художнику. Краска еще не сошла с ее лица.
   - Ишь, засмущалась, - заметил Клыков, - на тебя не похоже. Ты  у  нас
девка бойкая.
   Отчего покраснела Шура, знали только она  и  Темлюков.  Это  была  их
первая маленькая тайна.  Темлюков  улыбнулся,  задерживая  руку  Шуры  в
своей. Рука у него была крепкая и сухая.
   - Вот вы и познакомились.  Это,  Константин  Иванович,  твоя  будущая
помощница. Все вопросы по штукатурке - к ней.
   Клыков оставил Темлюкова с Шурой, а сам уехал  в  райцентр,  на  бюро
актива. Темлюков стал говорить о фреске. Говорил воодушевленно,  как  на
кафедре.
   Рассказывал об  истории  фрески,  о  великих  художниках  Ренессанса.
Говорил так, будто перед ним были студенты-искусствоведы, а не  штукатур
Шура.
   Шура почти ничего не поняла,  но  слушала  затаив  дыхание.  Ни  один
мужчина с ней еще так никогда не  говорил.  Обычно  Вознесенские  мужики
отпускали похабные шутки или норовили ухватить за сиськи или задницу.
   Потом Темлюков уселся на ящик, напротив большой стены в  фойе  и  так
сидел больше часа, не видя и  не  слыша  ничего  кругом.  Шура  украдкой
наблюдала.
   Константин Иванович был роста небольшого -  поджарый,  но  не  худой.
Шура подумала, ему около сорока. Художник  выглядел  моложе  своих  лет.
Темлюков не носил ни  усов,  ни  бороды  и  не  имел  никаких  особенных
художнических  примет.  Одет  он  был  просто:  свободные  серые  брюки,
ковбойка и куртка. Про одежду он говаривал, что она тогда хороша,  когда
об нее удобно вытирать руки и кисти. "Совсем не похож на  столичного,  -
отметила Шура. - С таким не Страшно".
   Потом приехал Клыков. Темлюков  попросил  освободить  Шуру  на  время
работы в клубе и еще раз пожал девушке руку.
   - Теперь мы с тобой соавторы, - сказал Темлюков на прощание.
   Темлюков уехал. В этот день Шура больше работать не смогла. "Вот  он,
мой шанс", - решила Шура и побежала в Вознесенскую библиотеку.
   Книг о художниках в местной библиотеке было две.  "Далекое,  близкое"
Репина и роман Ирвинга Стоуна "Муки и радости". Шура взяла  обе,  сильно
озадачив Верку-библиотекаршу. С тех пор  как  помер  старенький  учитель
истории Станислав Георгиевич, эти книги не спрашивали.
   Читать Шурке было трудно -  болела  голова.  Особенно  тяжко  читался
роман Стоуна. Шурка пыталась вынюхать про Темлюкова как можно больше. Но
в Вознесенском информация имелась скудная. В правлении знали только, что
Клыков нашел художника, которого ненавидели большие начальники в Москве.
   Еще Шура установила, что за фреску Клыков кладет художнику пятнадцать
тысяч рублей. Можно купить три легковушки. "При таких заработках мог  бы
одеваться получше, - подумала Шура. - Уж не пьяница ли?"
   Пьянства Шура боялась пуще огня. Не надо никакой  столицы,  если  там
придется возиться с пьяницей.
   Однажды, остановив Клыкова, Шура невзначай спросила:
   - Художник, что приедет стену раскрашивать, случайно не алкаш?  А  то
свалится со стеллажей, а мне отвечать.
   Клыков посмеялся и сказал, что за шесть часов они вместе  выпили  три
кофейника. Шура успокоилась и стала ждать. Чем ближе подходил срок,  тем