К губам прижать, десной сосать...
                        Пропал сосун, грудной малец!

                        Ах, елка-ель, согнись в ветвях,
                        Склонись ко мне, не ты ль несешь
                        Молочный сок в суках-сучках,
                        Не ты ль меня споишь-спасешь?.. {178}
                                                      и т. д.
                                             ("Перун". с. 89)

     Скажите, разве в этой "воле" нет и точно настоящего лиризма?.. Конечно,
вы бывали в театре Комиссаржевской и вам бы  все  стилизовать,  а  разве  уж
такой грех желать побыть чуточку не только без Гофмансталя но и без Ремизова
{180}?
     Я особенно люблю Городецкого, когда  он  смотрит  -  или  правильнее  -
заставляет смотреть. И заметьте, это - не Андрей Белый, который хочет во что
бы то  ни  стало  вас  загипнотизировать,  точно  крышку  часов  фиксировать
заставляет:

                              Милая, где ты, -
                                 Милая?..

                              Вечера светы
                                 Ясные, -

                              Вечера светы
                                 Красные...

                              Руки воздеты:
                                 Жду тебя...

                              Милая, где ты, -
                                 Милая? {181}
                                    и т. д.
                                     ("Урна", 1909, с. 67)

     Нет, у Городецкого - другое.

                        Здравствуй. Кто ты? -
                        Неподвижен. Кто? -
                        Струит глазами мрак. Кто?  -
                        Пустынный взор приближен,
                        На губах молчанья знак.

                        . . . . . . . . . . . . .
                        При тебе читать не нужно?
                        Странный гость. Но буду мил,
                        Посидим спокойно, дружно,
                        Ты, игра вечерних сил.