С своим стыдливым узелком? {64}

     Но характернее для поэта  его  "Уличная"  ("Все  напевы",  с.  103),  с
удивительной  сменой  неполно-отзвучных  рифм,  которые  точно  для  того  и
предназначены, чтобы живое казалось призраком, выдумкой уличных фонарей  или
начинающимся бредом. Рифмы, - главное, следите за нечетными рифмами!

                         Свищет вполголоса арии,
                         Блеском и шумом пьяна,
                         Здесь, на ночном тротуаре,
                         Вольная птица она.

                         Детски балуется с локоном,
                         Вьющимся дерзко к глазам,
                         То вдруг наклонится к окнам,
                         Смотрит на радужный хлам.

                         Вот улыбнулась знакомому
                         Всем ожерельем зубов!
                         Вот, подмигнув молодому,
                         Бросила несколько слов.

                         Кто-то кивнул необдуманно,
                         К ней наклонился, - и вот
                         Вместе смеется он шумно,
                         Рядом, волнуясь, идет.

                         Словно громадное зеркало
                         Их отразило окно,
                         И отраженье померкло,
                         Канув на темное дно.

     Но вы ошиблись бы, приняв здесь  творчество  за  импрессионизм.  Ничего
подобного нет! Это сам поэт претворил в  цветовое  пятно,  в  волну  уличной
жизни то, что в действительности, может быть, и  даже,  наверное,  пребольно
вцепилось в него, занятого в данную минуту какими-нибудь выкладками из своей
походной лаборатории. Пришлось сделать  над  собой  усилие.  Жизнь  груба  и
надменна. Разве легко повенчать ее с призраком? Но иногда и Валерию  Брюсову
это невмочь. Двойная жизнь вечным перебоем своих неслитостей совсем истомила
поэта, и вот он восклицает:

                         Мы не спорим, не ревнуем,
                         Припадая, как во сне,
                         Истомленным поцелуем
                         К обнажившейся спине {65}.

     Я нарочно остановился долее на анализе поэтических восприятий  Брюсова.
Его мучительные пробы кажутся мне исполненными недоверия не только  к  своим
силам, но и к тому, что вообще он делает, хочет делать и любит  делать.  Это
скептик, даже более - иронист. Еще в начале 900-х годов поэт говорил: