чтоб я не подбежал к берегу и не упал в воду, а как сестрица моя к  реке  не
пойдет, то приказала ей остаться,  а  мне  переодеться  в  лучшее  платье  и
отправляться  в  гости.  Скоро  приехала  щегольская   коляска,   заложенная
четверкой, с форейтором и  с  двумя  лакеями.  Мы  с  отцом  довольно  скоро
переоделись; мать, устроив  себе  уборную  в  лубочном  балагане,  где  жили
перевозчики, одевалась долго и вышла такою нарядною, какою я очень давно  ее
не видел. Как она была хороша, как все ей шло к  лицу!  Перебирая  в  памяти
всех мне известных молодых женщин, я опять решил, что нет  на  свете  никого
лучше моей матери!
     Посередине  большой  площади,  с  двух  боков   застроенной   порядками
крестьянских  изб,   стояла   каменная   церковь,   по-тогдашнему   новейшей
архитектуры. Каменный двухэтажный дом, соединяющийся  сквозными  колоннадами
с флигелями,  составлял  одну  сторону  четырехугольного  двора  с  круглыми
башнями по углам. Все  надворные  строения  служили  как  бы  стенами  этому
двору; бесконечный старый сад, с прудами и речкою, примыкал к нему с  одного
бока; главный фасад дома выходил на реку Черемшан.  Я  ничего  подобного  не
видывал, а потому был очень поражен и  сейчас  приложил  к  действительности
жившие в моей  памяти  описания  рыцарских  замков  или  загородных  дворцов
английских лордов, читанные мною  в  книгах.  Любопытство  мое  возбудилось,
воображение  разыгралось,  и  я  начал  уже  на  все  смотреть  с  ожиданием
чего-нибудь необыкновенного.
     Мы въехали  на  широкий  четвероугольный  двор,  посреди  которого  был
устроен мраморный фонтан  и  солнечные  часы:  они  были  окружены  широкими
красивыми  цветниками  с  песчаными  дорожками.   Великолепное   крыльцо   с
фонарями, вазами и  статуями  и  еще  великолепнейшая  лестница,  посередине
устланная  коврами,  обставленная   оранжерейными   деревьями   и   цветами,
превзошли мои  ожидания,  и  я  из  дворца  английского  лорда  перелетел  в
очарованный замок Шехеразады. В зале встретил  нас  хозяин  самого  простого
вида,  невысокий  ростом  и  немолодой  уже  человек.   После   обыкновенных
учтивостей он подал руку моей матери и повел ее в гостиную.
     Обитая бархатом или штофом мебель из красного дерева с бронзою,  разные
диковинные столовые часы, то в брюхе льва, то в голове человека,  картины  в
раззолоченных рамах - все было так богато,  так  роскошно,  что  чурасовское
великолепие могло назваться бедностью в сравнении с Никольским дворцом.  При
первых расспросах, узнав, что мать оставила  мою  сестрицу  на  месте  нашей
кормежки, гостеприимный хозяин стал  упрашивать  мою  мать  послать  за  ней
коляску;  мать  долго  не   соглашалась,   но   принуждена   была   уступить
убедительным и настоятельным его просьбам. Между тем Дурасов  предложил  нам
посмотреть его сад, оранжереи  и  теплицы.  Нетрудно  было  догадаться,  что
хозяин очень любил показывать  и  хвастаться  своим  домом,  садом  и  всеми
заведениями; он прямо говорил, что у него в Никольском  все  отличное,  а  у
других дрянь. "Да у меня и свиньи такие есть, каких здесь не видывали; я  их
привез в горнице на колесах из Англии.  У  них  теперь  особый  дом.  Хотите
посмотреть? Они здесь недалеко. Я всякий день раза  по  два  у  них  бываю".
Отец с матерью согласились, и мы пошли. В самом деле, в глухой стороне  сада
стоял красивый домик. В передней комнате жил скотник и скотница,  а  в  двух
больших комнатах жили две чудовищные свиньи, каждая  величиною  с  небольшую
корову. Хозяин ласкал их и называл какими-то именами.  Он  особенно  обращал
наше внимание на их уши, говоря: "Посмотрите на уши, точно печные  заслоны!"
Подивившись на свиней, которые мне не понравились, а  показались  страшными,