бомбежками, внезапными и потому особенно коварными артиллерийско-минометными
налетами. Так было в ту пору здесь, у Белгорода, так было, должно быть, и на
тысячах других боевых участков, тянувшихся от Баренцева до Черного моря. Кто
мог  подумать в те весенние дни 1943  года, что здесь, у Белгорода, и у этих
безвестных  селений,   которые   значатся   разве   только  на  командирских
километровках,--   именно  тут  через   каких-нибудь  два  с  лишним  месяца
развернутся грозные и величественные события.
  Есть  на земле  маленький  городишко  Канны. Он  вошел  в  историю.  Но
довелось  ли  Каннам  видеть  хотя бы  сотую  долю того,  чему  стали  скоро
свидетелями Донец, спокойно кативший свои светлые воды, и эти тихие селения,
и этот дрожащий в текучем мареве древний русский город?..
  Впрочем, наши  солдаты не  думали тогда об этом.  Пока что все они были
заняты своими будничными  фронтовыми делами: и вон  те  два бойца-пехотинца,
что так заботливо и даже  любовно оправляют только что отрытый ими  окоп   и
разведчики, друзья Акима Ерофеенко и Якова Уварова, неторопливо облачающиеся
в маскировочные халаты, будто готовясь не  к походу  в неприятельский тыл, а
на  вечернюю  прогулку   и   связист,   тянувший   по  траншее  "нитку"   до
наблюдательного пункта  командира батареи  и тот сапер,  что в  ночную  пору
ползает по сырой земле, разгребает окоченевшими руками  мерзлые комья, ставя
противотанковые мины  и вот этот бывалый пулеметчик, в ушах которого, должно
быть, до сих пор не угомонился шум  недавнего сражения,-- он присел у своего
верного   "максима",  прикрытого  плащ-палаткой,   и  равнодушным   взглядом
провожает пролетающие над  ним огненные  строчки  трассирующих пуль -- этого
ничем не удивишь и не испугаешь:  пулеметчик  видывал не такое   и  те, что,
отбив очередную вражескую  вылазку,  сейчас, сосредоточенно-суровые, хоронят
павших в этом бою товарищей, с которыми искурили нe одну общую самокрутку  и
вон  тот пехотный старшина,  что при  свете коптилки, сделанной из снарядной
гильзы, чумазый  и  озабоченный,  в пятый, кажется, уж  раз пересчитывает  и
сортирует  драгоценные комплекты  нового  летнего  обмундирования,  чтобы на
зорьке  выдать его  бойцам, тем, что в недремлющей тиши  окопов бодрствуют у
своего оружия.
  Солдаты эти  сделали  свое большое дело  там,  у  берегов  Волги.  Если
потребуется, они сделают столь  же великое и тут,  на берегах  Донца,--  все
испытавшие и готовые ко всему...
  Яков взглянул на Ерофеенко. Тот продолжал наблюдать.
  "А  что  сейчас делают наши саперы?" -- вдруг с легкой  грустью подумал
Уваров и тут  же вспомнил, как  им  не хотелось отпускать его. Особенно Васе
Пчелинцеву, его старому дружку.
  --  Возвратишься с задания, и скорее к  нам, в батальон,-- напутствовал
Пчелинцев, не выпуская  из своих маленьких рук руку Уварова.-- Смотри, Яшка,
береги себя!..-- добавил он дрогнувшим голосом, и его  веснушчатое худенькое
лицо побледнело.
  Мысли  Уварова  прервал  генерал,  командир  дивизии,--  он  неожиданно
появился  в сопровождении  адъютанта из-за поворота  траншеи. Яков не  успел
даже  предупредить  Акима,  как  комдив  уже подошел  к ним.  Уваров  дернул
разведчика за  рукав.  Аким  обернулся,  увидел  генерала и,  по-видимому  в
замешательстве, стал зачем-то поправлять свои очки.
  -- Здравствуйте, товарищи разведчики! Наблюдаете?
  -- Так точно, товарищ генерал! -- доложил Уваров.
  -- Ну и что же вы увидели там? -- генерал почему-то долго  и пристально