докладывали? Ах, так! Продолжайте наблюдение и обо всем замеченном сообщайте
мне  немедленно.  Говорите,  скрылись  за  Лысой горой?  Это  что  за  белым
камнем?.. Хорошо, наблюдайте!..
  Сизов положил трубку и, обращаясь к Демину, предложил:
  -- Поедем к  Баталину.  Там из боевого  охранения очень важные сведения
сообщают.  Кажется, новые  части у  немцев  появились. Надо это  уточнить на
месте.
  Когда  Сизов  и Демин уже  направились  было к  выходу,  на столе вновь
зазвонил телефон. Генерал вернулся.
  До Демина долетели слова комдива:
  -- Да, сейчас буду!

4

  Вечером разведчики  выстроились у  своего  блиндажа.  Ждали Пинчука. Он
почему-то задерживался.
  -- Небось кресало свое потерял,-- высказал предположение Семен.
  Красный и  вспотевший, Пинчук выполз из блиндажа.  Встал в строй. Начал
оправдываться:
  -- Мабуть, цилу годыну шукав...
  -- Что шукав-то?
  -- Та кресало ж!
  -- Хо-хо-хо!
  -- Ха-ха --ха!
  Марченко,   пeрeждав   первый   приступ  солдатского   хохота,  сердито
остановил:
  -- Ну, довольно. Сдать документы старшине!
  Уваров  ждал  этой  минуты с  какой-то смутной  тревогой.  Ему  впервые
приходилось  расставаться со своим  комсомольским билетом, и это  было очень
тяжело. Без него он вдруг почувствовал  себя каким-то опустошенным, невольно
хватался за карман и не находил там привычной маленькой книжечки.
  Сдали свои  партийные  билеты  Шахаев  и  Пинчук. Аким  отдал дневник и
красноармейскую книжку: больше у него  ничего  не было.  Сенька тоже передал
свой комсомольский билет.  Теперь  все  были  сосредоточенно-серьезны.  Даже
Семен. Разумеется,  настолько,  насколько могла  быть серьезной его курносая
физиономия.
  Поправив  за  спинами мешки,  взволнованные  и  молчаливые,  разведчики
тронулись в путь.
  Старшина долго  смотрел им вслед. Взгляд его остановился на документах,
еще теплых от солдатских рук. Он бережно положил документы в полевую сумку и
еще раз посмотрел вслед уходящим разведчикам.
  Темнело. На небе появились  первые звезды.  Стрельба на  передовой, как
всегда к  ночи, усиливалась.  Где-то  у  генеральского  блиндажа  рассыпался
гортанной  трелью неисправимый  оптимист-скворец. А  ведь  пострадал  и  он,
насмешник горластый.  Прилетел к пустому месту: ветлу, к вершине которой был
прикреплен  его  домик,  спилили  дивизионные саперы. Теперь певун устроился
где-то в дупле.
  Траншеи глубокие -- можно было идти в  полный рост. Но для Акима  и они
были  мелки.  Тот  и сейчас шел пригнувшись.  Это  очень неудобно  -- болела
спина. Порой терпение покидало Акима, и тогда его голова в каком-то облезлом