"един бог без греха и что жаль только, что у Мироныча много родни на селе  и
он до нее ласков". Я не понял этих слов и думал,  что  чем  больше  родни  у
него  и  чем  он  ласковее  к  ней  -  тем  лучше.  Не  знаю  отчего,  сборы
продолжались очень долго, и мы выехали около  полден.  Мироныч  и  несколько
стариков  с  толпою  крестьянских  мальчиков  и  девочек  проводили  нас  до
околицы. Нам надобно было проехать сорок пять верст и ночевать на  реке  Ик,
о которой отец говорил, что  она  не  хуже  Демы  и  очень  рыбна:  приятные
надежды опять зашевелились в моей голове.


ДОРОГА ИЗ ПАРАШИНА В БАГРОВО

     Дорога удивительное дело! Ее могущество непреодолимо,  успокоительно  и
целительно. Отрывая вдруг человека  от  окружающей  его  среды,  все  равно,
любезной ему или даже неприятной, от постоянно развлекающей  его  множеством
предметов,   постоянно   текущей   разнообразной    действительности,    она
сосредоточивает  его  мысли  и  чувства  в  тесный  мир  дорожного  экипажа,
устремляет его внимание  сначала  на  самого  себя,  потом  на  воспоминание
прошедшего и наконец на мечты и надежды - в будущем; и все  это  делается  с
ясностью и спокойствием, без всякой суеты  и  торопливости.  Точно  то  было
тогда со мной. Сначала смешанною толпою новых предметов, образов  и  понятий
роились у меня  в  голове:  Дема,  ночевка  в  Чувашах,  родники,  мельница,
дряхлый старичок-засыпка и ржаное поле со жницами и  жнецами,  потом  каждый
предмет отделился и уяснился, явились темные, непонимаемые  мной  места  или
пятна в этих картинах: я обратился  к  отцу  и  матери,  прося  объяснить  и
растолковать   их   мне.   Объяснения   и    толкования    показались    мне
неудовлетворительными,  вероятно,  потому,  что  со  мной  говорили  как   с
ребенком, не замечая  того,  что  мои  вопросы  были  гораздо  старше  моего
возраста. Наконец я обратился к самому  свежему  предмету  моих  недоумений:
отчего сначала говорили об Мироныче, как о человеке  злом,  а  простились  с
ним, как с человеком добрым? Отец с матерью старались растолковать мне,  что
совершенно добрых людей мало на  свете,  что  парашинские  старики,  которых
отец мой знает давно, люди честные и правдивые,  сказали  ему,  что  Мироныч
начальник  умный  и  распорядительный,   заботливый   о   господском   и   о
крестьянском деле; они говорили, что, конечно, он  потакает  и  потворствует
своей родне и богатым  мужикам,  которые  находятся  в  милости  у  главного
управителя, Михайлы Максимыча, но что как  же  быть?  Свой  своему  поневоле
друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что  Мироныч  хотя  гуляет,
но на работах всегда бывает в трезвом виде и не дерется без  толку;  что  он
не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской,  а  наживает
большие деньги от дегтя и кожевенных  заводов,  потому  что  он  в  части  у
хозяев, то есть у богатых парашинских  мужиков,  промышляющих  в  башкирских
лесах сидкою дегтя и покупкою у башкирцев кож  разного  мелкого  и  крупного
скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да  они  богаты  и  получают
большие барыши. В заключение старики просили, чтоб  Мироныча  не  трогать  и
что всякий другой на его месте будет  гораздо  хуже.  Такое  объяснение,  на
которое понадобилось еще  много  новых  объяснений,  очень  меня  озадачило.
Житейская мудрость не может быть  понимаема  дитятей;  добровольные  уступки
несовместны с чистотой его души, и я никак не мог примириться с мыслью,  что
Мироныч может драться,  не  переставая  быть  добрым  человеком.  Наконец  я