Матвей Петрович мягко, неслышно, как кошка, вскочил со стула.
     -- Внимание! -- прошептал он. --  Все документы и бумаги о походе -- на
стол!
     Он выхватил из бокового кармана несколько тонких бумажек с рядами цифр,
чертежами, рисунками и швырнул все это  на стол. Потом, бросившись в один из
углов комнаты, быстро, но тихо  выдвинул из высокой шифоньерки ящик, сгреб в
горсть все его содержимое и тоже бросил на стол.
     Крок в это  время дрожащими руками  шарил  в своих  карманах,  доставая
оттуда  бумажки.  Его  движения  совсем  не  были похожи на быстрые, четкие,
уверенные  движения  Матвея  Петровича.  Крок  беспорядочно  хлопал  себя по
карманам, хватал  со  стола то одну, то другую  бумагу, пробегал ее глазами,
совал  обратно в карман и через  мгновение  вновь  выхватывал оттуда,  чтобы
опять положить на стол.
     -- Вы уверены, что это...  что  это...  к нам?  -- спросил  он  глухим,
прерывающимся шепотом.
     -- Да! -- коротко  бросил Матвей Петрович и, нагнувшись, вытащил из-под
кровати большой эмалированный таз.
     В передней послышался короткий звонок. Крок пошатнулся и оперся рукой о
стул. Даже  сквозь полумрак комнаты можно было различить, как побледнело его
лицо.
     -- Бросайте все эти бумаги в таз! -- приказал Матвей Петрович.
     Крок почувствовал, что его руки сразу сделались  вялыми и непослушными.
Он захватил бумаги со  стола  и побежал с  ними к  тазу. Несколько  бумажек,
трепеща и колыхаясь, упали на пол.
     -- Вы с ума сошли! -- прошипел Матвей Петрович, подбирая бумажки. -- Вы
нас погубите!
     Раздался второй, длительный и резкий, звонок.
     --  Подожгите   бумаги  и  скорее  надевайте  плащ!  Матвей   Петрович,
обнаруживая  неожиданную силу,  начал придвигать к  дверям  тяжелый  книжный
шкаф.  Из передней  послышался  гулкий удар, другой, и потом  треск  дерева.
Спички ломались, вспыхивали и тухли в дрожащих руках Крока.
     -- Проклятие!  -- выругался Матвей Петрович.  -- Вы всегда будете таким
трусом? Давайте спички! Наденьте плащ -- и в окно! Живо!
     Шкаф уже стоял  у дверей, когда передняя наполнилась сдержанным шумом и
топотом ног. Послышался повелительный голос:
     -- Ивашев, откройте! Мы знаем, что вы здесь! В углу  комнаты  вспыхнуло
яркое пламя и на мгновение осветило сутуловатую фигуру Крока,  закутанную  в
черный широкий  и длинный, до пят, плащ, и плотную, коренастую фигуру Матвея
Петровича.
     Матвей Петрович одним прыжком очутился у стола, потушил лампу и толкнул
Крока к окну.
     -- Ваша жизнь теперь дороже моей,-- прошептал  он, вкладывая ему в руку
шнур  с  петлей.--  С  вашей  жизнью  связан  успех всего  дела,  победа или
поражение моей  родины. Спасайтесь!  Я их  задержу  здесь, сколько  смогу, и
последую за вами. Прыгайте и сейчас же дерните за петлю!
     Он  раздвинул тяжелые  портьеры и открыл окно.  В лицо пахнуло  влажной
свежестью, мелкие брызги покрыли  подоконник. Вдали, из черноты ночи, сквозь
дождь и водяную пыль, пробивались  редкие, окруженные оранжевым ореолом огни
окраинных улиц Ленинграда.
     Дверь, удерживаемая тяжелым шкафом, уже трещала под натиском.