Странный
Небосклон.
Тянется мерзлая ручка:
"Барин, подайте копеечку!" -
Девочка глянет в глаза.
На кацавеечку,
Рваным платком перетянутую,
Капнет слеза.
Талая тучка,
Робкая, будто обманутая,
Врезалась в странно-туманные, -
Нет, не обманные! -
Небеса.
Где же вы, прежние,
Несказанные,
Голоса?
Оттого день за днем безнадежнее?
("Ограда". 1909, с. 71 сл.)
Фет повлиял или Верлен? Нет, что-то еще. Не знаю, но интересно.
Подождем.
Рельефнее высказался Сергей Соловьев (два сборника: "Цветы и ладан" и
"Crurifragium") {198}. Лиризм его сладостен, прян и кудреват, как дым
ароматных смол, но хотелось бы туда и каплю терпкости, зацепу какую-нибудь,
хотя бы шершавость. Валерий Брюсов - и тот нет-нет да и обломает гвоздик на
одном из своих лирических валов.
Положим, лексические причуды у Сергея Соловьева вас задерживают иногда.
Но ведь это совсем не то, что нам надо. Вот начало его прелестной
"Primavera". Увы! думал ли кваттрочентист, что его когда-нибудь будут так
любить на Парнасе?
Улыбнулась и проснулась,
Полня звуками леса.
За плечами развернулась
Бледно-желтая коса.
Взор, как небо, - беспределен,
Глубина его пуста,
Переливчат, влажен, зелен...
Мягко чувственны уста.
Где с фиалками шептались
Незабудки и цвела
Маргаритка, - там сплетались
Дымно-тонкие тела... {199}
и т. д. (Сев. цв. асс., с. 45)