Эдмонд вновь блеснул кулинарным искусством, хотя сам он  из-за  своей
язвы съел лишь  пару  вареных  картофелин  с  пареной  морковью.  Ламбер
приготовил пунш.  Все  захмелели  от  одного  лишь  запаха.  Все,  кроме
Ламбера. - Поскольку я - абстинент,  то  могу  выпить  столько,  сколько
захочу, в  моих  внутренностях  алкоголь  теряет  силу,  -  объяснял  он
окружающим, давя комаров, которых свет торшера привлек со всей округи.
   Пери схватил газету, лежавшую рядом с ним на стуле.
   - Послушав тебя, - язвительно заметил он, - я  склонен  предположить,
что эту серию репортажей о героиновой афере написал не ты.
   - Почему ты так решил, гроза преступников?
   - Слишком толковые для тебя.
   - Не слушай его, Аристид, -  утешала  Ламбера  Симона.  -  Он  просто
завидует, что тебе удалось взбудоражить общественность.
   В свою очередь Ирэн принялась уговаривать Пери.
   - Фелисьен, брось сердиться! Писать и умно  рассуждать  у  нас  может
всякий. А вот решительно действовать... О!
   В этот теплый осенний вечер всем было  весело  у  Пери,  и  никто  из
гостей не хотел думать ни о Де Брюне, сидевшем в камере  смертников,  ни
об Авакасове, скончавшемся от кровоизлияния  в  мозг.  Три  года  спустя
Фелисьену Пери,  случайно  оказавшемуся  в  Марселе,  довелось  еще  раз
вспомнить о деле Мажене.
   Он заплутал в районе старого порта и забрел на рыбный рынок,  который
любил за его пеструю сутолоку, как  вдруг  у  него  за  спиной  раздался
громкий женский голос:
   - Эй, месье Пери, не узнаете старых знакомых?
   Он обернулся и наморщил лоб.
   За прилавком, посреди множества корзин  с  рыбой  он  увидел  тучную,
полногрудую женщину. Это была  -  Пери  не  мог  поверить  своим  глазам
некогда стройная, прекрасная Леора с Монмартра.
   Позднее, за рюмочкой аперитива, она, весело смеясь, призналась ему:
   - Знаете,  месье  Пери,  я  теперь,  что  называется,  добродетельная
супруга. Почему? Малыши и потом муж! Он на добрых  полцентнера  здоровее
меня, и, если я сострою кому-нибудь глазки, он вначале  от  души  огреет
меня дохлой треской, а  затем,  с  моим  удовольствием,  врежет  хорошую
оплеуху. Просто жуткая несправедливость,  настоящая  трагедия!  -  Леора
театрально вздохнула.