Темлюков не мог ответить себе  на  этот  вопрос.  Он  страстно  любил
жизнь. Он хотел всего. Как счастлив он  был  в  последнее  время,  когда
решился наплевать на звания,  ордена,  фальшивые  рецензии  в  фальшивых
изданиях. Как прекрасно, что нет рядом жены, которая хочет все  это,  не
понимая сама, что хорошо, а что плохо. Она жадно ловит отношение к  нему
этого фальшивого слоя,  который  измеряет  жизнь  количеством  комнат  в
квартире,  маркой  машины  и  разрешенностью  пересекать  границы.   Как
замечательно теперь живет художник  Темлюков.  Как  легко  ему  стало  с
женщинами. К нему приходят молодые девочки, позируют, иногда спят с ним.
И нет ни пошлости, ни разврата. Есть жизнь. Сколько он открыл  нового  в
живописи, в пластике за  те  три  года,  что  перестал  писать  дурацкие
партийные и генеральские морды с  орденами,  нашивками  и  воротничками.
Господи, как поздно пришло прозрение!
   Утром Темлюков отправился в правление. Он шел по центральной усадьбе.
Вдоль улицы ровными рядами стояли  новые  кирпичные  коттеджи.  Из  окон
сквозь заросли герани  Воскресенские  бабки  пялились  на  приезжего.  У
крылечек дремали тощие коты. Возле низких типовых заборов бродили куры.
   Рябой петух  с  тройным  гребнем  прочертил  перед  несушкой  жестким
приспущенным крылом и нехотя исполнил петушиную супружескую обязанность.
   Жирные гуси пересекли дорогу прямо перед Темлюковым. Последний  гусь,
видимо главный, попытался ущипнуть художника за штанину. Несколько баб с
расплывчатыми красными лицами, неуклюжие и бесформенные, в синих халатах
и домашних шлепанцах, вышли из магазина с  сумками,  набитыми  кирпичами
хлеба. Хлебом Воскресенские бабы выкармливали  своих  поросят.  Темлюков
посторонился,  пропустив  трактор.  В  маленькой  кабине  гоготали  трое
молодых мужиков.
   Двухэтажное правление находилось в центре поселка.  Перед  ним  через
всю улицу висел транспарант:
   "Продадим Родине сто тысяч тонн кормовой свеклы".
   "Продадим Родине"  выделено  крупными  буквами,  и  Темлюков  сначала
прочел "Продадим Родину", потер  глаза  и  только  потом  понял,  о  чем
говорится в транспаранте.
   Кабинет Клыкова размещался на втором этаже.
   Директор вышел встретить гостя.
   - Я вас в окно увидел. Молодец, встаете по-нашему,  рано.  В  городах
привыкли дрыхнуть до обеда. Как спалось на новом месте?
   - Спалось. Даже с  полным  пузом  прекрасно.  В  городе  после  нашей
вчерашней трапезы я бы отходил неделю.
   Клыков  не  обманул.  В  стеклянных  шкафах  его  кабинета   сверкали
нетронутым переплетом классики марксизма-ленинизма. Со  стены  портретом
щурился вождь мирового  пролетариата.  На  письменном  столе  -  большая
фотография. Сам товарищ Подгорный пристраивает звезду  Героя  на  лацкан
пиджака Николая Лукьяновича.
   Темлюков расписался на договоре. Получил от кассирши Дуньки  аванс  и
уже хотел уходить, но Клыков его задержал.
   - Ко мне сейчас заедет инструктор райкома по сельскому хозяйству. Вон
его "Волга" катит, - указал Клыков в  окно.  -  Послушайте.  Думаю,  вам
многое станет понятно в работе сельского труженика.
   Темлюков уселся в уголок. В кабинет вошел упитанный молодой человек в
темном  костюме  и  галстуке.  Косолапо  ставя  на   паркет   начищенные