О, вас не дразнит желание! Нет, нисколько. Все это так близко, так
доступно, что вам хочется, напротив, создать тайну вокруг этой узкой руки и
девичьего стана, отделить их, уберечь как-нибудь от кроличьих глаз, сказкой
окутать... Пусть жизнь упорно говорит вам глазами самой дамы - "если хотите,
я ваша", пусть возле вас ворчит ваш приятель, "ведь просил тебя, не пей ты
этого нюи, сочинил какую-то незнакомку. Человек, что у вас Гейдзик Монополь
есть? Похолоднее. Ну где же она?:
Эх, ты... сочинитель".
Но что вам за дело до жизни и до приятеля? Мечта расцветает так
властно, так неумолимо, - что вы, право, боитесь заплакать. Вам почти до
боли жалко кого-то. И вот шепчут только губы, одни губы, и стихи могут
опираться лишь на О и У:
И перья страуса склонЕнные
В моЕм качаются мозгУ
(да мозгу, мозгу - тысячу раз мозгу, педанты несчастные, лишь от печки
танцующие!)
И Очи синие, бездОнные
ЦветУт на дальнем берегУ.
Я не знаю у Блока другого, более кокетливого, но и более мужского
стихотворения. Это - вовсе не эротика, но здесь - вся стыдливая тайна
крепких и нежных объятий.
В ироническом городе давно уже молятся только старушечья привычка да
суеверие, которое жмурится за версту от пропасти. Но культура театров и
рынков должна же использовать и эти дорого стоившие храмы. И вот под старые
готические своды вдвигают вал фонографа, туда приносят чувствительные пленки
цветной фотографии.
Как отстать поэтам! И они следом идут в церковь для своей
метафорической молитвы. Ходил туда поэт холодного отчаяния - африканец
Леконт де Лиль - и вынес оттуда "Семь ступеней крестного пути" {126}. А мы
послали в лиловые тени Руанского собора нашего молодого и восторженного
эстетика Максимилиана Волошина.
О фиолетовые грозы,
Вы тень алмазной белизны!
Две аметистовые розы
Сияют с горней вышины.
Дымится кровь огнем багровым,
Рубины рдеют винных лоз,
Но я молюсь лучам лиловым,
Пронзившим сердце вечных роз.