хватит, то ли нет... Тяжко придется..."

     По утрам полынь над арыками покрывалась бородками инея и густо посыпала
землю приморо-женными шариками семян. Временами выпадал снег. Овцы ходили  с
мокрой шерстью, дымящейся  буроватым  навозным  паром.  За  ними  неотступно
летали сороки, нагло высматривая  облезлые  бока  овец.  Зима  приближалась,
туманная, хмурая... А войне не видать ни конца ни края,  все  больше  народу
уходило на фронт.
     На этот раз отправляли самых молодых, которым только  что  вышел  срок,
совсем еще безусых ребят.
     - Ботомбыстро вошли в рост. Теперь вот едут на войну, не вкусив радостей  жизни.  О
пропащий герман, смерти на тебя нет!  -  горестно  приговаривали  старики  и
старухи, постукивая клюками возле бричек, остановившихся у двора,  где  пили
бозокелин. Беспрерывно хлопали двери бозокерской  кибитки,  слышны  были  пьяные
голоса поющих. Их пение хватало за сердце:  слышались  в  нем  и  печаль,  и
решимость, и пьяная удаль, и раздумье.

          
     Старухи отжимали слезы с ресниц:
     - Эх, родненькие, пусть скорей придет день, когда мы снова услышим ваши
песни!..
     Сейде тоже была здесь, среди  молодых.  Еще  утром  ее  любимый  кайниДжумабай пришел навеселе.
     - Собирайся, джене     Не хотелось Сейде обидеть парня, но все же она  попыталась  отказаться:
молола в это время на джаргылчаке     - Неудобно мне идти туда, ты не обижайся. Я провожу вас на улице...
     - Как это неудобно? Ты же меня провожаешь, своего кайни... Нет, пойдем,
ради Исмаил-аке пойдем. Может быть, он сейчас в самом  пекле  войны...  Если
приведется  встретиться  на  фронте,  скажу:  сама  меня  провожала,  привет
передам... Чем я хуже других? Всех провожают родные, а я что?..
     Сейде не нашлась, что ответить, смутилась - даже Джумабай это заметил:
     - А что, стыдно стало? Ну, то-то! Идем...
     И вот она сидит в доме бозокерапровинилась перед всеми. Забившись подальше в угол, она прикрыла рот платком
и молчит.
     Насколько дорог тебе человек, это со всей  остротой  чувствуешь  только
при расставании. Вот эти парни, которые завтра глянут в глаза смерти, сейчас
гомонят перекидываются шутками, поют и, может быть,  именно  поэтому  близки
как никогда. В эти минуты они думали не столько  о  себе,  о  своей  судьбе,
сколько о людях, остающихся в аиле, и  желали  им  на  прощание  здоровья  и
счастья: и только за это одно хотелось сделать  для  них  что-то  большое  и
хорошее, всю душу свою отдать.
     Вот Джумабай, пунцовый, забавно хмельной от  бозо,  поднялся  с  кошмы.
Поглядеть на него - все еще нескладный, угловатый подросток. Он взял в  руку
чашу с бозо - пришел его черед спеть на прощанье.