тельно взглянув на Зиночку, я сразу почувствовал, как сердце мое привыч-
но и сладко остановилось. Зиночка смотрела мне не в глаза, а на мои губы
тем свирепо бессмысленным взглядом, смысл которого мне хорошо был извес-
тен. Привстав на счастливо затрясшихся коленах, я на ухо сказал лихачу,
чтобы вез к Виноградову.
Было бы совершенной неправдой сказать, что за эти несколько минут,
которые потребовались, чтобы доехать до дома свиданий, меня нисколько не
беспокоило, что я болен, и что собираюсь Зиночку заразить. Тесно прижи-
мая ее к себе, я даже непрестанно об этом думал, но, думая об этом, -
страшился не ответственности перед самим собой, а только тех неприятнос-
тей, которые за такой проступок могут нанести другие. И как это почти
всегда в таких случаях бывает, такая боязнь нисколько не сдерживая от
совершения проступка, только побуждала свершить его так, чтобы никто не
узнал о виновнике.
Когда сани стали у этого рыжего с законопаченными окнами дома, я поп-
росил лихача въехать внутрь. Чтобы въехать в ворота, нужно было подать
сани назад к бульварной ограде, - но когда мы были уже в воротах, по-
лозья, шипнув, врезались в асфальт, сани стали поперек тротуара, и эти
несколько секунд, пока вязла лошадь и рывком внесла нас во двор, случив-
шиеся здесь прохожие обходили сани и с любопытством разглядывали нас.
Двое даже остановились и это заметно повлияло на Зиночку. Она как-то
сразу отстранилась, стала чужой и обиженно беспокойной.
Пока Зиночка, сойдя с саней, отошла в темный угол двора, - я, распла-
чиваясь с лихачем, который настоятельно требовал прибавку, с неприят-
ностью вспоминал, что у меня остается только два с половиной рубля, и
что, возможно, если дешевые комнаты будут заняты, мне не хватит пятиде-
сяти копеек. Заплатив лихачу и подойдя к Зиночке, я уже по одному тому,
как она шибко теребила сумочку и возмущенно дергала плечиком, - по-
чувствовал что так, сейчас, с места - она не пойдет. Лихач уже уехал и
от круто повернутых саней оставил проутюженный круг. Те двое любопытных,
что остановились при нашем въезде, теперь зашли во двор, стояли поодаль
и наблюдали. Став к ним спиной так, чтобы Зиночка их не видела, обняв ее
за плечики и обзывая ее и крошкой, и маленькой, и девочкой, я говорил ей
слова, которые были бы лишены всякого смысла, если бы не произносились
елейным голоском, звук которого, как-то сам по себе, сделался сладок как
патока. Почувствовав, что она сдается, что становится прежней Зиночкой,
хоть и не той, что так страшно (как мне показалось) глянула на меня у
Страстного, - а той, что в парке говорила "чудно, ах, как чудно", - я
нескладно и сбивчиво начал говорить ей о том, что у меня в кармане целых
сто рублей, что здесь их не разменяют, что мне нужны пятьдесят копеек,
что через несколько минут верну их, что... Но Зиночка, не дав мне дого-
ворить с пугливой поспешностью быстробыстро раскрыла свою старенькую
клеенчатую под крокодил сумочку, достала крохотный кошелечек и вывернула
его над моей ладонью. Я увидел горстку крошечных серебряных пятаков,
бывших как бы некоторой редкостью, и вопросительно взглянул на Зиночку.
- Их как раз десять, успокаивающе сказала она, и потом, жалко съежив-
шись, как бы извиняясь, стыдливо добавила: - очень долго я их все соби-