...если б я был фараоном,
                         купил бы я себе две груши:
                         одну бы я дал своему другу,
                         другую бы я сам скушал {137}.
                                          ("Сети", с. 797)

     и вдруг тут же

                       Светлая горница - моя пещера.
                       Мысли-птицы ручные: журавли да аисты;
                       Песни мои - веселые акафисты;
                       Любовь всегдашняя моя вера {138}.
                                          (ibid., с. 95)

     или:

                           Я вспомню нежные песни
                                И запою,
                           Когда ты скажешь: "воскресни".

                           Я сброшу грешное бремя
                                И скорбь свою,
                           Когда ты скажешь: "вот время".

                           Я подвиг великой веры
                                Свершить готов,
                           Когда позовешь в пещеры;

                           Но рад я остаться в мире
                                Среди оков,
                           Чтоб крылья раскрылись шире.

                           Незримое видит око
                                Мою любовь -
                           И страх от меня далеко.

                           Я верно хожу к вечерне
                                Опять и вновь,
                           Чтоб быть недоступней скверне {139}.
                                           (ibid., с. 112 сл.)

     Я знаю, что тут не без лукавства. Но  для  нас-то,  когда  мы  осуждены
вращаться среди столь разнообразных книжных, надуманных попыток вернуть веру
или ее очистить, - разве не должна быть интересна и эта попытка  опроститься
в религиозном отношении, найти в себе свой  затерянный,  свой  затертый,  но
многовековой инстинкт веры. Я расстаюсь с лиризмом Кузмина неохотно вовсе не
потому, чтобы его стихи были так совершенны. Но в них есть местами подлинная
загадочность.  А  что,  кстати,  Кузмин,  как  автор  "Праздников  Пресвятой
Богородицы",  читал  ли  он  Шевченко,  старого,  донятого  Орской  и  иными
крепостями, - соловья, когда из полупомеркших глаз его вдруг полились  такие