прозрачно, и перистые облачка высоко кудрявились над землей. Мычали коровы;
с топотом, не подымая пыли на сбросившейся за ночь мягкой дороге, проскакал
табун из ночного. Из труб подымался легкий сизый дымок и розовел на солнце.
Слышались бодрые громкие голоса, скрип ворот и радостное оглушительное
чириканье воробьев, возбужденных ярким солнцем и свежим утром.
Только дачи смотрели по-прежнему темными слепыми окнами и около них
было пусто и тихо.
Луганович шел, чувствуя себя молодым, сильным и гордым, как победитель.
Он совсем не думал, что Раиса Владимировна отдавалась многим, и, блестя
глазами, повторял про себя: "Четвертая!.. Четвертая!.."
Первою была горничная Оля, второй - модистка Катя, третьего Луганович,
с натяжкой, считал Нину, и Раиса Владимировна была его четвертой победой,
наполнившей его мужской гордостью. Он чувствовал себя настоящим мужчиной.
Перед глазами у него все еще стояла смятая постель, черные спутанные
волосы, обнаженное роскошное тело, и в каждом мускуле своем он чувствовал
силу и сладкую истому.
Только немного было стыдно, когда бабы провожали его глазами, и
казалось, что они все догадываются, откуда он идет.
Дома, на даче, все еще спали, но дверь на балкон
была открыта и ступеньки крыльца мокры и блестящи. Прислуга, высоко
подоткнув юбку и согнувшись, мыла пол и встретила его равнодушно-удивленным
взглядом. Луганович поскорее прошел мимо нее и затворил дверь в свою
комнату.
Здесь было совсем светло, несмотря на закрытые ставни. Сквозь все щели
неудержимо проникал яркий солнечный свет, и косые пыльные полосы,
переливаясь и играя, тянулись через всю комнату. Воздух застоялся за ночь, и
было душно.
Луганович поспешно разделся и лег, хотя было как-то странно ложиться
спать, когда кругом так светло. Но когда он вытянул ноющие от усталости ноги
по свежей холодноватой простыне, все тело его охватило такое сладостное и
удовлетворенное чувство покоя, что Луганович даже засмеялся от радости.
"А хорошая штука жизнь!.." - подумал он.
И это чувство полного физического удовлетворения было так сильно, что
когда студент вспомнил Нину и впервые понял, что он ей изменил, это уже не
могло побороть восторга молодого, здорового и сильного тела.
"Ну, что же... сама виновата!.. - опять подумал он, успокаивая что-то
странно уколовшее сердце. И маленькая, юркая и хитренькая мысль мелькнула в
голове: - Да она не узнает!.."
И, засыпая мгновенным здоровым сном, Луганович спутал и Нину, и Раису,
и еще много таких же молодых, прекрасных женщин в одно ощущение бесконечной
радости жизни.
VIII
Нина и Коля Вязовкин шли вдвоем по лесу. Кругом все было насквозь
пронизано солнцем и жаром. Под ногами скользили сухие иголки старой хвои и
трещали полусгнившие шишки. Коля Вязовкин вспотел так, что пот прямо лил с
него. Нина тоже раскраснелась. На груди и спине ее, когда от движения
раздвигался широкий вырез легкой кофточки, показывался милый треугольник темного
загара на нежной бело-розовой коже. Вся она дышала молодостью, здоровьем и