конкретный герой, фамилия которого  на  самом  деле  Берсенев,  у  Бунина  -
актриса Сосновская - в жизни - реальная актриса Виснов-ская: писатель  берет
за основу произведения факт, имевший  место  в  действительности,  при  этом
степень  его  писательского  вмешательства  такова,  что  ему   удалось   не
переборщить с домыслами. Спрашивается: "Дело корнета Елагина" - рассказ  или
очерк? По степени достоверности, не сомневаюсь в этом  ни  на  секунду,  это
настоящая  документалистика.  Во  всяком  случае,  я  верю  происходящему  в
художественном  рассказе   Бунина   больше,   чем   "правде"   иных,   мнимо
документированных, современных повестей о реально существующих людях.
   Можно продолжить  перечень  авторов  из  далекого  и  близкого  прошлого,
заложивших  -  не  сегодня,  а  вчера!  -  основы  правдивой   отечественной
литературы.  В  этот  перечень  вошли  бы  А.  Радищев  с  "Путешествием  из
Петербурга в Москву", А. Пушкин с "Капитан-ской дочкой",  Ф.  Достоевский  с
"Записками из Мертвого дома", Г. Успенский с "Нравами Растеряевой улицы", А.
Чехов  с  "Островом  Сахалин",  А.  Гончаров  с  "Фрегатом   "Паллада",   А.
Серафимович с "Железным потоком", Д. Фурманов с "Чапаевым", Н. Островский  с
"Как закалялась сталь", А. Макаренко с "Педагогической поэмой", А. Фадеев  с
"Молодой гвардией", Б. Полевой с "Повестью о настоящем человеке", В. Овечкин
с "Районными буднями", А. Твардовский с поэмой "За далью - даль" и т. д.
   Это - беллетристика? Документалистика? Волнует  ли  нас,  читатель,  мера
вымысла в этих произведениях?  Мы  взволнованы  степенью  их  достоверности,
уровнем их художественности!
   "Начиная с "Мертвых душ" Гоголя и  до  "Мертвого  дома"  Достоевского,  -
писал Л. Толстой, -  в  новом  периоде  русской  литературы  нет  ни  одного
художественного  произведения,  немного  выходящего   из   посредственности,
которое бы вполне укладывалось в форму романа, поэмы или повести" [3].
   Нет,  не  сегодня   родился   жанр,   который   можно   условно   назвать
"документальной  прозой"  или  "художественной  документалистикой".  В  силу
некоторых исторических причин он мог иметь взлеты  и  падения,  стало  быть,
надо считать, что нынче этот жанр всего лишь возрождается, и  не  на  пустом
месте. У него - свои законы и традиции, уже давно сложившиеся.
   В. Шкловский прав, когда говорит, что  "деятели  искусства  опираются  на
творческий опыт предшествующих поколений, на существующую  форму,  наследуют
их. Но в старой форме, - говорит он далее, - не всегда можно выразить  новое
содержание. Старая форма не остается неизменной, а развивается, обогащается.
Действительные причины этих поисков всегда  коренятся  в  новом  содержании"
[4].
   Когда и почему появилась в нашем обществе потребность в новом  содержании
документальной литературы, мы уже говорили. Так или иначе, но жанр  живет  и
его популярность несомненна. Печалит лишь то обстоятельство, что,  увлекаясь
теоретическими спорами о месте и значении  художественной  документалистики,
далеко не все  очеркисты  пришли  к  ощущению  своей  органической  связи  с
беллетристикой, из-за  чего  слабо  используют  великое  наследие  прошлого.
Добавлю к сказанному, что лично мне глубоко импонирует  отношение  к  очерку
как к родственному прозе литературному виду. Подобно тому  как  в  смешанных
браках рождается полноценное потомство,  подобно  тому  как  на  стыке  наук
совершаются выдающиеся открытия, - подобно этому, быть может, на стыке прозы
и документалистики и рождается новый литературный жанр,  способный,  на  мой
взгляд,  обеспечить   его   истинный   расцвет,   дать   наивысший   уровень
достоверности и соответствовать возросшим требованиям современного читателя.