козлоногого чернобородого сатира. Кулаки Лугановича инстинктивно сжимались.  Студент  вспомнил  слова  инженера  о  том,  что
молодые мужчины часто из глупого благородства уступают женщин другим,  более
наглым, и почувствовал себя именно таким глупым рыцарем. Как  будет  инженер
смеяться  над  ним,  если  овладеет  Ниной!..  Злоба  и  ревность   овладели
Лугановичем, и, отлично сознавая, что, во всяком случае, этой  ночью  ничего
быть не может, он все-таки повернулся и  почти  побежал  к  даче,  где  жила
девушка.
     Сердце сильно билось у него в груди, когда через  решетчатый  забор  он
увидел пустынный двор, знакомую аллейку тоненьких сосенок и темное  запертое
крыльцо дачи.
     Ни одного огонька не было в слепых окнах. Полная тишина, в которой тихо
бродил сон, стояла кругом. Как зачарованные,  неподвижно  замерли  тоненькие
елочки, а через поляну навевал мрак темный, жуткий бор.
     Луганович тихонько обошел кругом дачи, вышел на дорогу в поле  и  долго
стоял на углу, глядя в далекие, уходящие во мрак  луга  и  широкое  звездное
небо. Чувство глубокого одиночества охватило его, и вдруг до боли захотелось
женской ласки. Он представил себе Нину, как  она  спит  сейчас,  свернувшись
клубочком и рассыпав по  подушке  свои  светлые  пушистые  волосы,  и  жажда
близости заставила его задрожать.
     "Милая!.." - подумал Луганович со страстным порывом, и  ему  захотелось
вслух произнести ее имя.
     Но кругом была такая тишина, что слова не шли с языка.
     - Нина!.. Ниночка!.. - наконец со страшным усилием невнятно выдавил  из
себя Луганович и сам вздрогнул от своего голоса,  таким  странно  громким  и
незнакомым показался он в тишине и неподвижности ночи.
     Студент даже оглянулся невольно, но все было пусто и тихо  и  загадочно
чернели окна кругом запертой дачи.
     Он уже собирался двинуться  назад,  в  обход  дома,  как  вдруг  что-то
зашуршало, злобно заворчало и гавкнуло над самым ухом. Подкравшаяся со двора соседней дачи, невидимая  в
темноте собака залилась оглушительным глупым лаем.
     - О, черт!.. - вздрогнул Луганович, чувствуя, как мурашки  побежали  по
спине.
     Собака кидалась на забор, рычала и захлебывалась от злости.
     - Пшла ты, проклятая!.. - сквозь  зубы  цыкнул  студент  и  замахнулся,
испугавшись, что этот лай перебудит всех в доме.
     Собака даже взвизгнула от злости и кинулась с такой  силой,  что  забор
затрещал. Лай ее,  казалось,  действительно  был  способен  разбудить  целое
кладбище.
     Луганович на цыпочках отбежал в сторону и  пошел  прочь,  но  проклятая
собака и не думала успокоиться. Лугановичу послышались сонные голоса. Собака
залилась еще пуще.
     "Недоставало еще, чтобы меня за вора  приняли!.." -  подумал  студент  и
ускорил шаги, уже не по мосткам, а прямо по мягкой росистой траве.
     Еще долго издали доносился заливистый лай  собаки,  которая,  очевидно,
все еще чуяла его. Наконец все затихло, и Луганович вздохнул спокойно.
     - Вот проклятая собака!..
     Он оглянулся кругом и заметил, что стало светлее.
     Летняя ночь быстро шла к концу. Близился  рассвет.  Где-то  далеко,  на
деревне, звенящим и тоскливым криком откликнулся петух.
     "Скоро и утро", - подумал  Луганович,  и  ему  стало  странно,  что  он