неосновательно, балуясь, а придет время, схватит Еську-Евсея какая-нибудь
жох-баба и всю жизнь потом будет шпынять, считая, что спасла его от
беспутствия и гибели.
- Что ж, ребята,- начал Сергей Митрофанович и прокашлялся.- Что же,
ребята... Чтоб дети грому не боялись! Так, что ли?..- И, пересиливая себя,
выпил водку из стаканчика, в котором белели и плавали остатки сыра. Он даже
крякнул якобы от удовольствия, чем привел блатняшку в восхищение:
- Во дает! Это боец! - и доверительно, по-свойски кивнул на деревяшку.
- Ногу-то где оттяпало?
- На войне, ребята, на войне,- ответил Сергей Митрофанович и опустился
обратно на скамью.
Он не любил вспоминать и рассказывать о том, как и где оторвало ему
ногу, а потому обрадовался, что объявили посадку.
Капитан поднялся с дальней скамьи и знаками приказал следовать за ним.
- Айда и вы с нами, батя! - крикнул Еська-Евсей.- Веселяя будет! -
дурачился он, употребляя простонародный уральский выговор.- Отцы и дети! Как
утверждает современная литература, конфликта промеж нами нету!..
"Грамотные, холеры! Языкастые! С такими нашему хохлу-старшине не
управиться было бы. Они его одним юмором до припадков довели бы..."
Помни свято,
Жди солдата,
Жди солда-а-ата-а-а, жди солда-а-а-та-а-а.
Уже как следует, без кривляния пели ребята и девушки, за которыми
тащился Сергей Митрофанович. Все шли обнявшись. Лишь модная барышня
отчужденно шествовала в сторонке, помахивая Володиным спортивным мешком на
шнурке, и чувствовал Сергей Митрофанович - если бы приличия позволяли, она
бы с радостью не пошла в вагон и поскорее распрощалась бы со всеми.
Володя грохал по гитаре и на барышню совсем не смотрел.
Сергей Митрофанович узрел на перроне киоск, застучал деревяшкой,
метнувшись к нему.
- Куда же вы, батя? - крикнул Еська-Евсей, и знакомцы его
приостановились. Сергей Митрофанович помаячил: мол, идите, идите, я сейчас.
В киоске он купил две бутылки заграничного вермута - другого вина
никакого не оказалось, кроме шампанского, а трату денег на шампанское он
считал бесполезной.
Он поднялся в вагон. От дыма, гвалта, песен и смеха оторопел было, но
заметил капитана, и вид его подействовал на бывшего солдата успокоительно.
Капитан сидел у вагонного самовара, шевелил пальцами газету и опять
просматривал весь вагон, и ни во что не встревал.
- Крепка солдатская дружба! - гаркнули в проходе стриженые парни, выпив
водки, и захохотали.
- Крепка, да немножко продолговата!
- А-а-а, цалу-уете-есь! Но-очь коротка! Не хватило-о-о!
И тут же запели щемяще-родное:
Но-очь ко-ро-отка. Спя-ят облака-а...
"Никакой вы службы не знаете, соколики! - грустно подумал Сергей
Митрофанович.- Ничего еще не знаете. Погодите до места! Это он тут,
капитан-то, вольничать дает. А там гайку вам закрутит! До последней резьбы".
Но старая фронтовая песня стронула с места его думы и никак не давала
сосредоточиться на одной мысли.