчивых связей во всех
сферах общественной жизни бывшего «государства развитого
социализма.» Во-вторых, это попытка либерал-демократов построить
на обломках старого общества некие новые социальные отношения,
якобы воссоединяющие Россию с цивилизованным миром. Помимо
огромных изменений в политической и экономической жизни,
сегодняшняя Россия претерпевает поистине глобальный культурный или
даже цивилизационный перелом. Какова же социокультурная сущность
осуществляемых реформ в современной России? Что означает для
России на цивилизационном уровне этот судьбоносный переход от
«государства развитого социализма» к «западной демократии»?
Сегодня, когда Россия находится во всеобъемлющем кризисе,
когда население отчуждено от власти, парализовано производство,
прогрессирует социальное неравенство, попраны исконно русские
идеалы справедливости, бескорыстия и добра, очень важно
проанализировать, каков социокультурный базис реформ, приведших к
таким катастрофическим последствиям. С нашей точки зрения, именно
он является основой глубочайших негативных процессов в политике,
экономике, душевном и духовном здоровье россиян. Поэтому нам
представляется весьма актуальным и верным рассмотрение системного
кризиса в России через призму социокультурной парадигмы, которая
лежит в основании всех посткоммунистических реформ.
Для рассмотрения данного вопроса под таким углом зрения
необходима некоторая макротеория, в которой концепции
социокультурного процесса и кризиса присутствовали бы в качестве
основополагающих. Макротеории, содержащие социокультурный подход,
появились в 80-х годах прошлого столетия. Так, К.Маркс высказал
идею «азиатского способа производства» как некой формы
существования экономики на протяжении тысячелетий. Ф.Теннис делает
основанием своей теории дихотомию возможных форм социальной
организации: «общины» и «общества». Э.Дюркгейм в теории разделения
общественного труда выделяет два противоположных по своему
социокультурному смыслу типа солидарности — «механическую» и
«органическую». Однако при разработке социокультурного подхода к
социуму вышеназванные социологи не рассматривали роли социетальных
кризисов в социокультурной динамике человеческого общества.
Поэтому, пожалуй, в наибольшей степени нашим целям
соответствует макротеория социокультурной динамики российско-
американского социолога П.А. Сорокина. Она трактует человеческую
историю как процесс динамического чередования трех типов
социокультурных (цивилизационных) суперсистем: идеационального,
идеалистического и чувственного. Процесс ломки одного типа системы
и установления другого есть цивилизационный кризис. По Сорокину,
суть цивилизационного кризиса — в кризисе базовых ценностей
nayeqrb`, показатель их исчерпанности.
Идеациональный и чувственный типы являются базовыми,
идеалистический тип представляет собой своеобразный симбиоз двух
предыдущих.
Идеациональные культурные суперсистемы обладают следующими
отличительными чертами: в основе духовного существования этих
суперсистем лежит идея некоего Абсолюта, представленного в идее
Бога (богов, коммунизма и т.д.). Нравственная цель таких обществ
заключается в стремлении всех его членов к достижению (постижению)
высшего Абсолюта. Этика идеациональных систем мало подвержена
изменениям, так как считается исходящей от Абсолютного авторитета.
Духовные ценности в этих суперсистемах возвышаются, материальным
же отводится второстепенное значение. В истории человеческой
цивилизации преобладал этот тип социокультурных систем.
В чувственных культурных суперсистемах важнейшее место
отводится материальной стороне жизни. Можно даже сказать, что в
обществах, в которых господствует чувственный тип культуры,
материальный комфорт и чувственные удовольствия являются
своеобразным Абсолютом, достижению которого подчинена жизнь
каждого члена общества. Этика в чувственных суперсистемах носит
светский характер, то есть считается созданием человеческого
разума, а потому релятивна, беспрерывно видоизменяется под
воздействием изменений в материальной действительности. Духовная
жизнь в таких обществах неинтенсивна, т.к. не способствует
достижению чувственного счастья.
Особое место в классификации культурных суперсистем Сорокина
принадлежит идеалистическим (интегральным) суперсистемам. Это —
воплощение наиболее гармоничной для развития человека социетальной
модели. В идеалистических обществах этические нормы являются
синтезом этики идеациональной и чувственной. Как и в
идеациональной этике, в идеалистической этике присутствует Бог или
надчувственный Абсолют. Тем не менее, в противовес идеациональной
этике, в идеалистической культуре положительно оцениваются те
чувственные ценности, которые наиболее благородны и не
противоречат Абсолюту. Выразителями этой этики были Сократ,
Платон, Аристотель. Исторически для идеалистических обществ
характерно гармоничное сочетание сильного ценностно-нормативного
стержня с экономическим процветанием. Примерами таких
идеалистических обществ являются Греция V-III вв. до н.э., Европа
XIII-XV.
Три типа социокультурных систем сменяют друг друга в истории.
За идеациональной системой следует идеалистическая. Такой переход
не сопровождается цивилизационным кризисом, т.к. последняя
является лишь смягченной формой первой. При дальнейшем движении
общества к чувственной системе становится неизбежным
цивилизационный кризис как процесс смены основополагающих
социокультурных ориентиров. То же самое происходит при переходе
социума от чувственного к идеациональному социокультурному типу.
На основе анализа цивилизационных кризисов в Древней Греции,
Древнем Риме, Древнем Китае и Индии в качестве главных признаков и
одновременно последствий кризиса той или иной культурной
суперсистемы Сорокин выделяет следующие: резкое увеличение внутри-
и внешнеполитических конфликтов (войны и революции), резкое
обнищание значительной части общества и увеличение психических
отклонений и самоубийств. На духовном уровне цивилизационный
кризис означает процесс смены глобальных социокультурных
ориентиров общества.
К какому же типу социокультурных систем можно отнести
«государство развитого социализма» — СССР как некую отправную
точку нынешнего переходного периода, и какова цивилизационная
qsymnqr| современного российского кризиса?
В политическом и экономико-социальном аспектах СССР
представлял собой типично идеациональное общество,
функционировавшее по принципам государственно-бюрократического
социализма. В экономике приоритет отдавался группе «А» и военной
промышленности, группа «Б» — производство товаров народного
потребления — оказалась вне главных интересов государства. В
советском обществе вопросы комфорта, материального удовлетворения
были публично провозглашены второстепенными. Приоритетом
советского государства было сохранение и поддержание
социалистической системы в противовес западному капиталистическому
сообществу. Советский человек жил и гордился принадлежностью к
непотребительской, «идейно высокой» суперсистеме. Общество
«работало» на воплощение «социалистических идеалов», таких как
социальная справедливость, национальное равенство, полная трудовая
занятость, моральная чистота, исконно созвучных русскому человеку.
Важно, что интеллектуальная элита советского общества
разделяла и укрепляла эти идеалы, давая тем самым мощный
идеологический и нравственный потенциал всей культурной
суперсистеме. Несомненно, ценностный компонент советской
культурной суперсистемы носил идеалистический характер. Это было
гармоничное сочетание идеациональных элементов (моральная чистота,
преданность социалистической Родине) с некоторыми элементами
чувственными (ускорение НТП, построение общества развитого
социализма, «от каждого по способностям, каждому — по
потребностям»).
В советском социуме идеалистическая социокультурная ориентация
в значительной степени исходила от научной гуманитарной элиты.
Начиная с 60-х годов, она начинает вплотную заниматься
теоретической разработкой системы идеалистической социокультурной
ориентации. В советской философии 60-х — 80-х годов активно
разрабатывается объективный идеализм Гегеля. Как пишет П.А.Сорокин
в работе «Основные черты русской нации в ХХ столетии», «кроме
всего прочего, официальная советская философия диалектического
материализма Маркса Ї Ленина в некоторых отношениях является не
менее материалистической и более идеалистической, чем такие
течения западной философии, как атеистический экзистенциализм,
фрейдизм, прагматизм, агностицизм, позитивизм и некоторые другие».
Таким образом, советское государство времен застоя
представляло собой социокультурную суперсистему смешанного типа, в
котором идеологический (ценностный) компонент был идеалистическим,
а экономико-социальный — идеациональным. Можно констатировать, что
в социокультурном процессе идейно-ценностная сфера советского
общества ушла несколько вперед по сравнению со сферами
экономической, политической и собственно социальной. Отставание
последних выражалось в невысоких показателях научно-технического,
экономического и социального развития, неэффективности управления
непомерно разросшегося государственного аппарата. Проблема
недостаточного развития промышленности группы «Б», т.е. группы
товаров народного потребления, породила некоторое недовольство
населения. Вплоть до начала перестройки СССР жил «бытом военного
времени» — экономикой, не подчиненной целям обороны, было около
20% народного хозяйства СССР.
К середине 80-х годов встала острая необходимость поворота
всего производства лицом к потребителю, сохраняя при этом идеалы,
абсолюты социализма. Формула «за социализм с человеческим лицом»
стала афористичным выражением сущности идеалистической
суперсистемы, достижение которой было для России делом вполне
реальным. В первых лозунгах перестройки «За ускорение НТП»,
«Больше социализма» с очевидностью просматривается ориентация на
oepeund социально-экономических отношений от идеационального к
гармоничному идеалистическому типу.
Перестройка, возникшая как способ преодоления кризисных
тенденций в советском обществе, выдвинула на первый план реформы,
предполагающие внесение в существующую идеологию таких чувственных
и идеалистических ценностей западного общества, как
демократические свободы, высокий материальный стандарт жизни,
переориентирование экономики на реального потребителя, приобщение
к гуманистическим общечеловеческим ценностям. Однако это не
означало забвения главной ценности прежней псевдоидеациональной
суперсистемы — коммунистического идеала. Иначе говоря,
предполагалось не менять цивилизационной сущности суперсистемы,
направив реформаторскую деятельность на экономику и политическую
систему.
Однако этот путь остался неосуществленным, а провозглашенный в
одночасье курс на тотальную вестернизацию фактически означал
попытку насильственного и противоестественного социокультурного
прыжка. Это был переход не просто от командно-административной
системы к свободному рынку, но, прежде всего, переход к новой
системе ценностей, новой этике. В качестве конечных целей реформ
первой половины 90-х годов указывались эффективная рыночная
экономика, формирование гражданского общества, формирование
среднего класса и полномасштабная реставрация класса
предпринимателей-капиталистов как социальной и политической базы
доминирующей суперсистемы.
На базовом ценностном уровне общества, как, впрочем, на
политическом и экономическом, мгновенно произвести кардинальные
изменения невозможно. Современная Россия оказалась отлучена от
ценностей коммунистической идеологии и в значительной степени от
православной культуры, семидесятипятилетнее забвение которой не
могло пройти для русского народа бесследно. Ценностный вакуум,
отсутствие не подлежащей сомнению системы ценностей — такова
основа и исходная предпосылка кризиса во всех сферах
жизнедеятельности российского общества. Сегодня в России
наблюдается процесс глубочайшей духовной и нравственной
деградации, что, по Сорокину, является первопричиной и главным
признаком цивилизационного кризиса.
В силу появившейся экономико-политической зависимости России
от стран Запада в обществе началось активное насаждение системы
истины и этической системы западной чувственной суперсистемы. Тот
факт, что прививаемые чувственные ценности и чувственная этика не
родились в недрах российского общества, то есть не были ему
органично присущи, но оказались привнесены извне, придает особую
остроту и драматизм духовному кризису российского социума.
Насаждение извне системы чувственных социокультурных
ценностей, по сути, только углубило ценностный кризис в России.
Западная система ценностей чужда российскому обществу, о чем
свидетельствует их однобокое и примитивное восприятие в России и
отрицательное влияние усвоенных установок на экономическую,
политическую, культурную и психологическую сферы жизни людей.
Парадокс проводимых в России реформ заключается в том, что
однобокое принятие западных установок лишь отдалило Россию от
главных целей реформирования: построения правового
демократического государства, экономического процветания на уровне
всей нации, приобщения к общемировому культурному опыту.
Таким образом, в современной России присутствует главный
признак цивилизационного кризиса — ценностный вакуум.
Противоестественный ход социокультурного процесса поверг
страну в такой кризис, который даже несопоставим по своим
масштабам и глубине с «естественными» цивилизационными кризисами,
n которых писал Сорокин.
Кардинальные изменения претерпели политическая, экономическая,
социальная и культурная сферы российского общества. Но
наличествуют ли в сегодняшнем российском обществе негативные
феномены, являющиеся для Сорокина достоверными признаками
цивилизационного кризиса?
По Сорокину, признаком цивилизационного кризиса в экономике
является резкий спад производства и обеднение в масштабах целой
нации. В экономическом аспекте жизни России основными тенденциями
стали катастрофический спад производства, разграбление природных
ресурсов, замедление НТП вследствие недостаточной поддержки
государством научных кадров.
Декларированный переход к рыночной, чувственной по своему
характеру экономике прежде всего пагубно отразился на производстве
предметов народного потребления: если в 1990 году было произведено
106,2% по сравнению с предыдущим годом, то в 1991 году — 95,0, в
1992 — 84,8, в 1993 — 74,0, в 1994 — 74,2%.
Традиционно наиболее эффективным показателем экономического
развития является ВВП. В период 1990 — 1997 годы ВВП в России
снизился почти вдвое, причем наибольший урон нанесен легкой
промышленности, на развитие которой была направлена перестройка,
ее продукция за 7 лет сократилась в 7 раз. Если за критический
порог принять уровень падения ВВП в США в годы Великой Депрессии,
т.е. 30%, становится очевидно, что сегодня в России имеет место
кризис невиданного масштаба, несравнимый с кризисами чисто
экономическими.
Наука, которой в начале перестройки отводилась решающая роль в
реформировании народного хозяйства, оказалась в загоне — один за
другим закрываются НИИ и другие научные объединения, причем
наибольшее сокращение пришлось на конструкторские организации и
научно-технические подразделения на промышленных предприятиях. За
последние годы на 60-70% снизилось бюджетное финансирование науки.
В рамках «капитализации всей страны» происходит разграбление
национальных природных ресурсов России. За границу уходят
российская нефть, природный газ, алюминий, алмазы. Отсюда с
необходимостью можно сделать вывод о том, что в экономической
сфере Россия не только не переходит на рельсы чувственной
суперсистемы, а скатывается несравненно ниже того уровня, который
существовал при идеациональной социалистической системе.
В социальной сфере основными тенденциями стали резкий рост
социального неравенства, маргинализация значительной части
населения, появление безработицы. Достаточно сказать, что за
последние годы соотношение экстремальных доходов у полярных групп
населения возросло с 1:4 до 1:30. Происходит социальная мутация
общества, связанная главным образом с маргинализацией бывшего
среднего класса. Советский средний класс соответствовал среднему
классу царской России: нечто, напоминающее серединную часть
египетской пирамиды и составляющее до трети всего объема
населения. Таким образом, в результате Октябрьской революции, с
точки зрения социологии, социального прогресса в общей структуре
не произошло. Средний класс советского периода представляли
городская и сельская интеллигенция, высококвалифицированные
рабочие, офицерское сословие, что в совокупности составляло 40-50%
населения. И именно средний класс в советское время был главным
носителем и распространителем идей гуманистического
идеалистического по своему цивилизационному характеру социализма.
В настоящее время произошли резкие качественные и
количественные изменения российского среднего класса. «Новый»
средний класс стал носителем западных ценностных ориентаций.
Современные представители среднего класса — это, главным образов,
whmnbmhjh, вышедшие из интеллигенции и офицеров. Они смогли удачно
«вписаться» в систему капиталистических экономико-социальных
отношений, при этом став идеальной криминогенной средой и, таким
образом, потеряв типические черты русской интеллигенции. Те
представители советского среднего класса, которые не смогли (или
не захотели) работать в новых социально-экономических условиях,
оказались жертвами структурной безработицы. Очевидно, что эта
часть бывшего советского среднего класса по своим доходам сегодня
попадает в низший класс. К среднему классу западного образца в
настоящее время можно отнести максимум 10% населения,
преимущественно чиновников, причем выходцы из
высококвалифицированных рабочих в их число практически не входят.
Таким образом, капитализация российского общества нанесла
мощнейший удар по той его части, которая воспроизводила и
производила его культуру, его идеалы. Поэтому, будучи ввергнута в
экономический кризис, русская нация оказалась лишена и своего
национального ценностного стержня.
Это «двойное» лишение вызывает у населения чувство фрустрации
и постоянной неудовлетворенности. И, как пишет Сорокин, если мы
имеем дело с цивилизационным кризисом, то огромные материальные и
духовные потери народа будут сопровождаться повышенной внутри- и
внешнеполитической конфликтностью. Однако, на первый взгляд,
политическая ситуация в России относительно спокойная. В первой
половине 1995 года политически инертную часть населения составляли
30-50%, доля готовых к активным политическим действиям не
превышала 7 — 13%.
Тем не менее, при более глубоком анализе российской
внутриполитической ситуации становится очевидна ее скрытая
напряженность, связанная с отчуждением людей от собственности и
труда. Внешняя апатичность россиян — следствие глубокой
фрустрации, разочарования в стратегии так называемого «приобщения
к цивилизованному миру». В течение последних нескольких лет был
принят ряд политических решений, которые большинством населения
воспринимаются как антинародные. Это Беловежское соглашение,
политические уступки странам Запада, чековая приватизация,
либерализация цен.
Вступление же России в Европарламент свидетельствует не
столько о процессе ее интеграции в мировое сообщество, сколько о
бессилии решить свои внутренние проблемы собственными силами,
согласии на дальнейшую политико-экономическую эксплуатацию России
в обмен на кредиты.
Доверие к власти со стороны населения практически полностью
потеряно. Согласно разработанным группой экспертов под
руководством академика Г.В. Осипова показателям политического
риска, допустимая норма отвергающих существующий политический
режим — это 20 — 25%. В России существующую власть отвергают 40%
населения, что говорит о фактической нелигитимности сегодняшней
власти.
Сейчас в стране присутствует скрытая взрывоопасность, чреватая
своей непредсказуемостью, которая может привести не к отдельным
политическим выступлениям, демонстрациям или забастовкам, а к
кровавому бунту в масштабе всей нации.
Следующий симптом цивилизационного кризиса, выделяемый
Сорокиным, — это резкое увеличение преступности. В России этот
признак присутствует налицо.
На сегодня уровень преступности в стране составляет 6 — 6,5
тыс. преступлений на 100 тыс. человек, при том, что в мировой
практике в качестве «критического порога» преступности принята
цифра 5 — 6 тыс. преступлений на 100 тыс. человек. Особенно
высокий рост преступлений наблюдался в 1992 году, когда начался
`jrhbm{i процесс приватизации.
В 1994 году количество преступлений несколько упало, но при
этом по сравнению с 1993 годом возросло количество умышленных
убийств и покушений, а также тяжких умышленных телесных
повреждений. С 1990 по 1994 количество умышленных убийств возросло
более чем в 2 раза, затем оно несколько снизилось. Интересно, что
рост спланированных убийств, когда гомицид становится своего рода
бизнесом, а убийца не питает личной неприязни к жертве, также
выделяется Сорокиным в качестве признака цивилизационного кризиса.
Последние три взаимосвязанных признака цивилизационного
кризиса, о которых писал П.А. Сорокин, — это рост количества
душевно больных, рост суицида и кризис семьи. Каков же уровень
душевного здоровья российского населения 90-х? Разрушение системы
социальных льгот и гарантий, потеря социальной защищенности
сопровождается ростом стрессовых ситуаций и душевных травм,
которые могут перерасти в душевные болезни. С 1990 по 1993 год
число самоубийств увеличилось с 26,4 чел. на 100 тыс. до 36,1. В
то же время в мировой практике высоким признан уровень
самоубийств, превышающий 20 чел. на 100 тыс. чел. По оценкам
специалистов, примерно 25% российского населения нуждается в
психиатрической помощи. Постоянно растет число людей, обращающихся
за консультативно-врачебной помощью к психиатру. Продолжается рост
числа неврозов, депрессий, после которых следующий шаг — попытка
самоубийства.
Кризис семьи в настоящее время проявляется в России в самых
ярких и глубоких формах. В 1997г. на 6 заключаемых брака
приходится четыре развода, наблюдается прогрессирующее падение
рождаемости и упадок родительской любви. Кризис распада семейного
образа жизни обострился до такой степени, что аморализм в России
стал одной из отличительных черт переходного периода.
Таким образом, в России 90-х годов присутствуют практически
все признаки цивилизационного кризиса, о которых говорил Сорокин,
— обеднение в масштабе нации, повышенная внутри- и
внешнеполитическая конфликтность, резкий рост преступности, рост
числа душевнобольных и самоубийств, кризис семьи. Последние 8 лет
— это не просто период радикального социально-экономического и
политического реформирования страны, но болезненного процесса
насильственного перехода от идеационально-идеалистической к
перезревшей чувственной социокультурной системе западного образца.
Таким образом, в условиях образовавшегося после падения
идеалов коммунизма вакуума ценностей идет западная духовная
экспансия, экспансия перезревшей чувственной гедонистической
культуры и социального порядка. Следует отметить, что в Россию
привносится органически не присущая ей система этики, которая
несет в себе «кризисные» черты, то есть не ставит морально-
нормативных преград аномии и девиантности во всех сферах
общественной жизни. «В духовном смысле Америка уже погибла. В
нашем «свободном» обществе каждый имеет право на деградацию. Но
какое право имеют больные заражать здоровых», — вопрошает
американский философ Стивен Лаперуз. Его диагноз оказался на
удивление созвучен вердикту, вынесенному Сорокиным западному
обществу более 50 лет назад в работе «Кризис нашего времени».
Анализ реальной ситуации в нынешней России позволяет сделать
вывод о том, что все попытки насаждения чувственной суперсистемы
западного образца оказались неудачными и в значительной степени
продемонстрировали исчерпанность самой социокультурной
суперсистемы Запада.
Драма сегодняшней России состоит в том, что именно путь
национального развития в рамках сохранения идеалистического по
своей сути социализма мог дать ей материальные и духовные
dnqrhfemh, сопоставимые с достижениями западной цивилизации и
даже превосходящие их. Встав на путь космополитического слепого
копирования, наша страна, увы, обрекла себя на путь невосполнимых
материальных и духовных потерь.
Сегодня в условиях всеобъемлющего кризиса в России, духовного
вакуума и морального нигилизма возникает вопрос — что делать?
Каков путь выхода России из кризиса?
На протяжении многих тысячелетий во времена цивилизационных
кризисов, социальных потрясений, революций и войн, особенно в XIX
веке, ученые и политики были всегда исключительно озабочены
вопросом — с чего надо начинать при необходимости радикальных
изменений курсов социального развития и создания новых типов
общественных отношений — с экономической сферы, политической или
духовной. По поводу этого было написано огромное количество
научных трактатов, книг, социальных проектов, были осуществлены
различные социальные эксперименты. Оставляя за текстом все
выкладки, хочу утверждать на основании анализа теоретических и
практических попыток ответить на вопрос «что делать?» — 1. Любые
изменения в какой-либо одной сфере социума, хотя и необходимы, но
недостаточны для достижения эффективного результата. 2. Изменения
должны происходить одновременно во всех сферах, но начинать надо с
духовной сферы — культурной, идеологической.
Сорокин неоднократно подчеркивал, что в условиях
цивилизационного системного кризиса социума никакие отдельные люди
в области экономики и политики не могут устранить его. По его
мнению, только глобальная ценностная переориентация внутри самого
общества может стать гарантом его стабилизации, дальнейшего
развития и процветания. Вот стратегия поиска реального пути выхода
России из кризиса.
Последние десять лет исторического развития России поставили
её накануне XXI века перед чертой — быть России или не быть. В
наше поистине аполикаптическое время перед Россией встают три
альтернативы: первая — повернуть социокультурный процесс вспять —
назад к «советскому коммунизму»; вторая — продолжить либерально-
демократический курс «реформ» и превращения России в чувственную
социокультурную систему западного образца; третья — создать новую
интегральную культурную суперсистему — идеалистическую по своей
сути, в которой бы идеациональный и чувственный компоненты были бы
гармонично сбалансированы.
Только выбрав третью из альтернатив — Россия обретет заново
свою судьбу, будущее, найдет правильный путь своего развития.
Первая альтернатива — невозможна, вторая — ведет Россию к распаду
и духовной гибели.
Может быть, сейчас мы не можем в деталях сказать — что
необходимо делать для реализации третьей из альтернатив, но зато
очень точно и определенно мы сейчас можем сказать — что не должны
продолжать делать и от чего должны отказаться.
И в заключение мне бы хотелось поставить вопрос: есть ли в
самом российском обществе живительные источники и духовная сила,
способная стать ведущей и выработать этические правила для
функционирования и интеграции основных институтов общества? Есть и
источники, духовная сила. Это — глубочайшие традиции российской
культуры и православной церкви. Это лучшие традиции
социалистической культуры, от которых нельзя отказываться и
отбрасывать. И главная сила — это дух нашего русского народа. Как
гласит старая русская поговорка — «народ не обманешь». Он
обязательно в нужное время скажет свое слово и совершит правильное
историческое действие. Окончательное слово за ним, ибо он и творец
и судья истории.
Бестужев-Лада И.В.,
академик РАО и РАЕН,
президент Академии прогнозирования
(исследований будущего)
ОТ ГЛОБАЛИСТИКИ К АЛЬТЕРНАТИВИСТИКЕ
В
философии истории на протяжении нескольких тысячелетий её
развития сложились три концепции эволюции человечества в прошлом,
настоящем и будущем: регресс, прогресс и циклы, в которых прогресс
попеременно сменяется регрессом, и наоборот. До недавних пор в
различных идеологиях обычно господствовала одна из трех концепций.
Так, индуизм целиком зиждется на концепции бесконечных циклов
регресса от «золотого века» к «железному». Марксизм, напротив, —
на концепции прогресса от первобытнообщинного строя до коммунизма.
Только в последнее время растет понимание равнопорядковости всех
трех концепций, их относительности — в зависимости от критериев,
их взаимосвязанности.
В частности, V-ХХ века христианского летоисчисления можно
считать прогрессом мировой европоцентричной цивилизации на руинах
античной. Долее ХХI века в её настоящем виде она вряд ли
просуществует. Можно считать нарастающим регрессом относительно
предшествовавших сорока тысячелетий «естественного состояния» рода
homo sapiens, полагая древние цивилизации кризисом в этом
процессе. Точно так же те же самые века можно считать очередным
циклом развития цивилизации. Во всяком случае, с эпохи
Возрождения, полагая предшествующее ей тысячелетие эпохой
«антицикла» после крушения античной цивилизации. Смотря как и что
видеть.
Еще один пример. То, что происходит в России и других
республиках бывшего СССР в 1990-х годах, можно считать регрессом с
позиции консерваторов-коммунистов, прогрессом с позиции радикалов-
антикоммунистов. А можно считать очередной, седьмой по счету
попыткой циклического характера выйти из противоестественного,
социально-патологического состояния реализованной утопии
казарменного социализма. Предыдущие шесть попыток имели место в
1921-29, 1956-64, 1966-71, 1979, 1983 и 1985-91 гг.
При этом в каждом цикле различаются стадии прогресса и
регресса. В свою очередь, прогресс или регресс любых масштабов и
продолжительности могут включать в себя по принципу «русской
матрешки» бесконечные ряды циклов различного характера, от
суточных до многотысячелетних.
Концепции прогресса, регресса и циклов — не единственные, на
основе которых можно описывать закономерности развития
человечества. Достаточно конструктивна в данном плане
применительно к социальным процессам концепция «норма —
патология». С этой точки зрения, упомянутое выше «естественное
состояние» рода homo sapiens можно считать нормальным, а
происходящее в последние столетия и особенно десятилетия -
ненормальным, патологическим Точно так же эволюцию человечества в
общем и целом можно считать нормой, а отклонения типа «брачных
коммун», изуверских сект, мафии, «мировой системы социализма» и
т.п. — патологией. В этом смысле все семь перечисленных выше
«перестроек» правильнее называть неудавшимися пока что попытками
нормализовать ненормальное, вернуться от патологии к норме.
Qsyeqrbs~r, как известно, и другие концепции.
Одна из них носит интегральный характер, в значительной мере
объединяя многие типа названных выше. Речь идет о концепции
циклического развития, в структуре циклов которой различаются
последовательно сменяющие друг друга ситуации: нормальная,
проблемная, критическая или кризисная, катастрофическая либо
революционная — в смысле перехода в другое качество. Ввиду
многозначности перечисленных определений, каждое из них требует
пояснения.
Нормальная ситуация отличается уравновешенностью,
сбалансированностью, стабильностью, которые теоретически могут
продолжаться бесконечно долго, но на практике рано или поздно
нарушаются и переходят в скат, дисбаланс, коллапс. Так, нормальная
ситуация для человеческого общества любых масштабов — от
глобального до регионального и локального — зиждется на примерно
двух десятках балансов, начиная с топливно-энергетического,
материально-сырьевого, продовольственного, транспортного,
торгового и кончая экологическим, демографическим, социокультурным
и др. На протяжении десятков тысячелетий существования рода
человеческого те или иные балансы — а иногда и все разом —
периодически нарушались, затем восстанавливались на новом уровне и
в новом качестве. На протяжении последних пяти веков эти балансы в
очередной раз стали все сильнее разрушаться по нарастающей, и во
второй половине истекающего столетия превратились в
катастрофически нарастающие дисбалансы. Этот процесс не может
продолжаться не то что вечно, но вообще долее нескольких
десятилетий. Затем центробежные силы неизбежно разнесут в прах
«пошедшую вразнос» систему. Однако до сих пор все еще остается
возможность вернуться к нормальной ситуации восстановленных
балансов в форме цивилизации, альтернативной существующей, т.е.
качественно отличающейся от неё.
Как только баланс или система балансов нарушается — нормальная
ситуация переходит в проблемную, понимая в данном случае под
проблемой определенное противоречие, разрыв между должным и сущим,
желательным и действительным. Однако само по себе назревание
проблемы — тоже в известном смысле норма. Дело в том, что
совершенно «беспроблемного» состояния общества практически не
бывает, а близкое к нему свидетельствует лишь о крайней степени
стагнации, когда отсутствуют какие-либо стимулы не то что к
развитию, но даже просто к функционированию. В этом смысле
проблема как стимул к функционированию, развитию играет важную
конструктивную роль. Важно лишь, чтобы проблема была скорее
осознана и возможно оптимально решена. Иными словами, требуется
возможно скорее перевести проблемную ситуацию обратно в
нормальную, понимая, что тут же возникнут новые проблемы —
желательно более высокого уровня — и что они, в свою очередь,
должны быть снова оптимально решены.
Если проблема по каким-либо причинам не решается или решается
неудовлетворительно, неоптимально, либо решение её затягивается —
проблемная ситуация столь же закономерно перерастает в
критическую. Кризис — это переломный момент, когда ситуационный
процесс еще обратим. Правда, чем запущеннее и глубже кризис, — тем
труднее «повернуть ситуацию вспять». Но такая возможность в
принципе всегда остается, и это чрезвычайно важно для управления,
для его ультима рацио, «последнего решения».
Наконец, если кризис не преодолен, — ситуация перерастает в
катастрофическую, когда система гибнет, либо в революционную,
когда совершается переход в качественно новое состояние. В обоих
случаях предполагается установление совершенно иной системы — и
цикл начинается сначала.
Цикл «норма — проблема — кризис — катастрофа либо революция —
норма» имеет, по нашему мнению, не только онтологическое значение,
но и гносеологическую ценность, позволяя анализировать,
диагнозировать и прогнозировать течение социальных процессов более
основательно и конструктивно, в смысле обоснования целевых,
предплановых программных, плановых, постплановых программных,
проектных и текущих управленческих решений.
Сошлемся, в качестве примера, на последние данные современных
исследований будущего.
По некоторым авторитетным концепциям современной научной
прогностики, существующая мировая цивилизация обречена. Она вряд
ли переживет в своем настоящем виде ХХI век — да и то ценой
мучительной гибели нескольких миллиардов человек — потому что
неспособна к самосохранению, к устойчивому развитию из-за
нарастающих дисбалансов, о которых упоминалось выше.
В частности, не может долее нескольких десятилетий удваиваться
каждые несколько лет производство и потребление энергии. В
отношении тепловой энергетики это неизбежно приведет к
необратимости загрязнения окружающей cреды. В отношении атомной
энергетики — к нарастанию «чернобыльского синдрома» в результате
диверсии или военных действий по ходу непрекращающихся «малых
войн», не говоря уже о головоломной проблеме захоронения отходов
атомного оружия. Планета не может выдержать и удвоение каждые
несколько десятилетий числа людей на земле, как это имело место в
ХХ веке, — точно так же, как и начавшегося процесса депопуляции-
выморочности, характерного для многих развитых стран мира.
Наконец, безусловно чревато катастрофой состояние мировой
культуры, находящее ныне свое наиболее острое выражение в «разрыве
поколений» и аннигиляции культуры при её столкновении с
воинственно-наступающей «антикультурой».
Сказанным не исчерпываются глобальные проблемы современности.
Имеется в виду также гонка вооружений, которая ныне свелась к
опасности попадания оружия массового поражения — ядерного,
химического и бактериологического — в руки тоталитарных,
изуверских и мафиозных структур. Растет разрыв между богатым миром
развитых стран и бедным миром отсталых стран, где каждый третий —
без постоянной работы или вообще без работы и где ему прямая
дорога — к упомянутым выше тоталитарным, изуверским и мафиозным
структурам, овладевающим оружием массового поражения. И это не
говоря уже о разливающемся половодье преступности, о надвигающейся
на человечество лавине сильнодействующих наркотиков, которые
нетрудно будет производить в любой домашней лаборатории, о
нарастающем подрыве самого генофонда человечества.
Перечень глобальных проблем современности нетрудно продолжить,
но главное заключается в том, что обыденным и бюрократическим
общественным сознанием на уровне широких кругов мировой
общественности и сферы социального управления эти проблемы все еще
не осознаны как нарастающая глобальная проблемная ситуация. Хотя
на уровне научного осознания серьезности проблем в данном
отношении за последние 30 лет сделано немало. При всем том, факт
остается фактом: практически не сделано почти ничего, чтобы не
допустить перерастания глобальной проблемной ситуации в
критическую. Первых признаков наступающего кризиса, когда еще
возможно нормализовать ситуацию, вполне достаточно. Но сам кризис
еще не наступил, и это сохраняет соблазн «проскочить на авось»,
что усиливает опасность катастрофического исхода.
В научном сознании пути нормализации ситуации к настоящему
времени более или менее прояснены. Они видятся, как уже
говорилось, в переходе к альтернативной цивилизации, способной
успешно разрешить глобальные проблемы современности. Важнейшие
j`weqrbemm{e показатели такой цивилизации: «низкая энергетика» —
опора, в основном, на возобновляющиеся, экологически чистые
источники энергии — Солнце, вода, ветер и т.д.; «устойчивое
развитие» — в смысле возможно более полного восстановления всех
глобальных балансов, начиная с демографического; «демилитаризация»
— всеобщее и полное разоружение; «экологизация жизни» — подчинение
всех жизненных критериев, начиная с экономического, одному —
сохранности природы; наконец, «гуманизация образования и культуры»
— в смысле преодоления гибельного для человечества «разрыва
поколений» и еще более гибельной «антикультуры».
Это подразумевает максимальное развитие ресурсо- и
энергосберегающих технологий производства и потребления, в том
числе максимальную теплоизоляцию жилых, общественных и
производственных зданий, а также минимизацию энергозатрат на
удовлетворение любых псевдопотребностей, плюс минимизацию
моторного транспорта при пешеходной доступности мест работы,
покупок и развлечений. Наконец, радикальную переориентацию системы
общечеловеческих ценностей на нормальное воспроизводство поколений
— особенно по качественным параметрам — на физическое и духовное
благосостояние человека, на высокосодержательный, творческий труд
и досуг, всестороннее развитие личности, на спасение вида homo
sapiens путем спасения гибнущей земной флоры и фауны.
Понятно, центральной научной и политической — как
теоретической, так и практической — проблемой в данном плане
становится проблема оптимального перехода от существующей
цивилизации к альтернативной, с соответствующими прикладными
выводами для теории и практики управления социальными процессами
на глобальном, региональном и локальном уровнях. Предварительное
изучение названной проблемы показывает, что ключевой
методологической задачей в данном плане является дифференциация
возможных путей перехода от одной цивилизации к другой. Ясно, что
эти пути могут и должны быть различными для развивающихся и
развитых стран мира, даже для отдельных однотипных групп тех и
других стран, даже для отдельных регионов наиболее крупных стран.
В выборе оптимального пути немаловажную роль сыграет научное
наследие Питирима Сорокина, богатство его идей, устремленных в
будущее.
Медведев В.А.,
чл.-корр. РАН
АКТУАЛЬНОСТЬ ВОЗЗРЕНИЙ
ПИТИРИМА СОРОКИНА
НА ГЛАВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
О
бращение к трудам Питирима Сорокина, соприкосновение с его
социологией оставляют неизгладимое впечатление. Поражает сочетание
энциклопедичности познаний в области истории общества и культуры с
острым чувством современности, скрупулезного анализа
социологических явлений с научной интуицией, даром обобщения
автора, глубины и фундаментальности, оригинальности и самобытности
мышления с ясностью, незамутненностью изложения, блестящим
литературным стилем. Особо заслуживает быть отмеченным неприятие
автором конформизма, приспособления к интересам сильных мира сего,
непредвзятость научных выводов и результатов.
Социология Питирима Сорокина — уникальное явление в науке XX
столетия. Если говорить о ее месте в развитии мирового
обществоведения, то, несомненно, Сорокин — и предтеча, и, по
меньшей мере, один из главных творцов новой парадигмы
обществоведения, связанной с идеей формирования новой цивилизации,
означающей глубочайший поворот в общественном развитии. Вне этой
идеи нельзя понять ни глобальных процессов, ни проблем современной
России, переживающей глубокий кризис и бьющейся в поисках выхода
из него. Взгляды Сорокина, высказанные им в основном в середине XX
века, сохраняют свою актуальность и сегодня, на пороге нового
столетия.
Мысль о формировании качественно новой цивилизации довольно
отчетливо проступает у Сорокина в его концепции трех
социокультурных типов: чувственном, идеациональном и интегральном,
в смене которых вращалась история человечества на протяжении свыше
тысячелетия. Не думаю, что это исчерпывающая и самодостаточная
теория общественного развития. Не нахожу и у самого Сорокина
претензии его теории на такую роль. Но не вызывает сомнений, что
предложенная Сорокиным систематизация социокультурных типов
общественного строя и периодизация истории на их основе отражают
реальные моменты общественного развития, особенно в
социокультурном и морально-психологическом аспектах.
В этой связи можно сослаться на блестящий социологический
анализ кризиса современного капитализма, по терминологии Сорокина,
как процесса дезинтеграции чувственного социокультурного типа.
Правда, при этом невольно допускается не то чтобы идеализация, но
некоторая реабилитация капитализма XIX века, который
противопоставляется разлагающемуся социально-культурному типу
чувственного общества. Но зовет Сорокин не назад в XIX век, а
вперед — к интегральному социокультурному типу, в котором без
труда просматриваются контуры новой нарождающейся цивилизации. «В
основании нового социополитического строя, — пишет П.Сорокин, —
будет лежать современное научное знание и аккумулированная
мудрость человечества; этот строй воодушевляется не «борьбой за
существование и взаимным соперничеством», как в значительной
степени были мотивированы договорный, тоталитарный и
олигархический строй, но духом всеобщей дружбы, симпатии и
неэгоистической любви с взаимной помощью, подразумевающей такие
nrmnxemh; [1. C.75].
Сорокин считает, и не без основания, что страны Запада уже к
тому времени далеко продвинулись по этому пути. Он отмечает, что
во всех евро-американских странах, включая Соединенные Штаты,
полнокровная капиталистическая или свободно предпринимательская
система экономики превратилась лишь в один из секторов экономики
этих стран, причем не всегда главный. А вот наши радикал-либералы,
капитализаторы считают, что надо вернуться к капитализму, с
которым они … отождествляют страны Запада. Кто здесь более прав? Я
думаю, что более прав Питирим Сорокин с его всесторонней
аргументацией своих выводов.
Идея формирования новой цивилизации лежит и в основе диагноза
и прогноза отношений между Востоком и Западом, данных Питиримом
Сорокиным. Он детально анализирует процесс перемещения творческого
лидерства человечества из Европы и европейского Запада в более
обширный район Тихого океана и Атлантики. «Творческое лидерство
Запада, который евроамериканские народы монополизировали в течение
последних пяти столетий, — считает ученый, — подходит к концу.
...В дальнейшем в великих спектаклях истории будет не просто одна
евроамериканская звезда, но несколько звезд Индии, Китая, Японии,
России, арабских стран и других культур и народов» (Там же. С.94).
Опираясь на конкретные данные, Сорокин уверенно развивает идею о
перемещении эпицентра мировой истории в район Тихого океана,
высказанную его предшественниками, в том числе Марксом. Но и
здесь, верный самому себе, Сорокин утверждает, что будущее
принадлежит не лидерству одной из культур, а гармоничному
соединению элементов великих культур Запада и Востока.
К числу крупнейших научных достижений Питирима Сорокина,
безусловно, принадлежит теория конвергенции двух систем, которую
он подробно обосновывает на сравнительном историческом анализе
опыта США и СССР. Тем самым прогноз на будущее, связанный с
переходом к интегральному социокультурному типу, был дополнен
развернутыми представлениями о механизме этого перехода путем
сближения двух социальных систем и формирования нового типа
общества на основе соединения элементов того и другого. В условиях
острейшей конфронтации на мировой арене это была смелая, можно
сказать, ошеломляющая постановка вопроса, идущая по существу
вразрез с официальной идеологией как того, так и другого из
враждующих блоков.
Это позволяет нам еще раз оценить объективность и высокие
моральные качества ученого, его абсолютное неприятие любого
конформизма, стремление формулировать научные выводы так, как они
вытекают из объективного анализа. Не уничтожение и не отбрасывание
социализма, а сближение с ним, не уничтожение капитализма, а
использование его опыта — таков вывод Питирима Сорокина, который
был для своего времени чрезвычайно смелым и неожиданным. Не
случайно эта концепция оказала огромное влияние на общественное
сознание и на общественную мысль во всем мире, в том числе и в
России. Достаточно напомнить, что ее приверженцем в России стал
академик А.Д. Сахаров.
Концепция конвергенции отнюдь не мертва и сегодня, как это
вытекает из логики тех, кто считает, что социализм уже повержен, и
вроде бы говорить о какой-то конвергенции не приходится: нет
социализма — нет проблемы. Но ушел в прошлое не социализм, а
попытка его уродливого, извращенного воплощения. Как общественно-
политическое движение, как система определенных ценностей и
ориентаций, как реальная общественная практика он и сегодня
существует и действует, оказывает огромное влияние на современные
трансформационные процессы.
Питирим Сорокин был противником советской власти и советского
qnvh`khgl`. И для этого у него не меньше оснований, чем у таких
критиков социализма, как, например, его современники Хайек или
Мизес. Но, сопоставляя сравнительный анализ двух систем у Сорокина
с рассуждениями на ту же тему у этих апостолов
антисоциалистического либерализма, убеждаешься, насколько плоски,
односторонни и идеологически ангажированы их аргументы в защиту
капитализма и ниспровержения социализма, и насколько конкретны,
объективны и беспристрастны суждения Сорокина.
Критический анализ советской действительности, данный
Сорокиным под углом теории конвергенции двух систем, разительно
отличается и от писаний многих нынешних российских авторов,
перечеркивающих полностью советскую историю, противоречивый,
неоднозначный советский опыт и старающихся тем самым дать
обоснование для либерал-радикальной политики тотального разрушения
и устранения без разбора всей прежней системы вместо трансформации
ее с учетом реальных потребностей и условий развития общества,
перспективы становления новой цивилизации.
Или возьмите вопрос о государстве. У Сорокина чрезвычайно
интересна и, с моей точки зрения, плодотворна постановка этого
вопроса. Он считает, что колебания сравнительной роли государства
и рыночных свобод исторически конкретны и зависят от состояния
общества. Когда общество находится в кризисе, независимо от его
причин, роль государства объективно усиливается. Когда оно
приходит в нормальное состояние, надобность в регулирующей роли
государства ослабевает. У нас же все наоборот. В период глубокого
кризиса выдвинули и начали практически осуществлять формулу
минимизации экономической роли государства. Точнее сказать, в годы
шоковых реформ была минимизирована положительная роль государства,
но одновременно максимизированы разрушительные полукриминальные
функции госаппарата.
При чтении Питирима Сорокина возникает чувство неловкости,
досады и угрызения совести, когда вспоминаешь, как в течение
длительного времени у нас в стране клеймили Питирима Сорокина как
апологета капитализма, прислужника буржуазии, даже не пытаясь
вникнуть по существу в его доводы и аргументы.
Конечно, к зарождению новой парадигмы обществоведения
причастен не один Питирим Сорокин. Идея современного
общецивилизационного поворота в развитии человечества в той или
иной степени, в том или ином аспекте присутствует и во многих
других современных теориях общественного развития. В их числе
социально-экономические теории народного капитализма, государства
всеобщего благосостояния, нового человека, социально-
технологические концепции постиндустриального, информационного,
компьютерного общества, устойчивого развития и т.д.
У многих авторов, в том числе российских, развивается мысль о
том, что формирование нового общества происходит не только путем
наследования того, что заключено лучшего и эффективного в старых
системах, но и на основе резкого возрастания роли
общецивилизационных достижений и ценностей, возникновения
качественно новых структур, институтов и норм социально-
экономического поведения. Эта мысль в общей форме высказана и
Сорокиным: «Возникающий интегральный строй, — пишет он, — в своем
полном развитии не будет, вероятно, простой эклектичной смесью
специфических особенностей обоих типов, но объединенный системой
интегральных культурных ценностей, социальных институтов и
интегрального типа личности, существенно отличных от
капиталистического и коммунистического образцов» [1. С.116]. К
сожалению, приведенное соображение не получило развития у самого
Питирима Сорокина и открывает новое поле для научного поиска.
Для России все эти проблемы сейчас приобрели исключительную
nqrpnrs и жизненно важное значение, ибо только на основе их
решения можно найти выход из нынешнего общественно-политического
кризиса и в конечном счете приобщиться к общемировым процессам, не
утрачивая своей национальной идентичности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука, 1997.
Осипов Ю.М.,
д.э.н., проф., акад. РАЕН
ГЛАВНЫЕ ПРИБЛИЖЕНИЯ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
П.
Сорокин — бесспорно чувствующий время времяписатель. Нельзя
сказать, что он проник во время, т. е. в историю, ибо он более
социолог, чем философ, не столько сущностновед, сколько
феноменолог, но на уровне феноменоистории он смог узреть то, мимо
чего проходит подавляющее большинство обществоведов и
человековедов. Сорокин полон обоснованного исторического
беспокойства, фиксируя жесткую правду пессимизма, но не
ограничиваясь этой фиксацией, старается уловить и оптимистический
образ возможного бытия человечества. Сорокин чувствует вселенскую
катастрофу, ее дискурсивно показывает, пусть и фрагментарно, не
может избавиться от факта ее настойчивого приближения, но... любя
человечество, желает ему счастья, конечно, призрачного, заклиная
избежать физического самоуничтожения в огне термоядерной (или
какой-либо подобной) войны. Сорокин уходит так или иначе от той
страшной фиксации, что катастрофа восходит не к средствам
уничтожения человека, а к тому самому «само», которое предшествует
слову «уничтожение». Дело не в войне, ибо война лишь орудие
уничтожения, тут все сложнее и не так — дело в самом человеке, эту
войну вызывающем; но и это еще не все, далеко не все — дело вообще
не в войне, ибо человек успешно погибает и без войны.
Так погибает или не погибает человек? Можно ли исповедовать
хотя бы в небольшой мере исторический оптимизм? Каковы они —
главные приближения времени?
П. Сорокин абсолютно прав, говоря о деградации западной
цивилизации. Эта так называемая возвышающаяся цивилизация,
открытая для любых человеческих «либидо», успешно доказала, что
полезность и здравый смысл отнюдь не гарантируют от
самоуничтожения человека, причем вовсе не от войн и болезней, а от
разрушения человеческого в человеке, если не сказать более точно —
божественного в человеке. Эта же прогрессивная (технически) и
вовсе не прогрессивная (человечески) цивилизация показала, как
надо создавать глобальные проблемы для всего человечества, не
показав, однако, как их надо решать. И еще: эта очень уж
«разумная» (умственная) цивилизация, претендующая на водительство
всем миром, потрясающе эффективно доказывает, как не надо
управлять человечеством и его жизнью. Выходит, что основной знак
современности, во всяком случае, лежащий на поверхности и
мельтешащий тут и там, знак в основе своей ложный. Сорокин это
достаточно показал, говоря о достижениях западной цивилизации. Не
надо быть глубокомысленным философом, чтобы разглядеть истинное
значение таких знаков, если не знамений, как телереклама, шоу-
бизнес, вторичные ценные бумаги, массовая адвокатура,
развлекательно-тестовое образование, примитивный международный
язык, поп-музыка, клонирование или абстрактное искусство.
Можно ли человечеству двигаться по пути, указанному западной
цивилизацией, да еще и под ее водительством? Похоже, что нельзя.
Но как выполнить это «нельзя», как превратить в другое «можно»?
Сорокин видит (даже немножко про-видит) решение в вызревании
интегральной цивилизации, способной вобрать в себя все лучшее, как
принято упрощенно говорить, от Запада и Востока, т. е. от Запада и
nqr`k|mncn мира, им — этим Западом — отрицаемого, эксплуатируемого
и презираемого. Что-то не очень верится в такой синтез, хотя на
поверхностном уровне только о нем и возможно, по-видимому,
говорить. Конвергенция — спасительное решение, но, увы!, на
словах.
Нет, мы не отрицаем некоторого взаимопроникновения разных
цивилизаций друг в друга, как известного их движения и во что-то
общее, скорее, правда, призрачное, чем реальное. Но можно ли
принять конвергенцию за истинную и явно потребную возможность?
И вот тут нам полезно задуматься над возможностями самого
человеческого разума. Возможно ли разумно начертать (даже угадать)
разумные пути человечества, не говоря уже о том, чтобы разумно
двинуть непокорное человечество по этим разумным путям? Пусть
каждый в меру своего разумения отвечает на этот вопрос, но наш
ответ, к сожалению, отрицателен. Относительный разум,
располагающий весьма туманными и отрывочными знаниями о мире и о
себе, основательно запутывающийся в собственных измышлениях,
неуверенно бредущий по краю бездны, вздыбленный и отчаявшийся,
обессмысленный и обезумевший... что может этот самый разум
предложить человеку и человечеству, кроме неправды, да еще и
призрачной?
П. Сорокин недаром подмечает ограниченность человеческого
разума и так называемого разумного познания. И самым истинным
знанием почитает как раз знание... откровенческое, приходящее
человеку неизвестно откуда и непонятно когда. Не исследование, а
озарение, не выработка знания, а его таинственное получение,
причем никогда не полное, не абсолютное. Почему так, мы достоверно
не знаем, но так, а не иначе. Что же, какому-то человеку может что-
то и открыться по поводу будущего человечества — хорошее или
плохое, да кто ж ему поверит, тем более, кто за ним пойдет...
просто так, по велению разума?
Выходит, что не только разумно-исследовательское знание о
будущем («научный прогноз»), но и духовно-откровенческое знание
ничего особенного для человечества не значит: первое скорее ложно
по немощности, второе, может, и истинно, но вовсе не убедительно.
Знанием никто руководствоваться не собирается.
А элиты? Есть же знаниевые элиты, к тому же уважающие
традиции, писания, откровения?
Что ж, может, и есть, но, во-первых, что-то их не видно, во-
вторых, что-то не чувствуется их водительство, разумеется, в
позитивном, а не в негативном аспекте. Негатива вполне достаточно,
тогда это не элиты, а антиэлиты, имеющие иные цели, к примеру, то
же самоуничтожение человечества.
Разум вообще тут не при чем, во всяком случае, мало при чем.
Помимо разума есть просто жизнь, которая далеко не так разумна,
как это обычно кажется сциентизированному уму. Не все
действительное разумно, как и не все разумное действительно.
Гегель, пожалуй, грубо исказил представление о жизни. Нельзя на
человека переносить механико-детерминистские постулаты, даже
объявляя их диалектическими (диалектика от механики не спасает).
Первична в жизни — жизнь, а не разум. Мы ничего особенно нового не
говорим, ибо мы вовсе не первые это ощущаем. И Сорокин это
понимает, высказываясь о главных тенденциях времени очень
осторожно.
Проекты будущего у элит, конечно, есть. Но это ничего не
значит. Одно непредвиденное, а может, и очень хорошо предвиденное,
событие может все резко изменить (эффект Моники Левински), а
выполнение проекта всегда бывает, во-первых, неполным, во-вторых,
искаженным, в-третьих, ущербным, в-четвертых, совсем не таким,
каким было задумано, в-пятых, все более уязвимым по мере
pe`khg`vhh (чем ближе к цели, тем цель «другее»). Решать в
конечном итоге будут не проекты, а жизнь, в которой проекты
участвуют, но не определяют. Сотрудничество, взаимопонимание и
взаимопомощь, как и Любовь, не говоря уж об альтруизме, конечно,
есть и будут, но... далеко не в достаточном избытке. Скорее все-
таки больше зла, чем добра, а потому утопии невозможны, причем
любые — счастливые и несчастные. Возможны только реалии, которых
человек знать не может и не должен, как возможны и процессы-
события, которые будут вершиться человеком, но над которыми
человек не властен.
Впереди в глобальном плане — неизвестность. Умом будущее не
понять. Что-то можно высветить, более откровенчески, чем разумно.
Но это для общего человеческого дела мало что значит. Никто и
никогда не откажется от себя. Поэтому творение человеком жизни
более объективно-случайно, чем субъективно-закономерно. А в плане
катастрофы, в том числе и вселенской, можно сказать лишь, что она
вероятней некатастрофы, ибо человечество живет и «развивается»
через и посредством катастроф, а не наоборот, да и мы все живем
сегодня в контексте катастрофы — разве не так?
Каковы же они, главные приближения нашего времени? О
технических приближениях говорить много не надо, хотя и непонятно,
зачем, к примеру, такие скоростные и глобальные средства
коммуникаций... что, собственно, человек человеку собирается
сокровенного сообщить, разве лишь поделиться впечатлениями о Кока-
Коле? Вряд ли стоит говорить много об экологическом,
народонаселенческом, урбанистическом или военно-уничтожительном
приближениях. Нас волнует другое, даже не этика и религия, даже не
нравственность. Нас волнует иное: состояние и метасмысл бытия. И
чтобы уловить приближения, полезно взглянуть на нынешнюю Россию,
ни с того ни с сего рухнувшую в бездну — бездну абсурда. И это при
конвергенции и под водительством Запада. Нет смысла формулировать
приближения и их перечислять, загибая пальцы, а лучше постараться
прочувствовать этот образ — сегодняшнюю и завтрашнюю Россию.
Что ж тогда, Россия моделирует мир? И нет, и да. Мир, конечно,
не Россия, а потому у него достаточно и своих мотивов устремиться
в бездну, как не лишены этих мотивов не одни Хуссейны, но и те же
США, Китай, Япония или Норвегия. Нет, Россия, может, и не
моделирует мир, но не обратить внимания на возможность такого
моделирования нельзя. Доживи П. Сорокин до сего дня, да погляди на
действие международных миротворческих сил, да посети невзначай
нынешнюю, готовую развалиться, Россию, как бы он посмотрел на
будущее мира, конвергенцию и интегральную цивилизацию? Как?..
Демиденко Э.С.,
д.ф.н., проф. Брянского государственного
педагогического университета
ВЕЛИКИЙ ПЕРЕХОД И СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА: ИДЕАЛ И
РЕАЛЬНОСТЬ
С
егодня, когда мы пытаемся осмыслить сложный и динамичный мир нашей
планеты, человеческого общества, мы обращаемся к трудам Питирима
Сорокина, сверяем свои наблюдения и исследования с его
теоретическими построениями и выводами, в чем-то с ним соглашаясь
и принимая лучшие его идеи социокультурной динамики, а в чем-то
уходим дальше, поскольку жизнь дает нам новые факты для обобщений.
Так или иначе, мы интеллектуально вырастаем на могучих плечах
гигантов, чтобы затем подставить и свои плечи для дальнейшего
развития и возвышения человечества. П.Сорокин верил в «новый
нарождающийся социокультурный строй», способный «обеспечить
добровольное объединение религии, философии, науки, этики и
изящных искусств в одну интегрированную систему высших ценностей
Истины, Добра и Красоты» [1. C.64], и не его вина в том, что
человечество не способно пока построить такое интегральное
общество и, раздираемое далеко не альтруистическими действиями,
идет, похоже, к печальному концу своей истории.
Другой мыслитель, американский футуролог Герман Кан, уже более
точно уловил современные тенденции глобализации, динамику
общественного развития и в этой динамике, замешанной на
революционных сдвигах и переворотах, увидел Великий переход
человечества (XIX-XXII века) от аграрного через индустриальное к
постиндустриальному обществу. Все революционные и иные
качественные сдвиги укладываются у него в понятие Великого
перехода, за которым наступит для всей планеты период стабилизации
после ошеломляющих модернизаций человеческой жизни. И опять же,
это будущее общество, измеряемое нынешним американским лидерством
и американской мечтой, грезилось ему как грядущий экономический,
политический и социальный подъем [2. C.169]. Перестраивающийся
человеческий мир, считают многие социологи вслед за Г.Каном,
обретет самого себя в завершенном постиндустриальном обществе,
которое принесет всем землянам блага.
И мы не должны сетовать ни на Питирима Сорокина, ни на Германа
Кана, хотя развивающаяся по своим законам действительность
преподносит нам нечто иное. Разумным и добрым людям, влюбленным в
своих собратьев, очень хотелось, чтобы мир состоял из таких же
альтруистов, какими являются и они сами.
Но факты упорно нам говорят, что мир земной идет совсем иным
путем и путь этот не так гладок. В последние десятилетия XX века
мы наблюдаем галопирующий динамизм общественного развития, и
становится заодно ясно, что этот переход находится не только и не
столько в границах самого социума, сколько в границах планеты
Земля, на которой еще несколько веков назад стояли практически
нерушимыми биосфера и традиционное, по сути своей аграрное,
общество. Подвижки в длительной истории человечества были
настолько малозаметны, что казалось: мир создан Богом (или
природой) раз и на веки веков.
Коренным образом положение в мире начало меняться начиная с
промышленной революции второй половины XVIII века и
hmdsqrph`khg`vhh Запада, а затем индустриализации и урбанизации во
многих других регионах планеты. В определенной мере за точку
отсчета динамично нарастающих изменений мы можем принять 1800 г.,
когда в мире насчитывалось всего 5 % городских жителей и мировое
сообщество стало переходить на путь техногенного прогресса. За 6-7
тысяч лет развития аграрных цивилизаций, концентрировавшихся
вокруг возникших городов, городское население росло крайне
медленно — менее 1 % в тысячелетие, тогда как за два века (XIX-XX)
оно поднялось до 51,5 %.
Что же послужило основой для такого колоссального рывка в
развитии человечества? Анализ показывает — коренная смена
характера производительных сил. В земледельческом обществе
развитие происходило на основе медленного прогресса биологических
производительных сил — человека и животных. В 1800 г. на их долю
приходилось 98 % всех выполняемых в мире работ, а на долю техники
— всего 2 %. Через два столетия пропорции поменялись местами.
Сейчас на долю человека и животных приходится менее 2 % всех
выполняемых в мире работ, хотя большая часть человечества занята
еще ручным трудом. Неимоверно выросли объемы переработки предметов
труда машино-техникой. Хотя в целом мир идет к вытеснению ручного
(мускульного) труда машинным, сегодня в мире прочно утвердились
две основные составляющие производительных сил: 1) интеллект
человека (наука) и 2) онаученная техника. Мы можем объединить это
одним словом — наукотехника.
Новые производительные силы позволили достаточно быстро
наращивать богатства общества, удовлетворять индивидуальные и
общественные потребности, формировать искусственный мир,
искусственную инфраструктуру человеческой жизнедеятельности. По
оценкам специалистов, только в XX веке число богатых и зажиточных,
социально удовлетворенных людей возросло с 1 % до 45 %,или в
абсолютных числах (с учетом роста населения планеты) — примерно в
200 раз. Именно XX век открыл не только возможности удовлетворения
былых потребностей, но и создал новые, особенно социально-
культурные, так называемые цивилизованные потребности и интересы.
Рост этих потребностей и их удовлетворение характерно прежде всего
для индустриально развитых стран. Именно наукотехника позволила,
по некоторым расчетам, взять из недр Земли за 50 последних лет в 4
раза больше минерально-сырьевых ресурсов, чем за 10 тысяч лет
существования аграрного (традиционного) общества на планете.
За последние два столетия сильно разрослась и техносфера. О ее
росте можно судить по увеличению численности горожан. Если за два
столетия население планеты увеличилось примерно в 6 раз, то число
горожан почти в 70 раз. Сейчас в мире более 3 млрд. горожан, а два
столетия назад их было меньше 0,05 млрд. К тому же нужно учесть,
что объем техносферы на каждого жителя Земли увеличился в десятки
раз, а в индустриально развитых странах — в сотни. При этом не
следует упускать из виду, что техносфера сложилась практически за
последние четыре-пять десятилетий: еще в 1950 г. горожан было в 4
раза меньше, чем сейчас.
В границах планеты Земля происходит еще одно явление, которое
имеет решающее значение для ее судеб. Человечество рождено
биосферой и развивалось по природно-биосферным законам. В XX веке
в действии последних происходит переворот: теперь закономерности
(и потребности) социума, а точнее уже метасоциума, диктуют логику
развития не только общества, но и самой биосферы, разрушая и
подчиняя ее человеческому эгоизму. Ради удовлетворения
потребностей человечество нарушило или уничтожило 2/3 экосистем и
лесного покрова планеты, более половины плодородных земель от тех,
которые были когда-то на планете. Только в XX веке «проедена» и
уничтожена треть гумусного слоя Земли. Становится ясно, что
reumnqtep` (как часть ноосферы) приходит на замену биосфере,
разрушая ее. Вместо мира природного человечество утверждает мир
искусственный, который трансформирует и биосферу, и самого
человека, породившего этот «комфортный мир». Искусственным
становится не только предметный мир, но и мир биоприроды — от
полевых злаковых растений до комнатных цветов, а на очереди —
творение мира животного. При таких темпах преобразований через два
столетия от дикой, биосферной природы останется только ее
отдаленное эхо. Природотворчество, которое миллионы и миллионы лет
принадлежало биосфере, переходит в человеческие руки, а для
поддержания уже ноосферной биоприроды нужна специальная, опять же
техническая, искусственная инфраструктура.
Отрыв от природы и разрастание техносферы, многие другие новые
факторы начинают активно воздействовать на человеческий организм.
На первых порах социологи отмечали изменение образа жизни людей —
на смену сельскому приходил городской (урбанистический), но
проживание в новых условиях привело и к заметной потере здоровья,
развитию городских болезней: сердечно-сосудистых, онкологических,
аллергических, психических, а в последние десятилетия — СПИДа и
СПИНа.
Исследователи в своем большинстве просто не замечают (или не
хотят замечать) начавшуюся и весьма заметную деградацию
биосферного человека. Многим кажется, что с преодолением
антропогенных загрязнений все встанет на свои места. Уповают и на
то, что новая медицина решит медицинские проблемы, хотя здоровье
человека зависит от нее не более чем на 20-25 %. Марвин Минский
даже предсказывает (и не только он один) «биологическое
бессмертие» человека на основе клонирования и замены отдельных
органов человека, выращенных клонированием из клеток своего же
организма. Факты же говорят о другом: резко сокращаются детородные
функции мужчин и женщин, растут импотенция и фригидность,
бесплодные браки и многое другое. Разрушаются органы чувств,
особенно зрение и слух. Разрыв человека с природой не проходит для
него бесследно. Резкое ухудшение восприятия мира органами чувств и
взлет рационального мышления подводят человека техногенной
цивилизации к «бесчувственному киборгу». В XX столетии выработка
спермы у мужчин снизилась примерно на 60 % и в 3-4 раза
уменьшилось число активных сперматозоидов; в индустриально
развитых странах четыре пятых женщин не могут вскормить
родившегося ребенка своим молоком, прибегают к смесям, рождение
детей посредством кесарева сечения становится нормой для
изменяющегося и ослабевающего женского организма.
В последние десятилетия наблюдается активный процесс
интеграции человека и техносферы, человека и техники, в целом
биожизни с техносферой. И данная интеграция идет не только на
внешнем уровне, но она затрагивает и внутреннее телесное и
духовное содержание человека. То, что четверть женщин в развитых
индустриальных странах делает операции на груди, «вшивает»
силиконовые и иные «подушки» ради красоты — небольшое, но яркое
свидетельство этого. Самые серьезные последствия такой интеграции
начнут ощущаться при дальнейшем ухудшении здоровья, разрушении
важнейших человеческих органов и замене их искусственными. Уже
сейчас нарастает поток искусственных зубов, слуховых аппаратов,
почек, кожи, сердец, а на подходе уже и голубая кровь.
Особенно сильно скажется интеграция человека с кибернетической
техникой как при замещении отдельных частей тела (рук, ног), так и
человеческого мозга с миром искусственного интеллекта. Уже сейчас
английский кибернетик Уорвик проводит свои опыты на себе, вшивая
разнообразные чипы в тело, с целью последующего распространения на
других людей. И желающих, несомненно, найдется немало, особенно
qpedh тех, кто стремится преуспеть в этом мире.
Американские ученые А. Болонкин и Х. Моравек предсказывают
появление уже в первых двух столетиях третьего тысячелетия
киборга, который сможет, как более совершенное существо, вытеснить
и человека. Но этот процесс, скорее всего, пойдет по пути
дальнейшей интеграции человеческого и технического, что приведет к
появлению постчеловеческого, биотехносоциального существа на
Земле.
Мы не замечаем, или не хотим замечать в силу нашего
консерватизма, бездоказательной уверенности, что человечество
найдет выход всегда, как оно находило в прошлом, чтобы решить
назревшие проблемы. Но сегодня возникают проблемы совершенно иного
характера и былые средства и механизмы решения оказываются
непригодными, а поиском новых человечество занимается вяло.
В мире устанавливается новая социокультурная динамика, и миру
предстоит новое социокультурное будущее — с человеком,
интегрированным в мир техносферы, или с киборгом, являющимся
неотъемлемой частью самой техносферы. И это социокультурное
будущее нужно изучать и осваивать немедленно, если мы не хотим
выпустить из рук ситуацию. В первую очередь, на мой взгляд, этим
предстоит заняться философам и социологам, поскольку новая
социодинамика, связанная с индустриализацией и урбанизацией мира,
уже началась, но осваивается философией и социологией на старых и
во многом изживших себя подходах.
Какие выводы вытекают из сказанного?
Во-первых, нам нужно серьезно исследовать этот процесс
движения от естественно-биосферного мира к миру искусственному,
особенно в плане установления меры искусственного в биосфере и
человеческой жизни.
Во-вторых, принимать срочные меры на всех уровнях политической
власти и общественных движений по прекращению разрушения биосферы
и ее составляющих.
В-третьих, немедленно заняться исследованиями в области
трансформации человека под воздействием техногенной цивилизации,
чтобы наметить пути прекращения его деградации.
В-четвертых, мы можем и должны уже на основе имеющегося опыта
развернуть массовое общественное движение по сохранению и
укреплению физического и психического здоровья населения.
В-пятых, предстоит объединить усилия всех наук на решение
возникших глобальных проблем биосферы и биосферного человека,
разработав первоочередные меры и программы на длительную
перспективу.
Во многом от нас будет зависеть, осуществится ли та
впечатляющая идеальная перспектива для человечества, которая
извечно тревожила лучшие его умы и над которой работали и наши
современники Питирим Сорокин и Герман Кан. От нас, живущих на
цветущей пока планете, уже сейчас зависит, какой путь развития мы
изберем и по какому пути пойдет человечество, выражаясь языком
Питирима Сорокина, — по пути строительства «интегрального
морального строя», в котором получит расцвет человек «как чудесное
интегральное существо», или же по пути апокалиптической
катастрофы, «кремации», чего не исключал и великий ученый, правда,
имея в виду только третью мировую войну и не подозревая, что роду
homo sapiens угрожает избранный им техногенный путь прогресса.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин Питирим. Главные тенденции нашего времени. М., 1997.
2. Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.
Долматова С.А.,
к.э.н., с.н.с. ИЭ РАН
НАСЛЕДИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА И ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
ТРАНСФОРМАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
С
имволично, что труды Питирима Сорокина, покинувшего Россию в
послереволюционный период, когда происходили грандиозные
социальные изменения, связанные со становлением советского
общества, возвращаются в нашу страну также во время радикальных
социальных трансформаций, происходящих в противоположном
направлении — от советской системы к капиталистической. Актуально
для постсоветской России звучат предостережения Питирима Сорокина,
сделанные на основе анализа опыта не только Октябрьской революции,
свидетелем которой он был, но и опыта всех великих революций
прошлого:
«1. Реформы не должны попирать человеческую природу и
противоречить ее базовым инстинктам. Русский революционный
эксперимент, как, впрочем, и многие другие революции дают нам
примеры обратного.
2. Тщательное научное исследование конкретных социальных
условий должно предшествовать любой практической реализации их
реформирования. Большинство революционных реконструкций не
следовало этому правилу.
3. Каждый реконструктивный эксперимент вначале следует
тестировать на малом социальном масштабе. И лишь если он
продемонстрирует позитивные результаты, масштабы реформ могут быть
увеличены. Революция игнорирует этот канон.
4. Реформы должны проводиться в жизнь правовыми и
конституционными средствами. Революции же презирают эти
ограничения» [1. C.271].
К сожалению, принципы, которым люди следуют, как отмечает
Сорокин, при возведении мостов и разведении коров, отбрасываются
при проведении преобразований в устройстве общества, хотя цена
ошибки в последнем случае неизмеримо больше. И практика реформ в
современной России демонстрирует воспроизведение на новом этапе
ошибок прошлых социальных экспериментов.
Последняя русская революция, именуемая как «рыночные реформы»,
своим импульсом имела недовольство советской элитой со стороны
рядовых граждан, требовавших незамедлительно перейти от
псевдоравенства и гнета государственной машины к истинному
равенству и свободе. Во время перестройки с самых высоких трибун
много говорилось о необходимости вхождения нашей страны в
общеевропейский дом и переходе к постиндустриальному развитию, по
сути поддерживалась идея конвергенции двух систем.
Однако после развала Советского Союза и прекращения господства
коммунистической идеологии, по мнению ряда западных аналитиков,
отпала необходимость поиска путей конвергенции между обществами
советского и западного типов, ввиду «победы» последнего. Так,
например, экономический советник правительства Гайдара А.Ослунд
высказался достаточно определенно: «Советская империя рухнула,
потому что СССР проиграл холодную войну, и нынешняя ситуация
вполне может трактоваться как послевоенная» [2. C.46]. В отличие
от российского руководства, употреблявшего нейтральные
формулировки, иностранный советник недвусмысленно заявил
nrmnqhrek|mn результата реформ: «кратчайшее определение нового
общества, которое должно быть построено, заключается в слове
капитализм» [2. C.22].
