- Одна про Репина. "Далекое, близкое". Там Репин  сам  про  себя  все
пишет. Эта книжка ничего,  понятная.  А  другая  про  Микеланджело.  Там
понять трудно.
   - Роман "Муки и радости" одолела? Сильна.
   И что же там трудно понять?
   - Уж больно он одержимый. Как же так человек может жить? Ни семьи, ни
жены...
   "Какое  хорошее  слово  нашла:  "одержимый",  -  подумал   Константин
Иванович.
   - Да, Шура, гения  из  Флоренции  многие  не  могли  понять.  Ни  его
современники, ни теперь. Но "одержимые" все художники. Кто  больше,  тот
больше художник.
   - И вы одержимый?
   - О себе говорить сложно. Наверное, в какой-то степени.
   Темлюков решил, что теперь обязательно должен  нарисовать  Шуру.  Ему
для фрески нужны двенадцать женских фигур. Пусть одной из них будет она.
   - Шура, я хочу  тебя  нарисовать,  но  мне  нужна  девушка  в  одежде
дохристианских славян. Костюмы у меня с собой.
   Константин Иванович покопался в сундуке, достал большой  сверток,  из
него - белое платье типа сарафана и протянул Шуре:
   - Примеряй.
   Шура хотела что-то сказать, но передумала. Покорно взяла платье.
   - Отвернитесь.
   Темлюков рассмеялся:
   Художник как врач. Его нельзя стесняться.
   Но отвернулся. Шура вынула длинные ноги из джинсов,  сняла  блузку  и
осталась в черном лифчике и розовых трусах. "Как я  не  подумала  надеть
приличное белье, - ужаснулась Шура. -  Платье  почти  прозрачное".  Шура
прикусила губу, затем решилась и разделась совсем. Надев платье, подошла
к Темлюкову и, упрямо откинув голову, спросила:
   - Ну и как?
   Белая ткань под мигающим желтым огнем становилась  почти  прозрачной.
Константин Иванович с восхищением оглядел молодое  красивое  тело,  едва
драпированное его сарафаном.
   - Ты прекрасна! Я и не думал найти здесь такую замечательную  модель.
Я смогу с тебя написать две-три фигуры.
   - Мне теперь так и стоять? - не без вызова в голосе выпалила Шура.
   - Зачем стоять? Поживи спокойно в этом платье, а я на тебя посмотрю.
   Шура прислонилась к самодельному столу и опустила глаза.  Ей  еще  ни
разу в жизни не приходилось спокойно стоять почти голой перед  мужчиной,
который с профессиональным интересом ее разглядывал.
   Шуру обидело, что во взгляде художника не было ни намека на  желание.
Он глядел не на Шуру, а на модель.
   - Хватит. Насмотрелся!  -  Шура  схватила  свои  вещи  и  скрылась  в
темноту. Через несколько  минут  она  кинула  Темлюкову  его  сарафан  и
выбежала на улицу.
   Домой в Матюхино Шура не пошла. Она добежала до новенького  коттеджа,
где  недавно  отмечали  новоселье  молодожены  Федотовы.  Открыла   Тоня
Куманец. Шура влетела в дом:
   - Витька где?