- Я поеду в экспедицию, - сказала Анна. - Горы сворачивать.
   - Шею сворачивать!  -  рассердился  хранитель.  -  Вся  надежда  была  на
материалы Гудошникова. Где они?
   - Вам лучше знать... Вы ходили к Гудошникову.
   - А может, и вы сходите? Пожалуйста! Заодно  полюбуетесь,  в  чьих  руках
теперь собрание. Он с ружьем возле него сидит.
   - В таком случае чего же волноваться? - усмехнулась Анна. - Никакие  воры
не страшны...
   - Он! Он сам страшен! - возмутился хранитель. - Дошло до вас, нет?
   - Дошло, - согласилась Анна. - Поеду искать скиты.
   Аронов устало опустился в кресло, хотел  было  плюнуть,  но  опомнился  и
сдержался. Екатерина Ивановна включила пылесос и  начала  утюжить  следы  на
ковре, оставленные хранителем. Обманчивый рассеянный свет падал  на  лица  и
кожаные переплеты книг. Определить, который час, было невозможно.  Вместе  с
температурой и влажностью здесь замирало и время.
   Отдел редких книг и рукописей начинался  в  свое  время  с  пожертвования
именитого купца Окоемова. Университет еще только строился, а со всех  концов
России уже шли посылки с книгами и  учебными  пособиями  от  промышленников,
купцов и аристократии. Окоемов на строительство десять тысяч рублей  отвалил
- сумму по тем временам немалую. Жил бы себе со спокойной душой да  торговал
пушниной и мануфактурой, но нет же, заело, что обошел его  Строганов.  Кроме
денег,  прислал  тот  книг  чертову  прорву,  и  все,  по  слухам,  дорогие,
старинные. Где уж там тягаться купцу с хозяином Уральского камня, но Окоемов
места  себе  не  находил.  Среди  сибирских  купцов  он  считался  человеком
просвещенным, передовым, поскольку держал книжный магазин и несколько  лавок
по  малым  городам.  Правда,  лавки  эти  зачастую  торговали  канцелярскими
товарами, мылом и шпалерой, поскольку возить книги в Сибирь  было  накладно,
но это не меняло сути. Говорят, однажды на заседании  строительной  комиссии
Окоемова шибко раздразнили и разозлили: вот, мол, Строганов  с  Урала  книги
шлет, а местный просветитель, можно сказать, патриот Сибири, денег дал и  на
этом заглох. И про мыло, про шпалеру в книжных лавках напомнили. Окоемов был
человек заводной, горячий (по этой причине перед революцией разорился в  пух
и прах), шапку - об пол, рубаху на груди - до пупа и при всем честном народе
бухнул: крест нательный  заложу,  а  книги  университету  пожертвую,  да  не
какие-нибудь - самые дорогие, самые редкие.
   Но клятва-то клятвой, а книг взять негде. Поехал Окоемов в  Москву,  стал
ходить по знающим людям, пытать, где можно купить библиотеку. Месяц пороги у
именитых дворян обивал и нашел-таки.  Подвернулся  ему  граф  из  богатейшей
когда-то фамилии. Граф служил на железной  дороге,  снимал  шесть  комнат  в
доходном доме,  и  две  из  них  были  сплошь  заставлены  книгами.  Графиня
преподавала на женских курсах, жили на одно  жалованье.  Если  б  не  титул,
Окоемов долго бы и не кланялся,  сумел  бы  деньгами  уломать.  Однако  граф
оказался человеком с гонором: дескать,  семейные  реликвии  предками  беречь
наказано, а потому библиотека не  продается,  и  он,  светлейший,  не  таких
купцов со двора гнал. Графиня же, как только  услыхала  сумму,  что  Окоемов
предложил, зудеть начала: уступи, продай. Служанку наймем, да и  мясо  нынче
дорогое. И сдался граф, но цену заломил - в глазах потемнело. Больно дорогие
книги-то, твердит, старинные, многими поколениями собранные.  Таких  теперь,
может, всего несколько штук есть во всей  России.  Отсчитал  купец  двадцать
тысяч с лишком, сунул в графские руки и погрузил библиотеку на семь  подвод.