Неудивительно, что российские политики избегали термина
«капитализм» в своих программных заявлениях, предпочитая
использовать для его обозначения различного рода эвфемизмы, обычно
производные от слов рынок и свобода (например, «свободный рынок»
или «свободное общество»), поскольку им приходилось учитывать
настроение народных масс, воспитанных за 70 лет советской власти в
резком неприятии ко всему капиталистическому.
Общественное сознание начала девяностых, несмотря на
определенный радикализм, еще не было готово признать, что
произошел переход на принципиально иной путь развития, и
стремление к демократизации советской системы обернется
негативными явлениями, связанными с усилением тенденций к
становлению «дикого», ничем и никем не управляемого капитализма.
Однако по мере углубления экономических преобразований в своем
стремлении достичь западного уровня жизни постсоветское общество
приняло как данность необходимость последовательно пройти все
этапы пути к западному изобилию, в том числе и этап так
называемого первоначального накопления капитала, приметы которого
хорошо известны из сообщений прессы.
Несмотря на приверженность неолиберальной доктрине экономистов-
реформаторов, получивших высокие посты в российском правительстве,
по сути была использована марксова теория так называемого
первоначального накопления капитала для объяснения характера
происходящих явлений на постсоветском пространстве и обоснования
способов достижения искомых результатов. Поэтому в общественное
сознание насаждалась мысль, что криминальное происхождение
капиталов, допущенных к процессу приватизации, должно
восприниматься как «необходимое зло» генезиса капитализма. Однако
реформаторы, признавая марксову идею первоначального накопления
капитала, забывают о том, что она дает основание в итоге к
экспроприации экспроприаторов.
Экономическим содержанием процесса первоначального накопления
капитала является отделение непосредственного производителя от
средств производства, или иначе — переход от традиционного
общества к индустриальному. Однако этот процесс уже завершился в
советский период, и нет, и не было никакой социальной
необходимости воспроизводить его снова. Кроме того, криминальное
начало процесса приватизации наделяет криминальным характером
формирующиеся отношения собственности на длительную перспективу, а
это противоречит принципу «священности» и «неприкосновенности» их
объекта. «Научно обоснованное» попустительство со стороны властей
криминализации процесса приватизации благодаря допущению к
активному участию в нем недекларированных капиталов, тотальный
разгул коррупции во всех эшелонах власти содержит в себе
сильнейший заряд недоверия народных масс проводимому курсу реформ,
несет потенциал серьезных социальных конфликтов.
Сокрушительное падение производства на фоне обнищания основной
массы населения, такое как в период глобальных катаклизмов (как,
например, вторая мировая война), не связанное ни с процессом
реконструкции, ни со структурной перестройкой промышленности,
свидетельствует о неправильно выбранной стратегии развития.
Проходить шаг за шагом путь Запада, совершая те же ошибки,
зачеркивая собственный опыт, по меньшей мере нерационально.
Концепция конвергенции двух систем, основанная на соединении
позитивных характеристик и прогрессивных тенденций прежде всего
СССР и США — двух сверхдержав, которую активно разрабатывал
Питирим Сорокин и вслед за ним другие ученые, могла бы послужить
renperhweqjni основой для изменений не только в современной
России, но и в странах Запада. Однако этого не произошло. В то же
время в нашей стране происходит «негативная» конвергенция,
проявляющаяся в быстром укоренении пришедших с Запада негативных
явлений, сочетающихся с сохранением всего советского «негатива» и
формированием «новорусского», в то время как имеет место
отторжение действительно передовых достижений западной
цивилизации.
Как представляется, развитие событий по осуществленному в
России сценарию проведения реформ оказалось возможным из-за
легкости его исполнения и перспективности для сложившегося
управленческого аппарата.
Политика так называемой шоковой терапии — наиболее болезненный
для населения вариант ускоренного реформирования народного
хозяйства, оказалась наиболее щадящей для номенклатуры, как
сохранившейся от коммунистического прошлого, так и сформированной
«демократическим» настоящим. Новая элита, пришедшая к власти под
лозунгом борьбы с партаппаратом, частью заменила его, частью
«великодушно» поделилась собственностью и властью.
Биполярное разделение советского общества по линии государство
— рядовые граждане сменяется таким же противостоянием, где полюс
государства усиливается крупным капиталом, происхождение которого
указывает если не на властные структуры, то на криминальные.
Симбиоз старой и новой номенклатуры позволяет наиболее
эффективно использовать власть имущим свое служебное положение.
Произошло овеществление нематериального богатства, заключавшегося
в разнообразии корпоративных связей и возможности доступа к
информации, богатство окончательно принимает форму капитала,
отношение наемный труд — капитал становится предельно прозрачным.
Характерно, что неизбежность коррупции во время переходного
периода принимается общественностью как данность. Более того,
общество, еще недавно бескомпромиссно осуждавшее партийные
привилегии, похоже, смирилось и с существованием последних, и с
еще большими по масштабу и глубине проявлениями чиновничьего
своекорыстия.
О роли властной элиты, паразитирующей на государственной
собственности, известно достаточно, но привел ли слом командно-
административной системы, которым гордится новая элита, к
позитивным сдвигам по линии «общество — властные структуры»?
Власть по-прежнему довлеет над обществом, оставаясь по
существу бесконтрольной, изменилась лишь мотивация поведения
государственного чиновника. Если ранее ему приходилось
рассчитывать на длительную перспективу, связанную с расширением
системы привилегий по мере служебного роста, то теперь
господствует психология временщика, поскольку резко возросли
размеры распределяемых благ и в условиях бесконтрольности можно
пользоваться моментом для сколачивания личных состояний, перед
которыми меркнут все возможные привилегии.
В российском обществе сложилась парадоксальная ситуация:
согласно неолиберальной доктрине, взятой на вооружение
руководством в проведении реформ, рекомендуется сведение роли
государства к минимуму. Однако эта малая роль государства, тем не
менее, в наших условиях выполняется многократно возросшей, по
сравнению с советским периодом, армией управленцев, содержание
которой ложится тяжким бременем на российских налогоплательщиков.
Как представляется, во всех перераспределительных процессах
последних лет, несмотря на кажущуюся «капиталистичность»,
отсутствует такое важное условие становления капиталистических
отношений, как открытый М.Вебером «дух капитализма». Борьба за
собственность, подобная борьбе за советское наследство, могла
hler| место в любую эпоху — концентрация богатств в руках
незначительного (по сравнению с общей массой населения) числа
собственников — еще не свидетельство прогрессивных изменений в
нашей экономике и прогресса в развитии общества в целом.
Практика мирового общественного развития показала, что
социально-экономический строй может укорениться только в том
случае, если получит обоснование в виде правовых норм, институтов,
свободной инициативы рядовых граждан.
К тому же строительство капитализма также невозможно без
активного участия широких слоев общества. Так и строительство
социализма требовало народного энтузиазма, а одно только
внеэкономическое принуждение в виде угрозы репрессий не может
объяснить причины создания после гражданской войны мощной
советской экономики, способной противостоять агрессору в Великой
Отечественной войне, и ее стремительного последующего
восстановления.
В своем очередном стремлении догнать Запад Россия приняла лишь
внешние атрибуты западного образа жизни, да и то актуальные на
вчерашний день. Показная роскошь «новых русских», не знающих счета
деньгам, шокирует не только соотечественников, живущих за чертой
бедности, но и вполне обеспеченный Запад. Досуг по высшему разряду
без предшествующего интенсивного труда, молниеносное обогащение,
чтобы иметь возможность вести жизнь рантье, — к таким стереотипам
экономического поведения приучаются граждане постсоветской России
благодаря усилиям официальных СМИ.
С либерализацией экономической и политической сфер в России
следовало ожидать активизации предпринимательства как
преобразующей общество творческой деятельности. Однако область
применения предпринимательства оказалась очень узкой, более того,
в постсоветской России стали невостребованными некогда
перспективные наукоемкие отрасли народного хозяйства, а вместе с
ними и высококвалифицированные специалисты. Поскольку единственным
ориентиром в российском обществе в настоящее время является
получение прибыли за сверхкороткий период, произошло смещение
приоритетов в российской экономике от сферы производства к сфере
обращения, что, безусловно, не способствует скорейшему выходу из
кризиса и повышению жизненного уровня населения, а также
устойчивости положения России в мировом хозяйстве.
Экономическое и геополитическое ослабление постсоветской
России привело не только к ущемлению собственных национальных
интересов, но и интересов традиционных союзников. В частности,
нарушение баланса сил в пользу США и их союзников после краха СССР
позволило НАТО осуществить военную агрессию против Югославии.
Таким образом, западная цивилизация продемонстрировала всему миру,
что не может мирно сосуществовать без внешнего ограничителя. И на
пороге XXI века сохраняются негативные тенденции века XX, как
будто о нынешней ситуации — слова Питирима Сорокина: «Запад и
человечество в целом находятся сейчас в ситуации острого кризиса,
угрожающего самому существованию человеческой расы» [3. C.198].
В данной связи открытым остается вопрос, какой путь изберет
Россия в XXI веке и сможет ли человечество в целом разорвать
порочный круг враждебности и конфронтации.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин Питирим. Человек. Цивилизация. Общество. М.,
Политиздат. 1992.
2. Ослунд Андерс. Шоковая терапия в Восточной Европе и России.
М., Республика, 1994.
3. Сорокин Питирим. Главные тенденции нашего времени. М., Наука.
1997.
Иванов Д.В.,
д.ф.н., доц. СПбГУ
ЦЕННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ ПИТИРИМА СОРОКИНА
В
концепции социокультурной динамики Питирима Сорокина XX век
представлен как кризисная эпоха, период распада культуры,
конституирующий принцип которой заключается в том, что только
чувственно воспринимаемое, вещественное обладает подлинной
реальностью и имеет смысл. Согласно сорокинской концепции
циклической смены культур, за распадом чувственной культуры должна
последовать консолидация идеациональной культуры, в которой
подлинно реальным является сверхчувственное. Полагая, что
экстрасенсорное начало культуры может носить лишь религиозный
характер, Сорокин в конце 1930-х гг. предсказал скорое и
глобальное религиозно-этическое преображение общества [1. Р.535].
Этот прогноз пока не оправдывается. Развитие религиозного
фундаментализма в последней трети XX века едва ли может служить
весомым аргументом в пользу правоты Сорокина. Это развитие
происходит на географической и социальной периферии западной
цивилизации. Кроме того, современный религиозный фундаментализм
ориентирован на консервацию и реставрацию элементов уже
распавшейся идеациональной культуры, а не на консолидацию новой,
как это было в эпоху становления христианства и ислама. Не видя
признаков радикального религиозно-этического преображения, в конце
1950-х гг. Сорокин «смягчил» прогноз социокультурной
трансформации: распадающуюся чувственную культуру сменит
интегральная, объединяющая чувственное и экстрасенсорное начала
[2. С.102-103]. Этот прогноз выглядит лишь ненамного реалистичнее
первоначального, но зато он кардинально нарушает общую логику
сорокинской концепции циклической смены культур, согласно которой
смешанный тип – идеалистическая культура возникает при переходе от
идеациональной культуры к чувственной, а не наоборот.
Неудачные предсказания Сорокина, вопреки расхожему мнению,
никак не дискредитируют саму концепцию социокультурной динамики.
Эти предсказания основаны на отождествлении понятий
идеационального и религиозного (теистического). Подобное
отождествление не является необходимым для сорокинской концепции,
т. к. по своему определению понятие идеациональности абстрактнее,
шире понятия религиозности. Религиозность – это одна из возможных
форм идеациональности.
Устранение некорректного отождествления позволяет по-новому
взглянуть на предсказания перехода к идеациональной культуре. Они
обнаруживают свою подлинную ценность и значимость для нашего
времени, если ввести понятие секулярной идеациональности и
соотнести его с новыми тенденциями социальных изменений.
Сформулированное в самом общем виде предсказание
социокультурной трансформации не содержит никакого религиозного
(теистического) определения экстрасенсорности: «… (a)
материальные, физические реальности и ценности, занимающие
чрезмерно большое место в чувственных Weltanschauung и
цивилизации, будут лишены особого значения и (b) эти реальности-
ценности будут дополнены рациональными и сверхчувственными,
которые недоразвиты и недооценены в чувственных культурах» [Там
же]. В таком виде прогноз является логическим завершением той
qrpnimni и эмпирически вполне обоснованной модели социокультурной
динамики, к которой можно свести концепцию Сорокина.
1. Принятие чувственно воспринимаемых вещей в качестве
единственной реальности-ценности прямым следствием имеет
господство в обществе социальных отношений контрактного и
принудительного типа, превращение всех сфер жизнедеятельности в
самодовлеющую систему обезличенных статусов и ролей.
2. По мере реализации в форме артефактов и социальных
институтов ценности чувственной культуры утрачивают способность
быть реальным средством социокультурной интеграции и мобилизации
социальных интересов.
3. Ценностный кризис ведет к превращению «нереальных» (с точки
зрения чувственной культурной парадигмы) рациональных и
сверхчувственных элементов культуры – идей, образов,
подсознательных ассоциаций – во вполне реальные факторы социальных
процессов.
Эта обобщенная модель, в отличие от прогноза религиозно-
этического преображения современного общества, находит полное
подтверждение при сопоставлении с социальными изменениями,
происходящими в последние несколько десятилетий. И популярные
представления о модернизации и переходе к Постмодерну легко
встраиваются в концепцию Сорокина.
Современное общество сформировалось в процессе реализации
ценностей, действительное содержание которых — возрастающее
располагание и обеспеченность сущим как вещами этого мира.
Полагая, что именно в вещах сосредоточена сущность человеческой
деятельности, люди строят свои отношения в зависимости от того,
чем и как они располагают. Отношения между людьми принимают форму
отношений между вещами: люди для себя и друг для друга предстают
как объекты эксплуатации или как субъекты выгодного обмена
благами.
Отчуждение и овеществление человеческих отношений
переворачивают и отношения индивида и социального целого.
Государство, корпорация, школа становятся «персонализированными»
субъектами, а каждый отдельный индивид — обезличенным объектом их
деятельности и социальной функцией, поддерживающей целое —
общество. Социальные институты становятся автономной реальностью.
В этой своей реальности они предстают вещами и могут быть
«присвоены» частными лицами, распоряжающимися ими от имени
общества.
С разрушением феодального социального порядка, который
устанавливал пределы манипулированию вещами и людьми,
овеществление приобрело безграничный размах. Развитие национальных
государств и общественных институтов, расширение и дифференциация
сферы их компетенции, унификация индивидов в отношении институтов
характеризуют именно эпоху Модерна. Модернизация как
упорядочивание, рационализация и технизация общества по существу
оказывается процессом овеществления общества. И это овеществление
– непосредственный результат реализации ценностей чувственной
культуры.
Когда процесс овеществления приходит к своему логическому
завершению — отрегулированному и благополучному обществу массового
потребления и массовой демократии, — чувственные ценности
перестают быть реальной проблемой, тем, что может мобилизовывать
социальные интересы. Начинается социокультурный сдвиг к
Постмодерну – эпохе, когда ценности реализованы и потому не
актуальны, а то, что считается социальной структурой, собственно
социальной реальностью, утрачивает устойчивость и определенность.
Это происходит в силу того, что современное общество – это процесс
реализации универсального принципа-ценности, и так называемые
nqmnbm{e подсистемы «общества вообще» — политика, экономика,
наука, искусство и т.д. — суть лишь ценностные ориентации
чувственной культуры, достигшей своего пика в эпоху Модерна.
Структурная дифференциация общества обусловлена не детерминацией
(K. Маркс), функциональностью (T. Парсонс) или аутопойесисом (H.
Луман), а простым подведением артефактов и социальных технологий
под рубрики располагания и обеспеченности сущим. Ведь отнесение к
экономике, к политике или искусству определяется вовсе не
свойствами вещей, слов или поступков, а отношением к ним как
жизненно важным или несущественным. Концепции иерархии,
равноправности и, наконец, самодостаточности «подсистем» — формы
такого отношения, ценностной рубрикации.
В эпоху Постмодерна происходит развеществление общества, и
социологи начинают говорить об эфемерности, иррациональности
социального бытия. По словам А. Турена, например, общество теперь
следует трактовать не как «институционально регулируемое целое», а
как «арену конфликтов из-за использования символических благ» [3.
Р.40]. Однако хотя институциональная структура перестает быть
собственно социальной структурой, она отнюдь не исчезает. Этот
парадокс можно объяснить с помощью понятия виртуализации общества.
О виртуализации общества можно говорить постольку, поскольку
сущность человека отчуждается не в социальную, а в виртуальную
реальность. Речь в данном случае идет отнюдь не только о
«киберпанках» — людях, для которых смыслом жизни стало погружение
в миры компьютерных симуляций и «бродяжничество» по сети Internet,
хотя именно киберпространство — базовая для предлагаемой концепции
метафора. В любого рода виртуальной реальности человек имеет дело
не с вещью (рас-полагаемым), а с симуляцией (из-ображаемым).
Человек, застающий себя в социальной реальности, воспринимает ее
всерьез, как естественную данность, в которой приходится жить.
Человек, погруженный в виртуальную реальность, увлеченно «живет» в
ней, сознавая ее условность, управляемость ее параметров и
возможность выхода из нее. Перспектива того, что отношения между
людьми примут форму отношений между образами, и есть перспектива
развеществления общества.
Компьютерные технологии, и прежде всего технологии виртуальной
реальности, вызванные к жизни императивом рационализации общества,
оказались наиболее эффективным инструментарием его симуляции. И
теперь императив симуляции ведет к превращению компьютерных
технологий в инфраструктуру всякого человеческого действия и к
превращению логики виртуальной реальности в парадигмальную для
этого действия. Действует императив виртуализации, своего рода
воля к виртуальности, которая трансформирует все сферы
жизнедеятельности, как они сложились в процессе модернизации.
Виртуализация общества может трактоваться как процесс
нарастания секулярной идеациональности. Образы, столь эфемерные и
столь действенные в постмодернистскую эпоху, представляют собой те
самые экстрасенсорные элементы культуры, возрастание роли которых
предсказывал Сорокин. То, что эти элементы не являются
религиозными, не отменяет ни их экстрасенсорного статуса, ни их
вклада в социокультурную трансформацию. Тенденции этой
трансформации отчетливо проявляются в тех сферах, которые
анализировал Сорокин: изящных искусствах, науке, праве, социальных
отношениях, включая экономику, политику и семью.
