возвышается над  ним,  бросая на  землю, на  деревья мрачные  зубчатые тени.
Ветер  жутко  свистит  в бойницах его башен, спугивая  таких же  древних его
жителей -- воронов.
  Перебив  ночью сонных немецких патрулей, забаровцы пробрались в  замок.
Теперь ребята осматривали это сооружение.
  В  зале,  где  в  давние  времена один  завоеватель  подписывал  акт  о
капитуляции своего противника, бойцы задержались.
  --  А  капитуляция  была  безоговорочной?  --  полюбопытствовал  Ванин,
обращаясь к Акиму.
  -- Тогда, кажется, и слова такого не было,-- ответил Аким.
  Между тем Ванин  развалился на железной ржавой кровати, на которой, как
свидетельствует мемориальная дощечка, почивал завоеватель, и  с подчеркнутой
развязностью задымил сигаретой.
  -- Аким, я похож на Бонапарта? -- спросил он.
  Аким промолчал. Он вспомнил про Наташу и загрустил. По времени Шахаев и
она должны были уже возвратиться.
  Ванин, очевидно поняв состояние друга, оставил его в покое, обратился к
Никите, перечитывавшему  уже, кажется, в десятый  раз письмо  отца.  Толстые
губы Пилюгина шевелились. На  обожженном  ветром  лице солдата была  скупая,
робкая улыбка.
  -- Никита, удели мне внимание, оставь письмо-то.
  -- Что? -- не понял Никита и заморгал глазами.
  -- Похож я на Наполеона, как ты думаешь?
  -- Хорошо, что не похож. Наполеона-то все же  наши поколотили. Помнишь,
Аким читал нам "Войну и мир".
  Из города поднялся в замок Пинчук. Он забрался на башню и водрузил  там
свой неизменный флаг, уже порванный в нескольких местах и полинявший.
  -- Хай вся Венгрия бачит, что мы идэмо!
  Флаг захлопал по вeтру, забился. Пинчук, сняв пилотку, стоял, подставив
ветру свою большую круглую  бритую голову. Усы  его  шевелились. Разведчики,
поднявшиеся вслед за  ним, стояли также без пилоток и всматривались в  даль,
туда,  где белели  домики  венгерских селений  вот так же  вглядывались  они
когда-то в правый берег Прута, готовясь вступить на румынскую землю.
  Семен присел, разулся и, свесив мозолистые  ноги, стал нежно гладить их
руками.
  -- Ну ж  и потопали вы,  друзья  мои самоходные! Нет  на  вас ни одного
нетронутого местечка. Ничего!.. Коли  надо будет, еще столько прошагаем!.. А
то  и  побольше! Куда хочешь дотопаем, хоть на край света! -- Зеленые  глаза
его вдруг потеплели, голос дрогнул. -- Дойдем!
  Пинчук улыбался. Но  улыбался не  так, как  всегда -- просто, открыто и
ясно. Сейчас в  его улыбке  скрывалось что-то плутоватое, хитрое. Это первым
заметил Ванин.
  -- Вы что-то таите от  нас, товарищ старшина?  --  спросил он, усиленно
подчеркивая последние  слова, давая  понять Петру Тарасовичу, что он, Ванин,
строго придерживается  воинской  субординации  и  не  забывает  о  повышении
Пинчука в звании.
  Тронутый такой почтительностью, Петр Тарасович сразу открылся:
  -- Шахаев с Наташей вернулись! Зараз сюда...
  Но Аким уже не слушал старшину. Подошвы eго сапог гремели  по лестнице.
Развeдчики устремились за ним.