с  сестрой сидели за  столом,  на  котором альбомы,  краски,  кисти,  вода в
баночке,  цветные карандаши.  Перед  приходом гостей  мы  точили  карандаши.
Рисовали мы с  сестрой много,  и,  чтобы не отрывать взрослых от дела,  сами
научились точить карандаши.  Нам  было  тогда  немногим больше пяти  лет,  а
Лузочке чуть меньше.
     Лузочка стоит рядом, мы смотрим друг на друга, совершенно счастливые, и
смеемся.  Тихо,  комната полна солнцем,  еще только утро,  а мы уже вместе и
впереди целый день.  И  не  зная,  что делать от  радости,  я  взяла бритву,
провела ею по воздуху и говорю:
     - А вот мы сейчас разрежем эту прекрасную матроску!
     - А вот не разрежем!  -  понарошку пугается Лузочка и отклоняется, и мы
все хохочем, как дурочки.
     - А  вот и  разрежем!  -  Я протягиваю руку с бритвой и провожу лезвием
возле самой матроски.
     - А вот и не разрежем!  - еще больше для вида пугается Лузочка и мы все
трое хохочем еще громче.
     - А вот и разрежем!
     - А вот и не разрежем!
     И  вдруг  матроска у  меня  под  рукой  распалась,  стала  видна тонкая
Лузочкина шея и белая аккуратная нижняя рубашечка.  Круглые проймы лежали на
двух  тонких  косточках,  которые мы  на  тогдашнем уровне  знания  анатомии
называли ребрами и лишь потом узнали, что это ключицы.
     Раздался такой дружный рев,  что взрослые мигом очутились рядом. Когда,
наконец,  силком  оторвали мои  руки  от  лица,  я  увидела сестру,  которая
печально глядела на меня и Лузочку, тонкими руками прижимавшую края матроски
один к  другому,  как будто они могли срастись.  Губы у  Лузочки дрожали,  а
глаза, полные слез, с великой жалостью были устремлены на меня.
     Тетя Нюра взяла дочку за руку и тихо увела домой.
     Вечером (мы  уже  легли спать) вернулись с  работы наши родители,  и  я
слышала негромкий долгий разговор на  кухне.  Потом Матрешенька поднялась на
пятый этаж к  тете Нюре,  а  когда вернулась,  я  услышала ее  шепот:  "Нет,
говорят, никаких денег не надо. Это же, говорят, дети. Они нечаянно..."
     Лузочка изредка носила эту матроску,  но в  будни,  а  не в  праздники.
Кофточка была очень аккуратно зашита. Только все равно был виден длинный, от
воротника до пояса, шов. Ведь материал был тонкий, блестящий, чистая шерсть.


        "МОЙ ОТЕЦ - ПИЛОТ"

     Мы с Наташей сидели в детской и слушали детскую передачу. Круглое радио
висело у  нас на  стене меж двух огромных окон.  Мы  смотрели на  него и  на
голубое небо в  окнах.  Потом радио долго и  интересно говорило о самолетах,
дирижаблях, о полетах на Северный полюс, читало стихи.
     Когда передача кончилась,  мы начали играть,  а радио сказало: "Перерыв
на пятнадцать минут".  Тогда были такие перерывы,  и мы всегда думали, что в
эти перерывы делают?  Кушают,  наверное.  Что кушают?  Наверное,  котлеты. С
макаронами или с пюре?
     И  тут я  нечаянно придумала стихотворение,  слова как-то  сами по себе
пришли в голову: