Зато эротика приобрела в страшные  годы  какой-то  героический  подъем.
Неврастения дрожащими руками застегивает на себе кольчугу.

                    Наконец-то опять. Наконец-то опять!
                    Сколько дней без любви. Сколько дней.
                    Сотни сотен моих самоцветных камней
                    Вышли к солнцу опять, чтоб сиять.
                            Солнце мысли моей -
                                 Тоска.
                            Крылья мысли моей -
                                 Любовь.
                            Ризы мысли моей -
                                 Слова...
                    . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
                    Смерть идет на меня. Чем бороться мне с ней?
                    Вот мой меч золотого огня.
                    Не боюсь я врага. И врага я простил.
                    Бог сегодня мне меч возвратил.
                        (Иван Рукавишников. "Перевал", 1907, э 11,
                                                        с. 49 сл.)

     Оговариваюсь, что речь идет здесь вовсе не о поэзии Ивана Рукавишникова
как сложном целом. Я взял лишь  случайно  характерный  пример  особой  формы
лиризма, какой у нас еще не было, кажется. Сам Иван  Рукавишников  известный
лирик и издал два сборника {167}.
     Эротическая неврастения у Григория Новицкого ("Зажженные бездны",  1908
г., "Необузданные  скверны",  1909  г.)  {168}  уже  не  думает,  однако,  о
революции.    Она    хотела    бы,    наоборот,    стать    религией,     то
сосредоточенно-набожная, то экстатически-сладострастная. -

                     На стенах висят картинки,
                     А в углу за стеклом смотрит Бог...
                     Я гляжу на ее узкие ботинки,
                     Напоенные красотой ее Ног... {169}
                          ("Необузданные скверны", с, 18)

или:

                     Я изнемог в бесстыдном хоре
                     Согласных Женских Тел.
                     Моя душа с тобой в раздоре,
                     Кляня любви удел 170.
                                   (ibid., 19)

     Но есть души, робкие от природы. Их наши мрачные и злые годы сделали уж
совсем шепотными.
     Б. Дикc (два небольших сборника)  {171}  говорит  и  даже  поет,  точно
персонажи в "L'intruse" {"Непрошенная" (фр.).} Метерлинка, - под сурдину: