прямой, генерал, размышляя, говорил. Голос его был ровный, чистый:
  --  Мы окажемся близорукими начальниками,  если  допустим,  что Баталин
непогрешим... учиться ему уже нечему...
  Начальник  политотдела  посмотрел  на генерала с некоторым  удивлением:
ведь примерно  о  том  же  самом думал и  он, Дeмин, идя к Сизову. Полковник
сказал:
  -- Совершенно верно, Иван Семенович.-- Он с минуту помолчал.-- Я думаю,
Иван Семенович, мы с вами в известной степени уже проявили эту близорукость.
  Демину   показалось,  что  последние  его  слова  немного   встревожили
генерала. Сизов нахмурился. Демин, однако, повторил еще уверенней:
  -- Да. Уже допустили близорукость.  Мы вели свою работу главным образом
с  новичками,  с  людьми менее опытными. Это, разумеется, очень  хорошо.  Но
плохо то, что мы совершенно забыли о наших "старичках", людях прославленных.
А вот теперь убедились, что с ними нужно также много работать. Взять хотя бы
Баталина.  Офицер  он,  безусловно, одаренный,  смелый,  решительный. Но  не
кажется ли вам, Иван Семенович, что вы немного избаловали Баталина?
  Генерал  не  успел  ответить:  вошел  адъютант  и  сообщил  о  прибытии
командира полка.
  -- Пусть войдет.
  Тяжело дыша, в блиндаж  поспешно  вошел Баталин. Комдив поздоровался  с
ним и, прищурившись, сказал:
  --  А здорово вы  вчера  ударили  по  немцам,  а?  Наверное,  так бы  и
продолжали молотить, если б я не приказал прекратить огонь?
  --  Артиллерийская подготовка должна  была  длиться двадцать минут, а я
вел ее всего лишь пять,-- ответил Баталин.
  -- А почему вы не начали ее раньше?
  -- Мы не были готовы, товарищ генерал.
  -- Не были готовы,-- с оттенком раздражения повторил комдив.
  На  этот  раз  Баталин  не совсем понимал командира  дивизии: ведь  он,
Баталин, точно  выполнил  приказ  --  открыл огонь  в условленное время.  Не
виноват  же он,  что  появилась эта  проклятая  луна и помешала  разведчикам
проникнуть через передний край противника...
  Генерал  внимательно  посмотрел  на него, затем  взял со  стола красную
книжку  и  привычным  движением  раскрыл заложенную  страницу. "Боевой устав
пехоты",-- успел прочесть Баталин.
  -- Вот посмотрите сюда,-- тихо предложил Сизов.
  Роняя с широкого  лба капли  пота, Баталин  стал  читать.  Подчеркнутая
комдивом  статья устава говорила  об инициативе командира в бою. Огромный, с
суровым, свинцово-тяжелым блеском в глазах, Баталин  как-то вдруг ссутулился
и  покраснел: ему была хорошо известна непреклонная строгость генерала, хотя
на себе он еe редко испытывал. Вот сейчас генерал не ругал его -- и это было
еще тяжелее.
  -- Возьмите...  На память от меня,-- комдив указал на устав.-- И почаще
заглядывайте в эту книжку. Полезно! А теперь идите.
  Подполковник повернулся  и,  медленно  переставляя  свои  толстые ноги,
тяжело вышел из генеральского блиндажа. На улице  было прохладно, но Баталин
расстегнул ворот гимнастерки.  Подошел  к  коню, привязанному  у  дерева,  с
трудом  перекинул  в   седло  свое  большое,  грузное  тело.  С  озлоблением
пришпорил. Конь присел, дико всхрапнул  и, выбрасывая себе  под брюхо песок,
тряской рысью помчался в сторону Донца, закрытого густой завесой тумана.