ИСКУССТВО. В условиях Постмодерна создается не произведение
искусства, а скорее образ его путем фрагментарного, но нарочитого
цитирования классических художественных приемов в коллажах,
клипах, хэппенинге, перформенсе. Вычлененные из классики клише
включаются в любые комбинации с бытовыми предметами и жестами и
qksf`r знаками, маркирующими эти комбинации как «художественное
творчество». Поскольку цитирование – конституирующий прием
постмодернистского искусства, постольку восприятие его
постмодернистской же публикой – это своего рода эстетический
«анемнезис». Публика отыскивает узнаваемые «следы» – отсылки к
оригинальным, но хрестоматийным произведениям и стилям. Именно
реактивация их образов создает эстетический эффект. Мы живем в
эпоху образов искусства.
Постмодернизм, оперирующий знаками-отсылками, является, по
сути, «возвращением» идеационального искусства. По определению
Сорокина, произведения идеационального искусства представляют
собой знаки, символизирующие, указывающие на высшую красоту
экстрасенсорной реальности. Такого рода искусство
противопоставляется визуальному, стремящемуся передать красоту
мира непосредственно, как чувственно воспринимаемую в
реалистическом изображении природы и жизни людей или в абстрактной
композиции линий, фигур и цветовых пятен [4. Р.503]. Образы
прекрасного, которые имитируются и пародируются, к которым
отсылают постмодернистские знаки, представляют собой виртуальную,
экстрасенсорную реальность. Поэтому идеациональность
постмодернистского искусства не вызывает сомнений, хотя эта
идеациональность и секулярна.
НАУКА. Наука в условиях Постмодерна — это не предприятие по
поиску истины, а род языковых игр, состязаний в манипулировании
моделями дискурса. Наука становится перманентным процессом
построения альтернативных моделей. Материальный эксперимент и
процесс верификации гипотез, ограничивающие приращение знания
референцией к реальности, теперь все больше замещаются
экспериментом на моделях и процессом фальсификации. Если раньше
теории могли строиться только на основе открытия некоего порядка,
присущего вещам, то теперь вполне допустимо моделирование без
выхода к каким-либо реальным референтам, например, компьютерные
симуляции природных, технологических и социальных процессов. Если
раньше достаточным аргументом против теории считались
противоречащие ее положениям данные опыта, то теперь лишь
изобретение альтернативной модели может служить аргументом.
Вследствие этого возросла роль воображения, фантазии,
парадоксальности мышления в той сфере, где ранее их предавали
анафеме [5. Р.54]. Объект науки развеществляется. Развеществляется
и институциональный строй науки. Академический статус становится
функцией образа компетентности, заслуживающей финансирования. В
деятельности ученых и студентов все больше сил и времени отводится
созданию и презентации образа, необходимого для успеха в конкурсах
на получение грантов, стипендий для обучения за границей, заказов
на консалтинговые услуги и т. п. Отсюда — расцвет в последние
десятилетия именно тех социальных технологий, которые адекватны
симуляции компетентности: исследовательские фонды, гранты,
консультирование, конференции, академические обмены, перманентное
образование. И эту тенденцию не стоит рассматривать как проявление
цинизма. Высокая «плотность» научного сообщества не оставляет
места и времени для скрупулезной процедуры накопления и
представления результатов. Этот дефицит места и времени приводит к
тому, что единственно научной, рациональной формой дискуссии
становится нелогичная, неструктурированная, но эффектная
презентация образа идеи или теории. Мы живем в эпоху науки образов
и образов науки.
Постмодернистская наука обнаруживает черты, которые можно
трактовать как «возвращение» идеациональности в сферу знания.
Согласно Сорокину предмет идеационального знания образуют видимые
gm`jh невидимой, сверхчувственной реальности. В качестве примеров
такого рода реальности он называет Бога, дьявола, ангелов и т. п.
[6. Р.8-9]. Многие модели современной науки имеют тот же характер
видимых знаков невидимого мира. Например, изучение кварков,
классификация их и описание их поведения весьма напоминает ставшее
притчей во языцех решение вопроса о том, сколько ангелов может
уместиться на кончике иглы. Основным методом доказательства в
идеациональной системе знания, по Сорокину, является апелляция к
сакральному тексту, например к Священному писанию [Ibid].
Постмодернистские языковые игры, т. е. моделирование и
эксперименты на моделях, являют нам новую форму замкнутой на себя
манипуляции с текстом – секулярной экзегезы.
ПРАВО. Правосудие в эпоху Постмодерна все более тяготеет к
защите не столько материальных прав индивида на жизнь, движимое и
недвижимое имущество, сообществ на безопасное существование, —
сколько к защите образов – идей, карая убийства, насилие или обман
в качестве преступлений против человечности, нарушений прав
человека или права интеллектуальной (т. е. виртуальной по сути)
собственности и т. п. Юридические процедуры все более отходят от
былого идеала объективности. Ослабевает убеждение в абсолютности
вещественных доказательств, экспертизы, свидетельств очевидцев,
которые в нынешних условиях легко и сфабриковать, и
дискредитировать. Решающую юридическую силу приобретает
позитивный/негативный образ участников правоотношений: истцов,
ответчиков, свидетелей, судей, адвокатов, прокуроров. Поэтому
центральными участниками правовых отношений становятся основные
создатели такого рода образов: активисты – правозащитники и СМИ
(от местной газеты до глобальных телесетей), практикующие не
столько освещение, сколько создание юридических случаев. Мы живем
в эпоху права образов и образов права.
Современная юридическая практика явно обнаруживает признаки
«возвращения» идеациональности. Согласно Сорокину, идеациональное
право основывается на своде норм, центральное место среди которых
занимают нормы, квалифицирующие преступления против
сверхчувственных ценностей [6. Р.258-230]. Современное право во
все возрастающих масштабах создает правоотношения людей и
подобного рода сверхчувственных ценностей: преступления против
человечности, защита прав человека, семейных ценностей,
интеллектуальной собственности и т. д. Эти правоотношения
идеациональны по сути, хотя и секулярны по форме.
ЭКОНОМИКА. На постмодернистском рынке обращаются создаваемые
рекламой образы ценностей потребителей, а не реальные вещи.
Собственно экономический процесс, т. е. производство стоимости,
покидает конструкторские бюро и конвейеры и перемещается в отделы
маркетинга, рекламные агентства, в студии СМИ и т. д. Симуляция
вещи в рекламном послании экономически превалирует над самой
вещью. Система кредита делает платежеспособность не столько
функцией обладания реальными средствами платежа, сколько функцией
образа финансовой «благонадежности». Симуляцию последней
практикуют и частные лица, и функционеры финансовых институтов.
Владельцы кредитных карт и банки, даже выполняющие резервные
требования, являются симулянтами платежеспособности, поскольку
оперируют посредством по сути фиктивных, виртуальных денег –
денежного агрегата M3.
Виртуальный продукт, виртуальное производство, виртуальная
корпорация, виртуальные деньги допускают и провоцируют убыстрение
экономических трансакций, распространение комбинаторной логики.
Это приводит к тому, что компьютерные сети становятся не только
ck`bm{l средством, но и средой экономической деятельности.
Виртуализация экономики вызывает коммерциализацию
киберпространства, где теперь осуществляется не только обмен
информацией, но и полный цикл сделки. В «мировой паутине» уже
функционируют виртуальные супермаркеты и виртуальные банки,
оперирующие собственной виртуальной валютой.
Операции, совершаемые у виртуальных витрин при помощи
виртуального же кошелька, наглядно демонстрируют, что развивается
не информационная, а совсем иная экономика. Не информация как
таковая, т. е. рациональная денотация, а образ, мобилизующий
аффективные коннотации, приносит прибыль. Мы живем в эпоху
экономики образов и образов экономики.
Симптомы «возвращения» идеациональности в постмодернистской
экономике легко обнаруживаются при соотнесении ее черт с
признаками идеациональной экономики в концепции Сорокина, согласно
которой идеациональная ментальность индифферентна к интенсификации
производства, обмена, накопления и тяготеет к социально-этической
оценке хозяйственной деятельности, т. е. идентификации праведного
/ неправедного накопления богатства, использования денег и т. д.
[1. Р.254-255]. Характерным примером идеационального
экономического мышления может служить теория справедливой цены и
денег в изложении Фомы Аквинского. И скорее Фомой Аквинским, а не
А. Смитом, К. Марксом или Дж. М. Кейнсом адекватно описывается
современный механизм ценообразования для вещей «от кутюр» и
продукции менее именитых фирм. «Справедливая цена» согласно
средневековым представлениям всегда зависит от «происхождения»
предложения. Стоимость товара определяется социальным статусом
производителя, а не статус — стоимостью. В ситуации Постмодерна
так и происходит, с той лишь разницей, что «происхождение»
предложения ныне обеспечивается создаваемым рекламой образом
товара или фирмы. Точно так же средневековая практика поддержания
строгого соответствия объема денежных расходов статусу их
обладателя «возвращается» в форме дифференциации спроса, возможно
равного по реальному объему, но разного по «происхождению».
Например, кредитными и страховыми учреждениями дифференцируется
платежеспособность клиентов, возможно, обладающих одинаковыми
объемами реальных денег, но разной финансовой и страховой
репутацией.
В идеациональных по своему характеру экономических отношениях
определяющую роль играют не технологии и рыночная конъюнктура сами
по себе, а социокультурная идентичность — образ «лояльного и
заботливого своего»: товаропроизводителя для потребителей, бизнеса
для инвесторов, контрагента для партнеров. В идеациональной
культуре Средневековья эта идентичность была примордиальной –
клановой, этнической, сословной, а главное конфессиональной. В
современной секулярной и глобализованной культуре, санкционирующей
свободу выбора, права человека, экономические идентичности
конструируются.
ПОЛИТИКА. В условиях Постмодерна борьба за власть ведется во
все большей мере в форме теледебатов и рекламы. Клип-, рейтинг- и
имидж-мейкеры, пресс-секретари и «звезды» шоу-бизнеса,
рекрутируемые на время политических кампаний, потеснили партийных
функционеров. Власть становится во многом функцией образа –
политического имиджа. Собственно политический процесс покинул
заседания партийных и правительственных комитетов, составляющих
программы, распределяющих функции и контролирующих их выполнение.
Политика ныне творится в телестудиях и на концертных площадках.
Управление и политика разошлись.
Следствием становится изменение характера политического режима
V массовой демократии. В ходе выборов больше не происходит сколько-
нибудь существенная смена чиновников-экспертов, которые
осуществляют рутинную работу по управлению в «коридорах власти».
Меняются так называемые публичные политики, т. е. те, кто
буквально работает на публику. Дифференциация деполитизированных
профессиональных управленцев и носителей имиджа – публичных
политиков – это очевидный симптом симуляции института
народовластия.
Другой симптом симуляции институтов массовой демократии –
замещение апелляций к общественному мнению манипуляциями с
рейтингами. Рейтинги, основанные на выборочном опросе, когда
респонденты соглашаются с вариантами мнений, сконструированными
экспертами, представляют собой лишь своего рода модель
общественного мнения. Респондентами эти модели оживляются, и тогда
симулякры становятся реальными факторами принятия и осуществления
политических решений.
Краеугольные камни демократии – разделение властей,
парламентаризм, многопартийность, столь актуальные в пору борьбы
за ограничение произвола монархов, превращаются в символы –
образы, если парламентское большинство формирует правительство,
как в Великобритании, президент распускает парламент, как в России
или Франции, националисты блокируются с коммунистами, а
христианские демократы с социалистами и т.п. Утратившие реальность
многопартийность и парламентаризм симулируются экспертами-
консультантами и имидж-мейкерами как удобная и привычная среда
состязания политических имиджей. Партии, возникавшие как
представители классовых, этнических, конфессиональных,
региональных интересов, превратились в «марки» – эмблемы и
рекламные слоганы, традиционно привлекающие электорат. Императив
использования приверженности «марке» движет процессом симуляции
партийной организации политической борьбы. Там, где «марка» —
давняя традиция, атрибуты образа «старых добрых» либералов, социал-
демократов или коммунистов старательно поддерживаются, даже если
первоначальные идеология и практика принципиально изменились и
продолжают трансформироваться. Там, где «марка» отсутствует,
партии и движения формируются, объединяются и распадаются с
калейдоскопической быстротой в стремлении найти привлекательный
имидж. Мы живем в эпоху политики образов и образов политики.
Постмодернистскую политику образов можно, хотя бы отчасти,
трактовать как «возвращение» идеациональности. Согласно Сорокину,
идеациональная культура, в противоположность чувственной,
легитимирует власть, имеющую «сверхчувственную санкцию», а не
опирающуюся на деньги, силу или доверие избирателей [0р. Cit.
P.194-195]. Секулярной формой «экстрасенсорной санкции» можно
считать образ, конструирующий политическую идентичность,
мобилизующий аффективное «мы»-чувство, а вовсе не апеллирующий к
доверию избирателей.
СЕМЬЯ. В ситуации Постмодерна любовь, брак, принятие и
исполнение половозрастных ролей все больше становятся функцией
создаваемых официальными и альтернативными масс-медиа образов
сексуальности и семьи, а не реальных – материальных,
физиологических и т. п. – потребностей. В условиях культурно
санкционированных, технически и финансово обеспеченных сексуальной
свободы и социальной защиты семья в качестве постоянного и
социально признаваемого союза разнополых эго, нацеленного на
материальную и эмоциональную взаимопомощь и «воспроизводство»
потомства, симулируется в виртуальных семьях – «пробных»,
неполных, экстерриториальных, гомосексуальных. Мы живем в эпоху
семьи образов и образов семьи.
Распространение новых семейных форм, в которых образ, идея
семьи явно преобладает над реальными отношениями, как это ни
покажется странным, может расцениваться как «возвращение»
идеациональности. По мысли Сорокина, идеациональная ментальность
рассматривает людей не как индивидов самих по себе, а с точки
зрения принадлежности их к единству, возникающему на основе
духовного, экстрасенсорного родства [0p. Cit. P.133]. Поэтому
идеациональная культура характеризуется преобладанием социальных
отношений фамилистского (familistic) типа. «… В таких отношениях
существует спонтанное внутреннее единение между индивидами, их
спонтанное притяжение друг к другу, глубочайшая солидарность
слияния их «я» в одно коллективное «мы» [0p. Cit. P.26]. В
идеациональной культуре семья задает образец единения,
бескорыстной любви и преданности для всех форм социальных
отношений. В чувственной же культуре во всех сферах, в том числе и
в семье, доминируют социальные отношения контрактного и отчасти
принудительного типов. Семейные отношения формируются и
поддерживаются по соображениям достижения статуса, материального
благополучия, общественного одобрения и т. п. Виртуальные же семьи
поддерживаются как раз не соображениями выгоды или подчинения
окружающим, а аффективными «мы»-образами, сконструированной
гармонией идентичностей.
Приведенный анализ позволяет сделать вывод, что в
постмодернистскую эпоху общество приобретает черты виртуальной
реальности. Когда ценности чувственной культуры перестают быть
средством социальной интеграции и мобилизации интересов,
социальные институты, возникшие как следствие овеществления, теряя
свою власть над индивидом, становятся образами, включаемыми в
игру. Тем не менее, институциональный строй общества не
ликвидируется, а симулируется, так как он, сохраняя атрибутику
реальности, служит своего рода виртуальной операционной средой, в
которой удобно создавать и демонстрировать образы и которая
открыта для входа/выхода. Подобным же образом операционная система
Windows сохраняет атрибутику реальности, симулируя на экране
монитора нажатие кнопок калькулятора или размещение карточек
каталога в ящике. Сохраняется образ тех вещей, от которых
собственно и избавляет применение компьютерной технологии.
Возможность входа/выхода способны обеспечить новые
коммуникационные технологии. В этом смысле телефакс, избавляющий
от сервиса-надзора такого социального института, как почта, есть
«распочтовывание». Ксерокс — «растипографирование», видео —
«раскинематографирование», персональный компьютер —
«разофисирование» и т. д. Но решающий вклад в развеществление
общества, безусловно, вносится в том киберпространстве, которое
возникло на основе глобальной сети Internet, где коммуникации до
сих пор неподконтрольны «Большому Брату».
Отношения, статусы и роли, предписываемые социальными
институтами, становятся виртуальными. В то время как ослабевают
институциональные императивы, возрастает значение для
взаимодействия людей социокультурных идентичностей – образов
принадлежности к какому-либо единому «мы». Эту тенденцию можно
было бы истолковать в терминах Сорокина как вытеснение отношений
контрактного типа отношениями фамилистского типа. Но отношения на
основе таких симулякров, как сконструированные экономические,
политические, гендерные и т. п. идентичности, — это отношения,
которые скорее можно квалифицировать как псевдо-фамилистские.
Распространение псевдофамилистских отношений в эпоху кризиса
чувственной культуры сам Сорокин констатировал еще в конце 1930-х
гг. [Op. cit. P. 35-36, 81-82]. Это лишний раз подтверждает,
насколько точен был его анализ. Однако религиозно-этические идеалы
Qnpnjhm` принципиально не позволяли придать этому выводу характер
масштабного прогноза.
Тем не менее, в главном предсказания Сорокина следует признать
поразительно верными. На основе анализа изменений в различных
социокультурных сферах он пришел к выводу, что в ближайшем будущем
наступит конец чувственной культуры. Этот конец прежнего
социокультурного порядка в канун XXI века научное сообщество
зафиксировало в понятиях «постмодерн», «постматериализм»,
«постистория», «постиндустриализм», «посткапитализм» и т. п.
Сорокин предрек возвращение идеациональности в культуру, и анализ
виртуализации общества на рубеже XX и XXI веков выявил
идеациональные по сути, хотя и секулярные по форме,
социокультурные тенденции.
