почему-то полагая, что я непременно должен дрогнуть и послать ко всем чертям
свои принципы, не говоря уже о служебном долге.
     Я говорю с подчеркнутым дружелюбием:
     - Татьяна Ивановна,  давайте прежде всего разберемся в происшедшем. - И
поскольку в  общих чертах ситуация мне  уже ясна,  напрямик спрашиваю:  -  В
котором примерно часу он появился, этот человек?
     Она,  слегка опешив, испуганно смотрит на меня, закусив нижнюю губку, и
даже слезинки в уголках ее глаз как-то незаметно высыхают.  Потом неуверенно
говорит:
     - Часа в три...
     Я уже не даю ей опомниться:
     - Коробочка шоколадных конфет?
     - Изюм... в шоколаде.
     - Большой портфель в руках, да?
     - Да, красивый такой, черный...
     - В коричневом плаще, в летней коричневой шляпе?
     - Да...
     - Комплименты вашей внешности, шутки. Человек он живой, остроумный, так
ведь?
     - Ах, надоели мне эти комплименты, - не очень искренне вздыхает она.
     - Но он себя вел именно так? - уточняю я.
     - Ну конечно. Все мужчины себя так ведут.
     Разговор  постепенно  приобретает  иной,  нужный  мне  характер.  Я  ее
незаметно втягиваю в  такой разговор.  Она  уже  кое-что забывает и  кое-что
вспоминает о  себе.  И  прекрасно.  Нельзя только сбиться с этого тона.  Она
легко может снова вспомнить, что забыла, и забыть, что вспомнила.
     Однажды  у  меня  был  уже  такой  случай.  Та  женщина тоже  попросила
поговорить наедине.  А  потом разорвала на  себе  кофточку и  еще  что-то  и
объявила,  что сейчас начнет кричать, если я не сделаю то, что она просит. И
у меня будут большие неприятности,  потому что я,  мол, пытался использовать
свое служебное положение.  Это была уже почти истерика.  Честно вам скажу, я
тогда просто опешил.  Как я затем нашелся,  до сих пор не пойму. Никогда еще
со  мной  такого не  случалось.  Я  спокойно улыбнулся и  сказал,  чтобы она
кричала  погромче,  потому  что  всем  будет  интересно на  нее  посмотреть.
Впрочем,  некоторым будет и противно,  но смотреть будут.  Я это так сказал,
что  она вдруг расплакалась,  конечно от  досады,  от  злости,  но  кричать,
представьте себе, не стала.
     Поэтому  сейчас  я  очень  внимательно  слежу,  чтобы  такого  сбоя  не
случилось, и деловито, требовательно говорю:
     - Опишите его внешность. Подробнее только.
     И  она  вспоминает внешность  этого  человека,  одновременно наполняясь
естественным негодованием против него и все больше забывая роль, которую она
собиралась сыграть в  разговоре со мной.  Она еще не стыдится ее,  нет,  она
просто ее забывает.  Я же,  в свою очередь,  испытываю немалое облегчение от
всего этого, а главное, убеждаюсь, что она описывает того же самого человека
с портфелем, о котором не пожелала вспомнить вчера малосимпатичная Маргарита
Павловна, но которого вспомнили и швейцар, и одна из горничных.
     Так  вот  каков этот прохвост!  Он  просто стоит у  меня перед глазами,
невысокий,  худощавый,  изящно  одетый,  густые  черные  с  проседью  волосы
зачесаны назад,  брови почти сошлись на переносице, тонкий прямой нос, яркие