Зачем дал себе позабыть этот все понимавший человек, что именно  против
эмблем-то и направлялась дружин" символистов, тогда еще  только  дерзкая,  и
что девизы-то на щитах и возмущали новых поэтов, а девизы ли романтиков  или
классиков, это уж безразлично:

                Encor! quc sans repit lea tristes cheminees
                Fument, et que de suie une errante prison
                Eteigne dans l'horreur de ses noires trainees
                Le soleil se mourant jaunatre a l'horizon! {32}

T. e.

                И пусть без устали печальные трубы
                Курятся, и пусть вся из сального чада скиталица-тюрьма
                Гасит в ужасе своих черных влачений
                Солнце в желтоватом умирании на предельной черте
                                                          неба...

     Одна  тонкая  извилистая  линия,  -  ни  единого  утолщения:  вот   чем
зачитывались мы тогда.
     Владимир Соловьев не писал пародии на кого-нибудь в отдельности. Да ему
было и не до пародий.
     Вернее всего, что и  жертву-то  свою  на  алтарь  дразнящего  бога  он,
мистик, принес лишь во избавление от декадентского яда. Какое дело было  ему
до отдельных демонов, как их там звали: Брюсов,  Мартов  {33},  Миропольский
{34|, Даров {35}, Бальмонт, Гиппиус или Сологуб. Не то  теперь  -  вся  соль
наших современных пародий в том-то именно и заключается,  чтобы  поймать  на
лету  пьеску,  где  Гиппиус  уж  слишком  Гиппиус,   или   Кузмину   удалось
перещеголять самого себя в кузминстве.
     Пародии  (Измайлова  {36}  и  других)  стали   скорее   стилистическими
упражнениями; но часто презатейливые - они тоже пишутся скорее любовно и  со
смаком, чем ядовито.
     Да и что мудреного? Выписанные здесь примеры достаточно  показывают,  я
думаю, что в новой поэзии нет ни наскока,  ни  даже  настоящего  вызова.  Мы
работаем прилежно, мы пишем, издаем,  потом  переписываем  и  переиздаем,  и
снова пишем и издаем. Ни один тост не пропадает у нас для потомства.  Одного
Ивана  Рукавишникова  {37}  возьмите...   Внешняя   история   нашей   поэзии
когда-нибудь с ума сведет нового Николая Векклейна {38}. Нет  огня,  который
бы объединял всю эту благородную  графоманию.  Или,  может  быть,  надо  его
отыскать? Давайте искать, куда он запрятался. Критику приходится иногда быть
и пожарным.

     Новая поэзия?.. Шутка сказать... Разберитесь-ка  в  этом  море...  нет,
какое там море!.. в этом книгохранилище ничем не брезговавшего библиофила...
за неделю до распродажи: концы, начала, середки... редкости и лубки, жития и
досуги Селадона.
     Будет, пожалуй, всего практичнее начать с тех поэтов, которые проделали
всю историю нашего символизма. Три имени. Не будем касаться первого, хотя  и
самого яркого. Я сказал уже о Бальмонте все или почти все, что  умел  о  нем
сказать,  в  другой  книге  {Книга  Отражений,  I.  СПб.,  1906.  Изд.   бр.