даже иногда присылал за ней и подолгу держал у себя в горнице. Я  очень  это
видел, но не завидовал милой сестрице, во-первых, потому,  что  очень  любил
ее, и, во-вторых, потому, что у меня не было  расположенья  к  дедушке  и  я
чувствовал всегда невольный страх в его  присутствии.  Должно  сказать,  что
была особенная причина, почему  я  не  любил  и  боялся  дедушки:  я  своими
глазами видел один раз, как он сердился и топал ногами; я  слышал  потом  из
своей  комнаты  какие-то  страшные  и  жалобные  крики.  Нянька  Агафья   не
замедлила  мне  все  объяснить,  хотя  добрый  Евсеич   понял,   зачем   она
рассказывает дитяти то, о чем ему и знать не надо.
     И так-неприметно устроился у нас особый мир  в  тесном  углу  нашем,  в
нашей гостиной комнате. Первые дни после отъезда отца и матери  я  провел  в
беспрестанной тоске и слезах, но мало-помалу успокоился,  осмотрелся  вокруг
себя и устроился. Всякий день я принимался учить читать маленькую  сестрицу,
и совершенно без пользы,  потому  что  во  все  время  пребывания  нашего  в
Багрове она не  выучила  даже  азбуки.  Всякий  день  заставлял  ее  слушать
"Детское чтение", читая сряду все статьи без исключения, хотя многих сам  не
понимал. Бедная слушательница моя часто зевала, напряженно устремив на  меня
свои  прекрасные  глазки,  и  засыпала  иногда  под  мое  чтение;  тогда   я
принимался с ней играть, строя городки и  церкви  из  чурочек  или  дома,  в
которых хозяевами были ее куклы; самая любимая ее игра была игра "в  гости":
мы садились по разным углам, я брал к себе одну  или  две  из  ее  кукол,  с
которыми приезжал в гости к сестрице, то есть переходил  из  одного  угла  в
другой. У сестрицы всегда было несколько кукол, которые  все  назывались  ее
дочками или племянницами; тут  было  много  разговоров  и  угощений,  полное
передразниванье больших людей. Я очень помню, что пускался в разные  выдумки
и рассказывал разные небывалые со  мной  приключения,  некоторым  основанием
или  образцом  которых  были  прочитанные  мною  в  книжках  или   слышанные
происшествия. Так, например, я рассказывал, что у меня  в  доме  был  пожар,
что я выпрыгнул с двумя детьми из окошка (то есть с двумя  куклами,  которых
держал в руках); или что на меня напали разбойники  и  я  всех  их  победил;
наконец, что в багровском саду есть пещера, в которой живет Змей  Горыныч  о
семи головах, и что я намерен их отрубить. Мне очень было приятно,  что  мои
рассказы производили впечатление на мою сестрицу и что мне иногда  удавалось
даже напугать ее; одну ночь она  худо  спала,  просыпалась,  плакала  и  все
видела во сне то разбойников, то Змея Горыныча и прибавляла, что это  братец
ее напугал.  Няня  погрозила  мне,  что  пожалуется  дедушке,  и  я  укротил
пламенные порывы моей детской фантазии. Во время отсутствия  отца  и  матери
три  тетушки  перебывали  в  гостях  в  Багрове.  Первая   была   Александра
Степановна; она произвела на меня самое неприятное впечатление,  а  также  и
муж ее, который, однако, нас с сестрой очень любил, часто сажал на колени  и
беспрестанно целовал. Новая тетушка совсем нас не  любила,  все  насмехалась
над нами, называла нас городскими неженками, и сколько я мог  понять,  очень
нехорошо говорила о моей матери и смеялась над  моим  отцом.  Ее  муж  бывал
иногда как-то странен и даже страшен: шумел, бранился, пел песни  и,  должно
быть, говорил очень дурные слова, потому что обе тетушки  зажимали  ему  рот
руками и пугали, что дедушка идет, чего он очень боялся и тотчас  уходил  от
нас. Вторая приехавшая тетушка была Аксинья Степановна, крестная  моя  мать;
эта была предобрая, нас очень любила и очень ласкала, особенно  без  других;
она даже привезла нам гостинца, изюма и черносливу, но  отдала  тихонько  от
всех и велела так есть, чтобы никто не видал; она пожурила  няньку  нашу  за