взглянет мельком на  Пинчука -- но осуждает ли тот его. Вот сейчас, заметив,
что Петр  перестал  смеяться, Сенька приумолк,  притих, насторожился и молча
полез на нары -- может быть, ему просто и самому уже надоело  молоть языком.
Кто знает...
  Яков присматривался к разведчикам. Первые минуты Уваров чувствовал себя
неловко. Молчаливый  и  угрюмый  по своей натуре, Яков  с трудом  выдавливал
слова. Это не понравилось всем, а Семену в особенности.
  -- Так  не пойдет! -- категорически заявил он. В  его  руках  появилась
фляга в сером чехле. Он встряхнул ее. Прислушался: -- Есть! Сейчас ты у меня
заговоришь! Аким, ну-ка открой баночку!
  Ерофеенко достал большую банку консервов,  долго  возился с  ней. Ванин
искоса поглядывал на него, злился.
  -- Эх,  горе  ты  мое,-- вздохнул он  притворно и взял  у Акима  банку.
Открыл  ее  быстро,  налил  в жестяную кружку водки  и  поднес Уварову.  Тот
покачал головой и глухо выдавил:
  -- Не пью.
  Сокрушенно свистнув, Ванин  недружелюбно посмотрел на новичка и сердито
заметил:
  -- Ну, сельтерской у нас для тебя нет.
  Уваров промолчал.  По настоянию Шахаева, он все же рассказал немножко о
себе.
  Вспомнил свой колхоз на Курщине, в котором работал трактористом, первое
ранение  на  фронте,  госпиталь,  медицинскую  сестру,  в  которую  влюбился
ненароком, да так и не признался ей в этом.
  -- До войны дела шли не ахти как здорово, но все же неплохо. Мы с отцом
работали,  мать  дома, по хозяйству, сестренка училась. Последнее время и  я
стал учиться на механика, да война помешала.
  -- Она всем помешала,-- мрачно пробормотал Ванин.-- Я  вот тоже токарем
на шарикоподшипниковом заводе в Саратове работал.
  -- Инженером небось думал стать?
  -- Конечно,  думал. И стал бы  им,-- ответил Семен. Потом, после паузы,
добавил  убежденно: --  Я  еще  буду  инженером. Вот войну закончим, и буду,
ежели, конечно, фрицевская пуля сдуру не укусит...
  Все замолчали и как-то тихо, раздумчиво посмотрели друг на друга.
  --  У  тебя  все  готово,  Пинчук? --  вдруг  спросил  Шахаев,  нарушив
молчание.
  -- Всэ,  товарищ  сержант!..--  быстро  ответил Петр и,  потрогав  свои
усищи, пояснил: -- Вчера еще всэ було готово.
  До этой минуты  Пинчук молчал. Но  по  выражению его лица Шахаeв видел,
что Петр внимательно прислушивался к солдатскому  разговору. О чем он думал?
О предстоящей ли операции, о своем ли колхозе  или о том  и о другом вместе?
Есть  о чем  вспомнить  Пинчуку!  Как-никак,  а он "головой колхоза  был, да
какого колхоза!"  Сколько таких  вот парней воспитал  он в своей артели! Где
они сейчас? Может  быть, вот так же сидят в блиндажах и готовятся уйти в тыл
врага? Или идут в атаку? И все ли живы-здоровы?..
  Пинчук шумно вздохнул.
  -- Оце ж вы, хлопци, дило кажете,-- не выдержал все-таки  и он.-- Писля
вийны  нас всих заставят  вчитыся.  Велыки дила  будем  делать!  -- и  снова
пригладил, многозначительно хмурясь, свои Тарасовы усы.-- А зараз хрица надо
бить сильней!..