мгновения  выхода  за  ворота  лагеря  мне  опять-таки  трудно  было  в  это
поверить...  Хрущевская оттепель...  глухие  злобные разговоры в очередях...
уже не о нахлебничающем  германском пролетариате, а о халявщиках-китаезах...
снова миллиард, понимаете, косоглазых рыл обкармливаем, ишачим тут на них...
товарняк  пшеницы  за товарняком станков гоним на восток, Москва-Пекин, мать
ихнюю так  вместе с Москвой-Пхеньяном-Ханоем-Гаваной... а мы тут  гоняем как
проклятые   Тамбов-Москва,   Тула-Москва,   Калинин-Москва,   за   колбасой,
понимаете, и сосисками туда-обратно...
     Тогда-то и  стали доходить  до меня во всех отношениях самоубийственные
для  России смыслы экстремистской политики пролетарского интернационализма и
поддержки  национально-освободительной   борьбы   народов  против   мирового
капитала.
     До кризиса  имперской системы,  нажившей  дюжину грыж  от неподъемности
идиотских мегаломанских программ партии, было не так уж и далеко... Именно в
те  времена друг мой,  Дод, царство  ему Небесное, приобщил  меня  к  поэзии
гениев  старого  Китая  Бо-Дзю-и,  Ду-Фу,  Ли-Бо,  а  умная  и  образованная
писательница дала  почитать книгу Лао  Цзы,  великого  философа  и  мудреца,
ставшего основателем чуть ли не всеазиатской религии даосизма.
     И  вдруг  -  вдруг  перестала  звучать  железнодорожно-пропагандистская
песенка МОСКВА-ПЕКИН...  МОСКВА-ПЕКИН... русский с китайцем  братья навек...
идут-идут,  идут  наро-оды... Вдруг ни  с того  вроде  бы ни  с сего разными
путями пошли народы...
     Два  великих народа, вернее,  поганые компартии  двух  великих народов,
советского   и  китайского,  стали  смертельными  врагами   -   смертельными
настолько, что закидывали  друг  друга свинцом  и гранатами  на  полуострове
Даманском,  а  накал  их политической  бойни  друг  с  другом стал  поистине
омерзительно  говнистым.  Дружба   навек  обернулась  малопонятной  враждой.
Некоторые  из  смыслов происходившего доходили  до нас после  ловли  в эфире
"Свободы" и иных - дружественных, на всегдашний мой взгляд, голосов.
     Обыватель в очередях  вздохнул: макароны появились на прилавках... муку
стали чаще давать... не говори,  Петрович, китаец  ох как хитер,  сегодня ты
ему атомную бомбу дашь за копейку-другую, а он тебе ею промеж глаз врежет 22
июня  ровно в  четыре часа...  Никита прав,  косоглазые  спят  и видят,  как
влупляют нам аж до Урала, а там мы, добренькие, и сами рассыпемся...
     Думаю,  что  если бы в одной из  своих жизней душа моя  не побывала  во
плоти какого-то китайца и если бы она же, душа моя, не приютилась однажды по
воле  ангелов  в  теле  русской  женщины, обожавшей готовить борщи, котлеты,
квасить капусту, солить  грибочки, огурцы  и так далее, то  с чего бы вдруг,
еврей в сегодняшнем своем воплощении,  так неистово болел за судьбу  России,
ставшей несчастной заложницей садистической Утопии? С чего бы так болеть мне
и переживать за Китай в годы, когда совершенно обезумел он под водительством
фактически  безграмотного  крестьянина  Мао  и  вляпался  в   кровавую  кашу
партийного беспредела, всамделишно означавшего - как и  для России беспредел
ленинско-сталинский  - только  одно:  скатывание кубарем  вниз  по  лестнице
многовековой социо-культурной, точней говоря, духовной эволюции - с чего бы?
     В  те годы  даже в  мечтах  не видел  себя  туристом, путешествующим по
Китаю. Какое  там! Даже  в мыслях  у меня  не было  отправиться,  скажем,  в
братскую  Болгарию.  Судимость.  Наверняка  я  был  известен  нашим  славным
чекистам как хулиганствующий антисоветчик. Впрочем, если бы и предложили мне
тогда смотаться на пару недель  в Китай... Извините, сказал бы я, сие не для