кроличьем малахае (перед тем как пойти в рейд, разведчики переоделись во все
гражданское) медленно плыла над брустверами  траншей. Акима  окрикивали.  Он
смущался, наскакивал на какие-то ящики, падал.
  -- Скоро, что ли, будет конец этим траншеям? -- ворчал Ванин, обращаясь
к  шедшему  впереди  него  Уварову.  Но  тот  промолчал.   Это  еще   больше
раздосадовало Сеньку.-- И что ты молчишь все время? --  в сердцах сказал ему
Ванин. Не любил он людей  неразговорчивых и, как  говорил  Пинчук, "сумных".
Сенька  нередко философствовал на этот счет:  "Молчит с важным этаким видом.
Будто все знает, да  не хочет зря языком трепать. А раскуси такого -- просто
язык у него еловый. -- И заключил: -- Не люблю молчунов".
  Обыкновенно в таких случаях Сенька искал сочувствия у Акима. Тот, чтобы
нe  обидеть  Ванина, часто соглашался с  ним.  В конце концов, Сенька был  в
известной  степени прав.  На войне  люди часто искали  свой отдых  в веселой
болтовне. Не о смерти же им думать, когда она и  так всем глаза  намозолила.
Как  хорошо, если в  вашем  отделении заведется такой  неутомимый весельчак,
вроде Сеньки!  Он  в  горькую  минуту заменит  вам  и  письмо  от  родных, и
политбеседу, и даже такую драгоценность, как табак.
  Но сейчас Аким заступился за сапера:
  -- Собственно,  ты зря, Семен, ворчишь на Уварова.  Яков,  должно быть,
толковый  парень. Не пошлют  же на  такую операцию  плохого солдата.  Только
Уваров еще не привык к нам.
  Траншея изгибалась, вела, вела,  вела. Все  слышнее были  выстрелы.  От
реки  повеяло сырой  прохладой.  Пули  свистели  над  головами,  с  шипением
шлепались в песок и сворачивались  там  в горячие свинцовые комочки. Где-то,
далеко за Донцом, ухнуло орудие.  В ту же минуту  "ш-ш-ш-ш" и трах!.. Теплая
сухая волна  охватила  Акима, сорвала с головы малахай.  Ерофеенко  со всего
размаха  упал  на дно  траншеи.  Уткнувшись в холодную,  сырую  землю,  ждал
второго  разрыва.  Оглушительный треск прокатился над самым бруствером. Аким
почувствовал боль в позвоночнике  и испугался -- неужели ранен?  Боец забыл,
что на нем лежал мешок с грузом.
  Вскочил  на  ноги,  инстинктивно ощупал  очки  --  целы!  Кто-то  рядом
отчаянно бранился.  Аким оглянулся. Перед ним  стоял  низкорослый человек  в
фуфайке,  с широким  лицом, заляпанным грязью. Он  стоял на цыпочках и совал
под нос Акиму дуло парабеллума.
  -- Что ты тут шляешься? Демаскируешь оборону, разгильдяй!
  Аким ничего не понимал. Согбенный своей ношей, он смотрел на человека с
удивлением и  не знал,  что делать. Но неизвестный начальник,-- а в том, что
это был  начальник, Аким не сомневался,-- почему-то быстро остыл и  спокойно
удалился в свой блиндаж.
  -- Носит вас тут...-- услышали разведчики его ворчание.
  -- Кто это у  вас такой крикливый? --  спросил Ванин бойца, стоявшего у
станкового пулемета, накрытого плащ-палаткой.
  -- Старшина роты Фетисов. Он вовсе нe крикливый. А человек настоящий --
не любит беспорядков.
  Старшина на минуту показал голову из блиндажа, кому-то погрозил кулаком
и снова исчез.
  -- Трус он настоящий, твой старшина,-- злобно выругался Сенька.
  Недалеко от  берега,  там, где скрещивалось  несколько траншей,  стояли
Марченко,  Шахаев  и Яков Уваров. В траншее было  темно. Марченко  с  трудом
читал  надписи  на  указателях:  "БО"  --  боевое  охранение. Навстречу  шел