В восемь часов я встретился с Ким в баре "Санжен". С пяти до девяти часов
там можно застать половину всех журналистов Парижа. Их усталые серые  фигуры
внезапно появляются в дверях и так же внезапно исчезают, их  движения  столь
же призрачны, как график  их  работы.  В  их  глазах  всегда  есть  какой-то
мечтательный блеск - слабая надежда вырваться из безотрадного круга.  И  еще
туда приходят фотографы, неизменно бодрые и  жизнерадостные:  им  достаточно
нажать  на  кнопку,  чтобы  запечатлеть  реальность,  которая  почти  всегда
ускользает от нас,  жалких  бумагомарателей.  Я  не  столь  рьяно  стремился
вернуться к семейному кругу, просто Ким работала в том же здании.  Она  была
редактором журнала мод  в  Бюро  Женской  Моды  так  называлось  французское
отделение американского  объединения  производителей  готовой  одежды,  -  и
поскольку у нас был только один автомобиль, я встречал ее почти каждый день.
   Мне нравилось приходить сюда первым. Это была одна из светлых минут моего
дня. Я любил ждать Ким - так в театре ждешь,  когда  поднимется  занавес.  Я
видел, как она появляется из темноты через боковую  дверь,  которая  вела  в
вестибюль здания. Слегка наклонившись  вперед,  она  оглядывала  зал  мягким
близоруким взглядом, пока не замечала меня - тогда все вдруг  преображалось,
словно в полутьме вспыхивал чудесный огонек.
   - Знаешь что? - начала она в тот вечер,  усевшись  и  взявшись  за  локон
своих длинных черных волос. - Я решила все это состричь.
   Я проигнорировал проблему ее волос, которую мы обсуждали целыми вечерами,
- очаровательная двадцатисемилетняя издательница  модного  журнала,  которой
просто необходимо следовать последним причудам моды, и по уши  влюбленный  в
нее консервативный  тридцатишестилетний  супруг,  который  не  хотел  ничего
менять в том хрупком чуде, каким была наша совместная жизнь,  опасаясь,  как
бы малейшее изменение не повлекло за собой полный  крах,  как  бы  неведомые
злые силы не покарали нас за непочтение к естественному порядку ("Суеверие в
век межпланетных полетов, старина!")...
   - А знаешь ли ты, - сказал я, - что завтра ни свет ни заря я отправлюсь в
одну деревню в Пиренеях?
   - Какая-то история?
   - Да. Мистический триллер в версии Берни. Когда я поведал ей редакторский
сюжет, она сказала, что это фантастика, но тем не  менее  восприняла  все  с
энтузиазмом. О, этот энтузиазм!  Впервые  я  встретил  Ким  в  Антибе  среди
крепостных стен, ее приводили в восторг вещи, которые надоели мне до смерти:
такие,  как  слушание  пластинок,  выпивки   в   кафе,   работа,   безделье,
разглядывание людей  и  деревьев.  В  течение  трех  месяцев  я  находил  ее
несносной. Словно  у  меня  в  руках  были  тысячи  мельчайших  разноцветных
кусочков стекла. Потом однажды ночью (тогда я упорно следовал  за  новейшими
открытиями борьбы с раком, которые были главной темой  осенней  кампании)  ,
теплой бессонной ночью кусочки в головоломке сошлись, и я понял, что они все
принадлежат мне. Мы женаты уже четыре года, и все  идет  наилучшим  образом.
Просто удивительно хорошо.
   Мы пообедали в  итальянском  ресторане,  и,  когда  я  платил  по  счету,
появился Канава, маленький, худощавый, с блестящими пьяными глазами и прядью
густых волнистых волос, падавшей на лоб.  Мишель  Канава  бал  на  пять  лет
старше меня и тоже работал в газете. Ему досталась самая скверная  работа  -
скандальная хроника. Каждую ночь он шлялся из одного ночного клуба в другой,
пытаясь выведать, кто с кем  спал  и  почему  или  почему  не  спал.  Канава
остановился у нашего столика, настойчиво приглашая нас  на  открытие  нового