Феномен секулярной идеациональности открывает перспективу
обсуждения проблемы начала нового, третьего со времен ранней
античности социокультурного цикла. Так же, как политеистическая
идеациональность архаической Греции и монотеистическая
идеациональность средневековой Европы, секулярная идеациональность
Постмодерна может оказаться начальной фазой социокультурных
изменений, охватывающих столетия. В этом контексте предсказания
Сорокина могут оставаться ценными еще для очень многих поколений
исследователей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. New York: The
Bedminster Press, 1962. Vol. 3, p. 535.
2. Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени. Москва:
Наука, 1997. С. 102-103.
3. Там же.
4. Touraine A. The Waning Sociological Image of Social Life //
International Journal of Comparative Sociology. 1984, Vol. 25, N
1, P. 40.
5. Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. New York: The
Bedminster Press, 1962. Vol. 1. P. 503.
6. Lyotard J.-F. The Postmodern Condition. Manchester:
Manchester University Press,1984. P. 54.
Лесков Л.В.,
д.ф.-мат.н., профессор, МГУ
ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДВИДЕНИЕ ПИТИРИМА СОРОКИНА
Р
азвивая в работе «Главные тенденции нашего времени» свою теорию
трёх основных социокультурных типов, П.Сорокин формулирует
концепцию истинной и абсолютной реальности. По его мнению, усилия
науки в нашу эпоху во всё большей степени концентрируются на
проблеме раскрытия сущности этого феномена. В этом, пишет Сорокин,
проявляется естественный отклик творческой мысли на современную
«гигантскую задачу критического перехода и постпереходного
будущего» [1. C.29].
Как же определяет Сорокин это основополагающее для всего
последующего анализа понятие «абсолютной космической реальности-
ценности»? Отличительная черта научного стиля П. Сорокина — любовь
к ясным, почти математически точным формулировкам. Но тут
происходит нечто удивительное: пытаясь раскрыть смысл нового для
него понятия «абсолютной космической реальности», Сорокин словно
теряется, он пишет, что для этого не хватает таких привычных
терминов, как материя, качество, количество, время, пространство,
субъект-объект, причина-следствие и т.д. Не будучи поэтому в силах
подобрать необходимые слова, Сорокин в конце концов пишет об этой
реальности: «Она не идентична ни с что, ни с кто, ни с он, она,
оно, ни с материей, ни с духом, ни с субъектом, ни с объектом, ни
с какой-либо иной из её дифференциаций и в то же время она
заключает в себе все известные и неизвестные её качества» [1,
C.34]. Истина, необходимость которой Сорокин ясно ощущает, словно
ускользает от него, и он не без некоторого раздражения восклицает,
переходя на латынь: mysterium tremendum et fascionosum (тайна
ужасающая и захватывающая).
Как же постичь эту почти неуловимую, но такую важную тайну?
Решая эту задачу, П. Сорокин обращается к современной интегральной
теории познания, согласно которой существуют три различных канала
получения информации — чувственный, рациональный и
сверхчувственный — сверхрациональный, или интуитивный.
Сверхсознательная интуиция — это тот инструмент, с помощью
которого человек делает величайшие открытия во всех областях
творческой деятельности. А первоисточником этих открытий является
сверхсознание, управляющее интуицией.
Сверхсознательная интуиция качественно отличается от всех
других форм познания реальности — чувственного восприятия,
наблюдения, логического мышления и др. Сорокин перечисляет
отличительные феноменологические признаки сверхчувственного и
сверхрационального восприятия: спонтанность, непредсказуемость,
неконтролируемость, независимость от условий. Сверхсознательная
интуиция лежит в основе всего логического познания и ценностного
опыта. Ещё одну отличительную особенность интуиции Сорокин
выделяет особо: интуиция лишена эгоизма, она полностью и
безусловно переступает его границы. «Руководимый сверхсознанием
индивид, — пишет Сорокин, — становится его безличным инструментом,
поднявшись над ограничениями Эго» [1. С.38].
Остановимся, чтобы сделать одно существенное замечание. Если
«абсолютная космическая реальность» заключает в себе «все
известные и неизвестные качества», если она не что иное, как
+anfeqrbemmne Ничто», где omnia exeunt in mysterium (всё переходит
в тайну), и если, с другой стороны, первоисточником всех
величайших достижений и открытий является «сверхсознание», то не
следует ли между ними поставить знак тождества? Это кажется
совершенно естественным, и приходится только удивляться, что сам
П. Сорокин этого шага не делает. И, скорее всего, не случайно:
отождествление обоих терминов открывает путь к теологической или
мистической интерпретации смысла «истинной космической
реальности». Но как следует из текста цитируемого труда Сорокина,
делать этого он не желает, предпочитая сохранить понятийную
неясность.
Вместо этого он решает другую задачу: систематизирует
многочисленные свидетельства в пользу концепции о фундаментальной
роли сверхсознательной интуиции в процессах познания реальности. С
присущей ему обстоятельностью П. Сорокин ссылается на мнение не
менее чем 40 учёных, философов, деятелей искусства, приводит
многочисленные примеры. Всё это позволяет ему сделать однозначный
вывод: «Итак, об интегральной концепции абсолютной реальности,
познания и творчества сказано достаточно» [1. С.50].
Для решения основной задачи предпринятого П.Сорокиным
исследования — определения главных тенденций нашего времени — эта
концепция играет основополагающую, фундаментальную роль. Остаётся
только удивляться, что этот важный момент почему-то ускользнул от
внимания большинства исследователей творческого наследия учёного.
Между тем, обращаясь к тексту работы [1], нетрудно проследить, что
именно на базе этой концепции Сорокин выстраивает все свои
последующие идеи — об интегральной теории личности, о творческой
неэгоистической любви, о становлении интегрального
социокультурного строя.
Правильно предвосхитив фундаментальное значение проблемы
сверхрациональной интуиции и её первоисточника — «истинной
космической реальности», — П.Сорокин по состоянию науки своего
времени был лишён возможности сделать следующий шаг и ответить на
вопрос, какой физический референт стоит за этим своеобразным docta
ignoranta — знающим незнанием (термин Николая Кузанского). Сегодня
у нас есть возможность дать ответ на этот вопрос.
Российский математик и философ В.В. Налимов предложил
концепцию семантического пространства [2]. Согласно этой
концепции, структура Вселенной содержит два автономных слоя
реальности — физический мир и мир семантический, которые связаны
между собой через геометрию мира. В исходном состоянии смыслы,
спрессованные вдоль семантической оси, равновзвешены, а потому
образуют семантический вакуум. Сознание человека осуществляет
функцию распаковывания смыслов, или их вероятностного взвешивания,
следствием чего оказывается появление нового текста. Для
математического описания этой операции Налимов предложил
использовать формализм Байеса.
Недостаток концепции Налимова состоит в том, что он не
сопоставляет семантическое пространство с адекватным физическим
референтом. Чтобы устранить этот недостаток, Л.В. Лесков
сформулировал мэоническую парадигму (от греческого слова maeon,
что означает отсутствие бытия, ничто) [3]. Используя в качестве
исходного пункта концепцию Налимова, Лесков дополнил её двумя
постулатами:
1. Физическим референтом семантического пространства является
мэон — разновидность физического, или квантового, вакуума.
2. Все объекты материального мира, начиная от элементарных
частиц и кончая мозгом человека, обладают способностью
взаимодействовать с семантическим потенциалом мэона. Однако только
в мозге человека весь потенциально возможный набор операций со
ql{qk`lh, или с информацией, реализуется в наиболее полной мере.
Физические свойства мэона парадоксальны. Не будучи объектом
материального мира, включенным в метрику Эйнштейна — Минковского,
мэон не подчиняется закономерностям термодинамики и теории
относительности. Если передача информации осуществляется с
участием мэона, то скорость этого процесса может значительно
превышать скорость света. Не подчиняясь закону роста энтропии,
мэон не характеризуется стрелой времени: прошлое, настоящее и
будущее для него как бы синхронны. Эти свойства мэона не
укладываются в традиционную картезианско-ньютоновскую парадигму,
но здесь нет противоречия, так как речь идёт о квантово-
механическом феномене, соответствующем постнеклассической картине
мира.
Принимая концепцию Налимова — Лескова, можно построить
физическую модель сверхчувственной интуиции, а также комплекса
явлений сверхчувственного восприятия — телепатии, ясновидения,
прекогниции и др. В рамках этой концепции угаданную П. Сорокиным
«истинную абсолютную космическую реальность» следует отождествить
с семантическим потенциалом мэона.
Успехи современной теории квантового вакуума позволяют указать
конкретный физический механизм сверхчувственного, то есть идущего
помимо обычных органов чувств, обмена информацией. Этот механизм
может быть основан на восприятии спиновыми структурами нейронной
сети головного мозга торсионных излучений, существование которых
предсказывается теорией физического вакуума А.Е. Акимова — Г.И.
Шипова [4]. В основе этой теории лежат вакуумные уравнения
Эйнштейна, обобщённые на случай пространства с кривизной и
кручением. Из этой теории следует, что должны существовать
торсионные поля, которые являются источником нового вида
фундаментальных взаимодействий — торсионных (от английского
torsion — кручение).
К настоящему времени выполнен большой объём экспериментов,
подтверждающих предсказания торсионной теории квантового вакуума.
Созданы и испытаны генераторы и детекторы торсионных излучений.
Исследовано воздействие этих излучений на расплавы металлов, на
живые объекты, в первую очередь на растения и т.п. Высоко оценивая
торсионную теорию, Э. Ласло пишет, что с точки зрения нового
подхода традиционные термины «ментальный», «духовный» и т.п.
отражают не что иное, как дополнительную компоненту
голографического поля квантового вакуума [5].
Остаётся не до конца ясным вопрос о механизме кодирования
семантического потенциала в квантовых структурах мэона. Существует
однако один радикальный способ обойти эту трудность: достаточно
предположить, что мэон выполняет функцию не банка, а транспортного
агента информации, а их генерацию связать с индивидуальным или
коллективным сознанием. Этой гипотезе соответствует семантический
принцип, которому можно придать либо слабую, либо сильную форму. В
первом случае это будет означать, что существует планетарное
семантическое поле, а во втором этому соответствует галактическое
или, быть может, межгалактическое поле.
И последнее. Современные достижения в области физики
квантового вакуума позволяют рассчитывать, что в рамках VI
технологического уклада будут использоваться перспективные
экологически безопасные квантово-вакуумные технологии, которые
позволят создать принципиально новые системы хранения, передачи и
обработки информации, энергетические установки, транспортные
средства, способы обработки материалов, решения
сельскохозяйственных задач и т.п. [6]. Можно думать, что эти новые
научные и технические достижения явятся технологическим
фундаментом того интегрального социокультурного строя
`k|rpshqrhweqjni любви и глобального партнерства, о котором писал
П.А. Сорокин.
ЛИТЕРАТУРА
1. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.,1997, 351С.
2. Налимов В.В. Спонтанность сознания. М., 1989, 287С.
3. Лесков Л.В. Семантическая вселенная. Вестник Московского
университета. Серия 7, 1994, выпуски 2 и 4.
4. Шипов Г.И. Теория физического вакуума. М., 1997, 450С.
5. Laszlo E. The Whispering Pond. A Personal Guide to Emerging
Vision of Science. Rockport MA, 1986, 242 p.
6. Акимов А.Е., Финогеев В.П. Экспериментальные проявления
торсионных полей и торсионные технологии. М., 1996, 68С.
Поболь О.Н.,
академик МАИ, д.т.н., проф.
ХАРАКТЕРИСТИКИ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ЦИКЛА
РАЗВИТИЯ СИНЕРГЕТИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ ВСЕЛЕННОЙ И ЭВОЛЮЦИЯ
ТЕХНОГЕННЫХ СИСТЕМ
К
ак показывают исследования [1,2], история человечества может быть
представлена как пространственно-временной спиральный
полициклический процесс, когда с периодичностью цивилизационных
циклов сменяются культуры и их носители — культурно-исторические
типы. В своем развитии они проходят, как всякий живой организм,
четыре стадии жизненного цикла: зарождение, развитие, старение и
деградацию. Одним из ключевых вопросов в этой связи является
обусловленность цивилизационных процессов структурой и
эволюционной динамикой Вселенной, поскольку в наше время
взаимозависимость явлений мироздания очевидна.
Для Вселенной характерна всеобщая иерархическая встроенность
объектов, когда каждый из них является частью другого, большего
целого, при этом значение объекта определяется сущностью
глобального целого и местом в нем. Все объекты взаимосвязаны и
зависят один от другого, но при этом обладают свойством автономной
самоорганизации — разумности соответствующего иерархического
уровня. Вселенная есть своеобразный бесконечный и вечный,
постоянно изменяющийся размерный объект, строение которого может
быть представлено четырехэлементным: общевселенская матрица
возможных состояний — вечный и бесконечный Абсолютный Разум
мироздания; поле мерной информационной энергии — мировой эфир,
обеспечивающее материализацию, развитие и дематериализацию всех
объектов мироздания, а также их мгновенную информо-энергетическую
связь; эволюционная пространственно-временная полициклическая
реализация идеи Мирового Разума в иерархии мерных материальных
структур различной тонкости, каждая из которых обладает
соответствующим уровнем автономии и разумности; автономная информо-
энергетическая аннигиляционная система, осуществляющая активную
проверку соответствия параметров элементов мироздания заданной
управляющей многомерной вероятностной матрице их возможных
состояний — агрессивная среда существования материального мира.
Такое представление о Вселенной делает очевидным абсолютность
единого мирового пространства-времени — иначе согласованное
звучание мирового оркестра взаимосвязанных иерархических структур
невозможно.
На определенном этапе жизни этого организма результатом
эволюции биосферы Земли стало выделение из нее техносферы — среды
жизнедеятельности нового биологического вида — человеко-машины,
овладевшего новым видом энергии — научными знаниями в машинной
реализации.
Эволюция техносферы в середине ХХ века на фазе деградации
христианской цивилизации привела к возникновению человеко-машинных
техногенных систем [3]. Техногенные системы (ТС) представляют
собой сложные человеко-машинные комплексы (по отношению к человеку
системы более высокого иерархического уровня), предназначенные для
переработки биосферы в продукты потребления и научные знания. Это
нелинейные диссипативные динамические системы открытого типа,
основные свойства которых проявляются в самоорганизации сложной
hep`puhweqjni структуры, упорядоченной от высшего уровня к низшему
[4]. Принципиальное отличие ТС от природных организмов в
противоположности закономерностей их взаимодействия с
экологическими факторами [5]. Закон лимитирующего фактора для них
превращается в закон стимулирующего фактора, закон толерантности —
в закон антитолерантности, то есть безграничного расширения
пределов устойчивости. Каждое усовершенствование ТС в конечном
итоге по принципу отрицательной обратной связи увеличивает их
негативное воздействие на природу — так запрограммированы они
изначально, как антисистемы для уничтожения природы. В процессе
эволюции это свойство техногенных систем усиливается — расширяется
экологическая ниша их техносферного обитания, растет уровень
экологических проблем за счет ужесточения режимов действующих
экологических факторов и порождения новых для природных организмов
и в первую очередь для человека — в этом и состоит их внутренняя
противоречивость и неустойчивость.
Результатом эволюции техносферы в конце ХХ века является
создание глобальной техногенной системы, следствием чего стало
возникновение мировой постиндустриальной цивилизации, управляющей
биосферой. По отношению к человечеству и биосфере техносфера
является структурой более высокого иерархического порядка. Однако
разумность природы неизмеримо выше соборного разума человечества и
объемлющей техносферы: cуществование человечества имеет смысл и
значение, определяемые информационными матрицами как биосферы и
планетной системы, так и общевселенской.
Период индустриальной цивилизации, зародившейся в семнадцатом
веке на основе научно-атеистического самосознания и
жизнеустройства по принципам материалистического рационализма,
завершился в середине ХХ века переходом к товарно-финансовой
стадии постиндустриального периода, а в настоящее время
цивилизация переходит в информационную стадию постиндустриального
периода — завершающую фазу деградации. Всесторонняя автоматизация
и компьютеризация структуры управления техносферой во второй
половине нашего века позволила замкнуть в единую ТС все стадии
жизненного цикла технических систем и на постиндустриальном
периоде цивилизации через внедрение «рыночных отношений» в
экономике и политике обеспечила ориентацию мирового общественного
сознания на неограниченное потребление и исчерпание материальных
ресурсов. Стадийная структура техносферы, соответствующая
структуре составляющих ТС [3], объясняет социально-экономическое и
геополитическое деление современного мира в период
постиндустриальной цивилизации: экономическое процветание стран
«золотого миллиарда», крах коммунизма, финансово-экономический
кризис мировой экономики и жалкое прозябание стран третьего мира.
Все эти перемены связаны с ускоренным полициклическим
развитием техносферы и обусловлены воздействием окружающей
планетарно-космической среды и внутренними процессами ее
самоорганизации. Такое положение вещей закономерно и является
следствием эволюции общества в рамках цивилизационного цикла.
Характеристики циклического процесса эволюционного развития
сложной синергетической системы целесообразно исследовать методами
теории колебаний и волн. Под циклом понимается относительно
равномерная и устойчивая повторяемость хода процессов, которая
проявляется в периодической активизации множества взаимосвязанных
(однородных и вложенных) процессов и явлений. Циклы синхронны, но
их параметры имеют статистические отклонения от средних значений.
Чем длительнее цикл, тем сильнее его воздействие на связанные
системы. Чем крупнее система, тем продолжительнее соответствующий
основной цикл ее развития. Очевидно, что речь здесь идет о
многоэлементной колебательной системе, в которой передача энерго-
hmtnpl`vhh связана с резонансами элементов структуры. Цикл есть
период колебаний соответствующего элемента.
Достоверность такой модели обоснована учениями
В.И. Вернадского и Тейяра де Шардена о биосфере и ее переходе в
ноосферу, А.Л. Чижевского и Н.Д. Кондратьева о космической и
технико-экономической цикличности, Л.Н. Гумилева о фазовых
закономерностях этногенеза под воздействием космического излучения
и подтверждается исследованиями последнего времени, в которых
получены уравнения для расчета максимумов геологических и
исторических процессов по гармоникам длинных волн гелиотараксии
[6]. Положение этих максимумов в историческом времени однозначно
определяется двумя астрономическими константами:
продолжительностью главного гелиологического цикла Швабе-Вольфа
TSch = 11,04 года и цикла Бонова TB = 176 лет. Полученные
зависимости достаточно точно описывают события, разделяемые как
десятками и сотнями тысяч лет, так и рисунок социокультурной
динамики с периодами от десятков до тысяч лет, в том числе и
известные Кондратьевские циклы.
Весь жизненный цикл системы принято делить на четыре фазы:
зарождения, развития, старения и деградации. Распространяя
четырехфазное синергетическое представление на цивилизационный
цикл длительностью 1500-2000 лет и рассматривая для простоты
анализа одномассовую систему, находящуюся под управлением
вышележащего иерархического уровня, опишем линейную реализацию S
структуры цивилизационного цикла от момента его зарождения до
завершения в точке бифуркации двумя гармоническими функциями:
на 1-й и 2-й фазах первой половины цикла
S(t)1,2 = 2S0t/T — (S0/2p)sin(4pt/T) при 0 t T/2,
на 3-й и 4-й фазах второй половины цикла
S(t)3,4 = S0 — 2S0(t — T/2)/T + (S0/2p)sin[4p(t — t/2)/T] при T/2
< t T,
где S0 — интегральный линейный параметр системы, T = 2p/w -
период процесса c круговой частотой w.
Диаграмма этого процесса приведена на рис.1(a). Тогда, дважды
дифференцируя функцию S(t), получим уравнения скорости V(t) =
dS/dt перестройки управляемой структуры (с размерностью
виброскорости) и плотности энерго-информационного воздействия на
единицу массы по второму закону Ньютона Q = (1/m)dE/dS = d2S/dt2
(с размерностью виброускорения, где Е — энерго-информация
управляющего сигнала). Диаграммы этих процессов приведены на
рис.1(б, в), где видно их характерное разделение в пределах
четырех фаз равной длительности T/4.
Источником управляющего излучения в рассматриваемом случае
являются прежде всего Земля и Солнце с его планетарной системой —
ретрансляторы космической энерго-информации. Соответствующие циклы
солнечного излучения известны — это многовековые и вековые циклы
по единой классификации Л.В. Константиновской. Можно полагать, что
здесь проявляется взаимодействие дипольных излучателей Земли и
Солнца, в том числе и электромагнитных [7], когда в результате
взаимного вращения на 1-й фазе происходит резонансное суммирование
полей, на 3-й — их взаимная компенсация, на 2-й и 4-й —
интерференция при перпендикулярности плоскостей и противоположном
расположении диполей (т.е. их следует представлять на рис.1(в)
лежащими как бы в горизонтальной плоскости). При этом во второй
половине цикла, как видно на рис.1, энерго-информационное
воздействие Q осуществляется в противофазе, что и приводит к
разрушению структуры S. Эгоцентрическое сознание современного
человеческого общества преувеличивает самостоятельность принятия
hqrnphweqjhu решений: даже очень малое управляющее информо-
энергетическое воздействие на нелинейную динамическую систему в
неравновесном состоянии способно вызвать сколь угодно большой
эффект.
В соответствии с теорией колебаний и волн развивающийся во
времени процесс характеризуется текущим энергетическим спектром
управляющего воздействия. Спектр начального отрезка любого
процесса близок к однородному с постепенным выделением основных
составляющих — фаза зарождения религии и культуры. На 2-й фазе
развития в текущем спектре начинают формироваться максимумы на
основной частоте и ее гармониках и в конце остается один максимум
на основной частоте процесса . Так общественное сознание
постепенно настраивается в резонанс с частотой информо-
энергетического управляющего воздействия Q — формируется этико-
социальная структура с единым религиозным миросозерцанием
(единобожие). Во второй половине цикла подобной характер
воздействия повторяется, но с противоположным знаком — в
противофазе. В результате на
Рис. 1
3-й фазе духовное единство начинает все больше размываться (распад
христианства на православие, католичество и мусульманство с
дальнейшим выделением конфессий и сект). Начало 4-й,
деградационной фазы цикла соответствует зарождению научно-
технической революции, атеизируемого сознания и жизнеустройства,
середина — расцвет буржуазной революционности и формирование
индустриальной цивилизации (максимум управляюшего воздействия на 4-
й фазе). К концу цивилизационного периода Т духовное единство
исчезает полностью при активном воздействии ТС — на фоне
флуктуаций 50-летних Кондратьевских циклов технико-экономического
развития [2] (асимметричность которых объясняется особенностями
характеристики возбуждения Q) отображаются высокочастотные
составляющие, определяющие полный распад структуры на автономные
элементы. Однако при этом не следует забывать о полицикличности
управляющего воздействия, для которого завершившийся цикл есть
лишь встроенная составляющая более длительного циклического
процесса вышестоящей иерархической структуры, который и определяет
ход эволюции суперцивилизации человечества.
В технике это проявляется следующим образом. Все машинные
комплексы и отдельные машины в конце деградационной фазы
максимально миниатюризированы, автоматизированы и все более
независимы от человека. На очереди стоит реальная разработка
искусственного интеллекта и его использование для управления как
отдельными ТС, так и всей техносферой, поскольку современный
человеческий разум не способен самостоятельно решать задачи такого
масштаба. Это один из важнейших элементов процесса самоорганизации
техносферы и полного подчинения человечества аннигиляционной
структуре мироздания. Новая информационная технология обеспечивает
переход от индустрии переработки информации к индустрии
переработки знаний на основе соединения двух культур —
естественнонаучной и гуманитарной. В передовых странах ведется
интенсивная разработка интеллектуальной технологии производства
машин, товаров и услуг на базе искусственного интеллекта и
создания гибких систем, объединяющих экспертные и прикладные
программы с возможностью прямого общения. Это позволяет
формализовать задачу одновременно с разработкой технического
задания, математической модели, алгоритмов, программ, структуры
данных и документации. Производительность проектировщика при этом
onb{x`erq в сотни раз: на новом научном уровне реализуется
система безбумажной технологии проектирования и управления при
сверхвысоком качестве и надежности. Принципиально новые требования
предъявляются к специалистам, которые должны обладать высоким и
равнозначным уровнем подготовки во многих, не связанных ранее
областях естественных и гуманитарных наук, техники, теологии и
искусства. Малообразованный, с низким этическим потенциалом и не
способный постоянно учиться специалист эволюционирующей техносфере
не нужен.
Для современной, деградационной фазы принципиально важное
значение имеет рост частот циклов излучения сравнительно небольшой
продолжительности, поскольку именно они определяют социокультурную
динамику этой фазы при ускорении технического прогресса — распад
общества на все более мелкие структурные элементы (распад семьи,
крупных производств и фирм). Например, в современной Америке,
Японии и объединенной Европе более 90% всех фирм имеют состав
сотрудников в пределах 25 и более 98% — в пределах 250 человек. И
здесь одновременно с управляющими вековыми и внутривековыми
солнечно-планетарными циклами (например, 11-летний цикл,
определяющий длительность экономико-технологических циклов
Н.Д. Кондратьева) важнейшую роль играют внутриструктурные
биологический и социальный циклы [8].
Продолжительность активной биологической жизни одного
поколения — носителя генетической культурной информации составляет
порядка Тб = 25 лет, чему соответствует постоянная биологическая
частота цивилизации fб = 1/Tб . Продолжительность жизни технологий
и трудовых навыков определяет длительность социального цикла Тс,
чему соответствует социальная частота fс = 1/Tс. В процессе
развития фазы деградации цивилизационного цикла Тс сокращается, и
если еще несколько веков назад было Тс >> Tб, в середине ХХ века
они сравнялись, а в настоящее время Тб >Тс5-8 годам. Временная
область равенства частот fc/fб 1 соответствует переходу от
индустриального к товарно-денежному периоду постиндустриального
общества, а при fc/fб >> 1 цивилизация вступает в информационную
стадию постиндустриального общества, где основной продукт и
главная ценность — знания, информация. Информационные структуры
становятся основными структурами управления социумом. При этом
организация глобального информационного поля на реализуемом
адаптационном уровне управления осуществляется на основе
нелинейных синергетических моделей, что для деградационного
общества, находящегося на низшем координационном уровне
саморазвития, означает глобальное применение лжи, как принципа
управления и организации жизнеустройства.
Все это требует от человечества перехода к осознанной
трехуровневой структуре управления техносферой [5], обобщенная
схема которой приведена на рис. 2. Такие уровни управления
реализованы и в отдельных ТС и в техносфере в целом, но в
общественном сознании существует только низший координационный
уровень, что исключает в настоящее время осознанное участие в
управлении самоорганизующейся техносферой.
По мере самоорганизационного совершенствования структуры
техносферы и развития под давлением социально-экологических
проблем самосознания человечества эволюционно развивается
структура ее осознанного управления, путем перехода от
одноуровневого координационного на индустриальном периоде
деградационной фазы, через двухуровневый адаптационный на
постиндустриальном периоде, к трехуровневому концептуальному,
соответствующему информационному периоду цивилизации
(на начальном этапе современности для отдельных типов техногенных
систем). Высший уровень — концептуальный, формирующийся в
настоящее время для техносферы в целом одновременно с
совершенствованием координационного и адаптационного уровней,
предполагает определение экологической концепции жизнедеятельности
человечества и выбор структуры, функций и стратегии, используемых
на нижележащих уровнях управления.
Этот уровень управления требует развития концептуального
сознания и соответствующего образовательного и этического уровня и
базируется на целостном походе к техносфере как единой информо-
энергетической системе, встроенной в структуру Мироздания. Он
предполагает разработку самоорганизационной модели Вселенной и
глобальной экологической модели техносферы, обобщающей систему
синергетических моделей составляющих техногенных систем.
Однако основой нового концептуального самосознания
человечества является понимание того, что человек вовсе не царь
природы, которым он себя вообразил по ограниченности саморазвития.
И чем скорее человечество откажется от этой примитивной
ветхозаветной доктрины самовластия и вседозволенности, тем скорее
обеспечит себе возможность гармоничного развития в рамках
объемлющей информо-энергетической матрицы Вселенной. Но это,
очевидно, произойдет уже на новом цивилизационном цикле его
эволюции.
В конце цивилизационного цикла сам ход эволюции вынуждает
человечество принять осознанное нравственное решение в точке
бифуркации исторического процесса — продолжать ли движение по
техносферному пути уничтожения природы и вместе с ней и человека
hkh перейти на путь ноосферного развития. Только переход на новый,
высший уровень духовно-научного самосознания позволит избежать
глобальной социально-экологической катастрофы, сформировав
ноосферную экологическую парадигму жизни. Последнее наиболее
сложно, поскольку требует пересмотра основных этических, научных и
методологических подходов и отживших ценностей индустриального
общества. Это в свою очередь требует переосмысления основных
научных понятий и реформы всей системы образования, начиная с
дошкольной. В основу здесь должна быть положена новая
экологическая этика всеединства Мироздания, объединяющая
образование с воспитанием, требующая от человека постоянного
самосовершенствования и развивающая в нем эту способность —
способность к постоянной работе над собой.
Так из хаоса разрушения отжившей христианской цивилизации в
процессе эволюции должен развиться новый цивилизационный цикл
ноосферно-экологической коэволюции человечества и природы за счет
реализации скрытого духовно-биологического потенциала и создания
интегральной духовно-научной культуры.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера земли. М., 1995.
2. Яковец Ю.В. История цивилизаций. М., 1997.
3. Поболь О.Н. Глобальная техногенная система и мировая
экологическая катастрофа // Теория предвидения и будущее России:
Сб. М., 1997.
4. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.
5. Поболь О.Н. Техногенные системы: самоорганизация и управление
экологическими факторами // Новое в экологии и безопасности
жизнедеятельности: Cб. СПб., 1998.
6. Кулинкович А.Е. «Длинные волны гелиотараксии» — главные
историографические циклы // Циклы природы и общества: Сб.
Ставрополь, 1998.
7. Сидоренко В.Н., Сидоренко И.В. Влияние циклов солнечной
активности и золотого сечения на развитие России // Теория
предвидения и будущее России: Cб. М., 1997.
8. Поболь О.Н. Синергетика техносферы и социокультурная динамика
современности // Питирим Сорокин и социокультурные тенденции
нашего времени: Cб. М.-СПб., 1999.
_______________________________
1 Поскольку моя память, хранящая массу воспоминаний, довольно
ограничена, этот доклад в значительной степени основан на
документах и уже опубликованных мемуарных фрагментах.
2 Это первое и последнее обозначение sic при воспроизведении
критики профессора Сорокина. Я не пытался "откорректировать" его
подлинное правописание и синтаксис и тем самым лишить этот
документ его своеобразного обаяния. <В оригинале wiskers вместо
правильного whiskers (бакенбарды, усы). - Прим. переводчика>.
3 Эта ссылка на "идеациональную и чувственную (sensuous)
культуры" требует пояснения. Вскоре после получения
вышеприведенной рецензии ассистент-исследователь, помогая Сорокину
в его работе над "Социальной и культурной динамикой", сделал
смелое предложение - или это было обоюдное соглашение? - заменить
основной термин "sensuous" не столь многозначным термином
"sensate". Предложение продиктовано было тем, что слово
"sensuous", впервые употребленное Дж.Мильтоном, войдя в широкое
употребление, стало в наше время синонимом слова
"сенсуалистический" (sensual), что едва ли соответствует
подразумеваемому смыслу. Когда через несколько лет "Динамика" была
опубликована, то оказалось, что термин "sensate" заменил термин
"sensuous" и занял свое место в сорокинской триаде типов культуры
наравне с "идеациональной" и "идеалистической" культурами. Теперь,
более полувека спустя, я обнаружил, что в авторитетном "Приложении
к Оксфордскому словарю английского языка" ("Oxford English
Dictionary Supplement", vol.4, p.55) зафиксировано пятое -
социологическое - значение слова "sensate" (чувственный):
ЧУВСТВЕННАЯ (sensate), прил. Дополнительные значения: 5. Социол.
В теории П.А.Сорокина тип культуры, главной целью которой является
удовлетворение материальных потребностей и стремлений. Ср.:
ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ, прил.2 и ИДЕАЦИОНАЛЬНАЯ, прил.2.
Доклад представлен на Международном симпозиуме "Питирим Сорокин
и социокультурные тенденции нашего времени". Москва - Санкт-
Петербург, 4-6 февраля 1999 г. Частично этот проект поддержан
Центром славистики евроазиатских и восточноевропейских
исследований университета Дюка.
4 Автобиографические заметки об этом см. у Джорджа Гурвича [2,
С.3-12]. Сорокин и Гурвич сохранили связь на всю жизнь, что
отражается в том, что Гурвич участвовал статьей "Социальная
структура и множественность времен" в юбилейном издании в честь
Сорокина, которое я подготовил в 1963 г. (Sociological Theory,
Values and Sociocultural Change), а Сорокин написал вступление к
работе Филиппа Боссермана, где он представлял социологию Гурвича
("Диалектическая социология", 1968). Это была одна из последних
работ Сорокина.
5 Хотя я не могу подробно рассматривать это здесь, интересная
глава американской "критической социальной теории" еще должна быть
написана, где будет проведено сравнение и конвергенция между
Сорокиным и Миллсом в 1950 и 1960-е гг., и рассмотрена их общая
критика псевдоисторических недостатков доминировавшей тогда теории
"социологического воображения", и также их обвинения в адрес
американской "властвующей элиты" и ее вовлеченности в войну против
стран третьего мира, такую как вьетнамская война.
6 Талкотт Парсонс писал в начале своей книги "Структура
социального действия" (которая впервые была опубликована в 1937
г., в том же году, когда вышел первый том "Социальной и культурной
динамики") знаменитую цитату известного гарвардского историка
Крейна Бринтона: "Кто читает сегодня Спенсера"? Этого было
достаточно, чтобы аспиранты не трудились читать что-либо об этом
британском социологе.
7 Кроме других благожелательных жестов, Сорокин однажды позвал
меня к себе в кабинет и сказал, что его друг, который заведовал
кафедрой в университете Дюка, написал ему о том, что у него есть
вакансия ассистента, и не может ли Сорокин порекомендовать ему
кого-либо? Сорокин спросил меня, хочу ли я получить эту работу. Я
был очень польщен, но сказал ему, что отказываюсь (я не слышал
ничего об университете Дюка в то время!), потому что я всего лишь
аспирант второго года обучения и еще не сдал экзамены и не
закончил курсовую работу. Сорокин согласился, что было бы немудро
принять предложение. По странному совпадению оказалось, что тогда
я впервые услышал о том месте, где я провел большую часть моей
академической карьеры.
8 Я встретил интересное подтверждение этому в докладе
французского экономиста Эдмона Тьери [8, p.261], который заключает
свой доклад утверждением, что то, что происходит в России, - это
"великая экономическая реформа".
9 Я не отметил предвидение Сорокина, когда писал статью [9 p.131-
147]. Не заметил этого и Андре Гундер Франк в его более поздней
работе о перспективе сдвига с Запада на Восток [10].
10 Что касается последствий сексуальной аномии, я обращаюсь к
этому вопросу в работе [12].
11 Хотя до сих пор остается не ясным, каковы обстоятельства
появления "ценных признаний" Питирима Сорокина, в автобиографии
нет никакого упоминания о письменном заявлении об отказе от
политической деятельности, опубликованном в "Известиях Северо-
Двинской губернии".
12 С.П. Трапезников - в то время заведующий отделом науки и
учебных заведений ЦК КПСС.
13 Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ, проект №98-
0680388.
14В работе над четырехтомником принимали участие как российские
(Н.О.Лосский, И.И.Лапшин, Н.С.Тимашев и др.), так и зарубежные
ученые.
15 Доктрина сформулирована в 1879 г. папой Львом XII в энциклике
«Aeterni Patris».
16 Работа выполняется при финансовой поддержке Московского
общественного научного фонда в рамках программы «Российские
общественные науки: новая перспектива», грант № 205.
Изобразительное искусство